Сломанные

Маргарита Абрамова

Сломанные

ПРОЛОГ

Она неважно себя чувствовала, но все равно согласилась поехать со мной на этот вечер. Долго собиралась, я уже начал злиться. Ну что там – надеть платье и подвести глаза. Ну, конечно, это у нас у мужчин все быстро, а как же прическа, сколько там занимает укладка? Раза три сходила в туалет по-маленькому. В ее положение это норма, но сегодня все злило, даже эти обычные естественные вещи, на которые бы вчера не обратил внимание. Но сначала споры из-за самого мероприятия, долго не соглашалась, а когда согласилась, началась истерика, что ее обязательно сглазят, искала булавки, потерявшиеся так некстати. «Ребеночка будут переговаривать и он родиться немой» всплывали обрывки фраз. Когда сели уже в автомобиль и выехали за ворота, она вспомнила, что забыла выключить утюжок для волос, которым делала эту чертову укладку. Молча остановился, вышел сам, не ей же идти. И только оказавшись в доме, позволил все же выругаться. Громко, всё равно никто не услышит. Закрыл дверь на ключ и поскользнулся на ровном месте. Погода стояла отличная, ни грамма осадков, откуда могла появиться лужа на пороге. Но я поскользнулся и упал, стукнувшись сильно коленом. Отряхнул брюки и направился все же к машине, где ожидала жена. Нога болела, настроение ушло в минусовую отметку. Надо хоть сказать «спасибо», что брюки остались целы и чисты. «Спасибо, вселенная, или кто там за это отвечает!».

– Весь день пекло страшно, как бы дождь не пошел, а мы без зонта…

– За зонтом я во второй раз возвращаться точно не буду, – рявкнул все-таки, хоть и собирался сдерживаться.

Она поджала губы, накрашенные розовым блеском, только бы не заревела в придачу. Какой же я мудак, не иначе, довел будущую мать. Еще полчаса на поправление макияжа и мы точно опоздаем. Но обошлось. Я хотел произвести хорошее впечатление на руководство и спонсоров. В нашей компании намечалось расширение и открывались перспективные места. Чем я и хотел воспользоваться. Прихватив с собой беременную супругу, больше для статуса. В глазах окружающих семьянин, ожидающий пополнение к тому же, выглядит благонадежно. Чем если бы приперся один. Одиночки не надежны, они легко рвут и уходят, их ничего не держит, нет ответственности за кого-то, месяц без денег перетерпят, пока найдут новую, спиногрыгов кормить не нужно, ипотека не грозит пенями. Да к тому же, Вероника обязательно прицепилась бы. Крутилась бы рядом, что окружающие восприняли ее моей спутницей. Она начинала раздражать. Ну потрахался с ней, пару раз, вовремя попалась в нужное время, когда Олеся лежала на сохранении, а я уже был готов волком выть, все колом стояло. А заботливая коллега все чаще выставляла свои прелести и крутила задом перед моим носом. Хотя и сказал ей, что все закончилось, может больше ни на что не рассчитывать. Но ум у нее то ли короток, то ли упертая такая, вцепилась своими лапами, даже угрожала, что позвонит жене и все ей расскажет. Пригрозил тогда, что уволю ее к чертовой матери, связи у меня действительно были. Затихла, но ждал подвоха, такие, как она, просто не отступают, угораздило же связаться.

Олесю я любил, не до потери пульса, конечно. Но уважал за ум, покладистый характер, за ее лучистую улыбку. Таких девушек только под венец, я и сделал ей предложение спустя три месяца знакомства. Год пожили для себя, а потом она забеременела. Не знаю готов ли я становиться отцом, вроде пора. Тридцать три, как никак. Хочу пацана, буду мужика растить. Первое УЗИ как раз его и показало, но Олеся говорит, что на втором точнее будет, а сейчас это не стопроцентно, чтобы я в случае чего был готов и к девочке. Вот что с девочкой делать? «Любить» – слышу снова ее голос. Наверно, я бы и любил, только… мне никто не дал, никто не позволил насладиться этим счастьем. Дождь все-таки начался, Олеся запричитала, что была права, а я гнал, злой, сквозь эту стену воды, ни черта не видя перед собой, так боялся опоздать. Зашибленное колено ныло.

