Люда-горочанка

Марианна Резницкая

Люда-горочанка

Повесть для детей

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЗНАКОМСТВО

Итак, меня зовут Мария, и сегодня я окончила 6-й класс. Сейчас возвращаюсь из школы, не тороплюсь. Ещё минуту назад рядом со мной была Ира, моя подруга, но она … Впрочем, всё по порядку.

Ира – моя одноклассница. Идём мы, уже полдороги прошли – до речки дошли. Вдруг она резко останавливается, хлопает себя по лбу рукой, суёт мне в руки свой портфель и уже на бегу назад в школу кричит:

– Ручку забыла! Я бегом! Счас!

Я останавливаюсь, пожимаю плечами и думаю: «Почему она не проверила ручку в портфеле? Сколько раз так было! Бегает, бегает зря! Суматошная она, эта Ира!» Стою смотрю на речку, смотрю на огороды. Слышно, как где-то далеко гудят тракторы. Я люблю, когда разбуженная земля просыпается и пахнет свежестью. Это волнует, ведь будут хлопоты, будет новый урожай, всё будет новое этим летом. У меня радостно щемит сердце. А водичка в речке булькает тихо-тихо, солнышко пригревает всё сильнее. Стоять бы так и слушать! Но в этот самый момент подбегает взбудораженная Ира:

– Нету! Нигде нету! Дай портфель, проверю! – она хватает портфель и находит там ручку: – Во, нашла!

Лицо её озаряется радостью, счастью нет предела.

У Иры широкие брови, круглые глаза и нос картошкой. Волосы же красивые, тёмно-русые. Коса длинная, толстая. Во всём классе нет ни у кого таких густых волос, как у неё. Я любуюсь ею, до чего она умеет быть счастливой! И это состояние передаётся мне – я невольно начинаю смеяться. Она смеётся в ответ, и мы скоро начинаем так громко хохотать, что чуть не падаем со смеху. Ира вспоминает, как она бежала, как искала, как переживала, а ручка-то оказалась в портфеле!

Насмеявшись, мы продолжаем путь домой. Ира ещё покопалась в своём портфеле и достала оттуда две конфеты. Так дошли до проулка. Ира говорит:

– Давай переоденемся и придём по заплоту[1] ходить, ладно? – Я согласна. Мне это нравится, но вспоминаю, что у нас сегодня огород будут пахать, поэтому отвечаю:

– Давай попозже!

– Ладно, я к тебе после зайду! – соглашается Ира.

Мы вышли на нашу улицу, и, казалось, солнце вышло вместе с нами. Я всегда думаю, что солнце особенно любит нашу улицу, оттого что оно здесь сильнее, ярче и добрее даже. Наверное, это для нас оно так старается, потому что мы самые дружные девчонки на свете! Друг за друга горой! Так что любит нашу улицу солнце, а мы его любим ещё больше.

Не успела отобедать, как к нашему окошку подъехал трактор. Я стрелой помчалась открывать большие ворота. Это Иван – друг моего брата, приехал пахать наш огород. Ворота открылись, трактор дал газу, пустил дым и поехал через двор в огород, я помчалась за ним. Как интересно, как весело, как здорово! Ветер раздувает волосы. Я стою, не дыша, возле заплота. Трактор едет прямо, но я не боюсь, ведь знаю, что повернёт.

Хочется прыгать от радости по свежевспаханной земле! Как на глазах преображается огород! Из серого становится коричнево-чёрным. Ага! А вот и дождевые черви! Они болтаются из перевёрнутых комьев, просят о помощи, а расторопные куры во главе с петухом тут как тут, ходят важные, им есть чем поживиться!

– Кы-ы-ыыышшш! – кричу я.

Пахнет мазутом. Сидящий в узенькой кабинке Иван улыбается во весь рот, его загорелое лицо одного почти цвета с кепкой на его курчавых волосах. Любит он свою работу! А когда трактор уедет, отец будет ходить с лопатой, подравнивать углы огорода, разбивать комья, подкапывать там, где мелко пропахано. Я считаю, что Иван – молодец! Мне вообще всё нравится: и Иван, и трактор, и земля, и куры. Как хорошо, что надо пахать огороды, что бывает весна, а за ней лето, а летом – каникулы. Каникулы!

