Неевклидова геометрия

Собственно, дело было не в расчетах, дело было в Далмаре, который, вместе с двумя своими подругами, находился на его корабле. Когда Гленвэр забирал их и по очереди транспортировал на своем шаттле на звездолёт, он не сомневался в правильности принятого им решения. А сейчас, сидя за мониторами и невидящим взором глядя на экраны, он сомневался.

«Прямо, Мессия – не меньше!» –то ли с иронией, то ли с восхищением думал Гленвэр, имея в виду Далмара и его спутниц. Конечно, Гленвэр мечтал, чтобы его дети или хотя бы внуки жили, как в древности, на поверхности Колиопты, а не в подземных городах. Но, по силам ли Далмару изменить мир колиоптцев? Или это бред его воспаленного мозга? Вернее, его мозговой жидкости…А что скажут братья? А какой «сюрпризец» будет для Гленды! Что там для Гленды, «сюрпризец» будет для всей Колиопты!

Он прислушался и уловил тяжелую поступь Далмара в дальнем отсеке, где были собраны навигационные карты и межгалактические атласы. Все дни, необходимые для предполетной адаптации, Далмар интенсивно изучал теоретические основы космонавтики и принципы работы бортовых систем. Те вопросы, которые Гленвэр задавал, «гоняя» учёного по теории, наводили на мысль, что мозг Далмара работает не хуже, чем нейросети компьютера. То, что Гленвэр постигал в академии космопилотов в течение шести лет, Далмар изучил за пару недель. Например, в считанные дни седарец освоил мнемоническое правило для запоминания и определения созвездий. «Созвездие Льва базовое, а Лев в зубах держит Рака, хвостом указывает на Деву, а лапой давит Чашу. – Да-да, Гленвэр, я готов к полёту. Кстати, все психофизические тесты, необходимые для полета, я тоже прошёл. Не пора ли в путь?» – заявил однажды Далмар.

Пожалуй, пора…

Но Гленвэр всё равно сомневался. Он хорошо помнил тот страх – резкий укол или электрический удар молнии, – который он испытал при первой встрече с Далмаром.

…После посадки (не очень-то мягкой) Гленвэр, закутанный в броню и силовое поле своего скафандра, выбрался из капсулы, выпрямился в полный рост, чуть потянулся, разминая затекшие конечности, – и увидел нечто…

Весь вид этого создания, вся его природа, казалась нереальной и противоестественной.

Представьте, этакое чудо, напомнившее по картинкам, которые Гленвэр помнил ещё из школьного учебника – Дерево.

На Колиопте деревьев давно не было, они уже не росли. Их всех давним-давно съели его нецивилизованные пращуры. А тут живое дерево, а может и не дерево. Вместо корней длинные лапы, толстое, высокое, в полтора раза выше роста Гленвэра тело, похожее на ствол. Темно-бурая свернутая листва, похожая на колючки. А ещё: глаза и уши, и главное, рот, из которого вырвался утробный звук с такой грозной, повелительной интонацией, что Гленвэр, ничего не понимая, все же замер как вкопанный.

Конечно, потом Гленвэр и Далмар привыкли друг к другу и даже шутили, вспоминая их первую встречу… Ну вот… А теперь Гленвэру надо было принять окончательное решение: брать ли с собой в полет на свою Колиопту, к своему голубому светилу Далмара с его подругами?

Раздумывая над тем, каковы могут быть последствия его поступка (выходило, что он самовольно принял решение о контакте седарцев и колиоптцев), Гленвэр припомнил один из разговоров с Далмаром. Речь шла об истории Колиопты и Седара.

Как-то Далмар спросил Гленвэра о продолжительности жизни колиоптцев. Услышав ответ, учёный был крайне удивлён. По меркам Седара, соотечественники Гленвэра жили относительно недолго. Как же им удавалось достичь столь высокого уровня развития и успеть накопить необходимое количество знаний и опыта, чтобы, к примеру, создать устройства, дающие возможность вырваться за пределы притяжения планеты? Тогда Гленвэр рассказал ему о хранилищах памяти предков, во многом предопределяющих развитие планеты. Колиопты – потомки необычайно развитой цивилизации, оставившей им в наследство огромные пласты знаний, которые среди прочего обеспечили прорыв в техногенных областях, в том числе в космонавтике.

