Незаурядная Маша Иванова

Мария Кострова

Незаурядная Маша Иванова

© Мария Кострова, 2024

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© С. Абрамова, иллюстрации на обложку

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Глава 1. Пустой универ. Сейчас

Первое сентября. В воздухе звенело предвкушение чего-то нового. Неизведанных интересных знаний, незнакомых знаковых людей, непредсказуемых важных событий. Скоро зашуршат под ногами золотые листья. Но пока что все зелено и свежо. «Даже слишком свежо!» – подумала Маша, зябко кутаясь в розовый кашемировый палантин, который сначала и брать-то не хотела. Схватила, уже выбегая из квартиры, потому что мама кричала, мол, на дворе «не май месяц» и дочка там замерзнет. И, как всегда, оказалась права. Почему-то это странное явление – замораживание всех живых существ, имеющих смелость приступить к новому учебному году, – происходит в природе каждый год. Еще вчера солнце палило совсем по-летнему, на городских пляжах наблюдался ажиотаж, а мороженое купалось в зените своей сезонной славы. А уже сегодня Маше показалось, что по дороге к университету она видела изморозь на траве. Впрочем, может, и не показалось…

Нынешний День знаний выпал на пятницу, так что Маша сильно сомневалась, что к первой паре придет еще кто-то кроме нее. Да и ко второй тоже – все же четвертый курс бакалавриата. Все персонажи раскрыты, все расклады понятны, зачетка работает на студента. «Пожалуй, и в понедельник приползет в лучшем случае половина потока», – с этими мыслями девушка добралась до горячо любимого светло-желтого здания Лингвистического университета на Остоженке. Она обожала этот особняк не только за более чем двухвековую историю, уютное расположение и тихий сквер, но и за его противоречивость, так откликающуюся девичьей душе. Фасад трехэтажной усадьбы сочетал в себе классический портик из десяти белых колонн с коринфскими капителями, львиные маски в обрамлении окон, лепные розетки и – неожиданно, но органично – огромный советский герб, появившийся здесь после революции. Маше казалось, что каждый человек на планете – немножечко этот особняк, ведь в нас перемешаны истории предков, установки родителей, личный опыт и убеждения современников. Без всего этого мы уже будем не мы, и отделить одно от другого, сказав, что какая-то деталь важнее, а какая-то вовсе не нужна, невозможно. Выдернешь что-то – и вот уже прекрасное здание уникальной личности перекосилось и угрожающе накренилось в сторону небытия.

Маша поднялась на второй этаж и свернула налево. Переводческий факультет встретил ее полной тишиной, если не считать стука каблучков ее новеньких бежевых ботильонов о видавший виды старинный паркет. Высокая коричневая дверь, неподвластная движению лет и пропитанная солью слез студентов всех времен, была плотно закрыта. Девушка подергала ручку – не открывается. Кажется, первое сентября, выпавшее на пятницу, решили проигнорировать не только студенты, но и преподаватели.

– Никого? – раздалось за Машиной спиной, отчего она чуть не подпрыгнула.

Катька Котова, а это была именно она, – высокая темноволосая однокурсница с острым носиком и таким же языком, всегда умела взбодрить.

– Ты зачем подкрадываешься? – Маша все еще держала руку возле сердца, ощущая подскочивший пульс.

– Даже не думала. Просто я в кроссах, вот ты и не услышала шагов, – легко оправдалась девушка. – Ну что, будем ломиться во все двери или лучше кофе попьем?

– Кофе. И погорячее. Я пока сюда дошла, чуть не окоченела.

Катя окинула подругу цепким взглядом карих глаз: русые волосы до плеч, яркие голубые глаза, минимум макияжа, только обычно нежно-розовые пухлые губы и правда отдавали синевой.

– Ну а что ты в платье-то легком приперлась? – не церемонясь, спросила однокурсница. – Где куртка или плащ? – Сама она была одета в темно-синие джинсы, легкий белый свитер и вполне себе теплую кожаную куртку.

– У меня вот, палантин… – Маша плотнее замотала вокруг плеч мягкий широкий шарф.

– Палантин хорош для теплых южных вечеров, а для московской осени категорически не подходит.

– Завтра опять обещали потепление.

– Да? Вот и отлично. Посидим в кафе до завтра, – хихикнула Катя и отправилась в сторону выхода.