Огород вспахан. Скоро Ира придёт. А пока я хочу посидеть на крыше. Здесь вся деревня как на ладони. Всё видно: и дворы, и огороды, и избы. Люди маленькие такие, копошатся, суетятся, спешат. Жизнь идёт, не останавливается, и всем всё надо успеть. А сколько у меня дел на лето! Речка – раз, лес – два, улица – три, разные дела по дому – четыре, а кино и прочее… Всего не перечислишь! Всё-всё надо успеть! И я успею, обязательно успею!

Вот и Ира кричит за окном. Я быстро спускаюсь с крыши, подбегаю к сенешнему[2] окошку и на бегу кричу:

– Иду-у-у!

Через час мы уже сидим в нашем переулке. Сидим, потому что очень устали, а устали, потому что находились по заплоту. Сразу же после огорода, там, где начинается покос, мы влезали на самый верх изгороди и так шли до речки вдоль переулка, быстро перебирая ногами по тонкой жердине, отдыхая лишь у столбиков. Главное – не упасть ни с одного прясла[3] и дойти до конца, где изгородь уже ниже и сами жерди чуть наклонены по скату к реке. Воображая себя гимнастками, мы наупражнялись с Ирой так, что ноги ватными стали. Теперь сидим, по сторонам глядим. Я говорю:

– Видишь, городской автобус пришёл? Давай посмотрим, может, кто-нибудь приехал! Может, наша тётя Валя. Она сулилась[4] забрать меня пожить в городе.

Ира вздохнула, и мне показалось, что позавидовала. Сидим, смотрим. Вот по дороге идёт дедушка Дей с нашей улицы, а рядом с ним девчонка незнакомая. Вся из себя разряженная, сразу видно, что городская. Мы прямо так рты и открыли: ага-а, горочанка приехала! Какая она необычная, на нас непохожая! Чистенькая вся, беленькая, в кружевном платье, и туфельки: тук-тук-тук. Волосы у девочки острижены, нос курносый, а на лице веснушки.

Идут они прямо на нас. Дедушка несёт сумку и маленький чемодан, а эта девочка идёт и воображает из себя неизвестно что. Мы молчим. Ира иногда прохрустит морковкой и опять замрёт, смотрим. А они уже рядом с нами.

Дедушка говорит этой горочанке, что, мол, Людочка, вот и твои подружки, девочки хорошие, дружные. А она уставилась на нас своими синими глазищами и молчит. Тут Ира от неожиданности протягивает этой Людочке остаток своей морковки, но та лишь поглядела на обгрызенную морковку, улыбнулась и не взяла.

– Спасибо, – говорит. – Я не голодна!

Ира тут же сунула морковку в свой рот и принялась хрумкать ею что есть мочи. Мне это не понравилось. Нет, не то, что Ира захрумкала, она всегда что-то ест, и я уже привыкла, не замечаю почти, а то, что эта девочка вся из себя воображуля, вся из себя чистюля. От досады я отвернулась, не захотела больше смотреть. На душе стало тоскливо. Вот те раз! Дождались каникул! Ведь у нас, в Десятниково, такие дружные девчонки, а эта ещё всех перессорит! Ну нет! Я этого не допущу!

Тем временем дедушка Дей с горочанкой прошли уже далеко по переулку. И мне ничего не оставалось, как просто посмотреть вслед. Вдруг я заметила, что когда они выходили из переулка на улицу, то девчонка оглянулась и, как мне показалось, дружески махнула нам рукой. И это было так! Значит, она не такая уж воображуля, и у меня сразу же полегчало на душе. Я подумала: вот было бы здорово, если бы мы подружились! И я

заулыбалась. А Ира, глядя на меня, заулыбалась тоже. Потом мы встали и пошли по домам, потому что уже пришла пора ужинать.

