Дай мне шанс всё испортить

– Ну, как сказать. Моего друга обвиняют в терроризме, а я только вышел из психушки, которую спалил другой мой друг. Они могли хоть немного подождать с этими заявлениями про имитация-вирус?! Хоть самую малость!

– Попей водички! Успокойся!

Она протянула ему стакан воды. Платон сделал глоток и почувствовал странный горький привкус.

– Ты меня отравить решила?

– Это всего лишь успокоительное. Тсс, только не нервничай. Ты ни в чём виноват. Ты не несёшь ответственность за его поступки. Он – это он, а ты – это ты. Тебе не нужно нести его ношу, у тебя свой тяжелый горб.

Её голос действовал на Платона успокаивающе. Она словно погружала его в транс. Ему сразу становилось легко и свободно. Бетина будто забирала на какой-то момент его негативные мысли. Платон обнял её как в тот раз на подводной ферме. Он представил, что они находятся там, что вокруг них только тонны воды. Ему захотелось снова оказаться на своей подводной лодке. «Только я и Эспрессо. И иногда Бетина…когда мне совсем хреново».

– Вот хоть какая-то от тебя польза. Ты отлично справляешься с моими паническими атаками.

– Иди ты! Ты сам с ними отлично справляешься. И убери свои громадные лапы! Мы с Олегом и Бетиной-младшей идём в театр. Привезли вам Тимьяна, он не изъявляет желания приобщаться к искусству. И выйди уже отсюда, а то Альбина с ума сойдёт, как ты. И иди поешь уже!

– А Бетину-третью, которая в животе, вы тоже к искусству решили приобщить?

– Ты невыносим.

Платон вышел в гостиную. Тимьян и Олег играли в какую-то компьютерную игру. Альбина накрывала на стол. Она посмотрела на Платона так, словно увидела инопланетянина. Она судорожно решала, как себя с ним вести: толи поддержать, толи не заговаривать о Тимуре вовсе. Он был для неё пазлом, который она никак не могла собрать. И от этого он был ей всё интереснее и интереснее. Он не был похож на всех её знакомых. Он вёл себя так, будто его ничто не волнует, будто ничьё мнение не является для него решающим. У него всегда было своё видение всего, что она знала. Но иногда он казался ей форменным психом.

– Ты в порядке? – всё, что смогла она произнести.

– Почему меня все об этом спрашивают?! Это новая форма вопроса «Как дела»?

– Я смотрю, ты в форме. Тогда мы сваливаем, – сказал Олег и поднялся с дивана. – Вернёмся к часам десяти.

– Ага, пока.

Они поспеши уйти. Платон набросился на куриные крылышки с острым соусом. Ему показалось, что он не ел неделю и что это самая вкусная еда в его жизни. «Почаще, что ли, долго не есть, тогда прям радуешься любой гадости». Альбина дала ему коньяк.

– Ну, как дела в мажорной школе? – поинтересовался он у Тимьяна, который продолжал играть в танчики.

– Отстой! Я там как лузер. Эти двенадцатилетки выглядят на все тридцать. У них у всех то съёмки, то интервью, то занятия в секциях, у всех график расписан по минутам. Все зарабатывают на блогах или на съёмках в кино. У всех известные или богатые предки. Спасибо, что хоть дядя у меня обладатель какой-то там премии, а то я вообще бы был ниже плинтуса.

– Всегда пожалуйста. А ты ничем не увлекаешься?

– Ага, позориться только. Эти выпендрёжники там с трёх лет на коньках катаются, на пианинко играют, поют, балету учатся. А я жил на подводной лодке, я даже в школу нормальную не ходил, учился на дому. Ты в моём возрасте был уже состоятельным, независимым и успешным?

– В твоём возрасте я ел колбасу с пола.

– Вот и я о том же. А они все прям звёзды рунета. И шмотки носят будто на стадионе выступают.

– Москва – это отдельная страна в стране. Тут всё по-другому. Не так как у жителей подводных лодок.

– Моему отцу бы здесь не понравилось.

– Ты вспоминаешь его?

– Но мне же не три года было, когда он умер. Конечно. Он не был похож на этого выпендрёжника Олега.

«А он похож на Артёма в детстве. Прям вылитый. Даже интонация такая же. Этакий маленький клон. Вот бы он сразу вырос и стал моим корешем, а так туповат пока», – подумал Платон.

