Колесо Судьбы

Когда стемнело, я надел кожаный колет, на который наложил защитные заклятия, как когда-то на куртку Френа, взял меч и кинжал – свою любимую Гадюку – и кликнул с собой лже-Лиама.

В таверне «Старый боец» собралось человек двадцать гвардейцев, но это меня не смущало. Прежде чем войти, я снял перчатки и заткнул за пояс. Поднял руку в призывном жесте, собирая энергию. Ощутимый холод вокруг меня заставил выходящих из таверны зябко поежиться. Несколько морганий я настраивал руки: магическая сила, текущая по серебряной проволоке, всегда приходила с запозданием. Сила прежняя, скорость – иная. Наконец черные жала высунулись из пальцев, удлинились, стали походить на змей, потом сплелись в единый жгут, свернулись, и я зажал их в правой ладони, в левой держа обнаженный кинжал.

Войдя, я двинулся меж столами. Таверна была полна, все столики заняты. Гости орали наперебой, чокались, звали служанок, те едва успевали наполнять кружки. Я обошел пару столов и остановился. Передо мной был Саин – рыжеволосый, губастый, с нагловатой улыбкой до ушей.

– Здравствуй, Саин, как поживаешь. – Мой голос звучал почти приветливо.

– Хорошо поживаю, отлично даже… – хохотнул тот. – А ты кто?

– Кенрик Магик, принц Ниена.

В следующий миг черный жгут вылетел из моей ладони и хлестнул Саина по рукам, срезав все пальцы: на левой руке до основания, а на правой – вместе с частью ладони. Брызнула струями кровь, пальцы раскатились по столу, будто кто-то рассыпал блюдо с сосисками и пролил вино. Гвардеец разинул рот в беззвучно крике – это я запечатал безмолвием его рот. Кажется, немногие поняли, что происходит. Говор в таверне не стих, служанки по-прежнему сновали взад и вперед, хозяин за стойкой о чем-то спорил с немолодым гвардейцем в изношенной грязной крутке и таких же драных штанах.

– Проклятие! – Сидевший рядом с Саином гвардеец вскочил и выдернул из ножен меч.

Его выпад я парировал кинжалом, а черной плетью захватил горло и слегка придушил, потом сдернул жгут. Парень схватился за горло, задыхаясь, на коже остался след, как от ожога. Я не стал его добивать – он был не из преступной троицы, хотя наверняка мерзавец. Я оттолкнул его к стене и очутился рядом с Жилем. Тут я не стал мелочиться и срезал ему уже не только пальцы, но и руки – по локти. Двое его товарищей вскочили, один схватился за кинжал, рассудив, что в этой драке короткий клинок сподручнее.

– Не подходить! – заорал я. Потому добавил тише: – Мне нужен третий. И это не вы двое. Потом я уйду. Будете мешать – умрете.

И тут я понял, что кто-то нанес мне в спину магический удар. Колет с заговоренным покрытием спас мне жизнь, но я ощутил, как холодом окатило шею и лопатки. Я оглянулся и увидел, как распадается Лиам – миракль, в которого я день за днем закачивал свою энергию, принял на себя основную часть удара. Его распылило белым туманом – но в воздухе еще висел абрис его тела, и капли мнимой крови разлетались во все стороны, вспыхивали синими огоньками и гасли. Магик, что пытался меня остановить, вновь вскинул руку, собирая энергию, я ощутил, как вокруг леденеет воздух, но я не дал ему возможности ударить – хлестнул своей плетью первым – наискось через грудь и руки, вспарывая одежду и плоть. Удар не убил его, но изувечил, он рухнул на пол, спешно пытаясь закрыть ладонями рану от правого плеча до левого бока, не в силах встать, нелепо суча ногами. Но он не успел перенастроить ладони на лекарский манер, и лишь разрывал глубже и глубже собственное тело. Обычная ошибка новичка.

Жерар, сообразивший наконец, что происходит, кинулся к двери. Он был пьян, но еще крепко стоял на ногах. Я не стал его преследовать, обратил жгуты в острейший клинок и срезал ему ноги по самые колени. Пока он корчился на полу, я подошел к нему, пинком перевернул обрубок тела и сжег гениталии, потом – сжег лицо. Ни губ, ни носа, ни глаз, ничего не осталось, – глаза вытекли. После чего спалил последки черной магии, что остались от моей расправы. Собутыльники троих «героев» сидели, не шевелясь, стремительно трезвея. В таверне повисла мертвая тишина. Лишь кто-то громко икал, не в силах справиться с желудком.