В доме через дорогу за большими видовыми окнами манили теплом желтые круглые светильники. Официанты разносили на подносах источающие пар прозрачные чайники с напитками всех цветов и вкусов: облепиховые, манго, мятные; маленькие чашки с крепким кофе и высокие стаканы молочного латте с пенкой.

– Надо было сразу сюда идти. – Маша сидела за небольшим столиком у окна и блаженно улыбалась, обняв руками горячий чайник чая с чабрецом, который перед ней только что поставила официантка.

– Надо было сегодня вообще не приходить, – резонно заметила Катя, отхлебывая из гигантской плошки с ручкой, именовавшейся в меню скромным словом «чашка», до краев наполненной капучино с корицей. – Ну что, как прошло лето?

– В целом неплохо. Папе удалили аппендицит. Теперь он говорит, что чувствует, как его внутренние органы борются за освободившееся место. Мама два месяца после операции хлопотала возле него, баловала. Устала и просится на море.

– Ну а ты? Много мужчин в себя влюбила?

Маша задумалась. Она уже давно перестала считать количество пристальных взглядов, смелых предложений и навязчивых приглашений со стороны противоположного пола. Даже, кажется, стала меньше замечать всю эту суету. Наверное, это стало рутиной, и теперь, чтобы Маша обратила на парня внимание и запомнила его, тому нужно сделать что-то по-настоящему необычное.

– Девушка, это вам, – вывела Машу из задумчивости официантка. Она протягивала ей клочок белой бумаги и стакан апельсинового сока.

Маша кивнула, принимая подарок.

– Что там? – вытянула шею Катя, когда подруга раскрыла записку.

«Ты – словно яркий солнечный луч на пасмурном небе. Можно подойти?» – прочла Маша.

– От кого это? – спросила она у официантки.

– Вон от того мужчины.

Девушка указала на столик в дальнем углу, откуда им помахал усатый мужчина средних лет, одетый в строгий синий костюм в едва заметную белую полоску. Усатик радостно улыбнулся, сверкнув такими белыми зубами, что в их керамической природе не осталось ни малейшего сомнения. Одними губами мужчина повторил свой вопрос: «Можно?»

Маша отрицательно покачала головой. Улыбка на лице мужчины погасла.

– Я уж за лето и забыла, как это бывает, когда с тобой в общественных местах появляешься, – задумчиво протянула Катя, отхлебывая капучино. – Машка, какая ж я тупица! – она вдруг ударила себя по лбу.

– Подумаешь, усы не вытерла от пенки! Что сразу тупица-то?

– Да я не об этом. Кстати, спасибо, что сказала. – Девушка вытерла рот салфеткой. – Мне ж Никита предложение сделал!

Маша застыла с поднесенной к губам чашкой. Отношения Кати и Никиты длились вот уже три года. Парня однокурсницы она никогда не видела, но об их истории, в которой были взлеты и падения, страсти и показное равнодушие, была наслышана. И Маше казалось, что еще недавно не было даже никакого намека на то, что все это может обернуться свадьбой.

– Поздравляю! Ты сказала «да»?

– Ну, вроде… – однокурсница как-то странно на нее смотрела. – А вот теперь думаю: что, если ему попадется такая, как ты? Мимо которой сложно пройти, не влюбившись?

– Таких больше нет, – весело отмахнулась Маша, – стой. Ты что, серьезно?

– Более чем.

– Если боишься, можешь не приглашать меня на свадьбу.

– Ну уж нет. Мир тесен. Не на свадьбе, так еще где-нибудь увидитесь. И – пиши пропало.

– Кать, ну ты что? Ты же знаешь, процент влюбляющихся-то невелик! Особенно если только мельком увидеться и не общаться. Если я его встречу, максимум поздороваюсь – и деру! Обещаю.

– А знаешь что… – кажется, Катя ее не слушала и продолжала смотреть с прищуром. – Лучше познакомься с ним до свадьбы. А еще лучше – сходите куда-нибудь вместе.

– З-з-зачем? – Маша почувствовала подвох.

– Чтобы я точно знала, чего от него ожидать. Любит ли он меня по-настоящему? Настолько, чтобы не страшно было замуж за него пойти.

– Сурово ты с ним, Кать.

– Нормально.

– Я против. Никуда я с твоим Никитой не пойду.