ЛЮДА

Людина бабушка болела: она как-то упала – и теперь у неё почти совсем отнялись ноги. Еле передвигаясь по дому опухшими неуклюжими ногами, она всё время плакала: ей всех было жаль. Жаль своих детей, что они разъехались по городам, жаль внуков, что их нет рядом. Я видела, как она вытирала слёзы, когда мы с Ирой пробегали мимо их окон. И вот дед привёз ей помощницу из города: Людочка хоть пол подметёт, посуду помоет – всё помощь. Дед обожал внучку – весёлую, смышлёную, озорную. Еле уговорил невестку отпустить девочку в деревню. Обещал, что глаз не спустит.

Люда раньше никогда не жила в деревне всё лето. Если они и приезжали с мамой и папой к дедушке с бабушкой, то только на своей машине и совсем ненадолго, а тут целые каникулы! Это казалось ей чудом из чудес! Она будет самостоятельно жить, всё-всё решать сама. Дед не будет ей мешать, она это знала. Как здорово! Договорились, что папа станет навещать её каждую субботу, и мама, если получится, несколько дней поживёт в деревне, но это будет не скоро, в августе, а теперь только самое начало лета.

Люда шла с дедом по деревне, и ей всё было интересно. Дед видел, как она старалась изо всех сил походить на свою маму – степенную, рассудительную Раю. Она так же поджимала губы и чуть удивлённо приподнимала левую бровь вверх, когда задавала вопрос:

– Почему девочки в деревне всегда ходят босиком, а, деда?

Дед отвечал спокойно и терпеливо, что, мол, девочки привыкли ходить босыми, и ты привыкнешь, если захочешь.

– А почему здесь трава густая, высокая, а вон там маленькая? Скажи! – опять спрашивала Люда, указывая рукой на покосы.

– Почему окна закрыты ставнями, если на улице день? Почему? – не унималась Люда. Дед добродушно отвечал: так и так, в одном покосе хозяин траву подкашивает, в другом – нет! А ставни закрыли, чтобы изба не нагревалась от солнца, для прохлады. Люда внимательно слушала ответы, как учила её мама, кивала головой и быстро произносила: «Да-да! Я слушаю!» Обычно это действовало. Люди охотно отвечали ей и считали её девочкой умной, впрочем, она такой и была.

Скоро Люда задумалась о только что встреченных девочках. Она поразилась, какие они непохожие на её городских подружек, какие-то совсем другие, колючие, что ли? «Толстая девочка меня полюбила сразу, ведь недаром она пыталась угостить меня морковкой. Так, здесь всё ясно и просто. А вот та, другая, у которой русая коса и карие острые глаза, эта отвернулась… Чем я ей не понравилась?!» – думала Люда. Она знала, что глаза бывают разные: какие глаза – такой и характер у человека. Есть рассеянные, как бы отталкивающие, как у одноклассника Асколкова, так он – непревзойдённый тупица! Есть злые, насмешливые, как у Навицкой, так та – завистливая, а есть доверчивые, как у Димы Михалёва, так он добрый, и ему очень нравится она, Люда, это все знают. А есть вот такие, как у этой девочки. Она не знала, как их назвать, но определила сразу, что они её «укусили, словно осы». Если эта девочка колючая, ершистая, то она, наверное, очень серьёзная и сама выбирает друзей. Люде всегда хотелось иметь настоящую подругу, с которой было бы интересно, чтобы они были с ней подружки «не разлей вода» – это выражение она запомнила из фильма, оно ей очень понравилось, к тому же Люда мечтала стать актрисой, а этому надо учиться с детства. «Я обязательно подружусь с ней, сколько бы она ни отворачивалась!» – решила Люда. И когда они с дедом выходили из переулка, то, оглянувшись, она дружески махнула рукой девочкам, видя, что они смотрят им вслед.

