Клиника доктора Паркинсона

Девушка быстро разделась, зашла в кабинку и включила горячую воду. Принять душ после дальней дороги – что может быть лучше? Неожиданно свет в помещении начал дрожать, как от сильного перепада напряжения. Лампы мерцали, издавая странный треск, еще немного и лопнут плафоны, засыпав осколками идеально чистый пол. А за матовой дверцей вдруг появилась большая темная тень. Девушке показалось, что в душевой стоит что-то огромное, какой-то исполинский человек, высотой до потолка в глухой черной одежде. Мила не сразу заметила его силуэт – мыло попало в глаза. Но явственно почувствовала чье-то присутствие, обернулась и замерла, парализованная страхом. Существо медленно приближалось к матовой перегородке, заполняя собой все помещение и его холодное дыхание вызывало озноб. Будь Мила животным – ее шерсть бы встала дыбом от ужаса. Так кошки иногда шарахаются от темноты, словно видят в них неведомого призрака, недоступного для человеческого глаза.

Девушка быстро умылась горячей водой и спросила:

– Миссис Моррис, это Вы?

Звук собственного голоса показался слишком тихим и жалким, а вопрос остался без ответа. Мила понимала, что фигура за матовой перегородкой слишком большая для миссис Моррис. И вообще для любого нормального человека. Она почти доставала до потолка и заняла собой всю площадь санузла. Страх был таким леденящим, что Миле захотелось убежать подальше из идеально чистой душевой куда угодно, даже в муниципальный дом престарелых. Пусть там воняет горелой кашей и мочой, но вокруг находятся живые люди. Склочные, вредные, но совершенно не страшные.

Мила зажмурилась, а потом решительно открыла глаза и выключила воду. Что за дурацкое наваждение! Она быстро вытерлась полотенцем и осторожно приоткрыла дверь. Сердце сильно стучало, руки дрожали, а на коже появились мурашки. Сейчас огромный монстр набросится на нее… Но когда девушка выглянула за дверь, то не увидела ровным счетом ничего. Пустое помещение с белой плиткой сияло чистотой, из крана в раковину тихо капала вода. Никаких черных фигур и исполинских людей в душевой не было.

– Дурацкое мыло, – пробормотала Мила и снова стала тереть глаза.

Чего только не привидится от хронической усталости. Накануне увольнения она дежурила всю ночь и совсем не спала, а в дороге боялась задремать, чтобы не проспать нужную станцию.

Мила переоделась в новую униформу – простое серое платье, шапочку и белые кеды на плоской подошве. Форма сидела идеально, и девушка впервые улыбнулась себе в зеркале. Все складывается просто замечательно! Она поправила темные волосы и вышла в коридор.

Навстречу ей попалась миссис Моррис.

– Ах вот ты где! Ну что, освоилась?

– Да, тут очень чисто и красиво.

Про жуткое видение в душевой, девушка, естественно, промолчала. Еще не хватало, чтобы ее приняли за душевнобольную. Да и не было там ничего, просто мыло попало в глаза и вызвало странную галлюцинацию.

– Хозяин любит чистоту, – светилась счастьем миссис Моррис.

– Хозяин? – переспросила девушка и прикусила язык. Может у них так принято? Но обычно руководителей подобных заведений называют главврачом или директором.

– Главного врача и, по совместительству, учредителя клиники, зовут мистер Паркинсон. Но иногда за глаза мы называем его Хозяином. Он очень великодушный человек, его все здесь очень любят. Уверена, что Вам он тоже понравится, – расплылась в улыбке старшая сестра.

– Это разве клиника? – снова спросила девушка.

В объявлении заведение значилось, как хоспис. Для клиники у Милы не хватит опыта, ведь она мало что умеет в качестве профессиональной медсестры.

– По документам это хоспис, – поджала губы миссис Моррис, – но мистер Паркинсон предпочитает называть его клиникой. Он считает, что даже самому безнадежному больному необходимо оставить шанс на выздоровление. Мы сейчас как раз идем к профессору, он всегда беседует с новичками, независимо от должности, на которую их принимают. Мы здесь все, как одна большая семья.

