Для тех, кому не нужно славы. Серия «Трианон-мозаика»

Он осторожно пошарил рукой в теплой перчатке по оконной раме, пытаясь нащупать какую-нито щель, но ничего не обнаруживалось. Рама стояла сплошная, зимняя, из тех, что ставят на окна осенью и снимают только по весне. От дыхания стекло затуманилось, очертания девушки потеряли четкость, словно расплылись. Тиличеев протер неровный кружок в оконце, приник к стеклу поближе. Он уже собрался легонько стукнуть, как девушка сама подняла голову и увидела совсем близко от себя чужого человека.

Плотно пригнанная зимняя рама не позволила Алексею Афанасьевичу расслышать, что она сказала, но ее действия были исполнены отчаянной решимости. Она вскочила, угрожающе занеся над собой руку с зажатым в ней чем-то, похожим на нож. Тиличеев испуганно замахал руками, потом умоляюще прижал их к груди, не переставая безмолвно, но горячо, протестующе мотать головой. Его пантомима возымела действие: девушка замерла, вглядываясь в незнакомца. Так они простояли не меньше минуты, вперив взгляд друг в друга, пока Тиличеев не почувствовал, что даже его горные сапоги скользят по заледенелой опоре, если не держаться руками. Девушка сделала шаг ему навстречу, все еще опасливо на него глядя и не выпуская из своей ручки нож, вблизи оказавшийся костяным ножичком для разрезания бумаг. Но совсем близко подойти она не успела – Тиличеев с шумом рухнул на снег, уронив шапку и растянувшись во весь рост.

Он вскочил так быстро, как только смог, и принялся торопливо кланяться, попутно рукавом обивая с себя снег. Снизу ему только смутно виднелся светлый силуэт в окне, но господин Мордюков, подбежав, делал какие-то знаки руками, и девушке, и самому рухнувшему рыцарю. Лишь спустя минуту-другую, уже будучи оттащен дальше от дома, Алексей Афанасьевич смог расслышать, что ему бормочет его названый оруженосец:

– Полно, господин Тиличеев, не ровен час, услышит кто!.. далеко ли до беды! Охолонитесь, не то прислуга набежит, да барыне доложат, тогда Софьюшке и вовсе туго придется!

Тиличеев стоял, тяжело дыша, и все никак не мог нащупать крючки, чтобы застегнуть распахнувшуюся шубу. Потом засмеялся, и, схватив за плечо своего спутника, сам потащил его в сторону садовой калитки.

– Эх, прямо роман! Даже не думал, что меня так зацепит! Благодарствую, Степан Матвеич, кровь мне разогнали!

– Сам вижу… – отозвался господин Мордюков, почти на бегу. – Теперь верите, что все в точности обстоит, как я вам сказывал?

– Ничего не прибавили! И девица хороша, глаз не отвести, и напугана, и в печали… Теперь пора остановиться и дальнейший ход действий обсудить. Я разумно говорю?

Мордюков согласно кивнул и стал в тени старой ели, на всякий случай опасливо оглянувшись.

– Вы заготовили послание, о котором я вас просил? Давайте – протянул он руку.

– Всеконечно – Тиличеев достал из-за пазухи лист бумаги, свернутый в несколько раз. – Жаль, сухо написал – мол, прослышал о вашем бедственном положении, желаю выразить вам сочувствие, не в силах ли чем помочь… Сейчас бы добавил что-нибудь более романическое, да возможности нет…

– Не придумано еще чернил, которые на морозе писать могут, а карандашиком оно невежливо выходит – забирая послание, согласился Мордюков. – Листок-то великоват, надо бы записочку на малом лоскутке бумажки… Ну, да попробую передать, семь бед – один ответ. Я сей же час потихоньку в дом пройду, авось никто внимания не обратит, что моих санок не видать. А вы, господин Тиличеев, прямиком в свой возок отправляйтесь, теми же пятами вон, и меня там дожидайтесь. Да велите кучеру все же поближе подъехать – уж больно студено мне будет к вам добираться.

– Стойте, оруженосец! Постарайтесь на словах передать Софье, чтобы завтра днем она попросилась хотя бы по двору прогуляться.

– Это вы дело говорите! – отозвался Мордюков. – Днем оно не так подозрительно. Приложу все старания.

Август 201… года, город Никольск

Из частной беседы с Кристиной Ереминой

– Кристина, мне сказали, что вы хорошо знаете Анну Лапину. Это так?

– Конечно, знаю, мы в параллельных классах учились. А это правда, что Витьку Лапина арестовали?

– Вам, как коллеге, могу сказать – правда.