– А я говорю – пойдешь! – сказала, как отрезала, Катька и отхлебнула большой глоток кофе, снова пропечатав на верхней губе пенкой залихватские усы. Почти такие же, какие носил мужчина в синем костюме в едва различимую белую полоску, грустно уткнувшийся в свой планшет за столиком в углу.

Глава 2. Сепарация подруги. Сейчас

После вчерашней встречи с Катей, которая ни в какую не принимала отказ от идеи проверять своего будущего супруга на стойкость, Маша решила провести выходной в компании Олеси и попросить ее мудрого совета. Они дружили еще со школьных времен и, даже поступив в разные вузы, никогда не теряли друг друга из вида.

Когда утром Маша позвонила подруге и собралась попросить ее об услуге, выяснилось, что Олесе тоже срочно нужна помощь. Девушка решила наконец сепарироваться от родителей. Проще говоря, переехать. За неделю Олеся подобрала для себя небольшую съемную квартирку в том же районе («к маме на борщ заходить – святое дело») и запланировала на выходные упаковку вещей в коробки с дальнейшей их доставкой на новое место жительства.

– Это ты тоже берешь с собой? – Маша сидела на полу Олесиной комнаты, изобилующей девичьими элементами декора, и аккуратно складывала в картонную тару безделушки, некогда стоявшие на небольшом изящном розовом комоде возле кровати. Вопрос возник относительно выцветшего на солнце мятого чека, вставленного в небольшую белую рамку под стекло.

– Конечно! – отозвалась подруга с жаром. – Это же чек за первую брендовую вещь, которую я купила сама, без помощи родителей.

– Да? – Маша пристальнее вгляделась в столь знаковый фискальный документ. – А где деньги взяла?

– Накопила с подарков на дни рождения.

– Неплохо… – Маша попыталась разглядеть, на что именно были потрачены скопленные Олесей деньрожденческие купюры, но время и ультрафиолет не пожалели ни букв, ни цифр на памятном клочке бумаги.

Девушка всегда удивлялась любви подруги к шопингу, желанию обладать брендовыми (и не очень) вещами, стремлению быть в тренде. Сама она таким похвастаться не могла. Наверное, поэтому Маша мечтала переводить книги на французский язык, а Олеся – деньги на всякую ерунду. Однажды Маша спросила подругу, которая, кстати, и учиться-то пошла на товароведа, чтобы потом работать менеджером по закупкам (само собой, оптовым), зачем она живет? На что та не задумываясь ответила, что видела классную кофточку на витрине бутика в Третьяковском проезде и хочет ее купить. «Все умозрительное – фикция, – философствовала тогда Олеся. – А кофточка – мягкая и всамделишная». И в ее словах подруга признала наличие сермяжной, а точнее хлопчатобумажной, правды.

Маша бережно положила рамку в коробку, встала на ноги и размяла затекшую спину.

– А как мы все это потащим? – кивнула она на сложенные вдоль стенки коробки, уже нагруженные личными вещами, одеждой и обувью переезжающей девушки.

– Ну… я думала, что парня какого-нибудь попросим.

– Какого?

– Какого-нибудь покрепче.

– А где мы его найдем?

– Как где? На улице! Я тебя поэтому и позвала. Сейчас пойдем прогуляемся, встретим какого-нибудь молодого человека, а лучше двух. Ты их околдуешь, попросишь тебе помочь – и дело в шляпе.

Маша вытаращилась на подругу.

– Ты хочешь использовать мою способность влюблять мужчин для того, чтобы сэкономить на грузчике?

– А что такого?

– Я все чаще чувствую себя микроволновкой.

Маша вздохнула и снова плюхнулась на пол рядом с коробкой.

– В смысле?

– Знаешь, у нее ведь много функций – и разморозка, и гриль – а все используют ее только для того, чтобы разогревать еду.

– Э-э, что-то я не улавливаю…

– Я ведь разносторонняя личность, понимаешь? С кучей разный особенностей, заветных желаний, разнообразных целей… А всем от меня нужен только мой дар.

Олеся присела рядом, расправила юбку-солнце своего дорогого синего бархатного платья, которое так шло к ее большим серым глазам, и виновато посмотрела на подругу.

– Ты права. Прости. Это очень эгоистично с моей стороны – заставлять тебя растрачивать свою уникальную способность на такие мелочные цели.

– Не будем искать парня покрепче?

