Сага о самолётах

Мариам Тиграни

Сага о самолётах

Родословные:

Часть первая: Альянсы

Опальный племянник

Республика Шести Стен. Капитолий

Вывеска с чёрным буйволом под козырьком трактира качнулась на промозглом ветру. Дерик прошёл мимо, шлёпая по лужам. Он невольно подслушал пьяный гогот работяг, что, должно быть, всё утро собирали самолёты на фабрике его дяди Юджина, а сейчас беспечно пропивали то, что господин Кэнтвелл великодушно отсыпал в награду. Воздух насквозь пропах табачным дымом, нос защекотал липкий аромат дешёвого пойла со вчерашних скачек, собравших на трибунах половину сената.

Дерик вспомнил, как ещё утром читал в местной газетёнке о развлечениях правящей верхушки, куда отныне ему путь был заказан, брезгливо поморщился, запахнул потуже пальто и достал сигары. Руки не слушались. На противоположной улице пробежала тень. Он вздрогнул и задрал голову, глядя на покрытое тучами небо да крышу дядькиных хором.

А ведь, живя здесь столько лет, Дерик даже не замечал, какая у особняка дяди – здания из дорогого облицовочного кирпича, в котором каждый угол отзывался воспоминаниями, – вычурная архитектура! И спустя двадцать лет после упразднения самодержавия столица оставалась большим котлом, пусть и мрачным, пусть и вечно серым, в который праздные искатели приключений стекались со всех концов республики.

В никуда не девшейся любви к роскоши и проявлялось смешение новых веяний и имперского прошлого столицы. Только в Шести Стенах многолюдные таверны, антикварные лавки, узкие вытянутые улочки, покрытые гравием, памятники архитектуры и гранд базары – последние выжившие наследники павшей империи – спокойно соседствовали с мрачными самолётными фабриками, дым из труб которых покрывал весь город. Зато над фасадом здания сената в центре города развивалось красное знамя с аббривиауторой «С.Н.Ш.С.», расшифровывавшейся как «Сенат и народ Шести Стен».

Дерик насмешливо хмыкнул и сжал зубы. Быстрая танцевальная музыка из окон на втором этаже особняка гремела всё отчётливее. Подумать только: сегодня он пришёл сюда тайком, как вор, а ведь когда-то приходил героем!

Кошка мяукнула где-то под забором, и на фетровую шляпу Дерика – последнюю, ещё не выцветшую, – обрушился настоящий ливень. Он чертыхнулся и выбежал из-под козырька, но уже через минуту на последних ступеньках лестницы у чёрного входа всё-таки показалась худощавая фигура Фила. Его глаза – два сгустка морской волны – влажно блестели в ночи.

Дождь всё барабанил по крышам, а Дерик с нежностью смотрел на брата, которого не видел несколько месяцев, и почти не чувствовал усталости, голода или стужи. Фил слабо улыбнулся, и тогда Дерик зашлёпал к нему по лужам.

Братья горячо обнялись и несколько секунд не расцепляли объятий.

– Не знаю, что на тебе сегодня за пальто, и сапоги, и шляпа… Это никуда не годится, Дирк, – рассмеялся Фил, хлопая его по плечу, но Дерик всё равно уловил в этих словах осуждение и… упрёк. До сих пор!..

– Ну не тебе же мокнуть в белой парадной рубашке под дождём? – отшутился Дерик, с иронией взглянув на чистенький чёрный фрак и напомаженные волосы Фила. – Спасибо, что пришёл. По правде сказать, я и не надеялся, что ты прочтёшь моё письмо.

В окнах, задёрнутых бежевыми шторами с ламбрекеном, раздались аплодисменты, весёлые голоса, стук бокалов и вылетевшей пробки из-под шампанского. Фил виновато потупился, теребя позолоченные манжеты.

– Я всегда буду на твоей стороне. – Воровато оглядываясь на дверь и на лестницу, брат добавил: – Сегодня день рождения Клем, помнишь? Наверху полно гостей, да ещё и маскарад со всяким зверьём… Ты легко затеряешься среди них.

– Помню про маскарад, – коротко кивнул Дерик и нахмурился. Он понимал, как Фил рисковал, помогая ему сейчас, но не мог упустить последний шанс: в день рождения дочери дядя точно ему не откажет!..

Кто-то со стороны мог бы подумать, что, поступи дядя сейчас так, Дерик расстроился бы, но смог это пережить. Дерик же знал, что был на грани и от безысходности уже лез на стенку. Либо прощение любой ценой, либо смерть.