Мила вежливо улыбнулась, а внутри напряглась. А вдруг она не понравится главному врачу? Или не сможет ответить на какой-нибудь сложный вопрос из области медицины? И мистер Паркинсон решит, что она не обладает должной квалификацией, чтобы работать в таком пафосном заведении. А ей совсем некуда идти и даже не хватит денег на обратную дорогу. Но делать нечего, девушка вздохнула и направилась следом за старшей сестрой.

Хоспис и правда выглядел круто. Широкие мраморные лестницы, современный ремонт, просторные холлы с мягкими диванами, повсюду множество цветов и кадки с фикусами. А на стенах в местах общего пользования висят большие плазменные панели.

– Это зоны отдыха, – на бегу комментировала миссис Моррис, – на первом и втором этажах палаты для больных, в отдельной пристройке кухня и столовая. Но многим пациентам мы приносим еду прямо в комнату. Вот там процедурная, смотровой кабинет, скоро сами все увидите. Кабинет мистера Паркинсона и его ассистента, доктора Боуви находится на втором этаже.

Несмотря на полное телосложение и немолодой возраст, миссис Моррис неслась по лестнице, как молодая лань.

Коридор, где располагались кабинеты руководства выглядел еще богаче – на полу наборный паркет из ценных пород дерева. Мила видела такой, когда ходила в музей. На стенах старинные картины в добротных рамах, большинство сюжетов на библейскую тематику, темные двери с позолоченными ручками. Миссис Моррис постучала в одну из них.

– Войдите, – послышался глухой голос.

Видимо двери хорошо подавляли звуки.

– Мистер Паркинсон, позвольте представить. Это наша новая медицинская сестра, Мила Эванс.

Девушка вежливо поздоровалась и замерла у двери.

– Проходите, не стесняйтесь, – улыбнулся профессор и указал на стул.

– Я Вас оставлю. Если понадоблюсь, позовите, – и миссис Моррис вышла в коридор.

– Расскажите мне о себе, – профессор сцепил руки в замок и посмотрел на Милу внимательными голубыми глазами.

Он был немолод и напоминал доброго доктора из детского мультика. Пухленький, беленький, с аккуратной седой бородкой, на носу очки, которые делали его взгляд немного рассеянным.

– Не стесняйтесь, мы все здесь, как одна большая семья. Не сомневаюсь, что Вам у нас понравится, – доктор подбодрил оробевшую Милу.

Девушка начала рассказывать свою нехитрую биографию: где родилась, где училась. Назвала и последнее место работы.

– Родственники есть? Братья, сестры?

– Только мама.

– Ну и отлично, – профессор остался доволен собеседованием, хотя совершенно не поинтересовался ее навыками и умениями.

– Я хочу немного рассказать Вам о нашей клинике. Я не очень люблю слово «хоспис», от него веет какой-то безнадежностью, не находите?

Мила послушно кивнула.

– У нас проживают люди разной возрастной категории, все они очень больны. Но я считаю, что у каждого человека есть шанс на выздоровление. Так что мы лечим всех, несмотря на смертный приговор, который подписали им другие врачи. Наши пациенты дали согласие на альтернативное лечение, но этот вопрос будет вне зоны Вашей ответственности. Вы просто будете ухаживать за пациентами, давать им лекарства, ставить капельницы в соответствии с лечением, которое назначу я или мой ассистент, доктор Боуви. Между прочим, очень талантливый молодой человек, без него я бы не справился.

– Вам здесь нравится? – неожиданно осведомился профессор.

– Да, очень, – искренне ответила Мила, – все очень чисто и красиво.

– Вот и чудненько! – обрадовался доктор, – для нас очень важно, чтобы персонал клиники чувствовал себя комфортно. Как вы заметили, мы живем на удалении от города и никаких особенных развлечений в округе нет. Не каждый захочет жить в полной изоляции от внешнего мира, так что мы стараемся сделать пребывание людей максимально удобным. То же самое относится и к пациентам. Не скрою, большинство из них действительно умирают, ведь их болезни неизлечимы. И даже если мы не сможем им помочь, то прикладываем все усилия, чтобы их последние дни были счастливыми. Вы готовы помогать этим несчастным вместе с нами?