Кроме того, Гленвэр, поведал об актуальной для жителей Колиопты гипотезе о происхождении их вида и цивилизации. Эта гипотеза основывалась на убеждении, что жизнь на планете зародилась 4 млрд. лет назад, когда простейшая клетка, появившаяся на Колиопте в результате неких природных процессов, начала своё странствие в атмосфере. Она зрела, росла – и в один прекрасный день превратилась в разумное существо.

Далмар был рад, что разговор коснулся проблемы зарождения жизни. На Седаре существовало несколько научных гипотез (а точнее – семь) возникновения жизни. Как водится, несостоятельные теории забылись сами собой, а популярных и конкурирующих между собой осталось только три. Первая (теологическая) гласила: жизнь появилась благодаря Божественному началу. Вторая, научная, или панспермия, была основана на предположении, что жизнь на планету привнесена посредством других космических тел. Ну, а третья состояла в утверждении: жизнь зародилась путем вмешательства инопланетного разума. Музейный металлический фрагмент (который пригодился при восстановлении звездолёта Гленвэра) хорошо вписывался в эту последнюю теорию. Правда, других артефактов, подтверждающих её, не нашлось, сколько ученые, в том числе археологи, ни искали.

Сам он был приверженцем теории «Эндосимбиоза». Далмар считал, что именно научно-техническая революция научила их вид полностью воссоздавать почти всё, что природа генерировала веками. По его ощущениям, именно сейчас границы между биологической жизнью, неодушевленными предметами и технологиями всё больше размываются. Взять, к примеру, их способ размножения на Седаре.

–Во- первых, нужно, чтобы было две особи: мужская и женская. В специальном инкубаторе смешивается генный материал, появляется росток. Он помещается в отдельный контейнер с питательным субстратом и переносится в оранжерею (как правило, в отцовскую).

Мозг нашего вида называют мозговой жидкостью, так как он находится в желеобразном состоянии. Уже давно наши ученые выяснили, что процессы, происходящие в мозговой ткани, имеют квантовую природу: например, за память, за управление эмоциями и когнитивными способностями отвечает один из центров нейрогенеза гиппокампа. Кстати, эти способности в большей мере проявляются у опытных мужских особей, сформировавшихся и пребывающих в благоприятных условиях. Поэтому для формирования зачатков мозга новородка забор частички гиппокампоса осуществляется у родственников по мужской линии. В лабораторных условиях выращиваются образцы мозговой ткани, впоследствии они подсаживаются реципиенту. Перед подсадкой необходимо убедиться в хорошем физическом состоянии ростка. Эта процедура достаточно болезненная и опасная, как для донора, так и для реципиента. К сожалению, по статистике около десяти процентов молодых особей погибает.

Но это еще не всё. Женские особи тоже участвуют в этом процессе. Для формирования нейронов необходима подсадка стволовых клеток. Стволовые клетки и берут от женских особей из мозговой жидкости или мозгового вещества.

–А как же любовь? Любовь в вашем мире существует? – спросил Гленвэр тогда.

–Любовь? – задумался Далмар. – Сложный вопрос. Сначала надо понять, что такое любовь. Кто-то говорит, что любовь – это река длиною в жизнь; кто-то говорит, что любовь – это соловьиная песня, которую надо хранить в своём сердце, услышав единожды раз; кто-то говорит, что любовь повсюду, она хранит нас и возносит согласно нашему предназначению… туда, где нам место. Кто-то говорит, что, любовь – это состояние, когда в звуке дождя ты слышишь звонкий смех желанной особи, – задумавшись, произнес Далмар. – А иногда любовь – это боль… – добавил он, вспомнив первенца. – Боль… Трудно представить себе жизнь без боли. Боль превращает наши раны в мудрость. Каждый творческий шаг оплачен душевной мукой или телесным недомоганием. А мы творим будущее. Наши отпрыски с донорским материалом получают и генетическую память о нас, о своих родных. Поэтому этап обучения у нашего вида короткий. Многое они знают уже с рождения. Помнят ли они о муках родителей – кто знает?.. Да, пожалуй, любовь на Седаре существует…

Помолчав, Далмар вдруг встрепенулся:

–А что, у вас на Колиопте родопроизводство происходит без боли?