«Мне неудобно», – подумал Платон и ощутил руку Альбины у себя на плече. Он понял, что отдал бы многое просто за то, чтобы побыть одному. Одиночество успело стать его привычным состоянием. Он искренне полюбил его. Он обретал в этом состоянии настоящую гармонию. «Слишком много стало людей вокруг меня. Моя жёлтая подводная лодка всё наполняется и наполняется людьми и это меня пугает. Я не помню тот момент, когда решил всё исправить, выглядеть нормально в глазах окружающих. Я должен был ввернуться на свою подводную лодку, туда, где никто не смог бы до меня достучаться. Почему я здесь и сейчас? Из-за фильма? Так, может, свалить после премьеры? Отвезу диски Елисею с последними фильмами Хемсворта, а потом вернусь в родное село. Пропади всё пропадом! Пошли они все к чёрту! Они мне не нравятся, честное слово. Я не хочу и дальше быть частью их жизни. Я хочу изгладиться из их памяти. Я хочу, чтобы моё имя пропало из Интернета. Я хочу отречься от них и от себя самого. Пусть всю оставшуюся жизнь я буду собственным забвением. Я буду ловить рыбу, кормить ей себя и кота, читать писателей, которые не знали рунета. Я разведу костёр из книг современных мотиваторов и перечитаю античных философов, у которых они всегда крадут концепции. Я буду каждое утро смотреть на рассвет».

На его смарт-часах высветился незнакомый номер. Альбина недовольно перевернулась на другой бок.

– Афонин Платон Сергеевич?

– Он самый.

– Александр Халдейн, нотариус. Вы можете приехать в мой офис сегодня? Это насчёт Тимура Зулфугарова. Он оставил вам один конверт.

– Он умер.

– Да, но его конверт должен быть передан именно сейчас.

– Хорошо, я приеду.

– Скину адрес.

Платон прервал звонок. Он тут же пожалел, что так быстро согласился на встречу, но понял, что его любопытство перевесит все разумные доводы. «Когда же ты меня оставишь в покое, Тимур?! Почему ты меня во всё это втягиваешь?! Что тебе от меня нужно?! Ты хочешь, чтобы я действительно сошёл с ума?! Ты меня ненавидел и решил изжить даже после своей смерти?!» Он быстро поднялся с постели и принялся одеваться. Он посмотрел на адрес, понял, что это всего несколько километров от его дома.

– Ты куда? – удивилась Альбина.

– На пробежку.

– Надеюсь, твоя пробежка не закончится как в прошлый раз.

– Хаха.

Платон вышел на улицу и натянул на лоб серую шапку, на которой не было названия известного бренда. Эту шапку он купил в Ильёвке в магазине уценённых товаров. Но ему нравился этот благородный оттенок серого. Какой-то старомодный, несинтетический, цвета валенок. Платон бежал без остановок почти полтора часа. Он был так поглощён мыслями, что не замечал усталости и как сбивается его дыхание. «А когда-то придётся остановиться и всё вернётся на круги своя. Я снова вернусь в свою жизнь и стану собой. Пробежка закончится, а мне придётся продолжать дышать. Мне придётся что-то решать, выбирать, говорить».

Он добрался до нужного офисного здания и резко остановился. Ему казалось, что сердце играет на барабанной установке. Платон немощно свалился на лавку. Бомж, обосновавшийся на соседней, увидел в нём конкурента, с осуждением посмотрел на него. Через пятнадцать секунд Платон поднялся и направился к киоску с шаурмой. Взял две, вторую отдал бомжу. Тот почему-то отдал ему честь и принялся за завтрак. Платон подумал о том, что звонил ему не тот нотариус, который передавал ему последнюю волю Тимура.

– Господи, за вами кто-то гнался? – поинтересовался Халдейн, увидев его.

Это был пожилой человек в симпатичных очках в чёрной оправе. Эти очки придавали его довольно невзрачной внешности некого шарма. Его образ сразу обретал цельность, делал акцент на деталь. Платону понравилось, костюм нотариуса того же цвета валенок, что и его шапка.

– Нет, я с пробежки.

– Чай, кофе?

– Чай с печеньками.

Озвучил Платон своё неожиданное желание. Халдейн быстро отдал распоряжение секретарше, грузной женщине в похожих очках, но ей они так не шли.

– Так в чём дело?