– Да, конечно, – согласилась Мила. В муниципальном доме престарелых никто из врачей о таком даже не думал. А старшая сестра могла запросто пожелать кому-либо из пациентов сдохнуть побыстрее.

– Вы очень добрая и милая девушка. И я очень рад, что у Вас осталось сострадание. Сейчас это редкое качество для молодежи.

Профессор выдержал недолгую паузу и продолжил:

– Миссис Моррис введет Вас в курс дела. Если адаптация пройдет успешно, то месяца через три мы поднимем Вам зарплату еще на тридцать процентов.

Ничего себе! Да это целое состояние.

– Спасибо! – Мила была искренне благодарна доброму доктору.

– Изоляцию от общества и отсутствие развлечений надо чем-то компенсировать, – развел руками профессор и опять заулыбался. Около глаз собрались мелкие морщинки, – а то все кадры разбегутся. Если что-то понадобиться или возникнут вопросы смело обращайтесь ко мне или к доктору Боуви. Мы с радостью Вам поможем.

– Большое спасибо, – снова поблагодарила счастливая Мила.

Ей реально повезло. Жить в старинном особняке, пусть и вдалеке от города, не тратить деньги на еду и одежду, да еще получить солидную прибавку к зарплате! О таком можно было только мечтать! Надо приложить все усилия, чтобы остаться в клинике подольше.

Когда девушка попрощалась с профессором и собралась покинуть кабинет, мистер Паркинсон неожиданно ее остановил:

– Мила, перед началом работы, Вам придется подписать бумаги о неразглашении информации. Врачебная тайна, да и пациенты или их родственники не хотели бы утечки персональных данных. Я уверен, что это формальность, Вы порядочная девушка и просто так болтать не станете. Но все же документы необходимо подписать.

– Да, конечно, я все подпишу, – послушно пролепетала Мила.

– И еще. У нас есть отличная библиотека здесь на втором этаже. Я лично собирал все книги, так что можете читать, сколько угодно. Только большая просьба не выносить их за пределы помещения.

Мила в очередной раз поблагодарила мистера Паркинсона и выскользнула за дверь.

Глава 4. Мила. Особняк с секретом

Прошло почти три месяца с даты приезда Милы в загородный хоспис. Точнее клинику, как просил называть особняк профессор Паркинсон.

За это время девушка вполне освоилась со своими рабочими обязанностями, которые оказались не такими уж сложными. От нее требовалось вовремя дать пациентам лекарства, поставить капельницу, померить давление. Когда кому-то становилось плохо, девушка немедленно вызывала доктора Боуви или старшую сестру миссис Моррис, и они сами занимались сложным пациентом, а ее отправляли за дверь. Может оно и к лучшему, смотреть на агонию умирающего и понимать, что помочь ты не в силах для молодой девушки было бы тяжело.

Обычно в клинике проживало не более двадцати пяти пациентов. У каждого имелась отдельная комната, гораздо более комфортная, чем у персонала. Там стояла удобная кровать, телевизор, кресло, шкаф и комод. Некоторые постояльцы просили принести им письменный стол или просто украшали палату милыми сердцу мелочами —любимыми картинами, фотографиями в рамках, комнатными растениями или шторами с цветами. Так что клиника совершенно не напоминала казенное учреждение, скорее уютную гостиницу с медицинским обслуживанием.

Для такого количества пациентов в хосписе было много обслуживающего персонала – несколько медсестер во главе с миссис Моррис, два медбрата, повар с помощниками, несколько уборщиц и даже садовник, он же разнорабочий. А вот врачей в клинике проживало только двое – профессор Паркинсон и его ассистент, доктор Боуви. Но видимо, богатые люди привыкли, что вокруг них носится толпа людей, готовая выполнять их малейшие прихоти.

После ада в муниципальном доме престарелых, Миле показалось, что она попала в рай. Ну или в длительный отпуск. Конечно, некоторые пациенты были тяжелыми, счет их жизни шел на дни, если не на часы. Но большинство подопечных все же чувствовали себя неплохо, сами себя обслуживали, довольно шустро передвигались по зданию и даже гуляли в парке вокруг клиники.