– Ты хорошо подумал? – не унимался младший брат. – Он ужасно зол! Всё же так облажаться, Дирк…

– Надо сегодня, – решительно настаивал Дерик и подавил смешок: – Зол, говоришь?.. Никак не смирится с тем, что в своё время струсил?.. Ты же знаешь, как дядя Юджин «любил» тётю Веру…

– «Любил». Смешно!..

– Помнишь?..

– Ту странную девушку, которую он любил до свадьбы?..

– То-то же. Потому и злится… Ты поймёшь когда-нибудь.

– Не дождёшься! – Фил фыркнул и отвернулся. – Оставь эти сопли себе, Дирк.

Сердце Дерика больно сжалось. Даже брат не простил ему той слабости, что лишила его денег, положения и семьи. Он, Дерик, и сам порой ненавидел ту предательскую, неподвластную разуму страсть, но теперь, когда испробовал её горячительную сладость, то не променял бы её и на десяток праведных жизней, подобных той, что вёл до встречи с Сибилл.

– Поверь, это… – улыбка, которая так редко появлялась на лице Дерика, что кузина Клементайн даже побаивалась его, зацвела буйством красок, и тайна, которую та скрывала, против воли защекотала воображение Фила, – стоило всего.

И пусть робкая Клементайн и все ей подобные и дальше считают Дерика безгрешным, застёгнутым до последней пуговицы солдатом самолётной империи, которую воздвиг её отец. Пусть и дальше видят только чёрные, как вороново крыло, волосы, уложенные один к одному, слышат точное как часы шарканье каблуков на лестничной клетке, но не догадываются, что, когда в зале театра впервые выключился свет и поднялась штора, ничто на белом свете не заставило бы его отвести взора от сцены, а комок в горле встал такой, что до самого антракта дышалось с трудом.

– Не знаю, что может «всё это» оправдать, – шёпотом продолжал Фил, всё сильнее хмуря густые чёрные брови, сходившиеся на переносице, и даже чутка повысил голос: – Ты слышал, что случилось вчера в сенате?..

– Что же? – насмешливо вторил Дерик, как случалось с ним всегда, когда кто-то упоминал тех «высокородных ленивцев».

– Генерал Файерблейз и его шайка-лейка проголосовали против нас. Дядя пытался всё уладить, – дескать, подумаешь, мой племянник увёл у вас любовницу, найдём вам новую! – но, судя по всему, крепко-то ты Файерблейза обидел. Не видать нам теперь консульского кресла как своих ушей!

Дерик спрятал улыбку, не чувствуя ни капли раскаяния. Всё сказанное почему-то очень тешило его самолюбие, пусть дядя Юджин, лишившийся сторонника в сенате, должно быть, рвал и метал пуще прежнего. А шансы на прощение таяли на глазах…

– Чего смеёшься, дурень? – раздражённо буркнул Фил. – Ты что, не понимаешь: времена империи давно прошли! Больше не получить власть по праву крови – её надо заслужить!

– И это…

– Что?..

– И это того стоило, Фил!

Вдруг брат отвесил Дерику подзатыльник – да так, что его фетровая шляпа полетела в лужу. Дерик впервые за тот вечер посмотрел на Фила осознанно. Их маленький расчётливый карьерист! Он и забыл, с кем имел дело…

Смог от самолётных фабрик поднимался всё выше. С козырька надоедливо капало. Тучи сгущались.

– Клем однажды сказала, что ты напоминаешь ей оловянного солдатика, – безжалостно напомнил младший брат. – У тебя, видите ли, нет чувств, только долг, долг, долг. Поглядела бы она на тебя сегодня!

– Фил!

– Посмотри на себя: ты был примером для мальчишек по всей стране. Примером для меня!.. Выхолощенный солдатик Дирк Кэнтвелл – наследник огромного состояния! Подумать только: из-за какой-то шлюхи-актрисы он растерял все мозги… Ни одна женщина на свете этого не стоит!

– А мне казалось, что ты любишь меня любым, – холодно отрезал Дерик, позабыв сентиментальные родственные порывы, пожалуй, слишком окрепшие в разлуке. Он и запамятовал, что в этой семейке расчёт и выгода всегда ставились выше! – Думал, примешь меня даже таким слабым и никчёмным индюком. Любить «выхолощенного солдатика» проще, конечно. Уж прости, что разочаровал тебя!

