скачать книгу бесплатно
– Мы еще вернемся к обсуждениям мировых заговоров, – вдруг обратился Эрик к Эрнесту, на что тот фыркнул с напускным недовольством: – Кажется, мы заставили даму скучать.
«Ужели, мистер Мэлтон, вам стало настолько скучно, что вы решились на отчаянный шаг заговорить?», – я с трудом удержала язык за зубами.
– Вы увлекаетесь поэзией, леди Лоттен? Байрон, Диккенс, Шекспир?
Мэлтон, должно быть, решил делать то, что у него получалось лучше всего: рушить мою вечернюю идиллию своим внезапным интересом.
– Я читала Гамлета.
– И как вам? – он уселся поудобнее, отставил бокал и подпер подбородок кулаком.
– Романтика, наполненная трагизмом жизненной несправедливости, – я с наслаждением поймала короткий миг удивления на его лице. – Но я не люблю драму.
– Гений трагедии, лишенной смысла, которая остается отражением разнообразия человеческих пороков: страсти, предательства, и, быть может, иногда даже любви, – мой собеседник театрально уставился вдаль.
– Не слишком ли глубокие фразы для человека, никогда не читавшего Гамлета? – Эрнест вмешался в разговор столь деликатно, что я чуть не поперхнулась ликером, пытаясь сдержать смешок.
Эрик заметил мое веселье, загадочно улыбнулся, и повернулся к моему жениху:
– Кажется, ты плохо меня знаешь, Эрни.
Они смотрели друг на друга с веселым прищуром, но мне отчего-то стало не по себе. Я вежливо покашляла, вновь обращая на себя внимание Мэлтона, и осторожно предупредила:
– Вам не стоит называть классику бессмысленной в присутствии леди Луизы. Вряд ли она оценит столь дерзкие высказывания, мистер Мэлтон.
– А мы оставим этот разговор между нами, и он не дойдет до ее прелестных ушей, леди Лоттен, – он вальяжно откинулся на спинку кресла. – Мы ведь друзья?
– В таком случае просто Джулия.
Он вскинул брови, затем задумался и улыбнулся в своей манере:
– Что ж, если обращение не по титулу делает нас друзьями, ничего не имею против. Я с самого утра прошу называть меня Эриком. Все-таки к имени я привык чуть больше.
Я кивнула в ответ и перевела взгляд на напиток на дне моего бокала. Свет интересно преломлялся сквозь прозрачные стенки, играя зайчиками на темной жидкости.
– Если не драма, то романтика? Что-то приторно сладкое? Только счастливый конец? – либо Эрик смертельно скучал, либо его действительно интересовал мой литературный вкус.
– Я читала романы Джейн Остин до переезда в Британию.
Я и вправду любила и Остин, и сестер Бронте. Но обсуждать это с насмешливым Эриком Мэлтоном мне крайне не импонировало.
– И тебе нравилось? – заинтересованно спросил он. Должно быть, он приложил максимум усилий, чтобы не отпустить колкую шуточку.
Эрнест с интересом наблюдал за нашей беседой, неторопливо потягивая ликер из своего бокала.
– Разумеется. Безусловная любовь, то, на что готов человек ради настоящего счастья. Это вдохновляет, – я повела плечами, стараясь казаться беспристрастной.
– Забавно слышать, что романы для женщин о «высокой» любви привлекли твое внимание больше, чем шекспировский трагизм. Хотя тут все очевидно: «Гамлет» приземляет понятие любви, говорит о гордости, желаниях и «низких» страстях. Это в свою очередь разрушает идиллию – как ты выразилась? – безусловности.
Я только сейчас заметила, как в голубых глазах Эрика отражались языки каминного пламени, изнутри зажигая в его взгляде недобрые загадочные огоньки.
– Ошибочно полагать, что они написаны исключительно для женской аудитории, – настаивала я, а на его лице отразился немой вопрос. – Я считаю, что в этих произведениях чаще поднимаются важные вопросы для мужского рационального разума.
– Думаю, тут ваши взгляды расходятся. Джулия – безнадежный романтик, – мягко заметил Эрнест.