Как и предупреждал мистер Паркинсон, здание хосписа располагалось на значительном удалении от города, за высоким забором только непроходимый лес и болота. Особняк был большим и раньше принадлежал какому-то графу. Сейчас здание переоборудовали, сделали современный ремонт, оснастили дорогой медицинской техникой. Вокруг разбили большой сад с ухоженным газоном, подстриженными деревьями и кустарниками.

Правда коллектив подобрался мрачный и неразговорчивый, Мила чувствовала себя с коллегами очень неуютно. Все медсестры – безликие женщины среднего возраста, были молчаливы и почти никогда не улыбались. Самой разговорчивой оказалась миссис Моррис, но Миле она теперь совершенно не нравилась. Несмотря на внешнюю доброжелательность и радушие, девушку не покидало чувство, что старшая медсестра пристально следит за каждым ее шагом и старательно докладывает доктору Паркинсону о любых промахах. И стучит не только на нее, но и на весь коллектив.

Когда добродушная толстушка появлялась в холле или на кухне, коллеги полностью замыкались в себе и прекращали все разговоры. Мила очень пожалела, что в самом начале доверилась старшей сестре и рассказала про прежнюю работу и пожилую маму в провинциальном городе. Девушке не хотелось, чтобы доктор Паркинсон знал подробности ее безнадежного финансового положения. Санитары тоже выглядели более, чем странно, иногда Миле казалось, что оба пребывают в легкой стадии дебильности. Они молча выполняли всю тяжелую работу, переносили лежачих больных, разгружали машины с продуктами или бельем из прачечной, таскали какие-то тюки и пакеты. Они же отправляли умерших в город. Однажды Мила стала свидетельницей, как черный мешок загружали в грузовик – как раз накануне умерла старейшая жительница хосписа, мадам Булонье.

И несмотря на современный ремонт, светлые стены и улыбчивого доктора Паркинсона, особняк теперь казался довольно мрачным. Днем, когда солнечный свет пробивался сквозь серые тучи и освещал огромные окна и холлы, здание действительно казалось светлым и уютным, как в первый день ее приезда. Но стоило опуститься сумеркам, как магия солнечного света исчезала, и клиника превращалась в хоспис – последний приют для смертельно больных. Мила уговаривала себя, что мрачные мысли живут только в ее голове, она слишком впечатлительная для работы в таких местах, но чувство тревоги не покидало. Коридоры казались слишком длинными, глухими без окон, иногда в них мигал свет из-за перепадов напряжения. Вечерами больные и персонал прятались по своим комнатам, как испуганные мыши и не выходили до утра. Огромный особняк разом пустел и становился безлюдным, мрачным, как брошенный дом из фильма ужасов. Воспоминания о зловеще черной тени в душевой не к месту возникали в голове, казалось, что огромное нечто сейчас появится из-за поворота и заполнит собой все пространство. Но коридор был пуст и ничего страшного не происходило.

Больше всего девушка не любила ночные дежурства, к счастью, они выпадали нечасто. Но иногда все же приходилось сидеть на посту до утра в полном одиночестве. Если кому-то из пациентов становилось плохо, на пульте загоралась лампочка с номером палаты и Мила со всех ног неслась к больному. В ее смены еще никто не умирал, но девушка понимала, что это только вопрос времени. Рано или поздно ей придется проводить в последний путь кого-то из постояльцев. А пока в ее ночные дежурства люди просили воды или обезболивающее. Некоторым просто хотелось поговорить, тревожные ночи кого угодно сведут с ума. Возможно, пациенты чувствовали близкое дыхание смерти и присутствие рядом молодой девушки ненадолго отгоняло тоску и страх.

Альтернативное лечение тоже выглядело весьма странным. Помимо стандартного набора лекарств, вроде обезболивающего или таблеток, понижающих давление, Мила приносила пациентам пилюли без названия. Они так и назывались «Препарат номер один», или «Препарат номер семнадцать». Аналогичными были и капельницы, тоже под номерами – но что за растворы плескались в прозрачных банках – оставалось загадкой.

