Серебряный век. Лирика
Полная версияСеребряный век. Лирика
Полная версия:
Серебряный век. Лирика
«Я книгу предпочту природе…»
Я книгу предпочту природе,Гравюру – тени вешних рощ,И мне шумит в весенней одеВесенний, настоящий дождь.Не потому, что это в моде,Я книгу предпочту природе.Какая скука в караванеТащиться по степи сухой.Не лучше ль, лежа на диване,Прочесть Жюль Верна том – другой.А так – я знаю уж заране,Какая скука в караване.Зевать над книгою немецкой,Где тяжек, как картофель, Witz,Где даже милый ХодовецкийТяжел и не живитстраниц.Что делать: уж привык я с детскойЗевать над книгою немецкой.Милей проказливые музы,Скаррона смех, тоска Алин, —Где веселилися французыИ Лондон слал туманный сплин.Что в жизни ждет? одни обузы,Милей проказливые музы.Не променял бы одного яНи на гравюру, ни на том —Тех губ, что не дают покоя,В лице прелестном и простом.Пускай мне улыбнутся трое,Не променял бы одного я.Но ждать могу ли я ответаОт напечатанных листков,Когда лишь повороты светаЯ в них искать всегда готов,Пускай мне нравится все это,Но ждать могу ли я ответа?Я выражу в последней коде,Что без того понятно всем:Я книги предпочту природе,А вас хоть тысяче поэм.Любовь (когда она не в моде?)Поет в моей последней коде.13 марта 1914«Декабрь морозит в небе розовом…»
Декабрь морозит в небе розовом,Нетопленный мрачнеет дом.А мы, как Меншиков в Березове,Читаем Библию и ждем.И ждем чего? самим известно ли?Какой спасительной руки?Уж взбухнувшие пальцы треснулиИ развалились башмаки.Никто не говорит о Врангеле,Тупые протекают дни.На златокованном АрхангелеЛишь млеют сладостно огни.Пошли нам крепкое терпение,И кроткий дух, и легкий сон,И милых книг святое чтение,И неизменный небосклон!Но если ангел скорбно склонится,Заплакав: «Это навсегда!» —Пусть упадет, как беззаконница,Меня водившая звезда.Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,О, бедная моя любовь.Струями нежными, не пылкими,Родная согревает кровь,Окрашивает щеки розово,Не холоден минутный дом,И мы, как Меншиков в Березове,Читаем Библию и ждем.8 декабря 1920«Золотая Е лена по лестнице…»
Золотая Елена по лестницеЛебедем сходит вниз.Парень, мнущий глину на задворках,Менее смешон, чем Парис.Тирские корабли разукрашены —(Белугою пой, Гомер!)Чухонские лайбы попростуВ розовой заводи шхер.Слишком много мебели,Шелухой обрастает дом.Небесные полотеры шепотомПоставили все вверх дном.В ужасе сердце кружится…Жарю, кипячу, варю…Прямая дорога в Удельную,Если правду заговорю.Покойники, звери, ангелы,Слушайте меня хоть вы!Грошовыми сережками связаны,Уши живых – мертвы.Ноябрь 1926«Если б ты был небесный ангел…»
Если б ты был небесный ангел,Вместо смокинга носил бы ты стихарьИ орарь из парчи золотистойКрестообразно опоясывал бы грудь.Если б ты был небесный ангел,Держал бы в руках цветок или кадилуИ за нежными плечамиБыли б два крыла белоснежных.Если б ты был небесный ангел,Не пил бы ты vino Chianti,Не говорил бы ты по – английски,Не жил бы в вилле около Сан – Миньято.Но твои бледные, впалые щеки,Твои светлые, волнующие взоры,Мягкие кудри, нежные губыБыли бы те же,Даже если бы был ты небесный ангел.1906Бенедикт Лившиц