– Не будем. Сами перетаскаем.

Маша скептически посмотрела на подругу, перевела взгляд на внушительную стопку коробок и обратно.

– Ты ж так до завтрашнего вечера не переедешь!

– А куда спешить? – хмыкнула Олеся.

Сбрасывая с рук на пушистый белый ковер, лежащий по центру небольшой, но уютной студии – нового жилища Олеси – очередную коробку с ее вещами, Маша малодушно подумала, что уже и сама не прочь поискать на улице какого-нибудь крепкого парнишку. В конце концов, вдруг он окажется ее судьбой и дар будет использован не ради баловства, а ради самого что ни на есть настоящего человеческого счастья.

Маша тряхнула головой, отгоняя эту подлую мыслишку. В конце концов, осталось сгонять еще пару-тройку раз туда и обратно, и переезд будет завершен. Представив, что после этого нужно будет вскрывать все коробки и расставлять вещи по новым местам, Маша застонала.

– Ты чего? Руки болят? – участливо спросила Олеся. Она тоже выглядела не лучшим образом: длинные белые волосы неопрятно разметались по плечам и спине, а часть прядок и вовсе прилипла к вспотевшему лицу и шее, подол бархатного платья помялся, а белые манжеты на рукавах посерели от пыли.

– Может, сделаем перерыв?

– Отличная мысль. Я как раз в прошлый наш рейс принесла кофемашину. Сейчас заварю нам по чашечке кофе.

– А чашки мы принесли?

– Нет… Но где-то в коробках должны быть глубокие тарелки …

– Спасибо за помощь, ты – настоящая подруга, – поблагодарила Олеся, усевшись с ногами на подоконник и попивая кофе из миски для супа.

– Не могу сказать, что делала это с большим удовольствием, но все же рада помочь, – ответила Маша, восседая на единственной в комнате табуретке. Как радушная хозяйка, Олеся предложила этот роскошный предмет мебели гостье.

– Понимаю. И знай, если тебе нужна будет моя помощь, я всегда…

– Нужна! Олеська, мне ведь нужна твоя помощь! – встрепенулась девушка. – Я с этой мыслью пришла к тебе сегодня утром, но вещи, коробки и гудящие ноги вытеснили из головы все прочее.

– Так. Говори, что случилось. – Подруга заинтригованно наклонилась вперед.

– Моя одногруппница Катя, помнишь ее?

– Высокая брюнетка с короткой стрижкой?

Маша кивнула.

– Помню.

– Так вот, она хочет, чтобы я проверила ее жениха.

Олеська неделикатно присвистнула.

– А что за жених?

– Никита. Они вместе три года, и вот он сделал ей предложение.

– Сочувствую парню.

– Почему?

– Мне кажется, Катька не особо уравновешенная. Или неуравновешенная особа – как тебе больше нравится.

– Ну, она взбалмошная, но неплохая. И как товарищ по учебе меня вполне устраивала. Пока вот не предложила мне пойти на свидание с Никитой.

– А чем она аргументировала эту необходимость?

– Своим спокойствием. Типа «нельзя выходить замуж, зная, что он в любой момент может встретиться с Машей Ивановой и влюбиться в нее без памяти».

– А если он влюбится без памяти до свадьбы – это будет лучше?

Маша пожала плечами.

– Я не знаю, что делать. В последний раз я встречалась с кем-то по заказу в десятом классе. Это плохо кончилось. Мне даже пришлось перейти в другую школу.

– Ого! Так вот из-за чего ты перешла? А я думала, из-за французского, в нашей же школе его не преподавали.

– Из-за него тоже. Но прежде всего я не могла больше видеть нашу биологичку.

– О, Людмила Георгиевна! Она всегда тебя ненавидела.

– Не всегда. Только с шестого класса, когда моя способность впервые дала о себе знать.

– То есть дар легко влюблять в себя почти всех мужчин, как мимолетно встретившихся, так и изрядно пообщавшихся, – это у тебя не с рождения?

– Я вообще не знаю, откуда он у меня. Мама даже водила меня однажды к гипнотизеру, чтобы это выяснить.

– Ого! Сработало?

– Ну, во время сеанса я вспомнила, как сижу в песочнице, а рядом чудесный кудрявый мальчик, который дает мне поиграть со своим синим совочком. Я счастливая, делаю куличики в виде паровозика, а потом приходит девочка в белых бантах, и мальчик отнимает совочек у меня, чтобы отдать ей.