– Родион, пожалуйста, мне страшно.

Выдохнул, уже собрался притормозить у обочины, но не успел. Со встречки на нас летел какой-то дебил, как я, который тоже не остановился и не переждал непогоду, а несся по своим определенно важным делам, обгоняя фуру.

Яркий свет, женский вскрик, тонкий и такой обреченный. Удар. Струи дождя, барабанящие по искорёженной машине, такие громкие…

В тот вечер я лишился не только жены, я лишился своего предполагаемого счастья, лишился права на него. Молить, чтобы я оказался на их месте, было бесполезно.

ГЛАВА 1

РОДИОН

«Любить». Ты должен идти вперед, не ставить на себе крест. «Ты ни в чем не виноват». Так говорит она в моих сновидениях, которые иногда приходят. Не каждую ночь, конечно, пару раз в неделю. Я не согласен с ней, и светлый облик Олеси и маленькой девочки, нашей нерождённой дочери (почему-то во сне я уверен, что это все же была девочка), сменяется ужасными картинами. Они стоят вместе, держась за руки, и кровь стекает по их лицам. Начинает моросить дождь, а затем он усиливается, превращая капли в битое стекло. Просыпаюсь от кошмара и не могу пошевелиться. Как тогда, зажатый металлом, не чувствую тело. Да плевать на себя! Только бы дотронуться до шеи Олеси и проверить пульс. Но лежу, парализованный и могу только смотреть. Лучше бы я потерял сознание. Хотя нет, это мое наказание – видеть ее запрокинутую голову с закрытыми глазами и живот весь в крови. Видеть их последние минуты жизни. Хотя судмедэксперт сказал, что Олеся скончалась на месте, не приходила в сознание, не мучилась. А я свои мучения заслужил.

Лежу в сумраке комнаты, резкий вздох спустя долгие секунды ожидания. Тело отпустило и снова могу шевелиться. Постельное белье опять насквозь мокрое, как и моя одежда. Иду на кухню, пью воду, хочется чего покрепче, сдерживаюсь, это не помогает, уже проходили.

Дом, в котором жили вдвоем, пришлось продать. Там кошмары снились каждый день. Все напоминало о трагедии. Жаль было неимоверно, не хотел забывать Олесю. Казалось, что если я продам этот дом, то предам ее, память о ней. А вдруг ее душе иногда захочется вернуться сюда, а тут будут совершенно чужие люди. Паранойя накрывала, родные уговорили все же. Ну как уговорили, подсунули документы, пока я был накачен сорокапроцентным «обезболивающим». А потом ничего не оставалось, как смириться и жить дальше. Жить ли? Для чего? Это какое-то кощунство, что я существую, а они нет. Что я отделался лишь месяцем в травматологии и шрамом на лице. Видимо, чтобы помнил, да я и без зеркала не забуду. Разве можно забыть все, что произошло. Уже так просто не вычеркнешь из своей памяти, это как клеймо. Только не на коже – на сердце.

Работу тоже сменил, иногда, кажется, что сменил все внутри, в душе. Стал верить в ее существование, не хотелось думать, что от них не осталось даже частички. И я – больше не я. К прежнему «Родиону» чувствую лишь омерзение. Все свои поступки вспоминаю и хочется повесится. Как можно было изменять беременной жене? Как можно ее тащить на этот гребанный вечер только ради престижа. Она же не хотела ехать… Не хотела. Это все я. Сколько раз смотрел на этот крюк в стене, который сам и вбил туда. Веревка лежала в шкафу. Слабак! Нет, я должен мучится, умереть было бы слишком легко. Я должен нести свое наказание.

За окном темно, три часа ночи. Как всегда призраки прошлого приходят в одно и тоже время. Как это работает? Подсознание или что-то иное? Никто не знает. Но это так, порой пробирает до костей, разум туманится, трудно отличить реальность от сновидения. Будто спишь и не спишь одновременно.