– Как и я, – Эрик удостоил друга отрывистым кивком. – Но я привык думать, что подобная литература вселяет в человека некую неуверенность. Заставляет смотреть на вещи сквозь призму розовых очков.
– Что же, по-твоему, дает человеку веру в любовь и искренность, как не хорошо написанный роман? – поинтересовалась я.
– Музыка. Поэзия. Подлинное искусство.
– Ты делишь искусство на настоящее и нет?
– Ни в коем случае. Искусство – вещь, не привязанная к одному мнению, Джулия. Оно позволяет человеку самому решать, стоит ли возносить мечты и надежды, либо провалиться с ними в бездну отчаяния. Но называться таковым может лишь то, что покоряет разумы людей глубже мимолетных романтических страстей, описанных в книгах.
Я улавливала нить его мыслей, но не собиралась легко соглашаться.
– Смею заметить, Эрик, что, если бы ты отважился прочесть ту же «Гордость и Предубеждение», ты бы наткнулся на мысль героини, которая считает, что плохая поэзия способна убить человеческие чувства.
– Именно поэтому я не читаю подобные романы, Джулия. Потому что я не разделяю искусство на плохое и хорошее. А вот творчество – как раз наоборот.
– Не вижу различий между этими понятиями.
– Объясню проще, – он одарил меня снисходительной улыбкой и продолжил: – Ты говоришь о мнениях героев, которые чаще всего представлены читателю плохими или хорошими. Такие герои мыслят однобоко и заставляют читателя разделять их точку зрения. Такие романы создают новые человеческие ценности. Как ты и сказала, учат возносить любовь, например. В то время как искусство… – он запнулся, наморщив лоб, словно искал подходящие слова: – Оно просто отражает действительность. А действительность – вещь многоликая. И у нее редко есть какие-либо рамки.
Я задумалась. Не знаю, как мы перешли от литературы к философии, но Эрик, хоть и казался поверхностным и несерьезным, говорил о действительно интересных вещах.
Догорающее в камине полено разломилось с характерным треском.
– Думаю, разговор зашел в никуда, – подытожил Эрнест и добавил: – Помимо индивидуального восприятия существует еще и критика.
– Разумеется, – Мэлтон потянулся к своему бокалу: – Люди, сидящие на диванчиках, читающие толстые книги с умным видом и думающие, что знают, как могло бы быть лучше. Кажется, ты забыл, Эрнест, что я пропускаю критику мимо ушей.
– Кажется, именно ты не дал мне этого забыть, когда прислал то письмо почти четыре года назад.
– Письмо? – удивленно спросила я.
– Ага. Эрик однажды принял эгоистичное решение покинуть страну и, испугавшись моей «дружеской критики», даже не удосужился прийти попрощаться, – в голосе Эрнеста просквозили нотки иронии и, как мне показалось, обиды, хотя улыбка не сходила с его губ. Он потянулся за бутылкой, чтобы долить остатки ликера в свой опустевший бокал, и закончил: – Вместо этого в день отъезда он прислал мне чудный запечатанный конверт.
– Простите, такова моя натура. И я в очередной раз приношу свои глубочайшие извинения, – Эрик ободряюще поднял руку, словно предлагал тост: – Это было очень глупо с моей стороны, но я был юн, импульсивен и волен поступать, как мне вздумается.
– Как будто что-то изменилось, – с каким-то печальным весельем заметил Эрнест и поднял над головой бокал: – Ура!
В гостиной повисла тишина. Я почувствовала неловкость, словно стала свидетелем семейной ссоры.
– У нас завтра конная прогулка с утра, ты не забыла, moncCur[11 - Франц.: Мое сердце.]? – заметив мое смятение, поинтересовался Эрнест.
Я с трудом сдержала неуместную улыбку.
– Разумеется. Попрошу Лиз разбудить меня пораньше, чтобы успеть позавтракать, – я невольно покосилась на пустые бутылки и выпалила: – Могу попросить ее разбудить и тебя.
Мужчины рассмеялись, и я мысленно выдохнула.
– А ты умеешь держаться в седле? – невзначай спросила я у Эрика. Он кивнул. – Почему бы тебе не присоединиться к нам?
– Боюсь, мне придется отказаться, миледи, – он со стоном потянулся. – Хочу немного передохнуть с дороги.
– В следующий раз постарайся найти причину весомее, – Эрнест наконец допил свой напиток, и пустой бокал со звоном опустился на стеклянный столик.
– В следующий раз? – я медленно перевела удивленный взгляд с Эрнеста на Эрика и обратно. – Мэл… Эрик задержится на несколько дней?
– Я надеялся, он станет моим свидетелем на свадьбе, – Эрнест пытливо прищурился.
– До сентября? – Мэлтон поморщился. – Это слишком долго. Я не смогу пропустить такой праздник, но, боюсь, до него нам хоть раз, но все-таки придется расстаться. А вот до вашей следующей конной прогулки я скорее всего задержусь.
Он снова перевел на меня свой взгляд, полный хитрого азарта, и я как можно дружелюбнее улыбнулась в ответ. Обрывисто вздохнула.
Мы были знакомы не больше двенадцати часов, но мысль о том, что Эрик Мэлтон остается в поместье Арвель на неопределенные сроки, вызывала во мне неясное чувство тревоги.
Глава 2. Не по плану
Июнь, 1975
Родовое Поместье Арвель
– Леди Джулия.
Я не сразу расслышала настойчивый шепот, который вырвал меня из сновидения.
– Леди Джулия, прошу прощения.
Собрав волю в кулак, я все же разомкнула слипшиеся веки. Постаралась не ругаться скверными словами. В конце концов, ко мне обращались, как к леди.
– Простите, что пришлось разбудить вас, – в приглушенном шторами солнечном свете Лиз выглядела бледнее, чем обычно. Под ее круглыми глазами залегли синеватые тени. – Лорд Арвель попросил передать, что будет ожидать вас на конюшнях.
Я несколько раз моргнула, сонно уставилась на Лиз, а потом в окно, недоумевая, почему пропустила завтрак.
– Который час? – от одной мысли, что я проспала, похолодели кончики пальцев. Я в спешке отбросила одеяло и подорвалась с кровати.
– Десять минут седьмого, леди Джулия.
Я остановилась и недоуменно посмотрела на Лиз. А потом все-таки тихо, но выругалась. Видимо, Эрнест проснулся спозаранку и заскучал. И поэтому решил разбудить и меня – почти на два часа раньше оговоренного.
Я страдальчески простонала, закрывая лицо руками. – Простите, леди, если я…
– Нет-нет, все в порядке. Спасибо тебе, – я сладко зевнула, печально посмотрела на свою измятую подушку и повержено вздохнула: – Пожалуйста, помоги мне собраться, Лиз.
***
Через двадцать минут я, одетая в любимые бриджи и черно-белое поло, не очень бодро шагала к конюшням, наслаждаясь утренней прохладой. Вскоре немую тишину садов нарушило негромкое конское ржание и стук копыт: Эрнест не терял времени и, скорее всего, успел прогнать в леваде[12 - Огороженный загон с травяным покрытием для выгула лошадей.] мою любимую Грацию, породистую кобылу Офелии.
Лошадь завезли из Европы специально для юной леди, но в силу ветреного характера хозяйка навещала ее не чаще, чем раз в неделю. По этой причине Офелия с удовольствием отдала своего питомца под мою ответственность. Я в свою очередь быстро привязалась к своей пегой[13 - Пегий цвет лошади отличается наличием больших белых пятен (пежин) неправильной формы и крупного размера, которые могут быть хаотично разбросаны по основному окрасу.] подруге и пресекала все попытки Эрнеста купить мне новую лошадь.
Мой жених заметил меня у ограды, довольно улыбнулся. Я деланно скрестила руки на груди, выказывая ему свое недовольство за столь раннее пробуждение. Он радостно рассмеялся, с силой похлопал Грацию по шее и вывел ее ко мне.
– Доброе утро, monsoleilbr?lant[14 - Франц.: Мое обжигающее солнце.], – он передал мне уздцы и поцеловал в лоб.
Я подумала о том, чтобы намеренно допустить вчерашнюю ошибку в произношении. Удержалась и с наигранно-натянутой улыбкой ответила:
– Оно было бы не таким обжигающим, если бы ты, как все воспитанные мужчины, проявил чуточку заботы и не будил свою даму на рассвете из скуки.
Эрнест обладал врожденной способностью трезветь как эльфы из Толкиновской эпопеи[15 - Цикл классических фэнтезийных произведений, написанных профессором Дж. Р. Р. Толкиным.]. Даже несмотря на то, что прошлым вечером лорд выпил больше, чем я и мистер Мэлтон вместе взятые, выглядел он бодрым и отдохнувшим.
На мое замечание он ничего не ответил, лишь подмигнул мне и отправился за своим жеребцом.
Утро выдалось на редкость теплым, Грация вела себя на удивление послушно, а мой лорд не переставал радоваться жизни и заряжать меня своим настроем. Мы обогнули поместье и покинули его пределы, выехав в просторные поля, которые раскинулись у подножий зеленых холмов. Болиголов отцветал, и в воздухе пахло пряностями и дикими травами. Я дышала глубоко и свободно, наслаждалась спокойствием.
– У тебя хорошо получается, Джули, – Эрнест старался держаться рядом, хотя с его суетливым Анастасио это давалось не так просто. – Если будешь чаще практиковаться, вскоре сможешь переходить в карьер[16 - Карьер (полевой галоп) – самый быстрый ход лошади.].
Его слова меня обрадовали, ведь в первые дни тренировок я боялась даже подходить к Грации, не то что взобраться на ее спину. В том, что фильмы и книги всегда романтизируют вещи вроде поездок верхом, Эрик Мэлтон был прав.
В реальной жизни все обстоит куда сложнее.
– Ты так и не рассказал вчера, как прошел ваш съезд, – поинтересовалась я, когда вспомнила о важном собрании, к которому Эрнест готовился прилично долгое время.
Последние пару недель он с головой погрузился в дела и порой забывал позавтракать. Насколько я поняла, он выдвигал новую политику ведения международных переговоров, и результат собрания, к которому он так упорно готовился, должен был резко изменить его рабочее положение.
Моей же главной задачей были неустанная поддержка и мотивация, хотя, признаться, он справлялся блестяще и без меня.
Эрнест заговорщически улыбнулся на мой вопрос, словно ждал, когда я его задам. Но вместо ответа пришпорил коня и сорвался с места. Грация недовольно повела ушами и даже начала было козлить, но я удержала ее. Набралась храбрости, глубоко вдохнула и направила лошадь вслед за исчезающими вдали, думая лишь о том, как остаться в седле, а не оказаться в зарослях цветущей маковки.
Когда мы, не без немалых усилий Грации и моих нервов, смогли их нагнать, Эрнест уже спешился и, пожевывая травинку, вальяжно расположился на травяном ковре.
– Леди Луиза не простит тебе, если ты запачкаешь эти бриджи зеленью, – я спустилась на землю. – Они же из Ниццы!
Кажется, я неплохо спародировала властно-возбужденный тон леди Арвель, потому что пасущийся неподалеку Анастасио недоверчиво глянул в мою сторону.
– Иди ко мне, садись рядом, – подозвал Эрнест, продолжая улыбаться.
– Я чуть не свернула себе шею, а ты так и не ответил на мой вопрос, – недовольно буркнула я и все же устало плюхнулась на траву.
– Вот видишь, Джули, – он приобнял меня и положил подбородок мне на макушку, – пока не бросишься в воду с головой, рискуя захлебнуться, не научишься плавать. Теперь ты точно будешь увереннее держаться в седле.
Он помолчал еще несколько минут и снова заговорил:
– Я очень сильно рисковал, выдвигая свои планы перед начальством. Оставалось немало вопросов и доработок, – он усмехнулся сам себе.
– Но?