На закономерный вопрос, что же они дают пациентам и желанием хоть немного ознакомиться с историей болезни подопечных, миссис Моррис довольно резко дала понять, что Милу эта тема не касается. Профессор Паркинсон невероятно талантлив и лучше знает, чем лечить пациентов. В компьютере девушка видела карты больных, но кроме имени и номеров препаратов, не имела никакого доступа к личной информации.

Светило медицины, доктор Паркинсон, относился к молодой медсестре доброжелательно, всегда останавливался, чтобы поговорить на нейтральные темы или поинтересоваться ее настроением. Но чем больше Мила слушала сладкие речи профессора о сострадании, милосердии и любви к ближнему, тем отчетливее понимала, что уважаемый профессор врет. Да не просто врет, а брешет, как последняя сволочь. И облик доброго доктора Айболита в белом халате не более, чем камуфляж, на деле главный врач очень скользкий и неприятный тип. И все разговоры о том, что коллектив хосписа одна большая дружная семья, а он как добрый пастырь (или даже отец), опекает каждого, выглядели злой издевкой. Если вся семья мрачная, озлобленная или запуганная, то глава такого клана просто не может быть добряком. Иначе зачем он собрал вокруг себя такой специфический коллектив и почему они все его боятся? Самым добрым и простым человеком оказался садовник, да и то только потому, что проводил мало времени в стенах клиники. Он молча возился в саду, окапывал деревья, подстригал кустарники и ни во что не лез.

Мила тоже интуитивно поняла, что не стоит интересоваться альтернативным лечением и действиями лечащего врача. Девушка полностью замкнулась в себе, в основном молчала, а если миссис Моррис приставала с расспросами, аккуратно переводила разговор с собственной персоны на состояние пациентов.

Пациенты, к слову, тоже попадались разные. Возможно, многие чувствовали себя не очень хорошо, несмотря на лошадиные дозы обезболивающего. Они забивались в свои комнаты, смотрели телевизор, читали книги, исправно ходили на процедуры и осмотры, не торопясь гуляли по парку вокруг здания. Что за процедуры и какова их цель для смертельно больных людей – Мила не знала, всё происходило за закрытыми дверями.

Ассистент профессора, доктор Боуви вначале девушке даже понравился. Молодому врачу было немного за тридцать, высокого роста, худощавый, хищные черты лица – тонкие губы и острый взгляд, делали его похожим на птицу. Но всё же он выглядел гораздо красивее и моложе остальных сотрудников клиники (дебилы-санитары не в счет, этим недоумкам вообще трудно определить возраст). Доктор был неизменно вежлив и предупредителен, Милу всегда называл на «Вы», чем немало смущал. Девушка даже боялась, что ненароком влюбится в интеллигентного ассистента, хотя понимала, что она ему не пара. Мистер Боуви умный, красивый, вдобавок кандидат наук. А кто она? Простая медсестра из училища, бывшая троечница самой заурядной внешности. Ни способностей, ни красоты, ни денег, ни приличного образования. Клизмы ставит хорошо, но вряд ли мистера Боуви сразит такое умение.

К счастью, влюбленности не случилось. Мало того, с каждым днем обходительный доктор нравился ей всё меньше.

«Он темный. Злой. Будь аккуратнее», – твердило подсознание, словно в ее голове поселилась мама-учительница, всеми силами желающая удержать дочку от необдуманных поступков.

Правда и сам мистер Боуви относился к Миле более чем сдержанно и никаких знаков внимания не оказывал. Вслед не смотрел и глазами не раздевал. Если поначалу искренняя незаинтересованность ее обижала, всё-таки она единственная молодая девушка на много миль вокруг, а он даже головы в ее сторону не повернет – молча ест овсянку в общей столовой вместе с пациентами. Но со временем такое равнодушие ее даже радовало. Ей самой хотелось стать незаметной, не привлекать лишнего внимания, как и всем остальным медсестрам. За три месяца работы девушка стала такой же молчаливой испуганной прислугой, как и все остальные.