– Я закончил! – объявил, глядя на корчащегося на полу и хрипящего от боли Жерара.

Парень оказался крепким – другой бы на его месте потерял сознание или попросту издох. А этот еще шевелился.

Потом я вернулся к магику. Это был совсем молодой парень, еще не мастер, скорее, подмастерье. Он научился собирать огромные заряды энергии и швырять их наподобие копья. Но и только. Даже рану на себе он закрыть не сумел и лишь разворотил до самых ребер. Я перенастроил ладони с черной магии на лечебную, и одним движением затянул ему порез на груди. Хотя лекарь из меня так себе, но поверхностные раны я неплохо умел заживлять. Потрясенный, мальчишка не смог встать – так и остался лежать в луже собственной крови и мочи. Я переступил через него и направился к себе в гостиницу. Я не сомневался, что Король-капитан Гармы завтра потребует меня к себе. А также я был уверен, что именно этот венценосный мерзавец лично приказал своим псам надругаться над Ларой. И наверняка он будет все отрицать. Расправиться с ним с помощью магии я не мог. То есть мог, но понимал, что это смертельно осложнит отношения между Гармой и Ниеном. Одно дело – обрезать руки, ноги или яйца гвардейцам, а другое дело – Королю-капитану, которого жители Гармы, прошедшие ценз, выбирают раз в четыре года. Я был уверен, что скандал может даже понравиться жителям Гармы и дать Гратину лишние голоса, но может и обнулить его шансы. Это как пойдет.

* * *

Этим вечером я потерял Лиама в третий раз. В первый раз он чуть не умер после ссоры с Эдуардом в трактире Виена, но я вернул ему жизнь, отдав часть своих сил. Потом его убили в Златограде по приказу императора Игера и магистра Брина, и я так до сих пор и не узнал, кто нанес Лиаму смертельный удар мечом. И вот теперь распался созданный мною миракль. Мой фантом поначалу мало походил на настоящего Лиама, но я старался сохранить в нем все, то помнил о любимом братишке, которого считал своей тенью и близнецом, своей лучшей половиной. Теперь не осталось даже призрака, только память о том, что вымышленный Лиам – снова – спас мне жизнь.

Я сидел за столом в нижней зале гостиницы, передо мной стоял кувшин с самым крепким виенским вином, я пил бокал за бокалом, но не пьянел.

Глава 4. Король-капитан Гармы. Двенадцать лет назад

На рассвете, пробудившись и с трудом разлепив глаза, я увидел в своей комнате незнакомого толстяка в огромном, сползающем набок берете, украшенном ворохом страусовых перьев. Алый бархатный колет был ему явно мал – несколько позолоченных пуговиц на животе пришлось расстегнуть, и наружу торчала не только белоснежная батистовая рубашка, но из-под рубашки выглядывал живот, похожий на солидный арбуз, поросший черным волосом. Поначалу я решил, что этот человек намерен вселиться в нашу с Френом каморку, поскольку мы должны были через час-другой съехать, а расчетливый хозяин не желал, чтобы комнатушка пустовала. Потом я увидел позолоченный посох в правой руке гостя и понял, что это какой-то служитель из королевского дворца Гармы. Ага, Король-капитан все же хочет со мной говорить. Я был уверен, что Король меня не тронет – по той же самой причине, по какой я не мог уничтожить его.

– Генрик Магик, Король-капитан Гармы Гратин повелевает тебе следовать во дворец по важному делу, – сообщил толстяк хорошо поставленным баритоном.

– Вообще-то, милейший, я собирался в полдень покинуть Гарму, – сказал я, понимая, что уже никуда сегодня не еду.

– Король-капитан Гратин отдал приказ не выпускать вас за городские ворота без его всемилостивейшего разрешения, – тут же обрадовал меня посланец двора.

– А кто ты такой вообще? Ты даже не представился.

Мой дерзкий тон и обращение «на ты» явно смутили посланца. Но при всем при том он сообразил, что нарушил этикет и посему как можно торжественнее провозгласил:

– Мессир Бедоир, герольд его величества.

– Френ! Где тебя буря носит!

Френ тут же возник на пороге.

– Лошади оседланы, ваша милость.

– Лощади вам уже не надобны, – влез в наш разговор толстяк. – За его милостью прислана карета, – Бедоир внезапно вспомнил мою титулатуру.