– Тимур Камильевич оставил мне пакет незадолго до смерти. Он велел передать его вам, если случится нечто…вроде имитация-вируса. Я тогда, нужно сказать, подумал, что он бредит, но желание клиента закон. Думаю, настало время вручить это вам.

Он передал ему нетолстый жёлтый конверт, на котором размашистым почерком Тимура было написано: «Платону». Он всегда присылал ему записки от руки вместе с пиццей. Пицца была их обменной монетой за каждую услугу. Платона всегда удивляло, что Тимур заказывает пиццу себе в офис, а потом с ней же и запиской отправляет курьера к нему. Но этот ритуал был у них неизменен. Платон же ограничивался тем, что подписывал ему все свои книги «Читать вовсе не обязательно».

– А что там?

– Понятия не имею. И лучше мне не знать, учитывая, в чём сейчас обвиняют господина Зулфугарова. Я рад, что избавился от этой странной миссии.

      Секретарша принесла чай и тарелку с крекерами. Платон надломил печенье.

– Я буду очень признателен, чтобы вы никогда не упоминали моё имя. Я выполнил поручение, только и всего.

– Я вас понял. А вы долго с ним работали?

– Нет, это был единственный раз, и я, признаюсь, удивился. Видимо, он решил попросить это сделать не своего нотариуса.

Этот конверт словно обжигал Платону руки. Ему не терпелось узнать, что же там. Но он не вскрыл его, выйдя из кабинета Халдейна. Он побежал обратно, спрятав конверт под куртку, и даже на время забыл про него. Он зашёл в квартиру, выпил стакан воды, сходил в душ, проводил Альбину на интервью с каким-то новым наставником-«мессией» и мотиватором. И только решив бросить спортивный костюм в стирку, он вспомнил, что так и не открыл конверт. У Платона даже было искушение просто выкинуть его. Он бросил его на стол и ушёл к стиральной машине. Когда он вернулся, на нём сидел Эспрессо, он не стал тревожить кота, включил телек, послушал новости об очередных катаклизмах и имитация-вирусе. Он даже помыл посуду, написал колонку для своего сайта. И только ближе к вечеру он открыл конверт. Там была записка и флешка. «Извини, Плат, пиццу я тебе не передал, представь, что ты её уже съел. Я пишу тебе это от руки, чтобы ты удостоверился, что на видео говорю именно я и именно я прошу тебя это сделать. Прослушай всё от начала до конца! Это важно. Тимыч».

Платон вставил микроскопическую флешку в смарт-часы.

– Привет, Плат! Если ты сейчас смотришь это видео, значит – меня уже нет в живых. И, скорее всего, меня считают суицидником, террористом, трусом и т.д. И они, скорее всего, правы. Моя жизнь так запуталась, что единственным способом спастись было разрубить этот невозможный узел. Всё вышло из-под моего контроля. Я просто наплевал на всё и отдаю себя тебе на поруки. Когда я создал «Имитацию» я был так доволен собой, что хотелось лопнуть от чувства собственной значимости. Но с каждым днём она опускала меня всё ниже и ниже. Я поступился принципами, я утратил чувство меры, которым так гордился, я превращался в человека, которого я не знал и уж точно не считал собой. В своих глазах я пал так низко, что трудно представить. И вот я решил всё исправить. Иногда людям кажется, что они способны неожиданно всё взять под контроль в своей жизни и изменить к лучшему. Только бывает точка невозврата. Ты уже подпортился. Твоя совесть изгажена, ничто не может вернуть тебя прежнего. Но я всё-таки верил, что справлюсь. Я создал новые коды от «Имитации», её теперь нельзя «читать» спецслужбам. Но случился некоторый сбой… Проблемка. Психологический вирус. Вот так бывает, когда в детище всей твоей жизни вмешиваются посторонние и пытаются там хозяйничать. Я должен был или убить большинство людей, или вывести из строя все источники связи на неделю, отключить на неделю электричество на всей планете, уничтожить «Имитацию», позволить людям спокойно жить дальше и гадить тоже. Я так и не смог определиться. Я так долго сомневался, что решил уйти сам. Ты – самый умный человек, которого я знал. Тебе я всецело доверял. Извини, что взвалил это всё на тебя, но других вариантов у меня нет. Я слишком слаб для этого. Мне не по силам сделать этот выбор, а ты всегда был бескомпромиссным. Ты сможешь загрузить приложение, и там будет два пути развития событий. Первый: ещё усугубить вирус. Ты сможешь остаться один, совершенно один, как ты когда-то мечтал, на своей подводной лодке, представишь, что вся эта планета – твоя вотчина, твои апартаменты, большинство людей вымрет. Возродишь флору и фауну, очистишь этот мир, вернёшься к первоисточникам. Второй: ты отключишь свет на неделю абсолютно всем, ты уничтожишь «Имитацию» полностью, ты уничтожишь вирус, за десять дней без приложения всё вернётся на круги своя. Люди останутся, ты не будешь одинок. Они продолжат тратить электроэнергию, усугублять изменения климата и собственный комфорт, и, в конце концов, вымрут сами, без твоей помощи, искоренив всё живое на долгие годы. Просто сделай то, что считаешь нужным. Я не смог, так сделай это за меня. Я знаю, ты думаешь о варианте «не делать ничего», это будет тот же первый вариант, но более долгий и мучительный, и тебе испортил жизнь тоже. Реши за меня, помнишь, ты сделал это с Гаем, ты выбирал мне все названия и пиар-слоганы. Сделай за меня это в последний раз! Я не справился, но ты сможешь. Я знаю. У тебя на всё есть ответ. И если ты этого не сделаешь, никто не сможет. Ты когда-то говорил, что хотел бы хоть раз стать последней надеждой для всего человечества или планеты. Это твой шанс! Измени всё к чёртовой матери, не мелочись! Твой друг, всё ещё.