Представитель следственного комитета смотрел на Кристину, помощника прокурора, не выпуская из рук кофейную чашечку. В служебном буфете в четыре часа дня, кроме них, не было ни души.

– Мне вас порекомендовали не только как знакомую Анны Лапиной, но и как человека, могущего рассказать такие вещи, которые официальным органам обычно не сообщают. На ваш взгляд, в двух словах, как можно охарактеризовать Лапину?

Кристина чуть скривила губы и произнесла убежденно:

– Анька – дура. Набитая дура. Почему вы смеетесь?

– Не ожидал, что вы так буквально воспримете мою просьбу. Так-таки дура? В каком смысле?

– Ну, не в смысле слабоумная или еще что… Она училась хорошо и все такое… Но, понимаете… С такими сись… пардон, ногами, натуральная блондинка, да при такой мордашке – и сидеть в Никольске! В пять раз страшнее нее и конкурсы красоты выигрывают, и по подиуму ходят, и для журналов снимаются… А она Витьке Лапину борщи варит и рубашки гладит. Нет, она точно ненормальная. Если бы она хоть палец о палец ударила, у нее совсем другая жизнь настала, даже сейчас. Она ведь и поет, для оперы, может, и не годится, а для попсы – с руками и ногами взяли бы. Тем более такими!

– Простите, Кристина, но вы тоже красивая девушка, однако вернулись после университета домой.

– Ну, это временно… В любом резюме первым пунктом указывается опыт работы, вот я его и зарабатываю. А насчет красоты… Нет, я в зеркало себя вижу, конечно, но честно сказать, нас таких в городе человек десять, не меньше, ну, вы понимаете… А таких, как Анька, не в каждом миллионнике найдешь.

– И что же, у нее всю жизнь только один этот Виктор?

– Нет, конечно… Так сейчас наверное не бывает… В школе у нее был роман со Стасом Терехиным. Она тогда еще в классе седьмом училась, нет, это началось летом, перед восьмым классом. Они всё ходили за ручку, ей тогда все девчонки завидовали – Стас на целых три года старше, и папаша у него замглавы администрации, и все такое… Мажор местный, в общем. Ну, он школу закончил, в Москву поступил учиться, стал редко приезжать. Его родители к Аньке прохладно относились, отец еще ничего, а мать – сами понимаете. Что с нее взять? Отец от них ушел, мать ее в музыкальной школе работала – ни денег, ни перспектив. Потом выяснилось, что они Стасу в жены давно уже прочили дочь своих друзей, с которыми в институте вместе учились, что ли… Родители у той девчонки тоже чиновники, только в Москве. Их и поженили быстренько, а сваты Стаськиным родителям протекцию сделали, теперь они все в Москве живут.

– А что же Лапина?

– Ну, сами понимаете, первая любовь и все такое… Переживала, конечно, но вида не показывала – она вообще такая, Анька, все в себе. Потом она тоже учиться поступила, из города на время уехала.

– Простите, Кристина, а этот Стас приезжал еще в Никольск?

– Конечно, приезжал. У них тут дом остался хороший, бабка его сейчас в нем живет, сторожит. Они сюда время от времени наезжают, как на дачу. Только интересно, что Стаськина жена раз от разу все больше на Аньку похожа становится.

– Как это?

– Ну, сначала в блондинку перекрасилась, потом грудь увеличила – правда-правда, это не одна я заметила, – потом губки подкачала. У нас говорят – ей осталось еще ноги нарастить, и в темноте от Аньки не отличить.

– Языкатый у вас народ…

– А вы думали!

– А как давно Стас приезжал в Никольск?

– Так… у нас сегодня что? Четверг? В воскресенье на рынке его видела. Кстати, там же и Аньку со всей компанией встретила. Витька с ней шел – его в любой толпе издали заметишь, потом французы эти. Они, похоже, шашлыки затеяли, я их и в мясном ряду видела, и потом в овощном. Веселые они все были, и Витька тоже, кажется…

– Веселый или кажется?

– Да ну вас, не поверю я, что Витька убить мог. В голове не укладывается. Тут что-то другое. Вам бы еще с Колясиком поговорить, он тоже как раз рядом вертелся. Да, обязательно, это у нас такой… то здесь, то там.

– Фигаро местный?

– Вроде того. Николай… Николай… как же его… Уваров, кажется. Все его Колясиком зовут. Он, кстати, недалеко от Лапиных живет. И на рынке следом за ними тащился, он издалека чует, где какая возможность выпить подвернется. А где шашлыки – там, сами понимаете…

– Вы полагаете, Лапины на пикник ехать собирались?