–Жители Колиопты живорождённые. Женская особь рождает одного или двух имаго, так зовут наших новорожденных. Имаго похожи на своих родителей – так что генетическая память у нас тоже существует… Что касается боли, не знаю. У меня пока нет ни семьи, ни потомства, – ответил Гленвэр.

Потом Далмар стал рассказывать Гленвэру об особенностях питания седарцев. Гленвэр старался обходить эту тему в беседе, потому что отчасти стыдился своих предков: шутка ли – в процессе насыщения оставить планету без древесной растительности! А Далмар всё же имел, с точки зрения Гленвэра, какое-то отношение к деревьям. Но Далмару было интересно, что скажет новый знакомый, когда узнает, что в основном питание седарцев происходит посредством приема азотно-фосфорно-калийного субстрата. Производство субстрата осуществляется в отдельных специализирующихся на производстве питания поселениях, на автоматизированных фермах. А в качестве деликатесов некоторые особи могут себе позволить «солнечную еду» – через фотосинтез. Для этого используют энерголифты. Он поднимает седарца под купол – туда, где находится искусственное светило, настроенное на максимальную мощность. Таким образом разная высота энерголифтов позволяет сделать процесс фотосинтеза управляемым.

–А как же Лелит, ваше природное светило? Разве оно не участвует в процессе фотосинтеза? – спросил Гленвэр.

–Лелит слишком горяча и активна. Она не питает, а сжигает…

–Светило колодцев тоже небезопасно, – понимающе закивал Гленвэр. – Правда, по другой причине. Ну, ты знаешь, из-за разряженной атмосферы. Да и питание у нас в основном состоит из растительных субстратов на основе макроэргических соединений.

Гленвэр подумал, что, в сущности, судьбы колодцев и седарцев чем-то схожи, однако климатические изменения по-разному повлияли на жителей двух планет: внешне представители Колиопты и Седара даже отдалённо не напоминали друг друга.

И вот теперь представители разных цивилизаций оказались на одном звездолёте, чтобы совместно продолжить дальнейший жизненный путь…

…По отсеку, ради любопытства заглянув в рубку, прошуршали две подруги Далмара – тоненькие, совсем зелёные тростиночки. «Как эти эфемерные создания могут изменить мою планету?.. – подумал Гленвэр. – Ну, уж навредить они ей точно не смогут. А, была, не была!»

–Пристегните ремни. Мы отправляемся! Даю команду на запуск варп-двигателя! Поехали!

Часть втораяПетля Мёбиуса

Чем за общее счастье без толку страдать –

Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.

Лучше друга к себе добротой привязать,

Чем от пут человечество освобождать.

Омар Хайям

Глава1

С момента их последнего разговора прошла целая вечность. Повод для новой встречи появился неожиданно. Они оба пришли проводить правнуков и праправнуков в полёт. Далмар почти не изменился. Для него, как представителя Седара, минувший период означал небольшой отрезок в общей продолжительности жизни, что нельзя было сказать о Гленвэре: он сильно постарел и уже ходил со специальным приспособлением, облегчающим движения; глаза заволокла мутная плёнка. Время не пощадило его с точки зрения физического состояния, однако ум Гленвэра не утратил живости и речь осталась безупречной. До сих пор его приглашали выступать перед школьниками или студентами с рассказом о своем знаменитом полёте. Он даже начал писать мемуары, но судьбоносное событие никак не хотело «ложиться на пергамент». Даже сейчас, по истечении стольких лет, Гленвэр, как ему казалось, не мог сделать исчерпывающий анализ метаморфоз, произошедших с ним и с его близкими после его первого, пусть и недолгого, пребывания на Седаре. Если говорить о внешних изменениях, то, конечно, всё перевернулось тогда: возвратившись на Колиопту, с трапа звездолёта он сошёл Героем!

Даже его увечье стало популярным андрогинничным явлением. Удаление двух средних конечностей сразу вошло в моду. В среде молодых особей, как они выражались, это было очень «круто». Но подобное разрешалось делать только Имаго – взрослым особям. Удивительно, что у детей Гленвэра и Гленды уже с момента рождения было только четыре конечности: по-видимому, ущербный, каким его раньше считал Гленвэр, ген передавался им при зачатии.

