Мир после Второго потопа

– Недалеко отсюда, – начала Сула, – был найден труп – молодой мужчина, человек или изгой, без одежды и документов. Возможно, незадолго до этого, он посещал этот бордель. Прошу посмотреть на фото и сказать нам все, что вам известно об этом мужчине.

Она раздала несколько фотографий жертвы и снова стала приглядываться к лицам зверевеков, окружавших ее. На этот раз, детектива интересовала их реакция. Свидетели молча и угрюмо смотрели на фото и без слов передавали его друг другу. Вдруг откуда-то сзади раздался то ли вскрик, то ли стон, и пара товарок вывели вперед свою подругу – красивую, миниатюрную девушку, круглолицую с миндалевидными, азиатскими глазами ярко-зеленого цвета, маленьким пухлым ртом и трогательными черными кудряшками, оттенявшими бледную кожу. На негнущихся ногах она медленно добралась до дивана и упала на него без сил, но сделала это так грациозно, что Сула невольно залюбовалась.

– Как вас зовут? – спросила она, когда девушка немного успокоилась.

– Лина. – ответила та низким, мелодичным голосом, напоминающим нежное мурлыканье. Кошачья грация и чарующий голос, выдавали в ней котовека, что подтвердилось, когда девушка показала удостоверение.

– Думаю, нам нужно поговорить наедине. – сказала Сула. Неожиданный обморок девушки натолкнул ее на мысль, что та явно знакома с жертвой. – У вас есть собственная комната? Мы можем там уединиться?

Лина молча кивнула, и они вместе поднялись наверх и скрылись за одной из дверей, оставив Пия внизу, продолжать допрос свидетелей.

– Да, я знаю его. – все еще волнуясь начала свой рассказ Лина. – Он – человек, и его зовут Максимилиан. Мы были любовниками… Нет! – девушка оборвала сама себя, – Мы любили друг друга и хотели быть вместе! – и она вновь залилась слезами, прикладывая к глазам кружевной платочек, пахнущий дешевыми, но приятными духами.

Сула огляделась вокруг: розовое покрывало, милые фото в рамочках, плюшевые игрушки на полках. Вся обстановка маленькой комнатки говорила о том, что Лина была совсем еще ребенком.

– Сколько вам лет? – спросила она.

– Шестнадцать. – тихо ответила девочка.

Сула опустила глаза и увидела ее округлившийся животик.

– О, небо! – прошептала она. – Ты же еще совсем дитя!

После этих слов Лина вздрогнула и обхватила живот руками, как будто пыталась защитить того, кто внутри от нападок внешнего мира.

– Это ребенок Макса, – заговорила она быстро и сбивчиво, – Я знаю это. Мы хотели пожениться. Он – племянник Сенатора. Его дядя сочувствует таким, как мы и хочет принять закон, который немного уравнивает нас в правах и разрешает браки между людьми и зверевеками. Еще мы хотели сбежать, пока этот закон не примут, и прятаться в катакомбах. Макс знает… – Лина осеклась.– Знал как туда попасть и где укрыться. Он много раз приходил ко мне так.

– Как вы познакомились? – спросила Сула.

Лина нахмурила лоб и совсем по-детски сморщила аккуратный носик, пытаясь вспомнить:

– Около года назад Макс пришел сюда с одним парнем. Тот раньше появлялся у нас пару раз, но я не знаю, кто он и никогда его после не видела. Он заказал меня на ночь, потом пришел ко мне снова, и мы не заметили, как влюбились друг в друга и стали встречаться. Он – необыкновенный. Такого, как Макс больше нет.

Сула с сочувствием смотрела на плачущую девочку и понимала, что та потеряла, не только самого близкого человека, но и, возможно, единственный шанс начать новую, счастливую жизнь пусть даже в катакомбах. Она не стала напоминать Лине о том, что теперь может ожидать ее и ребенка, которого она носит. Девушка, просто, молча погладила ее по голове и вышла, на прощание оставив номера своих телефонов.

Пий ждал у машины и молча курил, задумчиво вглядываясь в темноту.

– Погнали, – сказал он подошедшей напарнице.

После того, как машина тронулась детективы обменялись полученной информацией. Пий подтвердил все то, что рассказала Лина, ничего принципиально нового он не узнал. Остановившись у здания, где оба они жили в служебных квартирах Пий все еще был задумчив и мрачен и просто молча кивнул на предложение напарницы посидеть в соседнем баре и что-нибудь выпить.