Эрос
Мы строго блюдем сокровенные заповеди —Любовный завет:Когда розовеет и гаснет на западеРубиновый свет,Мы белыми парами всходим по очередиНа Башни ЛуныИ любим в святилищах девственной дочериНемой вышины.О, счастье вступить за черту завоеванногоСвященного снаИ выпить фиал наслажденья любовногоДо самого дна!О. счастье: за ночь под серебряно – матовоюЭгидой луныНе надо платить подневольною жатвою —Как в царстве весны!О, счастье: лишь прихотям Эроса отданные,Мы можем – любя —На каменном шаре, как камень бесплодные,Сгореть для себя!1909Июль
В небе – бездыханные виолы,На цветах – запекшаяся кровь:О, июль, тревожный и тяжелый,Как моя молчащая любовь!Кто раздавит согнутым коленомПламенную голову быка?И. презрев меня, ты реешь тленом,Тонким воздыханием песка —В строго – многоярусные строиЗноем опаляемых святых, —И за малым облаком перо, иСветлый враг в покровах золотых!1912Александрийский театр
Когда минуешь летаргиюБлагонамеренной стены,Где латник угнетает выюНичтожествующей страны.И северная КлеопатраУже на Невском, – как светлоАлександрийского театраТебе откроется чело!Но у подъезда глянет хмуро,Настороженна и глуха,Сырая площадь, как цезураАлександрийского стиха.Быть может, память о набегеВчерашней творческой волныПочиет в ревностном ковчегеСебялюбивой тишины.И в черном сердце – вдохновенье,И рост мятущейся реки,И страшное прикосновеньеПрозрачной музиной руки, —На тысячеголосом стогнеКамнеподобная мечта,И ни одно звено не дрогнетПо – римски строгого хребта.1 января 1915Нева
Вольнолюбивая, донынеТы исповедуешь однуИ ту же истину, рабынейВ двухвековом не став плену.Пусть нерушимые гранитыТвои сковали берега,Но кони яростные взвитыТуда, где полночь и пурга.Пусть не забывший о герояхИ всех коней наперечетЗапомнивший ответит, что ихВ стремнину темную влечет?Иль эти мчащиеся, всуеНесбыточным соблазнены,Умрут, как Петр, от поцелуяТвоей предательской волны?1916«Как душно на рассвете века!..»
Как душно на рассвете века!Как набухает грудь у муз!Как страшно в голос человекаОблечь столетья мертвый груз!И ты молчишь и медлишь, время,Лениво кормишь лебедейИ падишахствуешь в гаремеС младой затворницей своей.Ты все еще в кагульских громахИ в сумраке масонских лож.И ей внушаешь первый промахИ детских вдохновений дрожь.Ну, что ж! Быть может, в мире целомИ впрямь вся жизнь возмущенаИ будет ей водоразделомОтечественная война;Быть может, там, за аркой стройной,И в самом деле пышет зной,Когда мелькает в чаще хвойнойСтан лицедейки крепостной.Но как изжить начало века?Как негритянской крови грузВ поющий голос человекаВложить в ответ на оклик муз?И он в беспамятстве дерзаетНа все, на тяги дикий крик,И клювом лебедя терзаетГиперборейский Леды лик.1925Предчувствие
Расплещутся долгие стеныИ вдруг, отрезвившись от роз,Крылатый и благословенныйПленитель жемчужных стрекоз,Я стану тяжелым и темным,Каким ты не знала меня,И не догадаюсь, о чем намУвядшее золото дняТак тускло и медленно блещет,И не догадаюсь, зачемВ густеющем воздухе резчеНад садом очертится шлем, —И только в изгнанье поэтаВозникнет и ложе твоеИ в розы печального летаАрханегел, струящий копье,1912Мирра Лохвицкая