Не у всех, конечно, в основном он проявился на сыновьях. Ну, а теперь и у внуков, и у правнуков.

Далмар пришел провожать своих праправнуков. В полетной команде было четыре особи древовидов (так теперь называли его потомков): две женские особи и две мужские, и среди них – Дахо 4/1, любимец Далмара.

Далмар уже не очень хорошо знал всех своих потомков, хотя вел строгий учет. На каждого было заведено досье, но это, скорее, был исследовательский документ, необходимый Далмару в его деле, чем просто родословная карточка. Далмар, не сгибаясь, нёс на собственных могучих плечах груз ответственности за свой род.

В новых реалиях изменилась традиция присвоения имён: теперь называли не по отцу, а по матери. При этом современное поколение вообще старалось отказаться от практики имён с нумерацией. Молодые особи выбирали себе не связанные со счётом и упорядочиванием имена, например, Премыслов («мыслящий наперёд») или Баженов («желанный»).

Дахо 4/1, или просто Дахо (так его называл Далмар) был потомок той сиротки Дахи, которая сопровождала Дуруну в полёте на Колиопту. Он стал единственным из всех отпрысков Далмара, кто пошел по его стопам и удостоился признания как выдающийся эксперт в области изучения жукочелов (так сокращенно стали называть новую на Колиопте расу). Может, поэтому Далмар относился к нему по-особенному.

Долгими летними вечерами (голубое светило в конце дня становилось подобно далёкой мерцающей точке), когда приходил Дахо, у них всегда находились общие темы для разговора, чаще всего переходящего в профессиональный спор. Дахо был его главной надеждой на будущее, поэтому Далмар не хотел, чтобы в экспедицию отправлялся именно он: мало ли что могло случиться…

После того как Далмар оказался принятым на этой планете, и его парадоксальная идея была одобрена властями в качестве эксперимента, он столкнулся со многими трудностями, но ни разу не жалел о сделанном выборе: в результате деятельности Далмара и его последователей на Колиопте появились и стали разрастаться новые родовые поселения. Благодаря жизнедеятельности седарских «родителей» и их потомков концентрация кислорода в атмосфере Колиопты заметно выросла.

В основном на планете развивались две населённые ниши: древовиды занимали поверхность планеты, а жукочелы жили в подземных городах. Однако в последнее время появилась неоднозначно воспринимаемая учёными тенденция: некоторые жукочелы заявляли о своих притязаниях на освоение надземных территорий. Эта идея – идея перебраться на поверхность планеты и жить наравне с древовидами – привлекала все больше сторонников. Уже были известны случаи постройки для жукочелов-нуворишей особого рода жилищ – конструкций на поверхности земли. Эти куполообразные с затемнённым стеклом конструкции походили на солярий, к которому из недр Колиопты подводили лифт. Обычно купол открывался ненадолго – буквально на минуту, только лишь для того, чтобы удивить поднявшихся наверх гостей богатого хозяина.

Далмар считал, что до поры до времени «солярии» останутся только демонстрацией «быстрого» богатства и мнимой значимости, однако «возня» нуворишей его сильно тревожила уже сейчас. Если всё же случится, что обе расы выйдут жить на поверхность планеты – как они уживутся друг с другом?

Конечно, произойдёт это нескоро. Нарастить 600 км атмосферы – дело нешуточное. Его жизни и жизни его внуков, пожалуй, не хватит. Тем не менее глубокое изучение жукочелов как расы, чем и занимался Дахо, Далмар считал очень важным, своевременным и необходимым – чтобы составлять прогнозы на будущее и в равной степени защищать права древовидов и жукочелов.

Кроме того, Далмар всё чаще задумывался над вопросом: кто станет его преемником? Кто сможет продолжить его дело? Несомненно, Дахо подходил для этой роли лучше всего. Но Дахо настоял на своём участии в космической экспедиции и убедил Далмара в том, что именно так он сможет принести максимальную пользу в дальнейших исследованиях расовых притязаний жукочелов и эволюционных особенностей древовидов.