Они заказали пару кружек пива и устроились за дальним столиком. Ходить по барам в форме противоречило уставу, но этот соседствовал с полицейским общежитием и поэтому прослыл полицейским баром: все копы после работы шли сюда, и мало кто беспокоился соблюдением условностей.

– Пий, ты сегодня сам не свой, – заговорила Сула, – что случилось?

– Просто воспоминания всякие. – ответил напарник.

– Знаешь, – вдруг, неожиданно разоткровенничался он, – Я рос в таком борделе. Мои родители познакомились там. Мать была проституткой, а отец – громилой у входа. Лет до десяти я жил в публичном доме и знал, что к маме нельзя, если к ней в комнату вошел чужой дядя. Так продолжалось до тех пор, пока родители не скопили деньги и не уехали в другой Округ, купив там небольшой домик, и попытавшись забыть свою прошлую жизнь, как страшный сон. Родители считают, что им еще повезло: хозяева публичного дома дали возможность заработать, а не выгнали мать с младенцем погибать на улицу, и не забили до смерти отца в наказание за связь с проституткой, что было не редко в те времена.

Остаток вечера напарники пили молча. День был долгим, они оба устали и тихо сидели рядом, размышляя каждый о своем. Сула все думала о Лине, о ее несбывшихся мечтах и надеждах. Она поклялась, что найдет убийцу. Она уже ненавидела его за то, что отняв жизнь у Максимилиана, он погубил Лину и ее не родившегося ребенка.

Глава 7: Командировка в Центр

Сула проснулась раньше обычного. Ей нужно было обдумать и упорядочить информацию, а утром думалось лучше. Девушка умылась, вскипятила чайник и разложила свои записи по делу на столе в маленькой кухне своей типовой казенной квартиры. Сама квартира, кроме упомянутой кухни, имела единственную жилую комнату и санузел. Немного, но достаточно для одного человека, с утра до ночи пропадающего на работе. Рядом тихо урчал холодильник, и монотонно капала вода из протекающего крана. Но Суле эти привычные звуки не мешали сосредоточиться.

«Итак, что мы имеем? – спросила она сама себя и начала чертить схемы на листе бумаги, – Максимилиан – человек, предположительно племянник Сенатора, лояльного к зверевекам, почти год назад знакомится с Линой (проститутка из борделя на Вишневой улице), влюбляется и завязывает с ней отношения. В публичный дом его приводит неизвестный парень, который пару раз бывал там до этого, но никому не запомнился. Лина беременеет от Максимилиана. Он обещает ей счастливую жизнь вместе в катакомбах, с которыми хорошо знаком и много раз ими пользовался (со слов Лины) для вылазок на Вишневую улицу. Когда беременность Лины стала заметна, Макса убили после посещения борделя, предположительно на старых развалинах. Его последний день: В 18:45 пришел он на территорию Гетто зверевеков через северо-восточный блокпост, в 19:23 он пересек Центральную площадь и направился к публичному дому на Вишневой улице, на встречу с Линой. Они провели вместе ночь. Из показаний девушки следует, что он ушел от нее около четырех часов утра. После, не желая лишний раз мелькать под камерами, Максимилиан, скорее всего, направился к развалинам, где находится вход в катакомбы, чтобы по подземным ходам вернуться домой, не привлекая внимания. Там его убили, раздели и оттащили под эстакаду.»

Сула потянулась, отхлебнула чай и продолжила размышления:

«Вопросы:

1. Кто этот неизвестный, познакомивший Макса с Линой? Имеет ли он отношение к убийству? Нужно составить фоторобот и попытаться найти его.

2. Почему труп волокли несколько сот метров к эстакаде, именно в то место, где нашпигованы камеры видеонаблюдения, когда могли запросто бросить на пустыре? Почему преступник так рисковал? Неужели он хотел, чтобы тело быстро обнаружили?

3. Почему на теле забыли такую явную улику – повязку с гербом Сопротивления? Если убийца член подполья, то он либо беспросветно глуп, либо специально оставил ее, чтобы навести подозрение на сопротивленцев. Но зачем ему это? Или он вообще не связан с ними и просто взял первую попавшуюся тряпку?

4. Зачем жертву раздели? Имеет ли это какую-то причину или просто так легче было тащить?