– Я, вообще-то, о тебе забочусь, дурья ты голова! Если я не скажу тебе, то кто?..

– Думаешь, я мало слышал это от других?.. Не нужна мне такая забота! И помощь твоя не нужна. Пришёл меня отчитывать – валяй, только ещё раз назовёшь Сибилл шлюхой, и я за себя не ручаюсь.

Фил залился краской.

– Ты либо стоишь за моей спиной до последней капли крови, либо катись на все четыре стороны. Третьего не дано. И нечего ругать меня как школьника: мне нужен брат, а не нянька!

Дерик на нервах затянулся, закашлялся и, задев Фила локтем – да побольнее, – собрался убраться прочь. Ничего, в другой раз он и сам пробьётся к дяде – без чьей-либо помощи!

Фил схватил его за рукав пальто.

– Прости, – пробормотал он, пряча глаза, – я погорячился.

Несколько секунд они молчали, а Фил сверлил глазами силуэт брата в чёрном пальто и кусал губы. Тяжёлый вздох вырвался из груди Дерика. Такие разные братья Кэнтвелл! Даже внешне разные: «чернявый, бледный и остроносый» Дерик и «гибкий как волна, веснушчатый Фил». Хитрый и изворотливый…

Угадывалась в их чертах и некоторая схожесть: тонкие губы, высокий рост, острые скулы, унаследованные от покойного отца. Да только лукавства в плавных, почти девичьих чертах младшего сквозило всё-таки больше. Дерик, предпочитавший строгость во всём, от одежды до коротких военных стрижек, совсем не умел притворяться.

– Любовь дешевле в борделях, – всё ещё бурчал Фил, сложив руки на груди. – Я бы никогда…

– Смотри, не подцепи там чего-нибудь, – с иронией подметил Дерик, обернувшись. – А то не сможешь исследовать свой космос. А дядя Юджин тебя совсем под себя подомнёт. Смотри в оба!

– Брат! – тяжело задышал Фил. Ага! Попался!

– Я знаю тебя как свои пять пальцев. Ты беспокоишься за меня, но ещё и злишься, что из-за моей, мол, блажи дядя теперь хочет сделать наследником тебя, а это совсем не входит в твои честолюбивые планы.

Ярко-голубые глаза Фила блеснули недовольством.

– Надеюсь, у тебя есть план, как задобрить папашу Юджина. – Видимо, позабыв о сохранности костюмных брюк да идеально отутюженного воротничка, Фил вышел из-под козырька. – Иначе он вышвырнет тебя в дождь на улицу как блохастого щенка.

Дерик нахмурился и поправил галстук, до крови впивавшийся в кожу. Именно так он и чувствовал себя в последние несколько месяцев: в петле!

– Есть, – серьёзно сказал Дерик брату и кивнул на дверь, – будь спокоен.

На первых ступеньках лестницы, правда, просиял и улыбнулся Филу, когда тот протянул ему лакейский фрак, перчатки и маску с мордой медведя. Переодевшись, спрятал мокрое пальто под лестницей, натянул перчатки и не без усмешки спросил:

– Говоришь, Файерблейз буйствовал из-за меня и Сибилл?..

– Ещё как! – поддержал его Фил, тоже пряча улыбку. – Ты бы только видел.

– Вот оно что, – задумчиво отозвался Дерик, исчезая в заковыристом лестничном пролёте. – Любопытно… А что же Винс?

– А? Винс? Как обычно: много болтает, мало делает. Послушай, есть ещё кое-что…

– Да?..

– Самолёты – это ведь прошлый век! – напоследок шепнул брату Фил. Впереди уже виднелись ослепляющие огни гостиной. – Почему никто из вас не понимает, что сборы налогов с простых фермеров на военные нужды уже давно прошли? За двадцать лет мы укрепили границы, нам больше не угрожают междоусобицы в Туманном Утёсе или в Штормовой Тени. Борьба за власть в сенате и столице сейчас гораздо опаснее…

– И что же с того?..