– Зачем им ехать? У них дом свой, с садом, там и беседка, и мангал. Кстати, сад на овраг выходит, а там местные алкаши в хорошую погоду кучкуются, и Колясик с ними частенько сидит.

– Хорошо, пусть мне этого Колясика представят в наличии… А Стас, говорите, тоже на рынке проходил? Он Лапиных с гостями видел?

– Видел, он со своей рядом тащился. У нас по воскресеньям рынок – никакого клуба не нужно, всех встретишь, кого надо и не надо.

– Ладно… А еще, кроме Стаса, был у Анны кто-нибудь?

– Был, но это темная история. Мне кажется, вам в этом направлении надо покопать! Я об этом мало что знаю, да никто не знает. Мать Анина, разве что, и – вот, папаша ее! Я уже говорила, он от них давно ушел, лет десять назад – ну, знаете, как бывает. Уехал в Москву на заработки, там и нашел себе бабу, то есть женщину, а она его и перетянула к себе, заставила развестись. Так о чем я?

– Вы сказали, что это темная история.

– Да-да, как раз такая. Аня после школы поступила куда-то по музыке, в Москве. Это уже после того, как Стаса женили. А вот тут я вам ничего определенного сказать не могу, честно, но слухи ходили, будто в то время у нее появился какой-то парень.

– Отчего так таинственно?

– Парень какой-то крутой, всех вокруг нее разогнал, никого к ней не подпускал, а она вроде его боялась до жути. Вот тогда Витя на ней и женился.

– А причем здесь Виктор?

– Он при ней всегда вроде защитника, как старший брат, понимаете… Она ведь всегда заметная, и он тоже.

– Не очень понимаю.

– Витя Лапин в два метра ростом вымахал еще в классе десятом, в баскетбол играл, в городе его все знали. А Аня – живая куколка Барби, и жили они почти по соседству. Он ее и опекал, чтобы никто не приставал, не трогал.

– И когда у них роман со Стасом, тоже?

– Да, хоть Витя тогда в университет поступил. Но он домой часто приезжал, а его родители через две улицы живут. Они втроем иногда гуляли, катались на роликах, на велосипедах… Аня к Виктору как к брату относилась, это точно.

– А он к ней?

– Да кто его знает. Раз женился – значит, не по-братски. Вам об этом с родителями бы поговорить, только не с Витькиными. Они невестку не очень-то любят, больше терпят, а после того, как Витю арестовали, такого наговорят…

– Понятно… Так вы, Кристина, не верите, что Виктор Лапин виновен?

– Не верю. Он такой… Если бы меня спросили, кто это мог сделать, я бы скорее на француженку эту подумала. А что? О ней толком ничего не известно. Может, у нее роман был с этим Оливье – вот имечко-то – может, это она его приревновала. По голове стукнуть «твердым тупым предметом» – это и женщина сможет.

– Вы в курсе результатов экспертизы?

– Да ладно вам, чем еще по голове стукают? Так, говорят, кровью и залился, этот француз бедный. Жалко, такой парень симпатичный… У этой Моник какие-то причины могли быть, а тут в Россию приехали – они же, иностранцы, до сих пор думают, что у нас медведи по улицам ходят. И мафия всем заправляет, и полиция у нас купленная! И можно убивать безнаказанно, и концы в воду! Нет, правда!

– Успокойтесь, Кристина. Спасибо вам за откровенность.

Январь 1798 года, имение Щелыгино

Алексей Афанасьевич Тиличеев успел соскучиться, дожидаясь в возке. Он выбрался наружу и ходил рядом с лошадьми, которые время от времени переминались с ноги на ногу и поматывали гривой над зимней упряжью. Кучер дремал, завернувшись едва не с головой в бараний тулуп. Завидев щуплую фигурку Мордюкова, хозяин возка ткнул кучера в бок и торопливо протянул руку навстречу своему компаньону.

– Передал – выдохнул тот главную новость вместе с морозным паром. – В собственные руки передал. Прокрался, как нашкодивший кот, и поскребся в дверь. Она поначалу и говорить не хотела, думала, что я от Берко-Берковича посланец. Потом в замочную скважину выглянула… На ключ ее запирают, бедняжку. Но я письмецо ваше под дверь уловчился просунуть, и просьбицу на словах передал, чтобы она завтра попросилась гулять по двору. Вот вам и случай уже въяве повторить, что в цедулке своей написали, и уж теперь на романические эпитеты не скупитесь, мой вам совет.