«Если прихоти случайной…»
Если прихоти случайнойИ мечтам преграды нет —Розой бледной, розой чайнойВоплоти меня, поэт!Двух оттенков сочетаньеЗвонкой рифмой славословь:Желтый – ревности страданье,Нежно-розовый – любовь.Вспомни блещущие слезы,Полуночную росу,Бледной розы, чайной розыСокровенную красу.Тонкий, сладкий и пахучийАромат ее живойВ дивной музыке созвучий,В строфах пламенных воспой.И осветит луч победныйВдохновенья твоегоРозы чайной, розы бледнойИ тоску и торжество.1896–1898«Твои уста – два лепестка граната…»
Твои уста – два лепестка граната,Но в них пчела услады не найдет. Я жадно выпила когда-то Их пряный хмель, их крепкий мед.Твои ресницы – крылья черной ночи,Но до утра их не смыкает сон. Я заглянула в эти очи — И в них мой образ отражен.Твоя душа – восточная загадка.В ней мир чудес, в ней сказка, но не ложь. И весь ты – мой, весь без остатка, Доколе дышишь и живешь.1899«Я не знаю, зачем упрекают меня…»
Я не знаю, зачем упрекают меня,Что в созданьях моих слишком много огня,Что стремлюсь я навстречу живому лучуИ наветам унынья внимать не хочу.Что блещу я царицей в нарядных стихах,С диадемой на пышных моих волосах,Что из рифм я себе ожерелье плету,Что пою я любовь, что пою красоту.Но бессмертья я смертью своей не куплю,И для песен я звонкие песни люблю.И безумью ничтожных мечтаний моихНе изменит мой жгучий, мой женственный стих.1898Свет вечерний
Ты – мой свет вечерний,Ты – мой свет прекрасный,Тихое светилоГаснущего дня.Алый цвет меж терний,Говор струй согласный,Все, что есть и былоВ жизни для меня.Ты – со мной; – чаруяРадостью живоюВ рощах белых лилийТонет путь земной.Без тебя – замру яСкошенной травою,Ласточкой без крылий,Порванной струной.С кем пойду на битву,Если, черной тучей,Грозный и безгласныйВстанет мрак ночной?И творю молитву:«Подожди, могучий,О, мой свет прекрасный,Догори – со мной!».1902–1903Анатолий Мариенгоф
«Ночь, как слеза, вытекла из огромного глаза…»
Ночь, как слеза, вытекла из огромного глазаИ на крыши сползла по ресницам.Встала печаль, как Лазарь,И побежала на улицы рыдать и виниться.Кидалась на шеи – и все шарахалисьИ кричали: безумная!И в барабанные перепонки вопами страхаБили, как в звенящие бубны.1917Тучелёт
Иннаф.1.Из чернаго ведра сентябрь льётТуманов тяжестьИ тяжесть вод.Ах, тучелётаВечен звонО неба жесть.2.ЯзыкНе вяжет в стихСеребряное лыко,Ломается перо – поэта верный посох.Приди и боль разуй. Уйду босой.Приди, чтоб увести.3.Благодарю за слепоту.Любви игольчатая ветвьТы выхлестнула голубые яблоки.Сладка мне темь закрытых зябко век,Незрячие глаза легки.Я за тобой иду.4.Рука младенческая радостиСпокойно креститБелый лоб.Дай в веру верить.То, что приплылоТеряет всяческую меру.Август 1920«На каторгу пусть приведет нас дружба…»
Сергею Есенину
На каторгу пусть приведет нас дружба,Закованная в цепи песни.О день серебряный,Наполнив века жбан,За край переплесни.Меня всосут водопроводов рты,Колодези рязанских сел – тебя.Когда откроются воротаНаших книг,Певуче петли ритмов проскрипят.И будет два пути для поколений:Как табуны пройдут покорно строфыПо золотым следам МариенгофаИ там, где, оседлав, как жеребенка, месяц,Со свистом проскакал Есенин.Март 1920«Утихни, друг. Прохладен чай в стакане…»