– Вот гад!

– Может быть, тогда я тоже так подумала и захотела всегда нравиться мальчикам больше, чем другие девочки. Но это не точно.

– А что сказал гипнотизер?

– Попросил у мамы мой телефончик и разрешение пригласить ее дочь куда-нибудь.

Со стороны подоконника раздался гогот. От смеха Олеся подавилась кофе так, что он пошел у нее носом.

Глава 3. Снова в школу. Тогда

Это было очень волнительное утро. Родители впервые – по ее же просьбе – не пошли с Машей на школьную линейку. Правда, от теплого коричневого пальто («там же похолодало!») и вязаного белого берета («тебе очень идет!») ей все же отвертеться не удалось. До школы было не так далеко, да и шагать одной прохладным, но солнечным сентябрьским утром было весьма приятно.

– Иванова! – Олеся Новикова увидела подругу издалека и вовсю махала ей букетом огромных, чуть ли не с саму девочку, гладиолусов.

– Привет, Олесь, как дела? – спросила Маша, как только подруга и ее гигантский букет достаточно приблизились.

– Отлично. А ты тоже родаков слила?

Маша осторожно покосилась за спину: не идут ли мама с папой за ней, не услышат ли, что говорит про них Олеся? Подруга поймала ее взгляд и засмеялась.

– Да расслабься, они тебя не преследуют.

Маша кивнула и тоже рассмеялась. Как здорово было чувствовать себя взрослой самостоятельной персоной и после долгой разлуки снова встретить близкого по духу человека, с которым можно вместе от души посмеяться. А впереди! От смутного осознания краешком души, сколько волшебных приключений ждет ее на пути во взрослую жизнь, перехватывало дыхание.

Ближе к школе поток детей с цветами и портфелями становился все плотнее. Олеся даже взяла Машу за руку, чтобы они не потеряли друг друга, пока ищут свой класс и Людмилу Георгиевну с табличкой шестого «В». Впереди виднелось родное школьное бежево-желтое здание за уютным забором со столбами, увенчанными остроконечными коричневыми шляпками, напоминавшими крыши китайских пагод. Маша с Олесей протиснулись сквозь ворота в небольшой школьный двор и, отыскав глазами своих, присоединились к ребятам, ожидающим торжественной речи директора и первого звонка в исполнении крохотной девчонки-первоклашки, сидящей на плечах огромного (по сравнению с ней) будущего выпускника с тонкой полоской легких, как пух, усиков над губой.

– Маша, привет! – рядом с ухом раздался басовитый голос Пети Краснова. – Отлично выглядишь.

Маша опустила глаза и поправила берет. Настроение еще больше взлетело ввысь.

– А я? – надула губки Олеся.

– И ты тоже. Но это Маше. – Петя зачем-то вложил ей в руку деревянную палку, сверху которой красовалась фанерная табличка с надписью «6 “В”».

– Это зачем? – удивилась Маша.

– Я цветы дома забыл. Вот, дарю табличку, – улыбнулся Краснов.

Пока Маша решала, стоит ли поблагодарить одноклассника за такой подарок, табличку из ее рук резко выдернули.

– Стройсь! – проорала Людмила Георгиевна, сверкнув глазами на Машу с Олесей.

– Ладонь мне деревяшкой обожгла, – тихо пожаловалась Маша подруге.

– Может, не дарить ей цветы? – так же тихо отозвалась Олеся. – Обойдется!

– Лучше не обостряй.

– Маша, это тебе, – поблизости оказался Валя Арбузов. Он вручил однокласснице букет белых роз.

– Маша, вот, – это Ваня Богданов и его букет розово-фиолетовых астр.

– Маш, а ромашки любишь? – Олег Захаров протянул яркую и сочную, как само лето, луговую композицию.

– Люблю, спасибо… – Девочка выглядела ошалевшей. Все букеты пахли одурманивающе: розы – медом, ромашки – солнцем, астры – сказкой. Сердце Маши радостно забилось.

– Спасибо, что подержала мои цветы, – натянутая улыбка Людмилы Георгиевны больше походила на оскал. Она требовательно протянула обе руки к Маше, и той ничего не оставалось делать, как передать все подаренные ребятами букеты ей.

– В класс! – прогремела учительница, и под аккомпанемент первого звонка шестой «В» поплелся на урок.