Запись закончилась. Платон снова остался один на один с собой и своими мыслями. «Это всё шутка! Это всё вздор! Такого просто не может быть! Словно все мои страхи материализовались. Почему негативные мысли всегда самые сильные? Может быть, хорошим мыслям недостаёт немного уверенности в себе?» Он загрузил приложение, о котором говорил Тимур. Прошёл все этапы до последнего. Он просто бездумно кликал значки. «Не сегодня, не сегодня. Нужно же всё хорошенько обдумать. Взвесить все «за» и «против». Нельзя приминать такие решения вот так сразу! А если я буду слишком долго думать и стану похож на того Буриданова осла? Тимур же стал им, так и не смог выбрать из двух стогов сена. Вдруг я сдрейфлю, как и он? Вдруг сам выведу себя из строя, лишь бы не принимать решение. Может быть, сделать всё быстро? Вот так запросто. Или подбросить монетку. Прочитать считалочку. Взять и резануть! Ладно, вариант «быстро и решительно» отметаем».

Платон нажал на звонок. Они с Альбиной услышали, как за дверью разжался звук, имитирующий птичье щебетанье. Вскоре появилась Бетина в зелёном длинном платье.

– С днём рожденья! – поздравили они её.

Платон протянул имениннице свёрток.

– Афонин, это что, книга?! Ты когда-нибудь видел, чтобы я читала?!

«Аргумент первый, чтобы уничтожить всех: они – неблагодарные твари», – иронически сделал он заметку в своей голове.

– Так разверни!

Бетина разорвала упаковку и достала книгу. На обложке была рыжеволосая девушка с разъярённым выражением лица и половником в руках, готовым в любой момент нанести удар, в пространстве вокруг неё находились мужчины, которые были размером с её большой палец. Название гласило «Регина атакует».

– Теперь ты увековечена. Потомки тебя не забудут.

– Я предпочла бы забвение, чем вот такую память. Но мило, очень мило.

Они прошли в гостиную, где были только Тимьян, Бетина-младшая и Олег. Хозяйка праздника протянула ему книгу.

– И ты мне не сказал, что она выходит так скоро?!

– Я ничего не мог поделать. Издатель был готов заплатить нам любые деньги. И всё так быстро вышло! Плат – метеор, когда пишет на вдохновении. И это реально хорошая вещь! Все критики уже в восторге, – оправдался Олег.

Все уселись за стол. Платон тут же принялся за салат с кальмарами. «Сидеть за общим столом – это так старомодно. Я сразу вспоминаю детство. Как бабушка собирала семейство на праздники. И Бетина готовит не хуже её. Аргумент первый, чтобы их всех оставить: Бетина вкусно готовит. И я помню её и Артёма ещё детьми».

– Так что там слышно про имитация-вирус? – поинтересовался Олег у корреспондентки.

– Отличная тема для разговора в мой день рождения! – возмутилась Бетина.

– Дорогая, но мир же не замер до тех пор, когда мы закончим праздновать.

