Проданные долги. Счастья не будет?

скачать книгу бесплатно


– Всему свое время. Со временем получит она свою свободу. Но пока надо руки прятать, чтобы себя не будить. А еще говорят, что маленькому ребенку непривычно быть в большом и холодном мире. Поэтому и пеленают их так плотно. Пеленка создает ощущение защищенности, – сказал Алик. – Когда нам плохо, то мы же ложимся под одеяло и укутываемся в него, стараясь отгородиться от злого мира. Вот и малышей мы отгораживаем, укутывая. Но все это быстро проходит. Через годик будет уже по дорожкам бегать. А там оглянутся не успеешь, так уже замуж выдавать будешь.

– Пока в это не верится.

– Я каждого ребенка из роддома забирал. Время со старшим ребенком пролетало так быстро, что я не успел. И главное, тогда пятидневку работал. Дома каждый вечер и выходные проводил, а ребенок вырос так быстро, что я не заметил. Со средней девчонкой и младшим парнем я уже старался замечать то, что не замечал со старшим. Но все равно не успел заметить, как они так быстро вырастают. Еще вчера дочка ко мне подходила с вопросами почему листья по осени с деревьев падают, а этой осенью я ее уже замуж выдал.

– Фотографии? Может с помощью них можно все это отследить?

– Нет. Они лишь напомнят о каких-то моментах. Вот сейчас, когда у меня уже два внука есть, то я могу за ними наблюдать и тогда понимаю то, чего упускал. Понимаешь, когда живешь все время рядом с ребенком, не спишь, думаешь, как накормить и напоить, одеть, про себя не забыть, то не замечаешь таких мелочей, как взросление детей, – ответил Алик. – Кроватки у тебя нет?

– Пока нет.

– Надо будет это исправить, – ответил Алик. Аня вздохнула и закрыла глаза. – Сейчас она чувствует себя в безопасности вот и спит. Вот и Боря с Маришей вернулись. Посмотрим, чего они там такого накупили?

Первое, что я увидела – это коляску. Борис не долго думая, сразу поставил ее на колеса. Как я поняла, она была три в одном. Девчонки в палате, с которыми я лежала на сохранение и у которых уже был не первый ребенок, считали, что она не очень удобная, но выбирать не приходилось. Внутри была люлька, в которую можно было пока положить Аню. Мама раскладывала детские вещи. Маленькие кофточки, комбинезоны, пеленки. На всем этом она тут же срезала ценники. Одеяло.

– Да вы тут весь магазин скупили? – добродушно сказал Алик.

– Там все такое красивое, что остановиться было сложно, – сказала мама.

– Так девка без приданного. В какие это ворота годиться? Нужно ее одеть, раз мать об этом позаботиться не смогла, – кинув на меня взгляд, сказал Борис.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Света, вещи в ванную отнеси. Надо их замочить в тазике. Вот, я даже специальное средство купила. Раньше мы детское мыло на терке терли, а теперь все можно в жидком виде купить. Сейчас много чего изменилось.

– Еле нашли твою смесь, – сказал Борис. – Мать хоть и не хотела памперсы покупать, но вроде двадцать первый век на дворе. Мы хоть и можем на веревках пеленки повесить… Только чего люди скажут? Что я не могу позволить внучке одноразовые портки купить?

– Да кому какое дело, Борь? – рассмеялся Алик. – Чего ты все на других смотришь?

– Не, но должно же быть как у людей, – немного растерянно сказал Борис.

– Дай я тебя отвлеку. Нашел я покупателя на твоего порося. Пол туши купит. Обговорим это дело? – уводя в терраску Бориса, сказал Алик.

Я пошла стирать детские вещи. Мама взялась обрабатывать коляску. Кукарекал петух. В терраске разговаривали мужчины. Я слышала их голоса, но слов разобрать не могла. Из-за умиротворенной обстановке адреналин начал спадать, а я начала оседать. Голова закружилась. Перед глазами заплясали звездочки.

