скачать книгу бесплатно
Надя взяла. Улыбнулась Алибеку.
– Фуф! – в контейнер ввалилась Юля, держась рукой за бок. – Денег не даёт. Но ты можешь сегодня в этой дублёнке до дому пойти. И завтра выходной взять.
Алибек снова провожал Надю к метро. На Наде была дублёнка: приталенная, бежевого цвета, длина – две трети бедра, на капюшоне и рукавах – меховая оторочка. Та самая, в которой Надя была как куколка. Она и сама чувствовала себя красивой. Алибек, осмелев, взял её за руку, и Надя не отняла руки.
– Я тебя старше, – только сказала она.
Он пожал плечами и всю дорогу бросал на неё такие взгляды, от которых Наде становилось неловко.
Потом она забылась и стала думать, что завтра начинается семестр. Она пойдёт в институт в новой дублёнке, подруги будут завидовать ей. Потом можно будет сидеть в тёплой аудитории, слушать лекции, а не мёрзнуть весь день на «Луже». Как это хорошо! И как не хочется больше работать на рынке. Но надо. Ещё хотя бы неделю. И тогда Надя накопит себе на юбку и на сапоги.
Соседки по комнате ещё спали, а Надя уже встала, зажгла ночник и пошла в ванную. Пока чистила зубы, рассматривала в зеркале лицо. От мороза шелушились щёки, кожа задубела, огрубели черты. Три недели, а будто целая жизнь прошла! Наде казалось, что она состарилась и подурнела. Не хотелось никуда идти. Но сходить было надо, хотя бы затем, чтобы вернуть дублёнку. Наде она так понравилась: красивая, и в ней совсем не холодно, ноги только мёрзнут, но она скоро купит сапоги. Вот бы оставить себе дублёнку!
«А ведь я могу не прийти, – подумала, одеваясь, Надя. – Они же не знают, где я живу. Да и искать не будут. Что Муссе эта дублёнка, если у него пять точек с такими? Он даже не заметит. Только вот Юля. И Алибек».
Надя представила, что будет с Юлей. Это она уговорила Муссу, значит, её он заставит платить. А Алибек? Он ведь, наверное, Надю любит. Разве можно обманывать чью-то любовь?
Она застегнула пуговицы дублёнки, опять посмотрела на себя в зеркало. В створке шкафа отражалась миловидная девушка, невысокая, с простоватыми чертами лица, в светлой бежевой дублёнке и с огрубевшими, покрасневшими кистями рук.
«Куколка», – с горечью подумала про себя Надя и втянула руки в рукава.
День на рынке проходил спокойно. Мусса после обеда уехал, с ними остался один Алибек, и никто не дёргал, не давал нелепых приказаний. Надя и Юля ели беляши, когда подошли два милиционера, один – молодой и пухлый, похожий на бывшего Надиного одноклассника, которого всегда чмырили, второй – в годах, худой, усатый и обветренный. Одетые в серые куртки с нашивками, в шапки из искусственного меха, на поясе у каждого – дубинка и кобура. У них были такие красные носы и уши, что Надя невольно хихикнула, глядя на них.
– Чего смеёмся? Или регистрация есть? – спросил усатый.
– Есть, – спокойно сказала Надя. – Я в институте учусь.
– В институте? Что же не на лекциях?
– Подрабатываю.
– Родители не помогают, что ль? Я вот своих дармоедов кормлю, пока университеты кончают.
– Документики, дамочка! – обратился молодой к Юле.
Надя посмотрела на Юлю. Та страшно побледнела и выронила беляш.
– Я сейчас принесу, они в сумке, – с готовностью отозвалась Надя.
Надя легко перепрыгнула низкий заборчик, побежала за палатку, внутрь контейнера. Подхватывая свою сумку, она сказала глядевшему на неё Алибеку:
– Там милиция. Проверяют документы.
Алибек молчал.
– Ты не знаешь, где Юлькин паспорт?
– Нет.
Молодой держал Юлю под локоть, и она стояла неловко скособочившись, будто вот-вот упадёт. Надя протянула усатому свой паспорт. Он раскрыл и стал перелистывать страницы. Наде вдруг стало страшно, что паспорт он не вернёт.
– Значит, из Тульской области?
– Да. Шахтёрский городок.
– А регистрация где?
– Да вот же она, в обложке.
Надя вытащила и подала сложенный вчетверо листок. Милиционер развернул, с минуту всматривался и вдруг сунул паспорт под мышку, а регистрацию точно посередине разорвал, сложил и ещё раз разорвал. Он складывал и рвал, пока не остались маленькие кусочки, которые он подбросил над Надиной головой, и они осыпались на неё, как крупные хлопья снега. Надя остолбенела.
– Поддельная твоя регистрация, – миролюбиво ответил он на немой Надин вопрос.
– Она была настоящая!
– В отделении разберёмся. – Он снова открыл паспорт. – Козлова Надежда Сергеевна. Пройдёмте! – И спрятал документ в карман.
Надя проводила взглядом исчезнувший паспорт.