5. Связано ли убийство с Линой и ее беременностью? Или просто совпадение?

6. Кто наблюдал за мной в развалинах? Имеет ли он отношение к преступлению? Сегодня нужно будет еще раз тщательно все там осмотреть.

7. Парфюм или запах мыла, который почувствовал Пий на месте преступления. Мог ли он принадлежать убийце?»

Сула глянула на часы – времени до работы осталось не так много. Нужно было закругляться.

– Пока все, надеюсь, я ничего не упустила. – сказала сама себе Сула, помыла чашку, собрала бумаги и прихватив листки с аналитикой преступления, поспешила на работу.

Спустившись этажом ниже, она постучала в комнату Пия.

– Иду, иду, – откликнулся он из-за двери и заскрежетал замком. Судя по голосу, к напарнику уже вернулось его неизменное веселое настроение.

Через минуту они уже сели в машину, припаркованную рядом, и поехали на службу.

В участке был аврал, пришли результаты экспертизы, в которых официально подтвердили человеческое происхождение жертвы. Некст оповестил полицию Центра (регион Нью-Атлантиды, где проживали люди), и с минуты на минуту ожидали копов оттуда. Сула поделилась с шефом размышлениями по поводу дела, на что тот молча кивнул и приказал ждать.

Минут через сорок всех полицейских собрали в холле. Некст стоял за столом как школьный учитель – схожести добавляла коричневая доска позади него. На доске мелким, убористым почерком начальника были написаны выводы Сулы, с которыми та его только что познакомила. Поодаль, с брезгливо-высокомерными выражениями лиц стояли три полицейских чина из Центра.

Сула толкнула Пия локтем и улыбнулась уголком рта. Тот подмигнул ей в ответ:

– Я чую тот же запах, что и под эстакадой. У них там что, один парфюм на всех? – прошептал он одними губами.

Помимо той информации, которую все и так уже знали, Некст подтвердил, что убитого зовут Максимилиан Шелл, ему 17 лет, и он, действительно, является племянником Аттикуса Шелла – Сенатора, лоббирующего интересы Зверевеков в Парламенте. Родители мальчика погибли, когда тому было 7 лет. С этого времени он был на попечении дяди. Максимилиан учился в Старшей школе и планировал поступить в юридический колледж.

«Тоже ребенок, – невесело подумала Сула, – Убитый и выброшенный, как сломанная кукла.»

Некст, тем временем, перешёл к самой важной части своей речи:

– Поскольку это преступление, совершенное на территории Гетто, но против человека, – шеф поднял вверх указательный палец, как бы подчеркивая значимость, – То следствие будет производиться совместными усилиями полиции людей и зверевеков. Чтобы ознакомится с записями камер видеонаблюдения, ввести коллег из Центра в курс дела и ознакомить их с уликами туда будет командирован один наш сотрудник.

Шеф напряженно пошевелил бровями:

– Едешь ты, Сула.

На эту реплику начальника Пий вопросительно поднял бровь.

– А ты, Пий, не едешь, а отправляешься в публичный дом, снова опрашиваешь свидетелей, составляешь фоторобот и еще раз тщательно осматриваешь развалины. – заключил Некст и этого было достаточно, чтобы понять – спорить бесполезно.

Сула уселась в просторную машину из Центра. Она не ожидала многого от этой командировки, понимая, что ее отправляют туда не за какие-то особые заслуги. Скорее всего, она просто, сотрудник, от которого в случае чего будет не так жалко избавиться, как от остальных. По крайней мере, Суле так казалось. Было ли ей обидно? Да, но не сильно. В крайнем случае, она просто вернется на Юг, к отцу, по которому сильно скучала.

Вместе с Сулой ехал самый молодой из прибывших офицеров – детектив Ник Уилсон. Перед поездкой их представили друг другу и объявили: теперь они будут вместе работать. Глядя на пропитанную снобизмом и высокомерием, презрительную мину на лице нового напарника, девушка ощущала, что ее, и так невысокое мнение о коллегах из Центра опускается еще ниже. Но все же, детектив Уилсон был высок, спортивен, красив и благоухал потрясающим парфюмом, нотки которого Пий унюхал на месте убийства. Он обладал той холодной арийской красотой, о которой, много веков назад, грезили представители «высшей расы» одного воинственного европейского государства, чья территория сейчас находится глубоко под водой.