В большой семье мистера Паркинсона каждый имел личную причину находиться в особняке, но никто не горел желанием сближаться с коллегами по несчастью. А еще предпочитал слиться с серой стеной и не отсвечивать. Странное чувство, учитывая, что никаких масштабных разборок и показательных наказаний в особняке не происходило. Никто никого не ругал, не устраивал публичные выволочки, как это было в муниципальном доме престарелых. Но вязкая тишина и необъяснимая тоска проникала в душу и разъедала ее изнутри, как кислота. А с наступлением сумерек находиться в здании становилось просто невыносимо.

Иногда Миле казалось, что весь персонал клиники тоже смертельно болен и доживает последние дни. Хотя за состоянием здоровья обслуги тоже тщательно следили – профессор каждому назначил витамины и биодобавки, а миссис Моррис зорко наблюдала, чтобы никто не пропустил ежедневный прием таблеток.

Первый нехороший звоночек прозвенел всего через месяц после трудоустройства девушки в хоспис. Мила сидела за столом на пульте дежурной, это была ее первая ночная смена. Девушка читала книгу, свет от настольной лампы выхватывал из темноты ее худенькую фигуру в сером платье и шапочке-таблетке. На ночь в главном коридоре приглушали свет, так что в здании царил полумрак. Девушка вздрогнула и подняла голову – рядом стоял мистер Тревор в светлой пижаме и напоминал ожившего призрака.

– Простите, мисс Эванс, я не хотел Вас напугать.

– Ничего страшного, это я зачиталась, – девушка улыбнулась, – что случилось? Вам чем-нибудь помочь?

– Нет, все в порядке, – забормотал мистер Тревор, – точнее я умираю, но это естественно, и я уже смирился.

– Ну зачем Вы так! Мистер Паркинсон обязательно найдет лекарство, говорят очень многие в этой клинике выздоравливают.

– Это неважно… для меня уже не важно.

Мистер Тревор неожиданно схватил ее за рукав и заговорил громким шепотом, боязливо оглядываясь по сторонам, словно их подслушивали:

– Уезжайте отсюда, прошу Вас! Чем быстрее, тем лучше! Здесь очень нехорошее место.

– Но я не могу… я только устроилась на работу.

– Да, Вы правы. И Вас отсюда никто не отпустит, уже не отпустит. Но придумайте что-нибудь! Что у вас тяжело заболела мама и Вас срочно вызвали к ней. Обманите их! – с мольбой заговорил пациент.

– Успокойтесь, мистер Тревор, все хорошо. Хотите, я дам Вам снотворное?

– Нет! – в страхе закричал пациент, – только не снотворное!

Да он безумен! И что теперь делать?

Неожиданно рядом возникла миссис Моррис. Интересно, что она делает в коридоре в столь поздний час? Она, что никогда не спит?

– Что случилось? – строго спросила старшая сестра.

– Ничего, – мистер Тревор разом притих, съежился, как сдувшийся шарик.

– Что он Вам говорил? – теперь вопрос был адресован Миле. Глаза миссис Моррис были жесткие, злые. Именно тогда девушка поняла, что болтливая толстушка совсем не такая милая, как хочет казаться.

– Ничего. Мистеру Тревору приснился страшный сон и вышел в коридор. Я сейчас провожу его до палаты и дам снотворное.

– Да, да… страшный сон, – растерянно пробормотал пожилой мужчина и, шаркая тапками, направился к себе в палату.

Мила проводила его в комнату и зажгла ночник.

– Только не давайте мне снотворное, – попросил мистер Тревор одними губами, выразительно глядя на дверь. Мила не сомневалась, что миссис Моррис греет уши у замочной скважины. Она покачала головой и убрала таблетку в карман.

– Уезжайте отсюда, прошу Вас, – снова прошептал мистер Тревор и обессиленно откинулся на подушки.

Через день его не стало.

Утром Мила заглянула в палату и увидела пустую постель. Не было привычной стопки газет, плетеного кресла, ни одной рамочки с фотографиями – словно и не существовало такого человека.

Расстроенная девушка наткнулась в коридоре на миссис Моррис.

– Что случилось, моя дорогая? – старшая сестра улыбалась, как ни в чем не бывало.

– Я зашла в комнату мистера Тревора…