– Надеюсь, меня накормят во дворце, потому что я не успел позавтракать, – сообщил я посланцу рассерженным тоном. – А на голодный желудок вести переговоры я не намерен.

– Про завтрак мне ничего сообщить не соизволили. Я должен доставить вашу милость во дворец, а что там с завтраком, мне о том неведомо. Разве что остатки с вечерней трапезы подадут.

– Принц Ниена не питается объедками. Френ, принеси мне хотя бы кофе! Или меня сейчас стошнит.

При этом заявлении Бедоир спешно отступил от кровати.

* * *

Городом-государством Гармой управляет Совет Двенадцати, который избирает Короля-капитана, но одобрить его избрание или отказать в одобрении должно собрание всех граждан Гармы. В собрание входят жители государства старше 20 лет и имеющие в Гарме имущества минимум на 500 золотых солидов, причем женщины также числились в собрании, хотя и гораздо реже мужчин, потому как редко владели подобным имуществом самостоятельно. Король-капитан не мог назначать преемника и наследника, а сын нынешнего короля не мог сделаться следующим королем, так было записано на бронзовых скрижалях, установленных на здании Совета двенадцати. Все эти законы были отголосками законов империи Домирья, где каждый крупный полис, получивший милостью императора статус муниципия, обладал городским самоуправлением. Совет Двенадцати, в том числе, утверждал список налогов и их расходование, и, бывало Король-капитан и Совет грызлись месяц, а то и два, прежде чем согласовывали расходы и налоги на будущий год. Эти подробности из жизни Гармы любили рассказывать при дворе Ниена как забавные анекдоты. У нас роль Совета Двенадцати играл Дом хранителей. Но если бы меня спросили, кто из них хуже справляется со своей ролью, я бы ответил: «Не знаю».

Гратин обитал в королевском дворце первый срок, и ему очень хотелось остаться на второй. Особой популярностью в городе он не пользовался, в недавнем конфликте с империей Игера вел себя странно – то открывал перевал для войск Игера, то блокировал, чем разозлил и сторонником союза с императором, и тех, кто поддерживал Ниен и Приморскую конфедерацию. Так что по дороге во дворец я прикидывал, как вести разговор с Гратином и за какие веревочки дергать, чтобы он оставил меня в покое.

* * *

Винтовая лестница вывела нас (то есть меня и Бедоира) в узкий темный коридор, где пахло пылью и мышами, и затем в большую комнату, почти такую же темную, как коридор, с одним-единственным окном, со стенами, обитыми дубовыми панелями. Здесь горел большой камин, было тепло, даже жарко, и в комнату набилось полно народу. Две женщины в темных суконных платьях, с ними мужчина – тоже в темном, еще двое придворных в зелено-бело-желтом, то есть в цветах Гармы, с десятками золоченых пуговиц на колетах и массивными золотыми цепями. Видно сразу, что мой провожатый считался мальком во дворце в сравнении с этими двумя крупными рыбинами.

Человек пять придворных в роскошных мантиях, расшитых золотом и с золотыми цепями на плечах, стояли у стены. Это члены Совета Двенадцати, я видел их в Ниене среди членов посольства. Эти пятеро – сторонники нынешнего короля. Из двенадцати пятеро – маловато.

Король Гратин вошел. Я тоже видел его прежде, когда он приезжал с визитом в Ниен. Худой, высокий и очень прямой человек, пышная пурпурная мантия, отороченная горностаем, не доставала до пола, и потому были видны тощие икры в черных чулках и кожаные туфли. Чулки в Гарме носили и женщины, и мужчины – это была здешняя новая мода, после того как один из мастеров придумал машину для вязки чулок и не только из грубых шерстяных ниток, но и из тончайших шелковых. Как устроен этот станок, хранилось в большой тайне, а гармские шелковые чулки продавались в Ниене по флорину за две пары, да и те были нарасхват. Женщины буквально сходили с ума, пытаясь достать тончайшие шелковые чулочки.

– Ваша милость, – я поклонился королю, глядя на его обтянутые темными чулками лодыжки.

Второму наследнику Ниена перед Королем-капитаном полагалось кланяться с почтением и достоинством, но у меня получилось не очень – почему-то стал разбирать смех при виде этих чулок и нелепых домашних туфель под тяжкой мантией, припорошенной по краю белым лохматым мехом.