Этот полет, действительно, был жизненно важен для развития рода древовидов. Дело в том, что на Колиопте не хватало питательных веществ для интенсивного воспроизводства. Почва была обеднена. Отходов жизнедеятельности жукочелов (эти отходы использовались в качестве питательного субстрата для молодняка древовидов) стало не хватать: настолько увеличилась популяция потомков Седара. А тут совершенно случайно в дальней галактике была обнаружена новая планета – с очень обнадеживающими характеристиками! Естественно, она была плохо изучена и представляла собой не только перспективы, но и возможную опасность, поэтому полётная команда почти на пятьдесят процентов состояла из военных. Это была обычная практика для такого рода экспедиций.

Звездолет (он относился к категории «изыскательских») был небольшим, основную часть рабочего пространства занимало научно-исследовательское оборудование и оружие, значительное место было отведено под хранилище нейтронного топлива. Хороший запас горючего гарантировал возвращение корабля из любой точки космоса, даже из дальних галактик. В команде было три штатных пилота, начальник экспедиции и его заместитель, а также четырнадцать ученых различных специальностей и команда военных – пятнадцать особей. Далмар возлагал большие надежды на эту планету и поэтому настоял на включении в состав команды опытных учёных – представителей из расы древовидов.

Так, среди них оказался и Дахо – породистый древовид, всем своим видом напоминавший пращура: могучий высокий ствол, благородная осанка, классические черты лика, отличные способности к аналитическому мышлению. Внешне он в силу мутации генов отличался от прародителей, как и все представители последнего поколения древовидов. Необходимость приспосабливаться к новым условиям жизни на чужой планете, по законам генной трансформации, сделала их чем-то похожими на жукочелов. Кора потемнела и стала темно-коричневой (листва оставалась в первоначальном виде только у незрелых особей). С возрастом она сворачивалась и походила на иголочки или ворсинки – совсем как ворсинки, покрывающие тела жукочелов. Лишнюю корневую систему после рождения удаляли за ненадобностью. Оставляли только два корня – для движения или четыре – по желанию родителей, для более устойчивого положения. Рост тоже изменился. Среднестатистический рост молодежи древовидов приблизился к росту жукочелов. Бывали случаи, когда древовида, случайно оказавшегося в компании молодых жукочелов, не сразу отличали, а принимали за жукочела же.

Принципиальным отличием двух рас теперь были лишь системы питания и размножения. Но биотехнология и практическая генная инженерия (в частности, конструирование рекомбинантных ДНК) в этих вопросах имели блестящие экспериментальные результаты и предвосхищали дальнейшее сближение рас.

Гленвэр пришел проводить свою правнучку Жанэль. У них с Глендой было большое потомство, но никто из отпрысков (удивительно!) не пошел по стопам Гленвэра. Никто даже не смотрел в сторону космоса. Надо, правда, отметить, что «дети» владели хорошими специальностями, но профессии их были связаны исключительно с деятельностью на родной планете. Видно, та слава, которая выпала на долю Гленвэра, каким-то образом сдерживала или даже блокировала желание молодых колиоптцев стать космопилотами. Что же касается Жанэль, то она, в духе времени, занималась «наукой о жизни».

Жанэль была перспективным специалистом в области биологии, её интересовали различные аспекты обитания живых существ на Колиопте. В своей работе она не отвлекалась ни на что другое – даже на личную жизнь, хотя по возрасту была вполне половозрелой особью: привлекательной, сильной, без каких-либо генетических изменений (у неё не проявился родительский ген), и желающих завести с ней знакомство с дальнейшим продолжением было много, но она не обращала на них внимания. Не планировала она и полёты в космос. Поэтому, когда Жанэль включили в состав экспедиции, Гленвэр был немало удивлен.

Гленвэр и Далмар оказались рядом на предстартовой площадке космопорта. Встретив друг друга, они скорее удивились, чем обрадовались. «Старые знакомые» обменялись крепким рукопожатием, но перемолвиться хотя бы одним словом им не удалось – слишком много зрителей толпилось рядом. Условились увидеться позже.

Последний раз они встречались, когда их «допрашивали» – иначе не назовешь тот разговор с пристрастием, который у них состоялся с членами экспертной комиссии по итогам полета Гленвэра. Учёных и чиновников волновали в первую очередь координаты планеты Далмара. Но ни Гленвэр, ни сам седарец ничего конкретного сообщить не смогли: Гленвэр только помнил, как он «скакал» наугад по космосу в поисках знакомых созвездий, а Далмар был не сведущ в вопросе координат, поскольку область его научной деятельности была далека от астрономии.