Есенину
Утихни, друг. Прохладен чай в стакане.Осыпалась заря, как августовский тополь.Сегодня гребень в волосах —Что распоясанные кони,А завтра седина, как снеговая пыль.Безлюбье и любовь истлели в очаге.Лети по ветру стихотворный пепел!Я голову – крылом балтийской чайкиНа острые колениПоложу тебе.На дне зрачков ритмическая мудрость —Так якоря лежатВ оглохших водоемах,Прохладный чай (и золотой, как мы)Качает в облаках сентябрьское утро.Ноябрь 1920Дмитрий Мережковский
«Пощады я молю! Не мучь меня, Весна…»
Пощады я молю! Не мучь меня, Весна,Не подходи ко мне с болезненною ласкойИ сердца не буди от мертвенного снаСвоей младенческой, но трогательной сказкой.Ты видишь, как я слаб, – о сжалься надо мной!Меня томит и жжет твой ветер благовонный.Я дорого купил забвенье и покой, —Оставь же их душе, страданьем утомленной…1886«В небе, зеленом, как лед…»
В небе, зеленом, как лед,Вешние зори печальней.Голос ли милый зовет?Плачет ли колокол дальний?В небе – предзвездная тень,В сердце – вечерняя сладость.Что это, ночь или день?Что это, грусть или радость?Тихих ли глаз твоих вновь,Тихих ли звезд ожидаю?Что это в сердце – любовьИли молитва – не знаю.<1909>Голубое небо
Я людям чужд и мало верюЯ добродетели земной:Иною мерой жизнь я мерю,Иной, бесцельной красотой.Я верю только в голубуюНедосягаемую твердь.Всегда единую, простуюИ непонятную, как смерть.О, небо, дай мне быть прекрасным,К земле сходящим с высоты,И лучезарным, и бесстрастным,И всеобъемлющим, как ты.«Как наполняет храм благоуханье…»
Как наполняет храм благоуханьеСожженных смол,Так вересков наполнило дыханьеВечерний дол,И сладостно, как бред любви, жужжаньеДекабрьских пчел.<1912>Не-Джиоконде
И я пленялся ложью сладкою,Где смешаны добро и зло;И я Джиокондовой загадкоюБыл соблазнен, – но то прошло;Я всех обманов не – таинственность,Тщету измен разоблачил;Я не раздвоенность – единственностьИ простоту благословил.Люблю улыбку нелукавуюНа целомудренных устахИ откровенность величавуюВ полумладенческих очах.Люблю бестрепетное мужествоВ пожатье девственной рукиИ незапятнанное дружествоБез угрызенья и тоски.Я рад тому, что ложью зыбкоюНе будет ваше «нет» и «да».И мне Джиокондовой улыбкоюНе улыбнетесь никогда.1913Одиночество в любви
Темнеет. В городе чужомДруг против друга мы сидим,В холодном сумраке ночном,Страдаем оба и молчим.И оба поняли давно,Как речь бессильна и мертва:Чем сердце бедное полно,Того не выразят слова.Не виноват никто ни в чем:Кто гордость победить не мог,Тот будет вечно одинок,Кто любит, – должен быть рабом.Стремясь к блаженству и добру,Влача томительные дни,Мы все – одни, всегда – одни:Я жил один, один умру.На стеклах бледного окнаПотух вечерний полусвет. —Любить научит смерть однаВсе то, к чему возврата нет.«Ослепительная снежность…»
Л. Н. В[ильки]ной