Лучший психолог для мужчины – стакан алкоголя. Ну не привыкли мы делиться чувствами с окружающими, да и с близкими редко это делаем. А те, кто посещает группы психологической помощи, действительно вышли на путь исцеления. Кто самостоятельно решил открыться, рассказать о своей проблеме, признать, что один не справиться, попросить помощи. Главное признать, что проблема есть, принять истинное положение дел, но не смириться. Это работает, если ты этого хочешь, а не по чьим-то давление и по указке. Только сам, когда будешь готов. Как понять что готов? Просто зайти туда и остаться.

Я не хотел исцеления, хотел и хочу лишь боли. Но жизнь, как будто, не слышала моих просьб. Течет размерено. Час за часом, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Все так же цветут сады, также приходит весна, только ты стоишь на месте. Застыл в трясине и движение вперед не доступно. Да и не нужно оно это движение мне. Когда все расцветает, улицы наполняются улыбками прохожих и смехом детей, гомоном друзей, щебетом девчонок. В такое время всегда сложнее. Мозг предлагает возможные картинки, если бы не было той аварии. Это могли быть мы – той супружеской парой, что катит коляску по алее, или сидящими на лавочке родителями, пока их ребёнок играется в песочнице, а потом скатывается с горки. Да много таких моментов, образы сами преобразуются и заставляют зависнуть, а после понять, что это просто обман, иллюзия, созданная в голове. Видимо, мозг так защищается, пытается образумить хозяина, пусть на считанные секунды, но все же…

Не был на похоронах, лежал на вытяжке, весь в гипсе. Мать не хотела мне говорить, что Олеся погибла, но я итак это чувствовал. Нет, знал, слышал, как говорили на месте происшествия, они думали я без сознания. Да и взгляд, как она не старалась, не мог ничего скрыть.

– Не надо, мам, я знаю, – челюсть тоже болела, но в груди болело сильнее. Закрыл глаза, попросил ее уйти. Она приходила часто, осунувшаяся, но радостная, что ее единственный сын выжил. За это я еще сильнее злился на нее, не понимал – ну как можно. Но она приходила, вначале пробовала что-то рассказывать, какие-то новости, но я просил ее помолчать. На третий день она приняла правила игры – приходила, садилась на стул около постели, доставала журнал и читала. Про себя, а не в слух. Понимал, что жестоко поступаю с родным человеком, действительно сильно переживающим за меня. Раню ее сердце, но иначе не мог. Во мне была только вина и океан злобы, на всех и всё. И чтобы она не делала, ей не справиться в одиночку с моими душевными ранами, как бы не была сильна материнская любовь.

Не просто принять, что все изменилось, что ты теперь один. И она не просто ушла, ушла к другому, например. Ушла насовсем, нет – НАВСЕГДА! Ты больше никогда не увидишь ее, не встретишь случайно в магазине, в парке, да где угодно. Никто из знакомых не заговорит о ее делах. Просто исчез человек. А все дальше живут как жили. Соседи коллеги, все, это злит. Очень. Справедливости нет.

Как только выписали из больницы, отправился на кладбище. Постоял около могилы, цветы эти положил, две розы. Но все как сюрреалистическое какое-то, ну не может это быть правдой. Трудно принять, что там под двумя метрами – Олеся, особенно, когда сам не видел как ее погружают в эту холодную сырую землю.

Но осознание пришло позже. Когда дом был по-прежнему пуст и понимаешь, что она не придет. Сидишь за компьютером, а в восемнадцать тридцать никто не хлопает дверью. Ждешь, хотя знаешь. А сердце ждет. Страничка в социальной сети, на которую заходила в тот роковой день в десять ноль два утра. Не смог заставить себя удалить ее.

Удары кулаком в стену не помогают. Запил. Приходил в сознание урывками. Вот стою в магазине с бутылкой водки, а вот лежу мордой книзу на диване. Деньги имеют свойство заканчиваться, особенно, если второй месяц не посещаешь работу. И длительный запой сменяется похмельем. Ломкой и причитаниями матери, скорой, капельницами и успокоительными.