Бабушка сидела в широком кресле. Она не смогла встать, когда Люда с дедом вошли в избу. Девочка с радостью бросилась к любимой бабушке. Какие добрые у неё глаза! Какой спокойный и тихий голос! Какие мягкие тёплые ладони! Люда прижалась к ней, и на глазах у обеих выступили слёзы радости. Старушка гладила девочку по голове и нежно приговаривала: «Слава Богу приехали! Деточка! Людочка! Горочанка наша! А я-то, старая, и угостить-то как следует не могу!»

Бабушка медленно встала. С помощью внучки добралась до стола и стала разливать чай. Дед доставал из сумок городские продукты, запахло квасом, черемшой. В избе же пахло деревней: чай был не такой, совсем другая еда.

– Спасибо! – Люда выскочила из-за стола. Ей не терпелось попасть на улицу, узнать получше деревню, поближе познакомиться с девочками.

– Можно я немного погуляю? – она стала по привычке отпрашиваться, как в городе у мамы. И тут дед ей сказал то, что она мечтала услышать всю свою жизнь. Он сказал:

– Ты, Людочка, можешь всё время гулять, это ж деревня!

Ура! Ура! Ура! Кто придумал деревню? Люда ему за это очень благодарна! Радости и восторгу нет предела! Она быстро достала из кулька конфеты, набила ими карманы и бросилась на улицу – покорять местных детей.

На улице две коровы стояли в тени у забора, лениво жевали траву, обмахиваясь хвостами. Солнце жгло нещадно. Люда пустилась бежать по дороге вприпрыжку, но, когда до переулка оставалось несколько шагов, она остановилась, подумала и пошла медленно. Ей стало страшно, а вдруг девочки не захотят с ней дружить. Тут она вспомнила, что говорила мама: если хочешь чего-то достичь, то действуй уверенно. Люда поправила платье, волосы и … пошла быстро и легко, думая: «В конце концов, я иду искать дружбу, иду первая, с добрыми намерениями, и мне совершенно нечего бояться!»

ГРУНЯ

После ужина мы с Ирой вернулись на наше прежнее место в переулке. До темна ещё далеко, сидим. Вдруг видим – на горизонте появилась горочанка, идёт быстро, прямо на нас. Губы поджала, молчит. Мы тоже молчим, наблюдаем за ней. Что скажет? Когда она была уже почти рядом, вдруг откуда ни возьмись появилась Груня с большим новым мячом в руках. Груня – маленькая девочка, моя ближайшая соседка. Но мы все знаем, что у Груни самая крикливая и несправедливая на всей нашей улице мама – тётя Нюра. Она постоянно влезает в игры детей, всё нарушает, всех злит, всем мешает, поэтому лишний раз с Груней никто не играет, хотя сама она девочка неплохая.

Груня подбежала, бросила мне мяч и крикнула:

– Давайте иглать! Видишь, новый мячик! – тянет за рукав, глазами умоляет, не устоишь. Жалко её, к тому же я обрадовалась, что она появилась в тот момент, когда горочанка стоит и чего-то ждёт. Тогда я хватаю Груню в охапку и с восторгом подбрасываю вверх. Груня счастлива. Её маленькое толстенькое тельце сотрясается от безудержного смеха. Всем становится смешно, потому что Груня сама теперь напоминает весёлый резвый мячик. В конце концов я опустила её на землю и начала игру: подбросила большой синий мяч высоко-высоко вверх и загадала название города, затем кинула мяч Груне, та – Ире, Ира – горочанке. Я увидела, что Люда рада, ей нравится игра, нравится быть с нами.

Ещё я увидела, что Люда сбросила с себя чудо-туфельки и побежала босиком, глядя на нас. Вдруг она резко остановилась и зажмурилась. Известно, как это больно, когда ударишься о камень.

– Шибко больно? – сочувствуя, спросила я.

Она подняла на меня свои большие синие глаза, и я заметила, как зрачки её сузились от яркого солнца. Она улыбнулась:

– Мне уже почти не больно. Мы будем ещё играть? – спросила и выпрямилась. Я поразилась выносливости этой девочки, ведь знала, что боль ещё не прошла до конца, потому что пальцы на ноге были по-прежнему судорожно сжаты. Однако меня охватил азарт, я побежала и крикнула:

– Давай!