Никогда в обморок не падала, а тут начала оседать, понимая, что тело перестало слушаться. Я упала. Затмение продолжалось пару минут. Я вновь открыла глаза. Ничего не изменилось. Разговор в терраске продолжался. Куры продолжали кудахтать. А я сидела на полу около тазика, в котором стирала детские вещи. На глазах навернулись слезы. Вот как я могла дойти до такого? В какой момент?

Когда начались проблемы, то я рассчитывала на поддержку Олега. Он ее оказал. Весьма своеобразно, но Олег ее оказал. Он все время меня пинал, говоря, что я могу все исправить. И я старалась это исправлять. Что-то должен был сделать Олег. Я на него надеялась, но чем ближе подходила дата родов, тем больше между нами возникала пропасть. Он понял, что я не вывожу, а я поняла, что осталась одна. Одна с Аней.

Сейчас же, сидя перед тазиком, я понимала, что это одиночество теперь будет со мной всегда. Даже вернувшись домой, я продолжала чувствовать себя одинокой. Никто не спросил, как я себя чувствую. Никто не спросил ела ли я. Понятно, что я была самостоятельной и взрослой, но сейчас мне хотелось, чтобы меня просто пожалели, а не продолжали попрекать неудачей.

Когда я продолжила стирать, то заметила дрожь в руках. Сил не было. Но они должны были появиться. Я не могла начать сдаваться, когда закрыла несколько пунктов, которые меня беспокоили. Да, теперь есть крыша над головой и вещи для малышки, да я знаю, что получу свою тарелку супа, но я все равно буду одна. И с этим ничего не поделать.

Я так устала, что после ужина, сразу пошла спать. Хорошо, что Аня придерживалась того же мнения. Она поела последний раз в одиннадцать вечера и уснула на всю ночь. Несколько раз за ночь к нам заглядывала мама. Я слышала ее тихие шаги. Но вот спрашивать, что она хотела, у меня нет сил.

В пять утра проснулся Борис. Он так громко топал, что я проснулась и поняла, что наступило утро, а вместе с ней наступила новая жизнь.

Я знала, что такое держать скотину. Утром надо проснуться и пойти покормить кур. Еще Борис держал овец и свиней. Огород. Рабочий день у нас начинался с утра и длился до восьми – девяти вечера, когда сил хватало лишь на то, чтобы упасть на кровать и забыться сном без сновидений.

Понятно, что у меня был теперь маленький ребенок, но прятаться в комнате я не могла. Мне нужно было вкладывать свой труд в общую копилку. Хотя особо сил на это не было.

Дни полетели, как осенние листья. Я смотрела на них и не знала за что уцепиться. То мы квасили капусту, то я стирала, то успокаивала Аню. Потом я ехала в поликлинику. Недосыпание. Упадок сил. Желание упасть в кровать и не просыпаться несколько дней. При этом меня все еще подгонял Борис, считая, что я ничего не делаю.

С Борисом у нас так и остались тяжелые отношения. Иногда мне казалось, что он меня ненавидел. Я не могла лишнего слова сказать, иначе он начинал накидывать десяток слов на мое одно. Домашний диктатор, на которого не было управы. И это меня сильно нервировало, только с каждым новым днем я понимала, что начинаю все это воспринимать, как норму.

Я с нетерпением ждала того момента, когда мне вернут деньги. Уже начала искать квартиру для съема, чтобы уехать и жить одной, но в последний миг вмешалась мама.

Мы с ней делали кабачковую икру. Кабачков было много. Я их чистила и резала, а мама тушила в скороварке. Меня раньше всегда поражали масштабы домашних заготовок. Но если учесть, что мама и Борис жили за счет участка, то это все было весьма оправдано. Аня спала в коляске на улице. Ей нравилось спать на свежем воздухе. Тут я ее понимала. Теплое одеяло. Сытый желудок. Свежий воздух. А еще ей надо было расти. На рост уходило много сил и энергии. А Аня росла хорошо.

– Свет, я знаю, что ты хочешь уехать, – начала мама.

– А ты хочешь меня отговорить?

– Нет. Я не могу этого сделать. Ты всегда была упрямой. И твое упрямство мне перебороть, – ответила мама. – Ты всегда знаешь, как лучше поступать. И часто добиваешься результата.