Как-то этот период закончился, благодаря стараниям родительницы. Наверное, если бы не она, так и превратился в забулдыгу. Видимо, нравоучения, что Олеси было бы стыдно, увидь меня в таком состоянии, подействовали, раз я все же собрался и завязал. Апатия, депрессия, новая работа. Вместо алкоголя, в особо тяжелые моменты, взял привычку бегать. Долго, чтобы остаться без сил, выбить все мысли напрочь. Оказывается, тоже помогает, формирует стержень, который удерживает эмоции и чувства в узде, и казаться более собранным.

Думаю, не стоит говорить почему, предельно ясно, что ее родители меня теперь ненавидели. Мать так совсем постарела лет на десять. Она так и сказала мне, что умереть должен был я. Да кто же спорит, я ее прекрасно понимал. Отец хоть и молчал, но все было понятно и без слов. Потерять любимую дочь, когда должны радоваться внуку или внучке.

И так год пробежал, а дальше просто день сменяет день. Смирился, что так и только так будет всегда. Утро приходит – завтракаем, идем на работу, обед – обедаем, молча, один в столовой, никаких компаний, вечер – ужин, фильм на ночь и сон.

Иногда вечера тянутся нескончаемо долго и сон не идет, но еще дольше длятся минуты после кошмаров. В дождь еще хуже, словно дежавю, сердце колотится как ненормальное. Когда дома один стараюсь выходить к людям, чтоб не сойти с ума, иногда забегаю в магазин, переждав непогоду там. Сложно объяснить, что происходит со мной, но я чувствую себя выбившим из цепочки звеном, без которой она прекрасно существует. Просто нет смысла.

ГЛАВА 2

РОДИОН

Новая работа меня устраивала. Народ уже понял – со мной много не разговоришься, что совсем не компанейский тип, поэтому оставили меня в покое. За это был премного благодарен. Не нужно ни с кем особо контактировать, только непосредственно с начальником, да и с айтишниками.

Так и длилось мое комфортное и спокойное существование в рабочем коллективе до сегодняшнего времени. Ходили, конечно, слухи, что обслуживание программы прекратиться с нового года, но в это особо никто не верил, продолжая просто делать свое дело. Даже не ожидал, что эти, казалось бы, незначительные изменения принесут мне проблемы. Вот тут-то я и ощутил себя старым динозавром, неспособным освоить что-то новое.

Специалисты, внедряющие современное "чудо-юдо", все объяснили не по одному разу, оставили инструкции. Ничего сложного не было, но постоянно что-то не выходило, зависало, глючило. Это неимоверно выводило из себя. Я хоть и не прочь был задержаться на работе, но не нажимая по сотому разу одну и туже операцию, которая не хотела поддаваться.

Неужели только у меня никак не получалось освоить эту долбаную навороченную программу, которая обещала упростить жизнь, а не наоборот?!

Вздохнул-выдохнул, звонить на горячую линию смысла не было, они как обычно бы перевели на курирующего специалиста, а на сегодня его рабочий день закончился.

На часах уже полвосьмого. И чую мне здесь сидеть еще долго. В принципе, я и не против, домой так или иначе не спешу, кто меня там ждет? Никто. Перекусить бы, правда, не отказался. Живот со мной согласен и громко урчит. Я здесь один, так что все равно, сам терплю и он потерпит. Целый день работал над проектом, оставалось лишь загрузить данные в новую программу. Это как раз и не получается. Олдскульник, дожил, капец, с парой кнопок справится не могу! В очередной раз неудача, матом вырвался не произвольно. Вздохнул, уставился в монитор. Будь у меня супер сила – испепелил бы этот гребаный компьютер.

Дверь тихонечко открылась. Вошла женщина. С ведром и шваброй.

– Простите, – голос тихий, – Я не помешаю? Просто все уже ушли…

Да и мне бы пора, самому не справиться, только время теряю и треплю нервы.

– Убирайтесь…, – буркнул не глядя, а сам уставился в программу, еще раз решил попробовать.