– Это несправедливо! Регистрация настоящая была! – повторила Надя, повышая тон. – Мне её в институте делали! Верните паспорт! Я с вами не пойду! – закричала она.
– Будешь орать, – усатый приблизил к Наде своё лицо, – в участке тебя пустим по кругу.
– Что значит «по кругу»?
– Вот и узнаешь, шваль.
Молодой милиционер подтолкнул Надю дубинкой в спину. Их с Юлей повели. Странно было идти по знакомому ряду под конвоем. Продавцы будто не замечали, торговали каждый своим: кроссовками, джинсами, нижним бельём. У лохотрона, как всегда, толпились люди: шёл очередной заезд. Катилась тележка с хот-догами вдоль рядов. Толкались покупатели. Никто не обращал внимания. Да и что такого? Милиция ведёт в участок гражданок без регистрации. Ситуация привычная для всех.
– Юль, а что теперь будет?
– Наверное, Мусса крыше не заплатил. Не знаю. Заберут, будут выкуп просить. Мусса за дублёнки заплатит, а за нас самим треба.
– Сколько?
– Дублёнки – тыщ по пятьсот. Мы – за сотню, можа, больше. Или ночку посидеть. Им для галочки оформить, шо они с нелегалами борьбу ведут. А можа, пофестивалить хотят. – Юлино лицо было мрачным, при взгляде на неё у Нади сжалось горло.
– Они, падлы безнаказанные, хуже цыганей, – прошептала Юля так, чтобы только Надя слышала. – Ненавижу их!
– Стой! Стой! – их догонял Алибек.
– Пойду с азером малолетним поговорю, – сказал усатый. – Стереги потаскушек.
Алибек и усатый разговаривали недолго. Подошли.
– Эту отпускаем, – усатый протянул Наде паспорт, – азербон за неё заплатил. А ты, – он указал дубинкой на Юлю, – дублёнку снимай.
Юля посмотрела напряжённо на Надю, на Алибека. Стала расстёгивать пуговицы. Алибек виновато протянул её розовый пуховик.
– Я же говорила – ангел-хранитель. Мне, вишь, меньше свезло. – Юля всунула руки в рукава, застегнула молнию и, уходя, ещё раз взглянула на Надю. По спине Нади побежали мурашки.
Алибек уже торопливо шёл к контейнеру, в котором он даже двери толком не закрыл. Надя догнала его.
– Почему ты не выкупил её? – крикнула она и так дёрнула его за руку, что он невольно остановился и развернулся к ней. – Почему?
– Нельзя обе.
– Почему?
Алибек пожал плечами и снова ринулся сквозь толпу к торговой точке. Прямо у прилавка стояли двое парней в спортивных костюмах и расстёгнутых нараспашку куртках-пилотах. На бычьих шеях поблёскивали кресты. Какое-то новое, звериное чутьё заставило Надю остановиться и сделать пару шагов назад. Алибек, не замечая их, двинулся между контейнерами. Один из парней схватил его за плечо. Второй встал за спиной Алибека.
Надя не слышала, что говорили они Алибеку. Рынок шумел. Человеческие голоса сливались и теряли всякую человечность, превращаясь в равнодушный металлический шелест, в гул крови в ушах, в испуганные удары сердца. Зато Надя видела всё. И никто, кроме неё, не заметил, как один из накачанных парней достал из кармана штырь и, обнимая Алибека за шею, воткнул этот штырь ему в живот.
Убийцы в спортивных костюмах растворились в толпе, а Алибек стоял, опираясь о стену, держался руками за живот. Он увидел Надю и будто уцепился за неё взглядом. Глядя ей в глаза, он медленно сползал по ребристому металлу контейнера. Мимо Нади промелькнула фигура, другая, третья. Человеческий поток разъединил их. Надя ещё отступила и закричала. Но звука не было. Она открывала и закрывала рот – и отступала, пятилась, пока не задела чей-то прилавок.
– Куда ломишься! – продавщица пихнула её в спину.
Надя шарахнулась и побежала сквозь толпу, расталкивая людей и судорожно прижимая к себе сумку. Она бежала до метро. Потом – в переходе, на эскалаторе, на улице – до общежития. И только в своей комнате заметила, что в чужой дублёнке, а свой пуховик оставила в контейнере на крючке. И тут же поняла, что никогда не вернётся на этот рынок.
* * *
На пятый после ужасающего события день Надя, которая боялась выходить из комнаты, поняла, что выйти надо. От спёртого воздуха подкатывала тошнота. Одиночество и бездействие давили. Тянуло увидеть небо, вдохнуть свежего холодного воздуха. Стопкой в коробке лежали заработанные на рынке деньги, от которых хотелось поскорее избавиться. И Надя вспомнила о неосуществлённой мечте.