– Кенрик, сын Эддара, Второй наследник Ниена, – обратился ко мне Король-капитан, пытаясь изображать надменность и достоинство. – Вы изувечили троих моих гвардейцев, причем изувечили так, что никто из них не сможет более мне служить.

– Эти трое жестоко оскорбили вдову моего брата Лиама, второго сына короля Эддара, благородную мистрессу Лару, дочь Ранулда Толстобокого. Оскорбление произошло в королевском дворце.

Я придвинул себе кресло и сел без приглашения. После чего повелителю Гармы тоже пришлось сесть. Он откашлялся. Поморщился. Потом заявил:

– Она могла подать жалобу. Если в самом деле так… – Гратин замялся, не желая вдаваться в подробности, – наказание для преступников – штраф и ссылка на галеры. Разумеется, если бы ее слова подтвердились и нашлись бы свидетели. Но теперь после вашего самосуда я не могу рядить свой подлинный суд.

– Подлинный суд? – переспросил я. – Вы пытаетесь убедить меня, что могли судить по справедливости?

– Именно так, – Гратин надменно поджал губы.

– Так и быть, я удовлетворюсь своим судом. Надо полагать, вы потребуете, чтобы я покинул Гарму?

– Отнюдь. Вы можете излечить этих троих и вернуть им прежний вид?

– Нет, – я передернул плечами. – Я плохой лекарь. Но даже если бы и мог, то не стал бы. Они заслужили свою казнь.

Я раздумывал, влепить ему пощечину или оставить на будущее? После этого ему придется выйти на поединок, а я должен буду дать клятву не использовать магию, то есть добровольно сделаю себя беспомощным перед его подручными. Наверняка они с удовольствием накинутся на меня всей сворой. Так что посчитаться с Королем-капитаном я решил несколько погодя – когда буду не так уязвим, а его попросит на выход следующий избранник народа Гармы. В конце концов, более двенадцати лет трон Гармы занимать нельзя. Пусть думает, что я удовлетворен своей примитивной местью.

– А чего заслужил ты? – Гратин прищурился.

И я понял, что не учел какую-то фигуру в сложной игре.

Король кивнул стоящему рядом с ним человеку с длинной черно-синей мантии, тот открыл боковую дверь, и в комнату вошел незнакомец, очень молодой, моих лет, или даже младше, черноволосый, худой, смуглокожий, обряженный в черное, в черной мантии поверх суконного колета. На его щеках чернели татуировки из скрещенных мечей и топоров.

– Палач магиков, – представил вошедшего король. – В Ниене не признают Орден Палачей и их законы, но мы в Гарме недавно заключили с Орденом договор, в Гарме магиков судит и приговаривает судия-палач. У нас есть представительство Ордена, и сейчас его возглавляет магистр Раниер.

– Я из Ниена, – это все, что удалось мне произнести.

Я хотел подняться и шагнуть к двери, но понял, что не могу пошевелиться. Я был ошеломлен. Неужели этот мальчишка, что стоял напротив меня, слегка разведя руки в стороны, и как будто ничего не делая, сковал меня? Мне показалось, что он просто стоял и ничего не делал. Он не лишил меня силы – она никуда не делась, но она вдруг оказалась заперта внутри меня. Мое тело как будто окутал толстый кокон, спеленавший меня по рукам и ногам. Не получалось призвать энергию, как учил меня Крон. Тогда я попытался забрать ее из себя, как запрещал поступать мне учитель. Мне нужно было на миг разорвать мнимые путы и тогда я смогу втянуть в себя всю энергию в этой комнате. Мысленно я уже представил как все – придворные, члены совета, сам Король-капитан и этот дерзкий мальчишка превращаются в хрупкие ледяшки, а мои волосы, брови, ресницы, щетина покрываются инеем. Любой даже самый слабый магик хоть раз, но пытается оторвать себя от пола с помощью магии. Но магики не летают. Это просто сжигание энергии в себе, как живой топке, – бессилье и мука. Нечто подобное творилось со мной в тот момент. Я как будто хотел полететь и не мог. Энергия была тут, рядом, я был могуч и беспомощен одновременно. И все же мне почти удалось разорвать путы – я уже различал магические пелены, что стягивали мои руки, шею, плечи, они трещали и рвались, и их обрывки плавали в воздухе блеклыми пузырями, как медузы в мутной морской воде у берега. Король и его люди тоже слышали этот треск и отлично понимали, что он означает. Король попятился, какой-то старик в мантии стал дергать дверь, но не мог открыть – палач замкнул пространство.