– Сегодня ещё около ста тысячи человек по всему миру совершили самоубийство. Это паранойя какая-то! Как только у них прекращает работать приложение, они убивают себя. Один парень откусил себе язык, потому что его держали в больнице под присмотром после приступа паники.

– Ожидал ли ты такое, Плат, а? Даже твоя фантазия не сработала бы в этом направлении. Может быть, потом напишешь про это? Скажи ещё, что люди всё это заслужили.

– Не знаю, Олег, но люди придают себе слишком большое значение. Но мы – самое бесполезное создание на земле. В нас нет смысла, как там «волк – санитар леса», «щука – санитар рек», «комары – корм чаек», «собака – лучший друг человека». А человек бесполезен для всех, кроме себя. Кто мы? Покорители космоса? Кому он, кроме нас, нужен? Спасители в плохой экологической ситуации? Так мы же её и устроили, и мы уже ничего не можем исправить. Вот это всё «на одну пластиковую бутылку выбросить меньше, на один полиэтиленовый пакет меньше, не купить шубу» – поздно уже мыслить так мелко. Мы уже напортачили. Теперь только осталось все тачки с выхлопными газами выбросить и отключить источники электроэнергии, только это реально поможет. Главное предназначение человека – в нём самом. Его главное предназначение – подпортить себе и остальным жизнь, устроить себе проблемы. Человек в пищевой цепочке какое-то беспризорное существо. Неприкаянное создание, наделённое разумом, чтобы это понимать и чувствовать, но не придавать значения. Мы все эгоцентрики, мы всегда видим себя в центре всего, хотим чувствовать себя значимыми. Такая наша сущность, и это не изменить. Это какое-то детское желание получать всё, что ты хочешь, чего ты, как ты сам думаешь, достоин, и не считаться с последствиями. Ты просто привык получать всё самое уютное, комфортное, вкусное, красивое. Родители с детства нам внушали, что мы можем получить всё, что попросим. Мы манипулируем сначала ими, а потом своими детьми, ставим себя выше всех. А на самом деле мы – те, кто больше всего боятся на этой планете, для нас страх и неуверенность в себе – нормальное состояние. Мы ощущаем собственную уязвимость как никто другой, и от этого ещё больше хотим, ещё больше страдаем, ещё больше пытаемся что-то получить.

Как только он закончил свою тираду, Олег объявил:

– Отличный тост! За это нужно выпить!

«Причина вторая их всех уничтожить: они слушают, но никогда не слышат. Сколько раз обращал внимание, что они забывают, кто о чём говорит, а помнят только собственные слова, этакий момент самолюбования. Им обязательно нужно блеснуть. Причина вторая их всех оставить: они такие забавные и на их фоне я выгляжу сверхчеловеком, гуру, красавчиком. С кем же я буду себя сравнивать, если их не станет? Уничтожить или оставить? Уничтожить или оставить? Всё, я решил! Впервые в своей жизни я сделал осознанный выбор! Я смог на что-то решиться! Самый противоречивый и мечущийся смог на что-то решиться! Кто молодец? Я – молодец. Я крут. Я сделаю это».

Любочка почувствовала, как дневной свет безжалостно ослепляет её глаза. У неё было такое ощущение, будто её только что перенесли в другое измерение. Она поняла, что снова в медгородке в Ложках – в своей комнате в своей постели с простынями цвета мышиного брюшка.       «Приснится же такое?! Главное, я никогда не запоминаю свои сны, а тут под самое утро он закончился, я помню абсолютно всё. Какой-то Платон Афонин, какой-то двадцать третий век. Мне приснилось, что я что-то из себя представляю. Мне приснилось, что я – мужик под два метра ростом, с литературной премией, могу пробежать марафон, бабы с ума от меня сходят, я решаю судьбу человечества. Какой хороший был сон! Я могла справиться с чем угодно. Я была сильной, талантливой, красивой, умной, с моим мнением считались. И почему я проснулась?» Любочке стало жалко собственный сон. Слёзы потекли по щекам и вскоре намочили всю подушку. Она словно получила всё, о чём только мечтала на пару часов, а потом у неё всё это отобрали. «Я узнала, каково же это – быть тем, кем ты хочешь. Он мог выбирать, выходить сегодня из дома или нет, с кем общаться, остаться в одиночестве или стать социальным существом. Я словно вселилась в его тело, украла его жизнь. А теперь мне придётся снова быть собой. Это не справедливо и очень жестоко! Здравствуй, моя реальная жизнь! Убогая, похожая на День Сурка, бесполезная, неприятная».