– Давай! – снова крикнула я и бросила мяч. Он полетел высоко, купаясь и радуясь в синем небе. Затем, как всегда, бросила мяч маленькой Груне, но я не рассчитала. Удар мяча оказался слишком сильным и сбил Груню с ног. Как она закричала! Словно сирена! Вот тогда-то в мгновение ока, словно из-под земли, возникла Грунина мама, видимо, она всё это время была начеку, следила за игрой из-за укрытия. Я ещё не успела поднять с земли ревущую Груню, как яростная её мамаша шла уже на меня в атаку:

– Ой-ё-шеньки! Доченьку прибили!

Но Груне нравилась игра, поэтому она сказала маме, что упала сама, что всё равно будет играть. Тогда тётя Нюра сменила гнев на милость и сообщила, что разрешает играть дальше, но только бравенько[5]. Отряхнув с Груни грязь, она ушла. Игра вроде бы возобновилась, но, по всей видимости, Груня не наревелась вдоволь и, мало того, как все дети, желала, чтобы её мама была всегда рядом. Поэтому, не успела тётя Нюра скрыться в огороде, как Груня заревела, потому что опять упала, но теперь упала сама, просто споткнулась. А тётя Нюра опять тут как тут:

– Ага! Девчонку сомустили[6] и обижают!

Почему мы должны её обижать? Кто ей внушил, что все должны обижать Груню, чтобы Груня заранее выглядела обиженной? И тогда, действительно, всем захочется её обидеть!

А тётя Нюра руки в боки и-и-и пошла нас всех сразу ругать. Вот будь она девчонкой, а не тётей, я б ей показала! Не ходила бы она тогда гусыней, не лезла бы к детям, не портила бы им настроение! Но я не могу с ней ругаться, могу только смотреть! Никто не выдерживает моего взгляда, все так говорят. Взгляд этот убивает наповал. Тётя Нюра начинает отступать, пятиться. Я молчу, но взгляд мой красноречивее всяких разговоров! Она быстро сцапала Груню в охапку, та сразу замолчала, глаза таращит. Уставились обе на меня, молчат. Лицо у тёти Нюры бледное, губы дрожат. Я чувствую, что скоро она уйдёт, что осталось ещё чуть-чуть, и что мне надо выдержать самую малость. Но тут вмешивается Люда, она пытается что-то объяснить тёте Нюре, а Груне всучить конфетку. И тогда весь уже затухающий запал разгорается с новой силой, тётя Нюра обращает свой взор на горочанку:

– Тебе-то не стыдно маленьких обижать? Городска-а ещё, а! – качает она в неистовстве головой, остановив стеклянный взгляд на Люде.

И тут я начинаю хохотать. Все смотрят на меня в полном недоумении. Тётя Нюра, в отчаянии махнув рукой, отступает окончательно. Мой смех передаётся Ире, мы всегда передаём смех друг другу, и она, перестав в задумчивости уплетать конфеты одну за другой, принимается весело смеяться. Теперь настала Людина очередь, и она рассмеялась заливисто, громко, смех её рассыпался, как колокольчик, неожиданно звонко. Я опять поразилась Люде: она умеет смеяться, прямо как артистка! Постепенно мы успокоились и услышали, что Люду кличет дед – зовёт домой. Она тут же пустилась со всех ног бежать, махнув рукой, как тогда, на прощанье. До завтра!

До завтра! Мне радостно! Мы с Ирой тоже пошли по домам. На улице уже стемнело, на небе выступили звёзды и выплыла тяжёлая круглая луна. Покачиваясь, она походила на яркий, только что вынутый куриный желток, и я боялась, что тучи нечаянно заденут его. Как он был нежен, хрупок!

Я шла медленно и удивлялась, как быстро всё меняется в природе: вот теперь луна уже плыла высоко в небе горящим ослепляющим шаром, раздвигая тучи и освещая их фосфорическим светом.