Я видел, что мой судия уже не так уверен в себе и не так всемогущ, – на лбу его, вдоль носа, на верхней губе проступили капли пота, пальцы слегка подрагивали.

Еще немного! И я вырвусь… я… И тут понял, что силы мои иссякли – я вычерпал их до дна, сделавшись как пустой кувшин, в котором не осталось ни капли. Вокруг меня пылала раскаленная солнцем пустыня. Невидимая веревка захлестнула мне шею, и я потерял сознание.

Глава 5. Освобождение

С тех пор минуло двенадцать лет. И вот теперь мы сидели в креслах возле камина и вели почти непринужденный разговор – приговоренный и его судья. Этот человек в черном – тот самый палач, что одолел меня в кратком магическом поединке во дворце Короля-капитана Гармы. Я даже вспомнил, как его зовут, – магистр Раниер. Для меня прошедшие годы как будто исчезли, и этот поединок случился вчера. Двенадцать лет! Да, магики живут дольше обычных людей, но не настолько долго, чтобы выкидывать десятилетия в пропасть.

– Ты приговорил меня к пятнадцати годам подземелья за то, что я наказал насильников? Я ведь их даже не убил.

– Ты применил черную магию не в битве и не для самообороны, что запрещено. Второй запрет магии, – напомнил мне палач.

– Ты хочешь сказать, что наказываешь любого магика за превышение власти и причинение вреда?

– Если меня призовут.

Я разглядывал его с интересом – он был магистром из Дивных земель, оттуда, где магия зародилась. И логично было предположить, что овладев почти божественной силой, магики обязаны были придумать, как положить ей предел. Я должен был его ненавидеть, но почему-то не мог. В конце концов, это была его работа – обуздывать вышедших из-под контроля всемогущих и творить над ними суд, а не расправу. По пять лет на каждого изувеченного – если подумать, срок был не так и велик.

За двенадцать лет он почти не изменился – разве что волосы стали реже надо лбом, да еще он похудел, и носил на шее какой-то оберег из серебра с чернью. Оберег был окутан магическим синим туманом и расплывался белым пятном так, что не разглядеть. Потом я вспомнил, что видел этот оберег и при первом нашем знакомстве – только тумана тогда не было. Медальон Ордена, похож на золотую буллу лурсов, изображение которой я видел на картинках.

Но другой. И назначение иное.

– Почему Орден не покарал магистра Брина за то, что он изувечил меня Перстами Судьбы?

– На территории империи Игера, как и в Ниене, Орден палачей не действует. У вас у каждого есть Дом Хранителей, и Великий Хранитель вершит суд.

– Какая радость! А то я боялся, что ты посадишь меня еще лет на десять за то, что я прибил магистра Брина.

– Не надо передергивать, Кенрик Магик, ты убил магистра Брина во время войны на земле Ниена. Ни один палач не стал бы начинать расследование, даже если бы все земли, – он выделил голосом это «все», – признали власть Ордена магиков-палачей. Ты оборонял свой город, своих людей, свой Ниен. В такие дни боевые магики пускают в дело весь арсенал, как черную магию, так и белую, и никто не судит их за это.

– Надо же, у вас есть законы!

Не знаю, почему, но я вознамерился вывеси его из себя. Заставить вспылить, как-то оскорбить меня. Мне хотелось, чтобы он оказался в чем-то не прав. Его спокойный негромкий голос, его полуопущенный взгляд и странная улыбка меня бесили. Как я мечтал быть так же уверенным в себе!

– У нас есть свод законов, и как вы изучаете магию в Доме Хранителей, так мы изучаем законы в нашем доме в Дивных землях.

– И я мог бы ознакомиться с этим сводом законов?

– Жителей Ниена они не касаются.

– Но мы в Гарме.

– Тут ты прав, – удивительно легко согласился Раниер. – Можешь прийти завтра в пять часов после полуночи в Дом с тремя циферблатами, я предоставлю тебе наш список законов.

Надо же, Раниер исчислял время не по Животворному Оку, а по механическому устройству.

– Отлично! А еще мне интересно, что ждет человека, который отдал приказ надругаться над женщиной и устроить из этого потеху у себя в доме. Даже если он правитель этих земель.

– С тех пор прошло двенадцать лет. Король-капитан Гратин больше не правит этими землями. На выборах он проиграл мессиру Фрери, и ныне в Гарме другой Король-капитан.