Миновав блокпост, они въехали в Промышленную зону. Воздух на ее территории был еще зловоннее, чем в Гетто. Он был не просто тяжел, а до такой степени пропитан запахом дыма, мазута и промышленных отходов от, находившихся здесь, фабрик и заводов, что казался осязаемым. Сула заметила, что Уилсон от этого сморщился еще больше, как будто откусил хороший кусок лимона. «Дааа, командировочка обещает быть «веселой»», – мысленно резюмировала она. Украдкой наблюдая за напарником и делая неутешительные выводы, девушка не заметила, как проскочив Промзону по длинному бетонному коридору, они подъехали к блокпосту Центра.

Сула была здесь в первый раз и едва не открыла рот от удивления. Вся центральная часть Нью-Атлантиды была огорожена высоченной стеной из пуленепробиваемого пластика. За стеной находился другой мир.

Пройдя последний блокпост, девушка огляделась по сторонам. Яркое солнце, нежась на чистом небе, заливало всё мягким солнечным светом. Несмотря на зиму, день был по-весеннему теплым и ясным. Улицы были прямыми и чистыми, здания красивыми. Многочисленные парки шелестели развесистыми деревьями и зеленели яркими газонами. Казалось, в воздухе были разлиты покой и умиротворение.

Пока они ехали до пункта назначения, Сула заметила, что в Центре не ощущается присутствия зверевеков. Было полное ощущение, что они вовсе не существуют на свете. Если в Гетто на каждом углу высились выцветшие баннеры о дружбе людей и братьев их меньших – зверолюдей, то здесь пространство было напичкано плакатами с различной рекламой: банков, магазинов, техники и продуктов питания; либо просто фотографиями счастливых семей, молодых пар или домашних животных. Различные баннеры были везде, но ни на одном из них, даже близко не вспоминали о зверолюдях, хотя, среди прохожих, Сула заметила парочку своих сородичей.

Наконец-то, впереди показалось огромное здание Центрального управления полиции. Уилсон загнал автомобиль на служебную парковку. За все время в пути он не проронил ни слова и теперь просто жестом указал Суле следовать за ним. Они вместе вышли из машины и направились к лифту.

Глава 8: Своя среди чужих

Лифт медленно опускался с последних этажей, слишком медленно. Сула уже не чувствовала рук под тяжестью коробки с уликами и материалами по делу, когда он бесшумно распахнул свои створки. Хорошо, что хоть все записи перенесли на дискеты, и ей не пришлось тащить папки с бумагами.

Доехав до нужного этажа, они оказались в длинном гулком холле, куда выходили двери десятков кабинетов. Уилсон молча прошел к одному из них, приложил жетон к небольшому сканеру и, нажав на ручку двери, первым вошёл в кабинет.

Сула добежала до стола и с облегчением бросила на него тяжелую коробку.

– Приступим к осмотру улик? – чтобы хоть как-то прервать затянувшееся молчание, спросила она.

Уилсон молча кивнул в ответ.

– Это одежда. Это орудие убийства. Это фотографии жертвы. Это снимки с места преступления. Это материалы по делу, в том числе, результаты вскрытия и экспертиз. – Сула по очереди доставала предметы из коробки и на последних словах она вытащила ворох дискет. После чего неизменно высокомерное лицо Уилсона вдруг приняло удивленный вид, и на секунду он стал похож на простого мальчишку. Всего лишь на секунду.

– Что это? – растягивая гласные спросил он, держа дискету двумя пальцами за уголок – Из какого века до нас дошёл этот привет? Как всё-таки зверевеки отстали в своём развитии.

Сула улыбнулась про себя. Первое, что сказал Уилсон с минуты их знакомства, было снобистско-шовинистской шуткой в стиле агитплакатов в Гетто об умных, благородных людях и беспомощных, глупеньких зверевеках.

– Ну конечно! Куда нам до вас? Ведь это вы нас создали. – съязвила девушка, но напарник, казалось, не уловил сарказм.

– Собирай всё в коробку и пошли за мной, – скомандовал он и, подбрасывая жетон одной рукой, вышел из кабинета.