Ослепительная снежность,Усыпительная нежность,Безнадежность, безмятежность —И бело, бело, бело.Сердце бедное забылоВсё, что будет, всё, что было,Чем страдало, что любило —Всё прошло, прошло, прошло.Всё уснуло, замолчало,Где конец и где начало,Я не знаю, – укачало,Сани легкие скользят,И лечу, лечу без цели,Как в гробу иль в колыбели,Сплю, и ласковые елиСон мой чуткий сторожат.Я молюсь или играю,Я живу иль умираю,Я не знаю, я не знаю,Только тихо стынет кровь.И бело, бело безбрежно,Усыпительно и нежно,Безмятежно, безнадежно,Как последняя любовь!10 января 1906, ИматраВесеннее чувство
С улыбкою бесстрастияТы жизнь благослови:Не нужно нам для счастияНи славы, ни любви,Но почки благовонныеНужны, – и небеса,И дымкой опушенныеПрозрачные леса.И пусть все будет молодо,И зыбь волны, порой,Как трепетное золото,Сверкает чешуей.Как в детстве, все невиданнымПокажется тогдаИ снова неожиданным —И небо, и вода,Над первыми цветочкамиЖужжанье первых пчел,И с клейкими листочкамиБерезы тонкий ствол.С младенчества любезное,Нам дорого – пойми —Одно лишь бесполезное,Забытое людьми.Вся мудрость в том, чтоб радостноВо славу Богу петь.Равно да будет сладостноИ жить, и умереть.Софья Парнок
«Каждый вечер я молю…»
Каждый вечер я молюБога, чтобы ты мне снилась:До того я полюбилась,Что уж больше не люблю.Каждый день себя вожуМимо опустелых комнат, —Память сонную бужу,Но она тебя не помнит…И упрямо, вновь и вновь,Я твое губами злымиТихо повторяю имя,Чтобы пробудить любовь…«Не хочу тебя сегодня…»
Не хочу тебя сегодня.Пусть язык твой будет нем.Память, суетная сводня,Не своди меня ни с кем.Не мани по темным тропкам,По оставленным местамК этим дерзким, этим робкимЗацелованным устам.С вдохновеньем святотатцевСердце взрыла я до дна.Из моих любовных святцевВырываю имена.«Он ходит с женщиной в светлом…»
Он ходит с женщиной в светлом,– Мне рассказали. —Дом мой открыт всем ветрам,Всем ветрам.Они – любители музык —В девять в курзале.Стан ее плавный узок,Так узок…Я вижу: туманный берег,В час повечерья,Берег, холмы и вереск,И вереск.И рядом с широким фетромБелые перья…Сердце открыто ветрам,Всем ветрам!17 июня 1915«Она беззаботна еще, она молода…»
Она беззаботна еще, она молода,Еще не прорезались зубы у Страсти, —Не водка, не спирт, но уже не вода,А пенистое, озорное, певучее Асти.Еще не умеешь бледнеть, когда подхожу,Еще во весь глаз твой зрачок не расширен,Но знаю, я в мыслях твоих ворожуСильнее, чем в ласковом Кашине или Кашире.О, где же затерянный этот в садах городок(Быть может, совсем не указан на карте?),Куда убегает мечта со всех ногВ каком – то шестнадцатилетнем азарте?Где домик с жасмином, и гостеприимная ночь,И хмеля над нами кудрявые арки,И жажда, которой уж нечем помочь,И небо, и небо страстнее, чем небо Петрарки!В канун последней иль предпоследней весны– О, как запоздала она, наша встреча! —Я вижу с тобой сумасшедшие сны,В свирепом, в прекрасном пожаре сжигаю свой вечер!26 декабря 1932Седая роза
Ночь. И снег валится.Спит Москва… А я…Ох, как мне не спится,Любовь моя!Ох, как ночью душноЗапевает кровь…Слушай, слушай, слушай!Моя любовь:Серебро морозаВ лепестках твоих.О, седая роза,Тебе – мой стих!Дышишь из – под снега,Роза декабря,Неутешной негойМеня даря.Я пою и плачу,Плачу и пою,Плачу, что утрачуРозу мою!16–17 июня 1932«Скажу ли вам: я вас люблю?»