Компаньоны забрались в нахолодавший возок; старичок покопошился, устраиваясь, затем вопросительно повернулся к Тиличееву:

– А что ж дальше? То, что вы Софьюшке приглянуться можете, в том я и не сомневался, без этого и разговор не стал бы затевать. Справитесь ли с самой Марьей Спиридоновной? Она и в обыденной жизни особа себе на уме, а уж коли дело до спасения сынка любимого касаемо – ждите хотя и бескровной, но битвы. Добро бы с противником равной силы, я имею в виду особ мужеского пола. С дамами состязаться еще тяжче, уж поверьте моему немалому опыту. Начнет госпожа Щелыгина уходить от прямого разговора, на вертижи в голове ссылаясь, или же вот! На рюматизмы; они у нее по всему телу, должно быть, разбросаны, и когда дело в неугодную для ней сторону поворачивается, тут-то они и вылезают, как по мановению руки.

– С этакими дамскими штуками я справлюсь, не беспокойтесь. В дипломатии тоже от дам в известном возрасте немало зависит, и с ними я поднаторел тягаться. Вы не забывайте, Степан Матвеевич, что наша задачка из себя фигуру не треугольную представляет, а по меньшей мере четвероугольник – сама Софья, ее тетушка, предполагаемый женишок и ваш покорный слуга. Этот господин с двуспальной фамилией представляется противником серьезным – у него мошна, по всем слухам, тугая, и он любые языки засеребрить может. Мне с моими скромными капиталами с ним тягаться не с руки. Нет ли какого иного способа сего противника поколебать?

Старичок посопел, помолчал и заговорил вполголоса, хоть ни одна живая душа их разговор слышать не могла:

– Как не быть… Люди известного сорта своих целей добиваются всеми возможными, а порой и невозможными действиями. Со стороны их зацепить трудно, но я, как стряпчий, многих тайн хранитель… В бумагах господина Берко-Берковича немало шероховатостей имеется, за которые в известных случаях власти могли бы зацепиться при желании. Но!.. – он поднял торжественно сухой суставчатый палец – главное слово здесь – при желании. А сей господин с властями на короткой ноге, щедр и на подарки, и на приглашения, и на развлечения. Так что путь через нелады в бумагах непростительно долог, ибо временем мы с вами, любезный господин Тиличеев, не располагаем вовсе. Придется нам взять на вооружение только глухую молву, но молву крайне опасную. Я и раньше задумывался, отчего это в нашем уезде люди именитые и состоятельные отдают Богу душу аккурат в то время, когда их родственники или свойственники в тугой переплет попадают.

– И давно это вы заметили? – с интересом перебил его Тиличеев. – Не забывайте, я здесь человек хоть и не новый, но уехал отсюда еще в молодые годы и с тех пор наведывался только изредка. Да-да… – он задумался – припоминаю немало смертей, которые меня удивили. Иной раз целые семьи в короткие сроки словно косой выкашивало.

– Ах, как верно вы изволили высказаться! – с жаром подхватил стряпчий. – В прежние времена тоже такое случалось, вот, хоть бы и ваше, прошу прощения, семейство в пример привести. Ваш батюшка, ваша матушка, а потом и его вторая супруга, мачеха ваша, я позабыл, сколь деточек у них было – не то трое, не то уж четверо – в какие-то годик-другой преставились один за другим. Да ведь вы тогда еще совсем юным были, едва из отроческих штанишек выросли, да и жили-то не здесь. Ох, простите, Алексей Афанасьевич! Глупость я сболтнул, не принимайте на свой счет. То все дела хоть и грустные, но вполне обыденные – деточек до года едва ли половина доживает, и роженицы почасту мрут родами или после, в горячке родильной, число вдовцов умножая многократно. Нет, здесь совсем другая картина вырисовывается. Позвольте напомнить, за счет чего у этого приезжего господина имение-то округлилось, я вам давеча рассказывал. Он уж дважды вдовец, и жены у него умирали скоропостижно, и вовсе не при родах. А у второй супруги, старой девицы, всю семью вот так-то в одночасье на погост свезли: оба брата, бравые военные, и отец с матерью вскоре за ними приказали долго жить.

– Так вы полагаете?.. – задумчиво заметил Тиличеев. – Хм… оно, конечно, заманчиво его таковым образом припугнуть, но не отмахнется ли? В Европе тоже немало похожего случается в последнее время – то ли поветрие такое пошло, то ли из-за войн и революций цена человеческой жизни упала многократно. Вот, к примеру, в Вене про отравления шепчутся в каждой кофейне, кого только не называют. Даже, говорят, один знаменитый композитор в припадке безумия признался в отравлении собрата по профессии, хотя и бедного, но божественным талантом наделенного. Но до Вены отсюда далековато!