– А то, влюбленный ты идиот! Население растёт, всё больше и больше таких, как мы: людей, у которых есть деньги, а все ресурсы страны уже не отдаются на поддержание мира внутри провинций. Теперь те работают как единый организм: на Мысе – хорошие шелкопряды, в Штормовой Тени – лучшие ювелиры, полезные ископаемые… Ну а мы здесь, в столице, отвечаем за новшества, неужели ты не видишь? Мы всё время должны быть на чеку в этой гонке, иначе нас затопчут! И мы заработаем гораздо больше, если будем выпускать ракеты! Исследовать космос – так далеко мы ещё не летали! Хотя бы дядя Юджин выслушал меня…

– Вот увижу его и замолвлю словечко о ракетах и космосе. – Дерик набрал в грудь побольше воздуха и толкнул массивную дубовую дверь зала. – Кстати, где твоя маска? Я что-то не вижу…

На грани банкротства

В год рождения Винса в столице вспыхнули восстания: сторонников республики становилось всё больше, а императора в народе не жаловали. Его Величество пытался объединить под единым флагом все шесть провинций, но тут и там находились недовольные, мечтавшие о независимости и равноправии. Вот к чему в итоге привели недовольство политикой прежнего правителя и его неумелые попытки создания альянса земель внутри страны – к перевороту!..

Ещё будучи ребёнком, Винс не разделял всеобщей «истерии» по самолётам, установившейся в Шести Стенах ещё до того, как свергли императора. Сначала квалифицированные авиаторы требовались двору как ценный актив, чтобы охранять границы наряду с пехотинцами и морскими офицерами. Потом же столицу захватила волна интереса к «исследованию неба», связанная с «духовными поисками» самого императора, что «искал Бога над облаками» и задавал всем тон.

С появлением же первоклассных самолётов «Кэнтвелл и Ко», заключением мира между провинциями и повышением уровня жизни самолёты стали чем-то вроде дорогих аксессуаров или побрякушек, которыми можно похвастаться перед сверстниками, храня один на личном аэродроме. Тема «поисков» тоже никуда не делась, только вместо «духовных» они стали «исследовательскими» или «научными».

Иной раз, выйдя в бакалейную лавку, старики наблюдали, как молодые денди с треском и грохотом рассекали на папочкиных самолётах туда-сюда по городу, оставляя за собой ярко-жёлтые дорожки дыма, устраивали гонки или даже пари. Престиж профессии взлетел до небес, а лётчики превратились в знаменитостей или кумиров поколения.

Конечно, по окончании учебы не все из них занимались делом. Одни, получившие определенную публичность ещё во времена студенчества, уходили в политику, другие становились частными предпринимателями или криминальными авторитетами, на которых ни консул, ни жандармерия не находили управу, а третьи брали баснословные деньги за то, что, будучи известными личностями, вообще вели пассажирский самолёт.

Что же до Винса, то он никогда не был честолюбив, не гонялся за славой или признанием. Гораздо больше, чем возиться в механике, он любил лепить из глины, и, даже когда покойный отец впервые заговорил о том, чтобы отдать сына в лётную академию, не принял эту новость с должным восторгом.

Своей матери Винс не знал, а отец, казалось, всегда считал его обузой. Появление на свет ребёнка cтало тяжким испытанием для Лефроя Тафта, чья деятельная голова простаивала, заполненная заботами о младенце, и потому он никак не мог выбраться из бедности. По протекции Кэнтвеллов, их лучших друзей, в академию Винса всё-таки приняли, но, в конце концов, мальчик разглядел в этом возможность доказать, чего на самом деле стоил, и с похвальным рвением изучал лётное ремесло.

Ну а потом несчастный случай унёс жизни его отца и родителей Фила и Дерика, а Винса привёл под покровительственное крыло Юджина Кэнтвелла. Там он впервые почувствовал себя важным, почувствовал себя нужным, ведь «дядя Юджин» всегда относился к нему с теплотой.

«Твой отец был моим лучшим другом, Уильям, – твердил «дядя Юджин», как он сам просил себя называть, – и одним из самых смелых людей из всех, кого я знал. Как я мог оставить тебя на произвол судьбы?..»

«Возможно, – покорно вздыхал про себя Винс, ведь, несмотря на благодарность, что он испытывал к покровителю, червячок точил его, – но я всё же неровня вашим «настоящим» племянникам. «Дядя». Иначе вы бы отдали за меня Клем».

Винс никогда и не просил об этом прямо, но разве не очевидно?.. Как бы глубоко Юджин Кэнтвелл ни чтил память друга, парень, что жил под одной крышей с его племянниками и воспитывался вместе с ними лишь из милости, никогда не получит руки его единственной дочери.

Наверняка её выдадут за какого-нибудь аристократа старого порядка – «дядя Юджин» знал, что, несмотря на деньги и положение, кровь у него всё же «так себе», и её следовало «разбавить», – а Винс и Клем с содроганием ждали этого дня.