Скажу ли вам: я вас люблю?Нет, ваше сердце слишком зорко.Ужель его я утолюЛюбовною скороговоркой?Не слово, – то, что перед ним:Молчание минуты каждой,Томи томленьем нас одним,Единой нас измучай жаждой.Увы, как сладостные «да»,Как все «люблю вас» будут слабы,Мой несравненный друг, когдаСкажу я, что сказать могла бы.1915«Смотрят снова глазами незрячими…»
Смотрят снова глазами незрячимиМатерь Божья и Спаситель – Младенец.Пахнет ладаном, маслом и воском.Церковь тихими полнится плачами.Тают свечи у юных смиренницВ кулачке окоченелом и жестком.Ах, от смерти моей уведи меня,Ты, чьи руки загорелы и свежи,Ты, что мимо прошла, раззадоря!Не в твоем ли отчаянном имениВетер всех буревых побережий,О, Марина, соименница моря!5 августа 1915, Святые Горы«Тоскую, как тоскуют звери…»
Тоскую, как тоскуют звери,Тоскует каждый позвонок,И сердце – как звонок у двери,И кто – то дернул за звонок.Дрожи, пустая дребезжалка,Звони тревогу, дребезжи…Пора на свалку! И не жалкоПри жизни бросить эту жизнь…Прощай и ты, Седая Муза,Огонь моих прощальных дней,Была ты музыкою музыкДуше измученной моей!Уж не склоняюсь к изголовью,Твоих я вздохов не ловлю, —И страшно молвить: ни любовью,Ни ненавистью не люблю!26 января 1933«Ты помнишь коридорчик узенький…»
Ты помнишь коридорчик узенькийВ кустах смородинных?..С тех пор мечте ты стала музыкой,Чудесной родиной.Ты жизнию и смертью стала мне —Такая хрупкая —И ты истаяла, усталая,Моя голубка!..Прости, что я, как гость непрошеный,Тебя не радую,Что я сама под страстной ношеюПод этой падаю.О, эта грусть неутолимая!Ей нету имени…Прости, что я люблю, любимая,Прости, прости меня!5 февраля 1933«Этот вечер был тускло-палевый…»
Этот вечер был тускло – палевый, —Для меня был огненный он.Этим вечером, как пожелали Вы,Мы вошли в театр «Унион».Помню руки, от счастья слабые,Жилки – веточки синевы.Чтоб коснуться руки не могла бы я,Натянули перчатки Вы.Ах, опять подошли так близко Вы,И опять свернули с пути!Стало ясно мне: как ни подыскивай,Слова верного не найти.Я сказала: «Во мраке кариеИ чужие Ваши глаза…»Вальс тянулся и виды Швейцарии,На горах турист и коза.Улыбнулась, – Вы не ответили…Человек не во всем ли прав!И тихонько, чтоб Вы не заметили,Я погладила Ваш рукав.1935 (?)Газэлы
Утишительница боли – твоя рука,Белотелый цвет магнолий – твоя рука.Зимним полднем постучалась ко мне любовь,И держала мех соболий твоя рука.Ах, как бабочка, на стебле руки моейПогостила миг – не боле – твоя рука!Но зажгла, что притушили враги и я,И чего не побороли, твоя рука:Всю неистовую нежность зажгла во мне,О, царица своеволий, твоя рука!Прямо на сердце легла мне (я не ропщу:Сердце это не твое ли!) – твоя рука.1915Игорь Северянин
Маленькая элегия
Она на пальчиках привсталаИ подарила губы мне.Я целовал ее усталоВ сырой осенней тишине.И слезы капали беззвучноВ сырой осенней тишине.Гас скучный день – и было скучно,Как всё, что только не во сне.Увертюра
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Удивительно вкусно, искристо и остро!Весь я в чем – то норвежском! Весь я в чем – то испанском!Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!Кто – то здесь зацелован! Там кого – то побили!Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!В группе девушек нервных, в остром обществе дамскомЯ трагедию жизни претворю в грезофарс…Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью – Йорка – на Марс!Это было у моря
Поэма – миньонет
Это было у моря, где ажурная пена,Где встречается редко городской экипаж…Королева играла – в башне замка – Шопена,И, внимая Шопену, полюбил ее паж.Было все очень просто, было все очень мило:Королева просила перерезать гранат,И дала половину, и пажа истомила,И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.А потом отдавалась, отдавалась грозово,До восхода рабыней проспала госпожа…Это было у моря, где волна бирюзова,Где ажурная пена и соната пажа.«В парке плакала девочка…»