Весь учебный год Маша пыталась наладить отношения с биологичкой. Делала все домашние задания, ходила на дополнительные уроки, выступала с докладами, но ничего не помогало. Людмила Георгиевна будто бы задалась целью извести Иванову и упорно к этому шла. Причем весьма успешно, поскольку, даже если ученик знает весь материал из учебника, всегда найдется другой учебник – из которого ученик знает не все.

Вот и сегодня со стороны учительского стола раздалось привычное «Иванова, к доске!».

– Ну что, будешь исправлять свою двойку? – Людмила Георгиевна старалась казаться ласковее, но злосчастные букеты полугодичной свежести не выходили у нее из головы.

– Буду… – пропищала Маша, встала у доски и сдула непослушную челку, упавшую ей на глаза.

В классе раздалось как минимум три очарованных вздоха. Людмила Георгиевна зыркнула на парней, но опознать, кто именно вздыхал, не смогла.

– Тема урока – лишайники. Рассказывай.

– Лишайники, – Маша напрягла память. В конце концов, не ботаникой единой жили ученики этой школы, и учить приходилось многое. Вчера, например, Маша до ночи готовила доклад по арабским племенам для исторического клуба. – Лишайники – это симбиотические ассоциации грибов и микроскопических зеленых водорослей…

– Та-а-а-к, – Людмила Георгиевна собиралась с мыслями, чтобы спросить что-нибудь не по учебнику. – Сколько тысяч видов насчитывает эта группа?

– Эта группа насчитывает… – Маша металась глазами по классу. Слава богу, Олеся, спрятавшись за учебник, показала ей сначала два пальца, а потом шесть.

– Двадцать шесть тысяч, – отрапортовала Маша.

Учительница снова коршуном всмотрелась в класс: кто подсказал? Все опустили глаза.

– Хорошо-о-о-о…

От этого «хорошо» Маше стало совсем плохо. Кажется, это было заметно по ее побледневшему лицу, потому что перед тем, как Людмила Георгиевна задала очередной вопрос, в воздух с задней парты взмыла рука Вали Арбузова.

– Людмила Георгиевна, можно выйти? – Голос у Вальки уже начал ломаться, поэтому разговаривать у него получалось немного скрипуче.

– Ну, выйди.

Валька, долговязый и длинноволосый, пошаркал мимо Машки к двери.

– Побыстрее можешь идти? – не выдержала учительница.

Валька попытался ускорить шаг и в три прыжка скрылся за дверью.

– Следующий вопрос. На какие группы делятся лишайники по внешнему виду?

– Накипные или корковые, листоватые. – Маша начала довольно бодро, но остановилась. Был еще третий вид. Маша точно знала, что был. Но какой? Она снова с мольбой посмотрела на Олесю. Та странно жестикулировала, показывая одним пальцем на свою бровь, а другим тыкая в сторону Людмилы Георгиевны. Маша, кажется, поняла намек.

– Кустистые! – радостно выдала она, ведь учительница и правда обладала выдающимися бровями, неопрятно торчавшими над глазами, словно колючие кусты шиповника.

– Хорошо-о-о-о… – противно выдохнула биологичка.

– Людмила Георгиевна, можно выйти? – руку поднял Петя Краснов. Он явно стеснялся, потому что его обычно бледное лицо сейчас сравнялось по цвету с его яркими бронзовыми волосами.

– Еще Валентин не вернулся!

– Я вернулся, – отрапортовал от двери Арбузов.

– Иди, Петя, – нехотя разрешила учительница.

Петя поплелся к двери, а Валя встречным курсом направился к своей парте.

– Следующий вопрос. – Биологичка еле дотерпела, пока Арбузов сел на место и перестал шаркать, укладывая под партой свои длинные ноги в коротких узких брюках и черных кедах. – Что такое…

Людмила Георгиевна не успела договорить, потому что в воздух взлетело сразу две руки. Богданову и Захарову срочно понадобилось выйти. Лицо учительницы пошло красными пятнами.

– Что вы сегодня засс… сс… столом посидеть не можете?! В смысле, за партой, – Кажется, женщина приближалась к нервному срыву. Впрочем, ее спас звонок. И Машу от очередной двойки, возможно, тоже.

– Иванова, – устало произнесла фамилию врага Людмила Георгиевна.