– Хорошо, что Файерблейзы не пришли… – хохотнул Винс, оглядывая толпу надушенных гостей, которые кучковались у парадных дверей рядом со швейцаром и пускали в дом холод. – Терпеть не могу их младшенького, Пола. Такой приторный!

Клем под боком тихонечко вздохнула, будто не поняла, почему на самом деле Винс недолюбливал Пола Файерблейза, – этого идеального жениха для любой знатной девицы республики… Винсу стало не по себе. Ничего-то от неё не скроешь! Он схватил с подноса бокал шампанского и, разыгрывая беспечность, выпил залпом.

– Сегодня папа переборщил с украшениями, – прошептала Клем, разглядывая толпу гостей через лорнет, инкрустированный дорогими камнями, – тебе не кажется?..

Винс огляделся по сторонам. Прямоугольный зал был большой и светлый, увешанный канделябрами с позолоченными свечами и зеркалами. Из зала специально вынесли лишнюю мебель – обычно здесь накрывали стол для всех членов семьи, – чтобы устроить настоящие танцы. Тут и там Винс натыкался на собственное отражение в зеркалах и вздрагивал. Витражные окна, люстры с висюльками, обвешанные живыми цветами окна и двери кружились перед его взором, а бежевые обои с королевскими лилиями – любимым орнаментом «дяди» – казались не такими уж и вычурными на фоне чёрной мраморной плитки, походившей на змею, что только что сбросила кожу. Фуршетные столы, ломившиеся от сладостей и фруктов, поставили слева.

Они с Клем стояли чуть поодаль от парадной спиральной лестницы, напоминавшей изгибами виолончель, и, сдерживая смех, косились на статуи львов по обе стороны от перил. Папаша Юджин вообще имел слабость к роскоши и, отделывая мрамором столешницы и раковины по всему дому, твердил, что «эта достойная горная порода» единственная передавала масштаб его личности. И всё-таки статуи львов, встречавшие гостей у лестницы, – это уже слишком!

Большие парадные часы с кукушкой на стене над лестницей пробили полночь. Зал наполнился гостями и салонной музыкой.

– Послушай, тебе не стоит беспокоиться, – снова заговорила Клем и мягко коснулась плеча Винса, будто – как похоже на неё! – прочла его мысли, потом притянула его к себе за рукав и шепнула на ушко: – После того, как Дирк… Сам знаешь. Теперь мы с Файерблейзами заклятые враги.

Винс улыбнулся и утянул её подальше от лестницы к стульям с красной обивкой, на которых восседали почтенные матроны, избегавшие танцев, и обмахивались веерами. Винс выдержал пронзительную паузу, с нежностью смотря в глаза той, к чьей родственной близости за все эти годы настолько привык, что уже не представлял жизни без неё.

«Не Файерблейз, так другой! – думал он со снисходительной иронией к себе – простаку, дерзнувшему полюбить саму «принцессу самолётов». – Мы ведь всегда знали, что этот день наступит, Клем. Рано или поздно… И это будет кто угодно, но только не я».

Сколько Винс помнил себя, её белые ласковые ручки, и морковные волосы, и детское личико в веснушках мелькали где-то поблизости. Клем даже в восемнадцать лет походила на ребёнка, и все вокруг стремились уберечь её от невзгод, укрыть тёплым пледом или оградить от опасностей. Винс и сам, пав жертвой заблуждения, будто эта невинная кошечка всё время нуждается в защите, норовил её лишний раз подкормить или подёргать за щёчку. И только спустя время догадался, как ошибались те, кто, подобно Филу, считал, будто её наивность и доброта – слабость, и только из любви к ней не смеялись над верой Клем в людей. Знали бы они, какой стержень скрывался под личиной этой холёной братьями и папой дочурки!

Винс понял это, когда Клем, предчувствуя скорую свадьбу с нелюбимым человеком в интересах семьи, ни словом, ни делом не выдала страхов. Она продолжала с поразительным участием интересоваться бедами других, сочувствовала им и утешала, словно собственные тревоги не занимали её воображения. Лишь по ночам, после очередного, бездумно обронённого отцом слова, закрывалась в спальне и плакала в подушку.

Догадываясь об этом, Винс ещё больше ненавидел себя. Он знал, какая Клем сильная, – несмотря на внешнюю хрупкость, точь-в-точь как у покойной матери, – но как ей, должно быть, тяжело жить в золотой клетке, готовясь в любую минуту стать добычей «хищника покрупнее»!..