Она поняла, что дальше прохлаждаться нельзя, иначе она опоздает в отделение. Любочка оплакала свою канувшую в небытие идеальную жизнь и отправилась в ванную, она была одна на три комнаты в этом домике, похожем на сарай, в которых обычно селят детей в летних лагерях. Она с отвращением посмотрела на своё отражение, потому что уже «привыкла» ощущать себя Платоном. Собрав в пучок непослушные белёсые волосы, подставила лицо под кран и несколько минут не двигалась, чтобы прийти в себя. «Говорят, вода смывает с тебя негативную энергию. Какая же сухая у меня кожа. Всё из-за того, что я редко выхожу на улицу и нахожусь в помещении с низкой влажностью. Только летом моё лицо выглядит более-менее приемлемо. Блёклые волосы, маленький рост, маленькая зарплата и «История болезни» – моё главное произведение. Какое же я, блин, ничтожество! Я никогда не была достаточно смелой. Я шла у всех на поводу, и у обстоятельств в первую очередь».

Любочка надела джинсы и чёрно-белый свитер. Она увидела катышки и ей захотелось плакать. «Как же я хочу нормальные шмотки, и чтобы мне было, куда их носить. Как же я хочу сделать нормальное отбеливание зубов, поставить скобки, купить нормальной косметики». Натянув серое пальто, она пошла к выходу. На двери было нарисовано, как нужно поворачивать замок, чтобы потом другие смогли его открыть ключом. Март, который был очень похож на май, тоже её расстроил. Она увидела, что жители медгородка дружно шли на работу, что-то оживлённо освещали.

– Синенькая юбочка, ленточка в косе, кто не знает Любочку, Любу знают все, – услышала она как напели песенку группы «Маша и медведи» за её спиной.

Это был электрик Васька. Ему было лет тридцать пять, но выглядел он на все пятьдесят, и у него был такой хриплый голос, словно его поразил рак горла, и парень уже начинал лысеть.

– Что тебе подарить на 8 марта, Любочка!

– Ничего!

Любочка испугалась, что хоть чем-то ему будет обязана, и быстрее потопала на работу. «Я скорее сожру крысиный помёт, чем тебе дам, Вася!» – подумала она. Любочка хотела включить песню «Любочка» в наушниках, но вспомнила, что её только что напевал электрик. Она включила другую песню «Маши и Медведей» – «Арарат». «Снова снился мне сон, Ожиданье сбылось, Голубь ветку принёс, И закончился дождь; А проснулась, опять, Засверкала гроза, И слезами война Затопила глаза», – подпевала она солистке.

Сменив пальто на белый халат, Любочка отправилась к пациентам раздавать «утренние антидепрессанты». «Странно, что я сейчас сожалею, что больше не являюсь Платоном, а в его обличье то я тоже не была счастлива. Я страдала ничуть не меньше, чем в своей настоящей жизни. Может, даже больше. Наверное, я не приспособлена к счастью, даже во все у меня экзистенциальные кризисы. Какое-то хроническое недовольство собой. Или все люди всегда несчастливы, даже когда получают то, что им нужно?»

– Любочка, займи немного денег! Я собираюсь в Австралию к Нилу, – в который раз ей сказал Елисей.

– Есть только жвачка.

– Сойдёт!

Она отсыпала ему две жевательные пластинки из пачки. Фельдшер Федька начал клянчить у неё телефон. Как всегда непричёсанный Майкл собирал мозаику. Артём неподвижно сидел на табуретке. Любочке пришлось самой подойти к нему и вручить таблетки.

– Спасибо, Любочка. Что бы я без тебя делал.

«Сегодня мне приснилось, что ты был здоровым. Ты был крепким не только физически, но и морально. В моём сне твоя жена не изменяла тебе с твоим братом. В моём сне ты не зарубил её топором. В моём сне ты всегда был счастлив. В моём сне мы даже с тобой не встретились. Но в моей реальной жизни ты есть. Увидеть тебя с утра – единственная радость моего дня. И в глубине души я радуюсь, что тебе нет обратной дороги отсюда. За пределами психушки ты не захотел бы со мной видеться», – хотела она сказать ему, но только улыбнулась. «Всё как есть и никак иначе».