Всеволоду Светланову
В парке плакала девочка: «Посмотри – ка ты, папочка,У хорошенькой ласточки переломлена лапочка, —Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю…»И отец призадумался, потрясенный минутою,И простил все грядущие и капризы и шалостиМилой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.Классические розы
Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! Мятлев, 1843 г.В те времена, когда роились грезыВ сердцах людей, прозрачны и ясны,Как хороши, как свежи были розыМоей любви, и славы, и весны!Прошли лета, и всюду льются слезы…Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…Как хороши, как свежи ныне розыВоспоминаний о минувшем дне!Но дни идут – уже стихают грозы.Вернуться в дом Россия ищет троп…Как хороши, как свежи будут розы,Моей страной мне брошенные в гроб!Странно
Мы живем, точно в сне неразгаданном,На одной из удобных планет…Много есть, чего вовсе не надо нам,А того, что нам хочется, нет…Мороженое из сирени
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.Сударышни, судари, надо ль? не дорого можно без прений…Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…Ах, граждане, да неужели вы требуете крем – брюле?Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!Сирень – сладострастья эмблема. В лилово – изнеженном кренеЗальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок…Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей – Богу, похвалишь, дружок!1912В парке плакала девочка
Всеволоду Светланову
В парке плакала девочка: «Посмотри – ка ты, папочка,У хорошенькой ласточки переломлена лапочка, —Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю»…И отец призадумался, потрясенный минутою,И простил все грядущие и капризы, и шалостиМилой, маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.1910Владимир Соловьёв
«Милый друг, иль ты не видишь…»
Милый друг, иль ты не видишь,Что все видимое нами —Только отблеск, только тениОт незримого очами?Милый друг, иль ты не слышишь,Что житейский шум трескучий —Только отклик искаженныйТоржествующих созвучий?Милый друг, иль ты не чуешь,Что одно на целом свете —Только то, что сердце сердцуГоворит в немом привете?1895«Бедный друг! истомил тебя путь…»
Бедный друг! истомил тебя путь,Темен взор, и венок твой измят,Ты войди же ко мне отдохнуть.Потускнел, дорогая, закат.Где была и откуда идешь,Бедный друг, не спрошу я любя;Только имя мое назовешь —Молча к сердцу прижму я тебя.Смерть и Время царят на земле,Ты владыками их не зови;Все, кружась, исчезает во мгле,Неподвижно лишь солнце любви.1887«Какой тяжелый сон!..»
Какой тяжелый сон! В толпе немых видений, Теснящихся и реющих кругом,Напрасно я ищу той благодатной тени, Что тронула меня своим крылом.Но только уступлю напору злых сомнений, Глухой тоской и ужасом объят, —Вновь чую над собой крыло незримой тени, Ее слова по – прежнему звучат.Какой тяжелый сон! Толпа немых видений Растет, растет и заграждает путь,И еле слышится далекий голос тени: «Не верь мгновенному, люби и не забудь».1886На Сайме зимой
Вся ты закуталась шубой пушистой,В сне безмятежном, затихнув, лежишь.Веет не смертью здесь воздух лучистый,Эта прозрачная, белая тишь.В невозмутимом покое глубоком,Нет, не напрасно тебя я искал.Образ твой тот же пред внутренним оком,Фей – владычица сосен и скал!Ты непорочна, как снег за горами,Ты многодумна, как зимняя ночь,Вся ты в лучах, как полярное пламя,Темного хаоса светлая дочь!1894Сергей Соловьёв
«Лазурью осени прощальной…»
Лазурью осени прощальнойЯ озарен. Не шелехнутДубы. Застывший и зеркальныйДеревья отражает пруд.Ложится утром легкий инейНа побледневшие поля.Одною светлою пустынейПростерлись воды и земля.В лесу неслышно реют тени,Скудея, льется луч скупой,И радостен мой путь осеннейПустынно блещущей тропой.