– Не бывать этому! – Коренастый Винс выглядел довольно грозно, когда сжимал кулаки, хотя Клем и любила его за душевную теплоту и искренность, которые, вопреки всем тяготам, он сумел сохранить. – Я что-нибудь придумаю. Я докажу дяде Юджину, что достоин этого. Я сделаю!

– Достоен чего?.. – позвала Клем, перекрикивая гром аплодисментов. Детвора из числа «сенаторских ангелочков» беспрестанно путалась под ногами, но Винс вовремя подхватил Клем за талию, прежде чем очередной сорванец сбил бы её с ног.

– Не бери в голову, – тепло улыбнулся он ей, щёлкнув по носу, – просто мысли вслух. Смотри, уже фейерверки пускают!

– Не может быть! – вдруг ахнула Клем, не обращая внимания на фейерверки, и передала ему лорнет. – Это… это Дерик! Говорю же тебе – посмотри! Его рост и походка! Ну и что, что маска медвежья, – я даже под ней узнаю брата!

– Да ну?.. – недоверчиво усмехнулся Винс, отставив шампанское на поднос проходившего мимо официанта, и убрал «лисью морду» с лица. На Клем была «кроличья».

Винс посмотрел сквозь лорнет туда, где за портьерами скрылись две высокие фигуры в капюшонах, и, когда шквал аплодисментов после очередного выступления бродячей труппы из Штормовой Тени вновь заглушил голос Клем, приметил гладко выбритые виски одной из фигур и восхищённо улыбнулся. Даже похожая на туман тень от декоративных свечей не помешала ему разглядеть незнакомца. Дирк-то не лыком шит!

– Второй – это наверняка Фил! Ему бы больше подошла лисья маска… Догоню их и узнаю, в чём дело, – пообещал подруге Винс, перекрикивая стук бокалов, но, посмотрев куда-то в толпу, бережно привлёк девушку к себе и прикрыл ей уши. – Осторожно!

Клем покорно зажмурилась, когда избалованный сын одного из сенаторов появился за их спинами и обрушил на её голову дождь из конфетти, мишуры и перьев. Ещё через секунду этот надушенный павлин в розовом парике и накрашенными губами – бал-маскарад, дескать, надо соответствовать! – оглушил их свистковым гулом и, неприятно квакая, расхохотался.

– Спасибо, – шепнула она Винсу, незаметно поцеловав его в щёчку, – ты мой герой.

Винс подмигнул ей, слегка коснувшись со спины атласной ткани чёрного платья, и обворожительно улыбнулся. Его умелые пальцы обдавали теплом – он знал это наверняка, – и даже дорогой парфюм специально подбирал, предчувствуя, что Клем понравится этот запах.

Как обычно, «принцесса самолётов» вежливо поблагодарила гостя за внимание, но, когда тот вдруг выразил неудовольствие тем, что в особняке Кэнтвеллов на заднем дворе ещё не установили бассейн, даже она, всегда приветливая с чужими, с трудом изобразила радушие.

– Отстаёте, мисс Кэнтвелл! – Наглец одним глотком осушил бокал с бренди и, присвистнув, скрылся среди толкотни и лёгкой салонной музыки. – Не зевайте – современный мир такой капризный! Собьёт вас с ног – даже не заметите.

Намёк на вечную борьбу за титул «короля прогресса», который за последние годы заслуженно занимал её отец, Клем вынесла с похвальным достоинством. За это время многие пытались обставить Кэнтвеллов, но изворотливый ум «дедушки Бориса» всегда оказывался на шаг впереди!

«Почему почти все сыновья высокопоставленных чиновников такие… такие?! – с грустью думал Винс, представляя Клем под венцом с самовлюблённым павлином в розовом парике. – Хотя лучше напомаженный павлин, чем… Пол Файерблейз!».

Винс даже себе не признавался в том, что в нём одном видел настоящую угрозу, и, хотя отныне они с Файерблейзами враги, ему всё же стоило поторопиться.

– Не скучай. – Влекомый этой мыслью, Винс скрылся в толпе. – Я скоро.

Клем проводила его печальным взглядом, а Винс пожалел, что не сказал ей на прощание парочку ласковых слов. Он тут же представил, с каким бы удовольствием и как бы легко сейчас закружил её в вальсе, затем бережно склонил бы её головку к себе и поцеловал мягко, нежно, сладко и чувственно, и это движение было бы похоже на прикосновение лепестков роз…

Она так расцветала от его заботы, что ему хотелось как можно больше радовать её!