КЛАССИКИ

Утром, не успев проснуться, я бегу на улицу любоваться чистым небом, вдыхать аромат утренней земли. Расправляю руки – и бегу-у-у! Мне радостно! Наступает новый день, всё-всё в нём будет новое, я ещё никогда не была в этом дне! Хочу прожить его прекрасно! Удивительный сегодня день – день, от которого зависит будущий урожай. Мы будем сажать картошку и загребать гряды.

На завтрак просяная[7] каша и пышные оладьи с мёдом, зелёный чай.

– Доча, что за шум был вчера в проулке? – спросила мама.

– А-а, это Груня новый мячик показывала! – ответила я.

– Ты гляди там, не ругайся! – предупредила она.

– Не-не! – ответила я, и аппетит мой улетучился, лови его теперь!

– Пойду на улицу, – вздохнула я и вылезла из-за стола.

Когда вышла за ворота, то Ира уже сидела на нашей лавочке, ждала меня. Села рядом, сидим греемся на солнышке. Ира говорит:

– Мария, скажи, пошто у вас на лавочке всех бравей сидеть? А? – Она достала из кармана магазинное печенье, обдула его и принялась грызть. Я тоже сразу захотела есть.

– Счас! – сказала я и побежала домой, набрала, сколько могла унести, оладий, отрезала луст[8] хлеба и, вернувшись, села с Ирой, теперь мы ели дружно. Рядом соседский Шарик примостился, сидит облизывается, поскуливает, аж поёрзывает от нетерпения, как ему хочется отведать оладушек. Мы его угостили.

– Доброе утро! – подошла Люда.

– О! Привет! – мы обрадовались друг другу. Люда дала нам конфет, мы ей – оладий. Сидим едим.

– Всё, хватит ись[9]! – сказала я, вытирая руки. – Давайте прыгать в скакалку!

– Неохота! – отвечает Ира, она вообще не очень-то любит скакать.

– Тогда играть в классики! – опять предлагаю я.

– Давайте! – соглашается Люда, а за ней и Ира с полным ртом одобрительно кивает. Я быстро черчу классики камешком на земле и кричу:

– Первая!

Люда за мной:

– Вторая!

Ира:

– Третья!

Мы начали игру. Я, стоя перед первым классом, попадаю по очереди во все клеточки маленьким камешком и каждый раз проскакиваю классы так: где одна клеточка, то на одной ноге, где две – на двух. В последних классах надо прыжком развернуться и проскакать назад так, чтобы не наступить ни на одну черту. Я «пропала» на самом трудном «пятом-проклятом»: не попала в квадрат. Теперь Людина очередь. Она сказала, что в такие классики играет первый раз, что у них в городе другие.

Мне всё нравится в Люде, и я вижу, что тоже нравлюсь ей, поэтому мы время от времени улыбаемся друг другу. Люда «пропала», как и я, на пятом. Пришла очередь Иры. Я люблю смотреть, как играет в классики Ира, тем более что у меня она никогда не выигрывает. Когда она прыгает, то лицо её розовеет, покрывается мелкими каплями пота и становится очень серьёзным. Прежде чем кинуть камешек в нужный квадрат, она тщательно примеривается и очень огорчается, когда не попадает. Её настроение быстро меняется раз от разу совершенно в противоположную сторону.

Так Ира достигла пятого класса. Она обогнала меня! Чтобы Ира победила меня в классики?! Такого ещё не бывало! Тем более что сейчас, как никогда, хочу выиграть я! И я вперила свой взгляд в камешек Иры, и, слава Богу, подействовало – Ира «пропала» на шестом. Она чуть не заплакала, только шмыгала носом и тёрла его грязной рукой. Подошла к ней, пожалела. Но не виновата же я, что мне НАДО везде быть первой? Ира не сердится, она это знает.

– Давай подрисуем «ушки», с ними лучче[10] попадать! – просит Ира.