– Всё так, всё так… – покивал головой Мордюков – однако попробуйте как бы невзначай при господине Берко-Берковиче упомянуть про знаменитый яд Елисея Бомелия. Как, вы про него не слыхали? Давненько, значит, вы у нас не бывали! Лекарь Бомелий, как говорили потом, чернокнижник и алхимик, за то и казнен был. При Иване Грозном из Англии въехал, придворным лекарем стал и одно время большую силу имел. Сказывали, будто умел он такие удивительные яды составлять, что человек, их принимая, умирал, похоронен был по всем обрядам, а через известное время воскресал из мертвых.

– Эко вы, уважаемый, загнули! Что ж он, Бомелий ваш, чудеса господни в силах творить был, что ли?

– Погодите, не перебивайте меня, Алексей Афанасьевич! И ничего я не придумываю… В те времена, тому уж с лишком двести лет, такой ужас и морок люди переживали, что до сих пор помнят, и из уст в уста передают. Целые роды боярские до единого истреблялись, не щадили ни старых, ни малых, а вместе с ними, как водится, и всю челядь. Нигде спасения не находили, вот и искали его в могиле.

– Да как же это может быть?

– А вот как! – старичок вовсе близко присунулся к хозяину возка, и заговорил совсем тихо, почти касаясь своим подбородком мехового воротника Тиличеева. – А больше и скрыться негде! Живого завсегда найдут и достанут хоть из-под земли… Опричники с собачьими головами у седла врывались в любой дом, и удержу им никакого не встречалось! Вот и покупали богатые люди то зелье у царского лекаря за огромные деньги. Выпьют и вскоре становятся как бы мертвыми, их на погост снесут и в могилке зароют, как положено, крест сверху поставят. Ан верные люди через малое время обмершего достанут, и в чувство приведут. Конечно, страшно на такое идти, почитай, живым в гроб ложиться, но еще страшнее государев гнев на себе испытать. А так – помер, и взятки гладки, и самого разыскивать не станут, и родню в покое оставят. Даже и того чуднее происходило – иного человека прилюдно казнили, а он вскоре живым мог оказаться. Но, конечно, это ежели через повешение – задумчиво уточнил старичок – когда голова с плеч, тут никакое зелье уже помочь не могло.

– Сказки какие-то! – пожал плечами Тиличеев. – И к чему тогда подозрительные смерти у нас в уезде? Они-то как раз помирают безвозвратно, все эти неудобные жены и лишние братья!

– А также постылые мужья и даже кое-кто из соперников по судебным тяжбам – согласился Мордюков, кивая и немного отодвигаясь от собеседника. – То знаменитое зелье, должно быть, больно трудно в изготовлении, а вот просто отраву надежную кто-то очень успешно у нас в округе составляет… Как я ни пытался прознать, кто такими делами промышляет – ни на шаг не продвинулся. Ходят только слухи, что по прописям этого самого Бомелия отравное зелье готовится, и все…

Собеседники замолчали, слушая скрип полозьев. Когда на развилке возок поворотил к деревеньке Мордюкова, как кучеру загодя велели, первым заговорил Тиличеев:

– Простите, что с таким недоверием поначалу к словам вашим отнесся, Степан Матвеевич… Предания про волшебные зелья по свету столетиями ходят. Я не единожды представление на театре смотрел про молодых любовников из Вероны, они похожим зельем воспользоваться пытались, но там все плохо закончилось. Но здесь-то такому поверию откуда взяться?

– Однако подозрительных смертей за последнее время столько стало, сколько я за всю свою прошлую жизнь припомнить не могу. И слухи, опять же… Так что не забудьте при господине Берко-Берковиче разговор в эту колею повернуть, а ну как поможет это нам с вами в нашем благородном деле…

Август 201… года, Москва

Из беседы со Станиславом Терехиным

– Вы мне можете по-человечески сказать, что вам от меня надо?

– Очень хорошее определение! Именно по-человечески. Ответьте мне на несколько вопросов, и мы благополучно расстанемся.

Стас нервно пожал плечами, отвернулся к панорамному окну во всю стену. С одной из высоток Москва-сити открывался такой вид на город, которого представителю следственного комитета наблюдать раньше не приходилось.

– Странные у вас вопросы… – Стас качнулся во вращающемся офисном кресле.

– Почему же странные? Я спрашиваю вас о вашей же собственной жизни. Кто еще может на них ответить? Имеется серьезная причина, из-за которой я к вам обращаюсь. Причина эта вам известна.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.