Искусственный интеллект звездолёта, видимо, вследствие повреждений во время встречи с метеоритным дождём, не сохранил данных о космических «прыжках»: сканирование нейросети корабля не дало результатов; момент гиперпрыжка и дальнейшее выстраивание обратной траектории было словно выжжено из «памяти» корабля, поэтому координаты планеты так и остались неизвестными. Корабль поместили в Музей космонавтики (от идеи переплавки машины пришлось отказаться: вдруг когда-нибудь появятся новые технологии, позволяющие проникнуть в тайны искусственного интеллекта!), и Гленвэр иногда приходил туда навестить своего любимца. Прикладывая конечность к обшивке, он мысленно возвращался в те далёкие годы, и его взор затуманивался.

Глава 2

Звездолет был готов к старту. Все заняли предписанные полётным расписанием места. Жанэль не боялась перегрузок и «космической болезни». Вращаясь в восемнадцатиметровой центрифуге в течение обязательных сеансов предполётной космической подготовки, её тело натренировалось; организм привык к нагрузкам. Гидроневесомость она тоже отлично освоила, хотя пребывание в воде для неё было непривычным состоянием. Плавать она не умела, водоёмы на планете были редкостью. Но сравнить полученные за положенный срок навыки с реальной невесомостью ей ещё предстояло. Говорили, что реальная невесомость напоминает первые шаги в детстве: та же неуверенность и непредсказуемость и тот же восторг.

Медико-биологическая подготовка тоже прошла успешно для Жанэль. Она вообще была очень спортивной особью. В свободное время, которого, ввиду её интенсивной научной деятельности, оставалось, к сожалению, всё меньше и меньше, она занималась практически всеми доступными видами спорта и имела среди прочих своих заслуг звание почётного члена «Клуба спортивных достижений». Поначалу Жанэль думала, что именно благодаря этому титулу она и была приглашена в космическую экспедицию. Однако истина открылась ей на этапе заполнения анкеты. Во время этой процедуры Жанэль с удивлением заметила, что её карточка передаётся из руки в руки и каждый член комиссии, знакомясь с автобиографией Жанэль и доходя до определённого пункта, многозначительно кивает и как-то одобрительно, понимающе улыбается. А потом, когда один из них, самый пожилой, подошел со словами: «Значит, ты родственница нашего героя – старика Гленвэра?» – и пожал её конечность, – всё стало понятно. Правда, для неё Гленвэр никогда не был героем или легендой. Для неё он был любимым дедушкой.

Перед самым стартом она разволновалась, сердце забилось учащенно. Ни спортивная подготовка, ни специальные тренировки, пожалуй, не могли защитить женскую особь от сильных эмоций, от неконтролируемого выброса адреналина. Полёт в космос для Жанэль был неординарным событием.

Напротив, Жанэль размещался ряд стартовых кресел, который занимали особи из военного подразделения – относительно небольшой отряд жукочелов, среди них – командир группы Гутаэр. Жанэль и Гутаэр познакомились на курсе ППКП – завершающей предполётной космической подготовки, непосредственно предшествующей космическому полёту (главной целью курса была практическая отработка навыков выполнения полётных операций и способов взаимодействия с членами экипажа).

Гутаэр, удобно расположившись в своём кресле и пристегнув все необходимые застежки своего ложемента, расслабился и посмотрел на неё с ободряющей улыбкой. Он заметил, как она разволновалась, и захотел её поддержать, но она избегала смотреть в его сторону. Жанэль пыталась скрыть своё волнение, поэтому пристальное внимание Гутаэра сейчас ей было не очень приятно. Она отвела взгляд в сторону.

Рядом с Гутаэром сидел молодой военный, сильно отличавшийся по возрасту от основного состава команды. Жанэль посмотрела на него и заметила, что он тоже волнуется. Их взгляды встретились, и она ему улыбнулась. Для Гутаэра эта улыбка не осталась незамеченной. Он сдвинул брови и что-то сурово сказал молодому военному. Прозрачный шлем (он был необходим в период адаптации к полёту) плотно сидел на голове Жанэль, поэтому она не расслышала слов командира, но судя по тому, как напряглись желваки у обоих членов военного подразделения, – слова были не из приятных.