Центральный «Детский мир» ошеломил Надю. Всё здесь сияло, мигало и пиликало. Под высоким потолком копошились людские толпы. Человеческая незначительность ощущалась здесь ещё сильней, чем в «Лужниках», на рынке. Пока Надя бродила по запутанным коридорам между прилавками, увешанными лампами и новогодней мишурой, она думала, что рынок честней – там как-то проще. А здесь тот же рынок, только приукрашенный гирляндами, фигурками лего, игрушками в человеческий рост и золотистой пластиковой каруселью. Надю тяготила суета людей, обилие лампочек, неразбериха звуков, – всё это будто специально не давало сосредоточиться, разбирало на части, мешало ощутить себя. Хотелось сбежать. Но у неё была цель.
Надя заработала около миллиона. Что-то она отложила на жизнь, что-то уже потратила. Оставалось семьсот. Она могла бы купить себе сапоги, но мысль о рынке, куда придётся для этого поехать, вызывала спазм в горле и тошноту. И ещё ей казалось, что она заслужила нечто по-настоящему стоящее – подарок.
Куклы Барби продавались на втором этаже, целая полка блестящих коробок: Барби-принцесса, Барби-наездница, Барби – рок-звезда. Надя выбрала Барби-принцессу в розовом пышном платье, с волнистыми локонами, разложенными внутри коробки. Примерно такая была когда-то у Алины. Расплатившись на кассе, Надя на долю секунды пожалела о потраченных деньгах, но тут же стряхнула сожаления, как морок. Жизнь, как выяснилось, может быть очень короткой, и нельзя отказываться от детской мечты.
Надя принесла куклу домой, вытащила её из коробки и раздела. Это была точно такая же Барби, как десять лет назад: с узкой талией, длинными ногами, которые кукла оставляла сдвинутыми и чуть согнутыми в коленях, когда Надя усаживала её на край стола. У куклы во все стороны вертелась голова и под пластиковой кожей невидимо сгибались локти. Она была совершенством. Только Надя уже не знала, как в неё играть. Не говорить же за неё писклявым голосом, предлагая воображаемому Кену ехать на бал.
Надя смотрела на голую куклу и плакала. Было жаль себя. Надо было сделать что-то с этой куклой, как-то в неё поиграть. Надя утёрла слезы, открыла свой гардероб и достала чёрную гипюровую блузку, которую ни разу не надела в Москве. Она обернула Барби в ткань, представляя, какое могло бы получиться платье, а потом взяла ножницы и отрезала от блузки рукав.
Когда платье, чёрное, обтягивающее, с воланом на подоле, было готово, Надя сделала кукле шляпку и сумочку-клатч, нарядила и поставила на верхнюю полку, откуда не снимала до тех пор, пока не переехала из общаги на съёмную квартиру.
Но и на съёмных квартирах, которые Надя меняла примерно раз в год, в Барби никто не играл. Пока не родилась у Нади дочь. Едва научившись ходить, она подошла к шкафу и, показывая на Барби, требовательно сказала «кука», а получив её, сразу же оторвала ей голову.
Надя кое-как насадила резиновую голову на пластиковый черенок шеи и опять поставила Барби на верхнюю полку.
Открытый космос
Рассказ
Бежишь и смотришь на свои коленки, на загорелые пальцы ног, торчащие на сантиметр из сандалий, на мелькание травы, камешков, на трещины в асфальте, срывающиеся с одуванчиков парашютики, летящие вверх.
– Настёна, Настя!
Настёна любила бегать. Это весело, когда всё летит и упругий воздух податливо расступается навстречу. Жёлтое пятно от сломанной песочницы, вывернутые качели, ржавая, изогнувшаяся кобылицей горка.
– Настёна! Настя!
На полинявшей пятиэтажке их балкон был единственный незастеклённый – просто покрашенный в синий цвет, с провисшими верёвками для белья. Мать стояла и махала рукой.
– Ма, ты откуда? – крикнула Настёна, задрав голову.
– Зайди домой!
– Иду!
Привычные надписи на стенах, кошачий запах и пыльный подъездный холодок. Она взбежала на третий этаж и толкнула дверь.
– Мам, а ты чего так рано?
– Билет поменяла и приехала. Не рада?
– Рада, почему. Боюсь только, ты меня сейчас припашешь.
– Настя, что за выражения? «Припашешь»! Это Танька твоя может так говорить, а ты из интеллигентной семьи. Обедать будешь?
– Смотря что.
– Макароны по-флотски. Сварганила на скорую руку.
– «Сварганила»! Мама, что за выражения?
– Стараюсь быть на одной волне. Пошли. Я икру привезла.
– Баклажанную?
– Красную, как ты любишь.
Настёна села за стол и осмотрелась. Раковина, где почти неделю лежала грязная посуда, была пустая и чистая. Вернулась мама – и на кухне опять стало уютно.
– Как вы тут без меня, не скучали?
– Некогда было. Отец с утра на дом уходил. Или там ночевал. Я с Танькой на карьере каждый день купаюсь.
– Ясно. Морковку не прополола?
– Прополола, почему. Я ж люблю полоть.
– Знаю, – мама погладила её по голове. – Что на лето задали, читаешь?
– Блин, мам, я ещё в прошлом году прочла.
– Ты моя умница! Горжусь тобой.
– Издеваешься?