Я согласна – рисую «ушки». Действительно, благодаря им успешно попадаю во все классы. Ведь главное – точно прицелиться, а проскакать для меня ерунда! Скачу я легко и быстро, потому что ноги длиннющие, как говорит мама. Я смотрю на девочек и понимаю, что они уже согласились с моей победой. Ура! Я – первая! Тут же подмигиваю солнцу и, ликуя, скачу последний раз: туда-сюда. Чудесна победа! Как она поднимает дух! Хочется ещё играть и выигрывать, снова играть и вновь выигрывать! Я повалилась на лавочку, изображая изнеможение, хотя сама могла бы ещё проскакать всю нашу улицу вдоль и поперек целых два раза.

Камешек взяла Люда, при этом пристально взглянув на расстроенное лицо Иры. И я увидела, что она её жалеет. Ещё заметила, что когда она бросала камешек, то закрыла глаза и, естественно, не попала. Я стерпеть такое не смогла:

– Перекидывай! – скомандовала я.

– Почему? – удивилась она.

– Глаза не закрывай! – отчеканила я.

Люда промолчала. Мне стало неловко, но тут вмешалась Ира:

– Кидай ишшо раз, Люда! Ничего-о-о-о, хлюзда на правду наведёт! – ей определённо хотелось быть второй.

– Кидай! – почти приказала я. И она кинула, целилась в пятый, а попала в шестой.

– Ну вот! Я же говорила! – обрадовалась Ира.

– Ладно! – согласилась я.

Радостная Ира дошла до конца второй. Я смотрела на Люду и думала: зачем она специально проиграла? Ведь игра должна быть честной. В игре побеждает сильнейший, и надо быть самим собой.

Ира от радости место себе найти не может, нас с Людой целует, обнимает, себя нахваливает:

– Молодец я, молодец! Ай да я!

Теперь Люда решила показать городские классики. Она нарисовала их на земле и рассказала, как играть. Мы, конечно, поскакали-поскакали, но нам не понравилось прыгать в каких-то одинаковых квадратах, можно запутаться. Куда лучше играть в наши родные, деревенские классики!

КУПАНИЕ В КАНАВЕ

В доме жарко, поэтому обедаем на крыльце, где больше свежего воздуха, больше места. Благодать! Вдыхаю запах свежей ухи, запах родного дома, тёплые солнечные лучи касаются меня, и тело погружается в сладостную истому. Я чувствую, как будто где-то в душе, внутри меня, тянется тоненькая ниточка, тянется и тихонько дёргается. От этого так сладостно, что хочется одновременно умереть и жить, хочется быть и не быть, не двигаться, замереть. Вот что может вытворять с человеком родной дом, родные люди и… долгожданный обед.

Уха из сорожки с картошкой и лавровым листом. Горячая! Вкусный запах летит вверх, на крышу. Голуби заворковали, загоношились, пчёлы зажужжали. Мухи – непрошеные гости – везде и всюду успевают. Многие не любят мух. Надя, моя старшая сестра, с ними расправляется так: завидя муху, она, держа наготове горсть, бесшумно приближается к добыче и – хвать её! Чуть придушит, бросит на пол и щёлк ногой! Щёлк! Щёлк! Мне не хочется видеть такое! Я с мухами разговариваю, прошу их: «Уходите! Убьют ведь!» Бабушка считает, что муха – тоже человек, она тоже жить хочет и кушать.

Не успела я пообедать, как Ира кричит под окошком. Выбежала к ней на улицу, на ходу доедая хлеб. Ира говорит:

– Пошли на канаву купаться! Там полно воды!

– Пошли! – соглашаюсь я.

– Горочанку возьмём? – спрашивает Ира.

– Ага! – махнула я рукой.

– Лю-да-а-а! – кричим мы под окошком дедушки Дея.

В окне появляется улыбающееся лицо бабушки Деихи. Она кивает нам, мол, счас, Люда выйдет. Мы стали ждать, сели на лавочку. А солнце так жарит, что мы вот-вот расплавимся, как жир на сковородке. Снизу песок горячий, ноги обжигает, сверху солнце как головёшкой по волосам водит. Перешли на другую сторону, к дому Сидора. Сели в застени[11] на завалинку[12].