Сулу снова ждала поездка на лифте с тяжелым ящиком в руках. Сначала они зашли в кадровый отдел. Там новенькую ждали временный жетон и специальный пропуск для зверевека, с которыми она могла свободно передвигаться по Центру и заходить всюду, куда потребует расследование. После, детективы спустились в подвал, в технический отдел. Там Сула снова поразилась тому, как далеко может уйти технический прогресс, если его не сдерживать насильно. В подвале находились мощные компьютеры размером с коробку конфет, голографические проекторы, а стены заменяли огромные экраны, а также множество других достижений человеческой науки и техники наполняли его равномерным гудом и тихим жужжанием. Девушка снова едва сдержалась от того, чтобы не замереть с открытым ртом.

Технари радушно поздоровались с Уилсоном, лишь мельком взглянув на Сулу. Ей стало неловко от того, что люди, казалось, в упор не замечали ее присутствия, давая понять, что она здесь чужая. Уилсон отдал спецам дискеты и велел перелить всю информацию на более современный и удобный носитель. После принялся рассматривать фотографии, увеличивая их на большом экране.

– Вот! – вдруг воскликнул он – Смотри сюда! Видишь?

– Да, – ответила Сула, – это отпечаток, ботинка на месте преступления.

– Да, и там есть номер. – перебил Уилсон увеличивая изображение.

Сула внимательно пригляделась. Теперь было заметно, что на рисунке протектора присутствовало несколько цифр, но их было невозможно разобрать.

– Это индивидуальный номер, которым промаркирована одежда и обувь военнослужащих, полицейских и спасателей Центра. Узнав его, мы сможем определить, кому принадлежат ботинки, и, возможно, нам это поможет в расследовании. – пояснил Уилсон.

– Выжмите из этого все, что возможно. Видео с камер под эстакадой уже пришло? – обратился он к технарям.

Получив утвердительный ответ, детектив несколько раз кликнул мышкой и экран разделился на десяток квадратов, в каждом из которых, возникло изображение. В 5:53 утра под эстакадой появился человек, который что-то волок по земле. Было ещё темно, и он двигался спиной и боком к камерам но, находящийся рядом прожектор достаточно освещал пространство, чтобы понять: это – убийца притащил труп Максимилиана. Он был среднего роста, одет в темную, просторную одежду и солдатские ботинки, лицо скрывал капюшон, поэтому хорошенько разглядеть преступника практически невозможно. Сула в напряжении закусила губу, а Уилсон с досадой стукнул кулаком по подлокотнику кресла – лица убийцы видно не было. Единственное, что привлекало внимание – окладистая, густая борода, спадавшая на грудь.

– Я забираю видео, пропущу его у себя через "Анализатор". Номер ботинка сообщите мне сразу же, как узнаете. – Уилсон поднялся из-за стола, – Мы возвращаемся в кабинет. – скомандовал он уже напарнице.

– Да, мой капитан, – снова съязвила Сула, – Только ящик, на этот раз, несёшь ты, а то у меня скоро грыжа от него вылезет и придется оформлять производственную травму.

Через пару минут они снова стояли у кабинета. Суле было приятно открыть его своим жетоном и войти первой, оставив теперь Уилсона ковылять следом, неся тяжелую коробку с уликами.

Усевшись за стол, он включил свой компьютер, ввел пароль и запустил специальную полицейскую программу: "Анализатор", имеющую доступ ко всем базам данных и помогающую копам раскрывать преступления. Сула взяла свободный стул, села рядом и стала внимательно следить за происходящим. Как только программа загрузилась, на столе зазвонил мобильный телефон Уилсона, похожий на тонкую, прозрачную шоколадку.

– Да, – он ответил на звонок, – да, записываю. Номер на подошве ботинка 5639. Ок, спасибо ребята.

Уилсон ввел цифры в программу, и, подумав несколько секунд, она вывела на экран досье.

– Лейтенант Алан Робинсон, служил в полиции, в отряде быстрого реагирования, погиб во время бунта зверевеков два года назад. Тело нашли на пустыре, а кто-то присвоил его обувь.

Следующим через Анализатор пропустили видео с камер, и алгоритмы программы с вероятностью 67 процентов опознали в таинственном бородаче под эстакадой Джона Девятку – изгоя, боевика-подпольщика и одного из лидеров Сопротивления.

– У нас есть подозреваемый! – обрадовался Уилсон.

– Вероятность всего лишь 67 процентов. Ее не слишком мало для того, чтобы обвинить человека? – с сомнением спросила Сула.