– Так есть наказание для него?

– Прежний Король-капитан – не магик. Так что тут действуют обычные законы Гармы. Ты можешь обратиться в суд, если пострадавшая тебя уполномочит это сделать.

Суд Гармы! Я очень сильно сомневался, что таковой сможет присудить Гратину хотя бы штраф в пять флоринов, учитывая, что Лара – иностранка.

– Так я волен теперь идти?

– Да, куда пожелаешь. Выкуп внесен поручителем из Ниена. Ты можешь остаться в Гарме, а можешь ее покинуть. Но учти, вернуться в Гарму в течение трех лет тебе разрешается только в сопровождении своего поручителя.

– Так мой поручитель не король Ниена? – вряд ли король стал бы сопровождать в путешествии преступника.

– Нет, не король.

Лара? Я невольно улыбнулся. Это было бы слишком хорошо, если бы оказалось правдой. Но я поверил. Позволил себе поверить на миг в такую возможность.

Я поднялся. С трудом. Ноги пока еще плохо меня держали. На месте этого самого Гратина я бы немедленно вызвал соперника на поединок и прикончил первым ударом, чтобы закрыть вопрос раз и навсегда.

Молчаливый помощник палача принес холщевый мешок с моими вещами. Я вдруг подумал, что так в лекарне родственникам умершего выносят оставшиеся от него вещи и ценности, оставляя холодное голое тело в мертвецкой на льду.

Я стал разбирать свои пожитки. Первым делом вынул из мешка оружие – короткий меч и кинжал с золотой рукоятью. Гадюка, ты снова со мной!

– Позволь! – Раниер, не дожидаясь моего разрешения, взял Гадюку в руки. – Ого, у рукояти магическая связь с владельцем. И еще она почти невесома. Отличная магия у мастера. Такой кинжал легко можно превратить в фантом и заставить убивать на расстоянии. Магику четвертого круга это под силу. Тут есть клеймо на рукояти. Чер-Лис.

– Теперь он мессир Лис, король пожаловал ему титул патриция, – зачем-то уточнил я.

И протянул руку, пытаясь с помощью магической силы выцарапать из пальцев Раниера мой кинжал. Ничего не вышло. Кажется, палач даже не почувствовал моей атаки. Но Гадюку отдал.

Я разобрал остальные вещи. Все было на месте: заговоренная куртка (заговоры еще держались, но ослабли наполовину), кошелек с пятью флоринами, расписка из дома Латура на тысячу флоринов (должны набежать проценты), кольцо наследника Ниена и даже кожаные перчатки – мои пожитки возвращались без единой утраты.

Я успел натянуть на руки кожаные перчатки, когда дверь отворилась. И мне показалось, что в комнату вошла Лара. Только Лара из моей давней юности – до всех бед, войн и смертей. Лара, которой еще не минуло пятнадцати. Девочка-подросток в темном колете и в брючках в обтяжку, в накинутом на плечи подбитом мехом плаще. Вместо нарядной сорочки под камзол она надела темную рубаху из тонкого сукна. Волосы ее были стянуты в тугой узел на затылке и перевиты несколькими кожаными ремешками, чтобы удобнее было прятать под дорожной шляпой. Юная Лара смотрела на меня во все глаза, будто видела впервые. С любопытством и – как мне показалось – с некоторым разочарованием. Оно и понятно – нелепый худой тип в серых тряпках прислужника и в кожаных перчатках, а на ногах нелепые тапки. Девушка улыбнулась. Глаза у нее были не Ларины, совсем нет, зеленоватые, с темной обводкой по радужке. Глаза моего брата Лиама.

– Привет, дядюшка, – сказала Лара, и я понял, что передо мной дочь Лиама и Лары, моя племянница Диана.

Ну да, конечно, она видит меня впервые, как и я – ее. В тот день, когда я покинул Ниен, она мирно спала в своей кроватке под пологом из виссона в замке Ранулда Толстобокого.

– Так это ты стала моим поручителем! – Я был восхищен дерзостью этой девоньки.

Нет, не Лара внесла за меня залог. Боль, не физическая, но почти непереносимая, заставила меня содрогнуться с головы до ног.

– Именно я! – А вот звонкий голос походил на голос Лары.

– Какой неожиданный ход.

– Как видишь, кто-то помнит о тебе, Кенрик Магик.

Сама не ведая, она нанесла мне еще один болезненный удар. Я повернулся к моему палачу: