Мёртвые уши, или Жизнь и быт некроманта

Маргарита Преображенская

Мёртвые уши, или Жизнь и быт некроманта

ГЛАВА I. «Шерше ля фам»

«Увидеть Париж и умереть», – кажется, так сказал кто-то из великих, но я вовсе не собиралась следовать этому странному совету. В столицу Франции я попала несколько лет назад по программе студенческого обмена. Можно смело утверждать, что тут в мою жизнь и даже отчасти в мою же смерть вмешался его величество случай. Дело было так. Сначала меня вызвали в ректорат, где ректор, загадочно улыбаясь, немного нервно поприветствовал меня и попросил секретаршу принести нам кофе. Я мысленно приготовилась к самому худшему (к отчислению!) и уже перебирала в памяти мои проступки, накопившиеся за год учёбы, но, как оказалось, готовиться надо было к скорому отъезду.

– Не хочу я никуда ехать! Сдалась мне эта Франция! – не дослушав, выпалила я, вызвав, как мне показалось, одновременно гневный и испуганный взгляд ректора.

Я заметила, что у него за спиной угрожающе сгущаются какие-то блуждающие тени, образуя самые невероятные фигуры. Кажется, этот эффект возникал из-за мерцающего света настольной лампы, стилизованной под старинный фонарь из кованого железа. Внешность некоторых из этих фигур, таких мелких толстеньких и лохматых, вызывала у меня улыбку, но были и другие, длинные и тощие, при виде которых холодок страха, быстро пробегал по спине. Смешные фигуры визуально находились совсем близко, будто нашёптывая что-то в отвисшие уши ректора, а тощие и страшные топтались где-то в глубине стены, как в ином параллельном мире. На нервной почве и не такое привидеться может, а я очень нервничала!

– Что вас не устраивает?! Такой шанс выпадает один раз в жизни! Проезд, проживание, питание и обучение не будут стоить вам ни копейки: всё берёт на себя принимающая сторона, – проворчал ректор, а потом добавил: – Расценивайте эту поездку, как творческое задание! Выполните его и…

Он махнул рукой, дескать, и дуй куда хочешь.

– А вам не кажется абсурдным тот факт, что принимающая сторона вдруг проявила такой интерес именно к моей скромной особе? – перебила его я. – Французским я владею весьма средне, никаких родственников и иных связей у меня во Франции нет. Разве что мозги, конечно, у меня в наличии, но не настолько, чтобы так настойчиво организовывать их утечку за рубеж!

После этого заявления ректор поставил вопрос ребром, требуя выбрать: отчисление или поездка, что звучало почти так же, как пресловутое «кошелёк или жизнь». Интересное дело! Никогда бы не поверила, что такое вообще возможно, но, как говорится, «невероятно, но факт!» Подумав, я выбрала поездку. Вот так и решилась моя судьба. Всё это породило массу сплетен и дурацких шуток среди легковерных студенческих масс и нервных преподавательских персон. Особенно часто в университете с тех пор язвили о том, что меня отправляют в чужую страну с секретной миссией, видимо, оценив моё искусство перевоплощения в разных героев, которое я с успехом демонстрировала в студенческом театре.

Кстати, первой моей «работой» в этом направлении стала эльфийка с эффектным именем Цельсия. Кто же виноват, что всем студентам-физикам из общаги, а также некоторым продвинутым гуманитариям и моим сокурсникам-химикам это имя красноречиво напоминало о термометрах и градусах?! Так вот, как раз с тех самых пор за мною намертво закрепилось погоняло «Кельвина», происходящее от названия другой температурной шкалы. Хорошо, что никто не вспомнил про шкалы Фаренгейта или,скажем, Реомюра.

Первое время во Франции у меня всё складывалось удачно, разве что, мне порой становилось тоскливо и одиноко в чужой стране, накатывала ностальгия, а о возвращении пока пришлось забыть из-за неожиданной волокиты с оформлением документов. В один из таких тоскливых дней, я решила немного развлечься и принять участие в фестивале костюма и искусства перевоплощения, не предполагая, куда приведёт меня эта цепочка странных событий.

– Кельвинка! – весело окликнула меня проходившая мимо Мика, моя новая приятельница тоже приехавшая откуда-то по обмену. – Мы с Муней идём в кафешку. Ты с нами?

Муней мы за глаза называли ещё одну девицу-красавицу из нашей студенческой компании. Это прозвище прилипло к ней из-за её привычки, принимая душ, «мычать» мелодии песен , что получалось очень забавно, хотя и чуть-чуть фальшиво.

– Нет, – отрицательно покачала головой я. – У меня тут…дело.

– Дело?! – промурлыкала моя собеседница, а потом хитро подмигнула мне из-под длинной чёлки, насмешливо проворчав: – Ню-ню.

Её насмешки я пропустила мимо всех четырёх моих ушей: четырёх, потому что кроме моих настоящих хорошеньких маленьких ушек, на мне были ещё накладные эльфийские с лихо заострёнными кончиками, изящно торчавшими в разные стороны сквозь нарочито розовую шевелюру. Презирая всякие парики, волосы (свои до пояса) я окрасила накануне в несколько приёмов, добиваясь красивого оттенка. Оставалось только вставить линзы, придающие радужкам восхитительный неземной блеск, и обрядиться в специальный наряд, состоящий из короткой юбки, изящных сапожек, лёгких псевдодоспехов, да ещё «волшебной» свирели, которую я собиралась повесить на шею как эффектный оберег. Всё это я затолкала себе в рюкзак, чтобы не шокировать встречных своим донельзя странным видом и успеть переодеться к фестивалю.

А путь мне предстоял неблизкий. Сев в такси, я обнаружила, что от волнения из головы повыскакивали все приличные французские слова. На языке крутилось только классическое и крылатое: «Же не манш па сис жур» (про шестидневную диету), да «лямур тужур» («любовь и тужурка» – любимый лозунг студенческой братии). Но всё это было не к месту! В этот момент дверца открылась, и в салон протиснулись смеющиеся Муня и Мика.

– Мы тебя одну не отпустим! – наперебой заговорили они. – Вдруг потеряешься, как в прошлый раз! С тобой же, как с бертолетовой солью, неизвестно, когда взорвёшься!

«Почему же неизвестно?» – подумала я, но воздержалась от замечания. Шофёр покосился на нас с интересом, и я, смирившись с присутствием моих сокурсниц, быстро вспомнила цель моего вояжа и произнесла, как заклинание:

– Пер-Лашез!

Так называлось самое большое кладбище французской столицы и один из крупнейших музеев надгробной скульптуры под открытым небом. Честно говоря, кладбища привлекали меня с детских лет. Может быть, потому, что частный дом, в котором жила моя семья, был через дорогу от одного из них? Ещё ребёнком я любила вглядываться в тёмные лица печальных ангелов и читать полустёршиеся надписи на надгробиях. Меня не оставляло ощущение, что здесь, в этих тихих печальных местах, кроется какая-то страшная тайна, которую суждено разгадать только мне, осознав смысл моего существования в мире живых.

С возрастом я, конечно, забыла обо всех кладбищенских глупостях, уверовав в то, что химия может объяснить и вытравить любую чертовщину. Тому способствовал и переезд в отдельную квартиру в центре города. Что же касается Пер-Лашез, то туда я собиралась вовсе не за тем, чтобы разгадывать тайны. Там мы договорились встретиться с одним моим приятелем по переписке – загадочным французом по имени Базиль (почти как у кота из сказки про Буратино), а по-нашему – просто Вася. Он подрабатывал гидом и обещал провести незабываемую экскурсию. Правда, он выдвинул одно условие: экскурсия состоится только для меня, поэтому теперь мне было необходимо сперва как-то отделаться от моих спутниц, что, впрочем, не составило труда.

На кладбище оказалось довольно многолюдно. Это загадочное место привлекало толпы туристов, желавших сделать селфи рядом с могилами великих людей, известных на весь мир. Чтобы не потеряться, мы купили карту и отправились бродить среди красивых готических склепов, напоминавших небольшие дома, украшенные изумительными скульптурами. Они образовывали целые улицы, мощённые камнем. Делая шаг, я невольно задумывалась над тем, что вот так же, как мы сейчас, здесь когда-то шествовали Оскар Уайльд, Эдит Пиаф и другие знаменитости, нашедшие затем последнее пристанище на одной из таких тихих улочек.

– Смотри! У него там… ну… это… – пискнула Муня, разогнав мои мысли и тишину кладбища.

– От те на-а-а! Силён, красава! – весело поддержала её Мика, а потом добавила: – Был.

Я посмотрела на моих спутниц и усмехнулась: этого и следовало ожидать! Мы стояли неподалеку от места захоронения Виктора Нуара – мужчины, чья популярность у женщин после смерти многократно превзошла ту, что была у него при жизни. Виктора убили на дуэли, и памятник, украшавший надгробие, изображал журналиста лежащим на спине после рокового выстрела. То ли скульптор обладал своеобразным чёрным юмором, то ли это была просто случайность, но у бронзового Нуара сквозь брюки рельефно проступали некие вожделенные очертания.

– Я слышала, что сюда приходят многие женщины, желающие устроить свою личную жизнь, – сказала я. – Говорят, для этого нужно поцеловать Нуара в бронзовые губы и коснуться его…

Я кивнула на сильно отполированные места прикосновений, казавшиеся золотыми. И чего только не придумают милые дамы!

– Да это же будет зачётное фото! – воскликнула Муня, бросившись к Нуару.

– Ну и кто из нас лабутентная некромантка?! – насмешливо спросила Мика, уже примеривалась, чтобы взять нужный ракурс.

Наверное, она хотела сказать «латентная», то есть скрытая, хотя, впрочем, Муня никуда не отправлялась без туфель на высоченных каблуках, поэтому «лабутентная» было не в бровь, а в глаз. Да и что с того? Главное –дело было сделано! Я оставила моих хохотушек фотографироваться с Нуаром и загадывать фривольные желания, а сама быстро скрылась из виду, чтобы успеть туда, где у меня была назначена встреча с Базилем.

Это место находилось совершенно в другой стороне сорока двух гектаров Пер-Лашез. Посетителей здесь почти не было, поэтому я с удовольствием наслаждалась тишиной, нарушаемой только тихим звуком моих шагов и шёпотом ветра, порой приносившего мне обрывки чьих-то фраз, будто просочившихся сюда сквозь века, да так и оставшихся на надгробиях. Наконец, раз двадцать пять сверившись с картой, я набрела на довольно неприметную могилу, которая, однако же, принадлежала личности, овеянной легендами и мрачной мистикой. Здесь покоилась Мария Ленорман – прорицательница, предсказавшая Наполеону восхождение на престол и придумавшая специальные гадальные карты. Вот там-то меня и должен был ждать Базиль.

Я огляделась вокруг, но моего загадочного гида нигде не наблюдалось. Опозданец! Я где-то читала, что для французов вовремя приходить на место встречи не комильфо. Ну что ж, делать селфи на фоне могил я считала чем-то неприемлемым, поэтому решила просто посидеть на ступенях, ведущих к надгробию, и послушать тишину.

Рассеянно глядя по сторонам, я не сразу заметила на серой плите какой-то необычный предмет. Я подвинулась ближе, чтобы лучше рассмотреть диковинную вещицу. Так и есть, это была книга! Я потянулась к ней рукой. Интересно, что за произведение оставлено на могиле великой прорицательницы? И как оно сюда попало? Впрочем, туристы могли оставить здесь всё что угодно. Но что же именно? Какое-то пособие по гаданиям или чёрной магии? Поверхность книги была холодной и гладкой, а на тёмной обложке серебром сверкнуло: «Мёртвые…»

У меня перехватило дыхание! Ко мне вдруг вернулось то детское ощущение нераскрытой тайны, преследовавшее меня раньше, словно вот-вот случится нечто такое, что навсегда изменит ход моей жизни! Казалось, даже ветер замер у меня за спиной, а все призраки этого кладбища заглядывали через плечо!

– «Мёртвые души», – убрав дрожащую руку с обложки, наконец, прочитала я вслух и рассмеялась.

Ну надо же! А я-то думала! Фу, ты, Господи! Что ж я давно мечтала, уединившись в каком-нибудь магическом месте, полистать мистическую книгу, а каждое произведение Гоголя было именно таким. Когда потом представится такая возможность?! Ещё раз придирчиво осмотревшись по сторонам, я, картинно положив ногу на ногу, распахнула книгу на первой попавшейся странице. Осмелевший ветер старательно помогал мне листать, словно что-то смыслил в бессмертной классике, и прежде чем мой взгляд успел зацепиться за какую-то цитату, рядом послышалось неожиданное и радостное:

– Рмяфф!

А потом к этому добавилось ещё более громкое и наглое:

– Мау-у!

Я подняла голову и увидела кота. Серый и толстый, он, вальяжно развалившись, сидел на надгробии, словно был уставшим памятником, сбежавшим размяться и погулять. Мне всегда страшно нравились толстые коты, а этот был просто огромным – настоящая рысь, только без кисточек на ушах и полосатый.

– Бонсуар! – растерянно пробормотала я, разглядывая этого неожиданного обитателя Пер-Лашез.

Приветствовать кладбищенского кота на французском, наверное, было смешно и глупо, но мне показалось, будто тот меня понял, на что указывал бодрый ответ:

– Муррр!

Я погладила его по большой лохматой голове и подумала, что этому здоровяку очень подошло бы имя Вася. А, кстати, получалось, Базиль так и не пришёл. Обманщик! Или просто безответственная личность! Оставалось только забрать с собой книгу, а, может быть, и кота, на память о моих приключениях на просторах Пер-Лашез, да и на фестиваль пора! Мунька и Мика, наверное, уже там. Кстати, посмотрим, как у них теперь будет меняться личная жизнь, после посещения могилы Нуара. Прежде чем встать и уйти, я с некоторым сожалением посмотрела на открывшуюся страницу книги.

«Чепуха, белиберда, сапоги всмятку!» – бросилась мне в глаза известная цитата. Вот уж точно! Пророческая книга! Но затем мой взгляд внезапно остановился на странных словах, следовавших далее. Их ну никак не мог накропать великий классик, даже под дулом пистолета! Складывалось впечатление, что тут Гоголю «помогал» расшалившийся Нострадамус вместе со своей последовательницей Марией Ленорман, на чьей могиле, собственно, и был затеян этот «шабаш». К тому же некоторых местах страница была порвана, поэтому получались очень забавные сочетания, так что я, смеясь, решила прочитать их вслух.

«К цели прийти, как ни странно, помогут:

…Мурный Лохмач и большая дорога,

Ведь сторонятся живой и покойник,

Если к делам приступает разбойник,

А вместе с ним бодро точащий лясы

Принц без коня по прозванью Безмясый!

На главаря, все секреты нарушив,

Живо укажут МЁРТВЫЕ …УШИ.

Раз, два и три, и четыре и десять,

Всех их…»

Когда я дочитала до этого места, кто-то неожиданно выхватил книгу, не дав мне до конца уловить смысл.

– Эй! – возмущенно крикнула я, собираясь наброситься на воришку, но его уже и след простыл, только серый хвост с чёрными полосами мелькнул впереди.

Кошачий шкодник! Я, очертя голову, бросилась за ним, думая о том, что же за «сапоги всмятку» были в странном послании. «Мурный Лохмач»? Может, «Гла-Мурный», и почему «Лохмач»? И как же это «Мёртвые уши»?! Я мчалась мимо склепов за бодро улепётывающим котом, в пылу погони не заметив, как неуловимо и неотвратимо меняется всё вокруг с каждым моим шагом, гулко отдававшимся среди надгробий.

Мы быстро удалялись от центральных аллей Пер-Лашез, но азарт не давал мне остановиться. Я замерла на месте, только когда кот внезапно пропал из виду, юркнув за затейливую кованую дверь оказавшегося рядом склепа. Это таинственное сооружение выглядело старше, чем всё вокруг. В нём ощущалась какая-то пронизывающая вечная изначальность, а лилии и колонны, украшавшие его фасад, выглядели величественно и жутко.

– Кис-кис-кис! – прошептала я, боясь нарушить окружавшую меня тишину.

– Мау! – жалобно раздалось из-за двери. – Мау-у!

Я осторожно заглянула сквозь изогнутые металлические украшения, напоминавшие чёрные поникшие цветы, и увидела серого воришку, застрявшего между каменных когтей горгульи, которая, казалось, охраняла этот склеп. Кот отчаянно дёргал лапами, пытаясь вырваться, но все усилия были тщетны. Недолго думая, я осторожно открыла кованую дверцу, просунув руку между прутьями, и вошла внутрь, не обратив внимания на настороженный и даже укоризненный скрип у меня за спиной.

– Котичек! – тихо позвала я, чтобы не испугать и без того взволнованного лохматика. – Сейчас я тебя спасу!

Но стоило мне приблизиться, как серый воришка с экстатическим мявом высвободился из каменной хватки и, снова сжав книгу зубами, помчался дальше. Я же споткнулась о лапу горгульи, которую эта поганка, казалось, нарочно выставила вперёд, чтобы сделать мне подножку. В попытке устоять на ногах, я ухватилась за угол надгробия, слегка сдвинув мраморную крышку с изображениями короны и лилий.

– Ангидрит твою селитру! – недовольно проворчала я, когда мне удалось, наконец, избавиться от чиха, потому что пыль вокруг меня немного улеглась

Я кое-как поднялась на ноги и, впопыхах одёрнув задравшуюся до шеи лёгкую куртку, покосилась на кресты, как и положено, размещённые над надгробием. Мне стало немного неловко за своё поведение, ведь явиться в чужой склеп и оглашать его стены непарламентскими высказываниями – это чистый моветон.

– Простите мне мой французский! – смущённо пробормотала я, разыскивая взглядом кота.

Куда мог подеваться этот хвостатый озорник?

– Разве это французский, ма шер? – с картаво-раскатистым «э-р-р-р» спросил тоскливый голос из под крышки

«Ма шер»? Это что-то вроде «моя дорогуша»? Кто мог говорить со мной в склепе, да ещё так развязно?! Призраки или что ещё хуже, ожившие покойники?! Зомби! Я издала оглушительный писк, видимо, в надежде насмерть запугать говорившего со мной, и бросилась куда глаза глядят.

А глядели они в сторону луча света, проникавшего в склеп. Он лился сквозь окно в виде лилии, пробитое в мощной каменной стене, а потом отпечатывался, как трафарет, на полу. В следующий миг стена слегка сдвинулась, образуя узкий проход. Не долго думая, я выскочила на воздух. Вокруг было сумрачно и как-то пусто. Все склепы и мощёная дорожка куда-то пропали, а вместо них передо мною высилось огромное сухое дерево. Казалось, что на самом деле оно росло куда-то в глубину, оставив видимым только раскидистый корень. Я остановилась под ветками, почти задыхаясь от ужаса, и уже готовилась упасть в обморок в лучших традициях утончённых французских дам, когда откуда-то сверху – видимо, с голых ветвей – прыгнул кот.

Если сказать точнее, то он будто бросился вниз, как пикирующий бомбардировщик, мгновенно преобразовываясь в прыжке в высокого и гибкого молодого человека с удивительной серой шевелюрой, местами покрытой тёмными прядями. У него были жёлтые блестящие глаза, очарование которых подчёркивалось очень эффектной подводкой по контуру и вертикальными зрачками. Создавалось впечатление, словно этому индивиду делал причёску и макияж какой-то буйно помешанный стилист, а потом, тот же деятель (видимо, окончательно спятивший) обрядил своего подопечного в умопомрачительный костюм, состоявший из мягкой морщинистой кожи со вставками слегка потрёпанного торчащего меха сомнительного происхождения, о чём свидетельствовали сильно спутанные ворсинки. При виде этого творения неизвестного модельера у меня почему-то возникала стойкая ассоциация с выражением «лохматить бабушку».

– Не страшись! –сказал,будто промурлыкал, серый. – Тебя никто не тронет!

А я в это время, бессмысленно хлопая глазами, как сломанная кукла, смотрела на полосатый кошачий хвост, торчавший у него сзади.

– Пардон! – весело улыбаясь, сказал мой собеседник, и хвост исчез.

– Ты кто?! Ты что?! Кот?! – ошеломленно прошептала я, будучи всё ещё не в силах поверить в очевидное.

– Се ля ви! – развёл руками серый, быстро убирая внушительные когти на пальцах, трансформировавшиеся в длинные ухоженные ногти холодного металлического оттенка (любая модница позавидует!).

– Ты… это… ты… мне… – пробормотала я, постепенно догадываясь обо всём, и коснулась рукой горла, в котором рос тягостный ком волнения, мешавший дышать.

– Для начала, позволь представиться! – хищно улыбнулся мой визави, обнажив небольшие клыки того же металлического оттенка, что и когти. – Базиль! Странствующий оборотень- интеллигент в сорок пятом колене.

– В определённых кругах известный как Мурный Лохмач! – донеслось откуда-то слева и снизу.

Я повернулась на звук и потеряла дар речи, потому что там, где совсем недавно стоял склеп, из которого я так бесславно убежала, теперь ходила ходуном и поднималась земля. Через несколько мгновений из неё показалась костлявая кисть, виртуозно раскидывавшая остатки чернозёма, а вслед за кистью протиснулся гладкий белый череп.

– Попрошу не оскорблять слух присутствующих своими неуместными замечаниями! – зашипел на него потомственный оборотень с замашками интеллигента в сорок пятом колене, и шерсть на его наряде встала дыбом.

– Да, ладно, Базиль! Мы теперь, в некотором роде, одна банда и должны кое-что знать друг о друге! – примирительно сказал череп, а потом добавил немного виновато: – Похоже, я застрял!

Кажется, именно его голос я слышала в склепе из-под каменной крышки надгробия! Что же это получается?! Я озадаченно посмотрела на рассвирепевшего желтоглазого оборотня, потом на торчащего из земли третьего участника кладбищенской заварушки и опасливо ретировалась под защиту толстого древесного ствола. Кто его знает, к чему может привести общение с этими типами! Базиль же, наоборот, тяжело вздохнув и картинно всплеснув руками, мягкой кошачьей поступью отправился на помощь своему приятелю.

Пару минут он мастерски рыл землю, вызволяя застрявшего в ней костлявого сотоварища, и вскоре передо мной уже чинно дефилировал слегка потрепанный временем, но в целом неплохо сохранившийся скелет – ни дать ни взять учебное пособие из кабинета биологии. От былого страха, который я испытала в склепе, не осталось и следа – уж очень забавно он выглядел, соединяя в себе элемент некой величественной безбашенности и толику сладкой жути.

– Чего-то не хватает! – пробормотал тем временем скелет и глубокомысленно поскрёб череп костяшками пальцев, а потом, спохватившись, добавил, томно зыркнув на меня пустыми глазницами, в которых, словно угольки, горели алые огоньки:

– О! Какой же я болван!

Гремя костями, он пулей бросился к разрытой Базилем яме, быстро нашарил там что-то и вернулся ко мне, вызвав тихий саркастический смех интеллигентного оборотня.

– Вуаля! – как заклинание прозвучало под деревом, и скелет, приосанившись, изящно водрузил себе на голову небольшую корону, немного ржавую и слегка перекошенную.

Видимо, это должно было сразить меня наповал.

– Представь меня даме, Базиль! – с достоинством добавил скелет, поправив съезжавший набок символ монаршей власти.

– Мадемуазель! – громко заявил тогда оборотень, шутовски кланяясь мне. – Перед вами не кто-нибудь, а Его Высочество принц Карломан надцатый из ветви Пипинидов славного древа династии Каролинов!

Я с трудом удержалась от смеха. Ну, действительно, имечко Карломан очень напоминало что-то типа меломан, кофеман или даже эротоман и тому подобное, то есть свидетельствовало о наличии мании, причём в данном случае – мании карлов, и это не говоря уже о ветви Пипинидов! Помнится, на уроках истории я что-то слышала про такого специального короля по имени Пипин Короткий, а тут у него костлявый родственничек нарисовался! Не в силах сказать что-то вразумительное и серьёзное, я сделала неуверенный реверанс, опустив очи долу, но услышанное мною оказалось только началом представления.

– Именуемый также Принц Без Коня, – добавил Базиль, – Он же Безмясый!

– Вот про это можно было и умолчать! – укоризненно проворчал Карломан, смущённо пошевелив костяшками пальцев на ногах.

– Ну мы же одна банда! – с язвительной иронией проронил Базиль, донельзя довольный произведённым эффектом, после чего я всё-таки разразилась истерическим хохотом.

В результате этого моего необдуманного поступка Принц Без Коня, гордо подняв голову и придерживая съезжавшую корону, быстро удалился куда-то в подкравшиеся сумерки.

– Ваше Высочество! – крикнула я вслед, желая загладить свою вину.

– Ничего страшного, – ласково промурлыкал у меня над ухом Базиль. – Ему полезно немного проветрить кости, он ведь пролежал сначала в сырой земле, а потом в заплесневелом фамильном склепе несколько веков. Погремит суставами по округе и вернётся! Пипиниды, они такие, особенно незаконнорождённые от пришлых менестрелей. Говорят, что маман его, королева то есть, очень неравнодушна была к одному русому певцу из далёкой страны. Только не говори об этом Карломану: страшно оскорбится!

Он стоял совсем близко, сверкая загадочной клыкастой улыбкой, придававшей ему какое-то особенное зверское очарование. Я где-то читала, что от оборотня должен непременно исходить тяжёлый животный аромат, но этот, как и полагается интеллигенту, пах изысканным мужским парфюмом.