– Этого достаточно, здесь сохранена допустимая погрешность. Да и потом, он – не человек, а изгой. Джон Девятка, – презрительно скривился Уилсон, – и почему у них всегда такие дурацкие имена?

Сула почувствовала, что начинает медленно закипать.

– Объяснить тебе – почему? – произнесла она чеканя каждое слово. – Потому что, как только рождается младенец-изгой его отнимают от теплой материнской груди и отправляют в приют для изгоев. И тем временем, пока малыш плачет и зовет маму, у него отбирают последнее, что связывает с ней – данное родителями, имя и дают другое. Причем имена выбираются сразу на год: одно – мужское и одно женское. Чаще всего они парные, например: Джон-Джейн или Оливер-Оливия. И всех мальчиков, поступивших в этот год, называют Оливерами, а девочек – Оливиями. А вместо фамилии им номер, под которым ребенок поступил в приют. Джон, видимо, был девятым. И это все потому, что кто-то решил, что изгоев не стоит считать ни за людей, ни за зверевеков!

Последнюю фразу девушка почти прокричала, вплотную приблизив свое лицо к лицу напарника. Он заметно стушевался под ее гневным взглядом и начал мямлить про незапланированное размножение, видовые мутации и прочую пропагандистскую чушь, которой напичкана местная пресса.

Замешательство Уилсона длилось недолго, через пару секунд его лицо приняло прежнее высокомерное выражение. Но Сула внутренне ликовала – это была ее первая маленькая победа.

Глава 9: Сенатор Шелл

Сула долго искала стационарный телефон, чтобы позвонить Пию. В этом здании, напичканном гаджетами по последнему слову техники, оказался всего один старинный телефонный аппарат, грозящий развалиться от первого прикосновения. Дозвониться удалось не сразу – мешали помехи и сбои. Когда это удалось, девушка была несказанно рада услышать голос напарника. Проговорив с ним около десяти минут и подняв себе настроение, Сула спросила Пия, составил ли он фоторобот загадочного незнакомца, и попросила прислать его факсом, когда будет готов.

Когда она вернулась, Уилсон был явно раздражен ее отсутствием. Девушка снова почувствовала себя неуютно, и хорошее настроение почти улетучилось. Но она не подала вида, что недовольство напарника ее задевает.

– Где тебя носит? – брюзжал Уилсон, – Тебя не дозовешься. Дай мне номер своего мобильника, чтобы не искать по этажам в следующий раз.

– У меня нет мобильника. Зверевекам запрещено его иметь. – спокойно ответила Сула, с удовольствием наблюдая, как округлились от удивления глаза собеседника. По его лицу было видно, что он слышит о таком впервые.

«А ты думал, что мы слишком глупы, чтобы ими пользоваться, или слишком бедны, чтобы купить?» – со злостью подумала девушка.

Уилсон промолчал, хотя было видно, как много ему хочется спросить.

– Мне только что сообщили, что Сенатор Аттикус Шелл ждет нас через час у себя, чтобы ответить на наши вопросы. – продолжил он немного смягчившись, – До этого нужно будет завести твои вещи в общежитие. Тебе там выделена комната.

– Я всегда думала, что это полиция вызывает свидетелей, а не наоборот. – язвительным тоном заметила Сула.

Напарник в ответ лишь неопределенно пожал плечами.

Когда они вышли на улицу, Сула, немного помявшись, спросила:

– Уилсон, можешь ответить, что это у вас за популярный мужской аромат, которым благоухают здесь почти все мужчины? Пий унюхал его на месте преступления.

Тот лишь указал рукой вверх, и она увидела огромный видео-баннер. Изображенный там брутальный мужчина, довольно улыбаясь, брызгал на себя туалетной водой из элегантного флакона. "Second Flood" – золотыми буквами на черном фоне было выгравировано название. "Мир после Второго Потопа никогда не будет прежним!" – гласил рекламный слоган, и Сула была с этим согласна.

– Маркетологи придумали удачный ход, пустив слух, что парфюм разработан на основе ультрасовременных разработок, и обладает уникальными свойствами: если его подарить, то он свяжет дарителя и одаряемого невидимыми узами, и они никогда не расстанутся. В общем девушки от этого посходили с ума и принялись дарить мужчинам "Second Flood", буквально сметая его с прилавков. А нам ничего не остается, как пахнуть одинаково, благо аромат приятный – рассказывал Уилсон, лавируя между автомобилями на оживленной трассе.