Эта странная дама замерла в проходе, лица за капюшоном было не разглядеть, что зависла-то? Прямо как и моя программа! А потом сообразил что сказал, ее ввел в ступор мой резкий ответ.

– Убирайтесь в смысле «уборка», а не уходите, – она кивнула, принимая мой ответ, а я зачем-то решил оправдаться:

– Просто у меня тут… запара, – рукой указывая на компьютер. Снова кивнула. В разговор не вступила, просто прошла в комнату и мы каждый принялся за свое дело.

Минут пятнадцать бился и все в пустую. Злой как черт!

– Нужно нажать "дефенц" и "загрузить". После обновить и еще раз с другим расширением.

Это сейчас мне? Медленно поднял голову. Уборщица стояла сбоку чуть позади моей спины и смотрела в экран. Когда только успела так подобраться близко?! Видимо, был так увлечен, что и не услышал даже.

– Дефенц, – повторила она, а сама смотрит не на меня, а куда-то в пол, ботинки свои что ли разглядывает. Голос довольно молодой, хотя лицо так сразу не разглядишь.

– Вы в этом разбираетесь? – не вежливо, но все же сомнение в голосе не удалось скрыть.

Она кивнула. Какая немногословная, странно, что вообще решила что-то подсказать.

– Немного, одна моя знакомая недавно билась с этой проблемой.

Слава все богам, не у одного у меня с этим проблемы, значит, есть еще надежда на дальнейшую работоспособность.

– Может тогда поможете? – я встал и указал на свое место.

Видно, что колеблется. Не знаю, чего она испугалась, или просто ее не понимает, а так ляпнула для словца.

– Да уж…

– Ладно, – отставила швабру к стене, сняла резиновые перчатки и аккуратно положила их на ребро ведра. Сдвинула капюшон, открывая свое лицо взору. Теперь я немного завис, рассматривая ее. Она нахмурила брови, недовольная тем, что на нее уставились. Отвел взгляд.

Совсем молодая девушка, а под этим тряпьём и не скажешь. Все такое мешковатое и серое. С другой стороны, она же убираться пришла, к чему ярко и стильно одеваться.

Теперь понятно, что ее насторожило. Молодой девушке опасно находится в пустой комнате наедине с мужчиной. Я еще не самый располагающий к себе тип. Со шрамом на лице.

Она села, придвинула ближе стул. Я же расположил руки аккурат с краю стола. Не нависаю, но и чтобы можно было видеть ее действия. Ее пальчики легко и быстро пробежались по клавиатуре, что-то нажали и пошла загрузка. Даже не успел заметить что именно, так как моим вниманием завладел этот странный пучок на ее голове. Как только поместился под капюшоном?! Высокий и небрежный он притягивал к себе взгляд. А потом живот напомнил о своей беде, может почуял рядом женщину и сразу понадеялся на что-то. Нет дружок, не стоит даже рассчитывать, только еще больше опозоришь нас, мало того что тупой, так еще и невежда.

– Простите, с обеда ничего не ел…

– Да ничего страшного, у меня есть бутерброды, будете? – мельком взглянула меня и перевела взор на свою сумку, стоящую около входа.

Наверное, отказаться было бы не вежливо, но и бутеры у незнакомого человека брать не хотелось.

– Брезгуете брать у уборщицы? – заметила мои сомнения, пристыдив меня.

– Да нет, ваша профессия тут совершенно не причем… просто неловко как-то…

– Да бросьте, пока загрузиться, вы и перекусите. А я доуберусь и закроем помещение. Мне нужно проверить и сигнализацию на выходе. Она работает только тогда, когда все двери закрыты. Иначе сбоит.

Встала, вытащила из рюкзака прямоугольный обычный контейнер с желтой крышкой. И достала пару бутербродов – один с колбасой и сыром, а другой – с красной рыбой.

– Антонина Степановна положила с собой, – будто я должен был знать кто это, – Бесполезно было ей доказывать, что не голодная и плотно поела, – продолжала моя собеседника, не замечая моего незнания этого имени, или ей было все равно знаю его или нет, – Да и к тому же рыбу совершенно не люблю. Пришлось взять, чтобы не обидеть, – протянула мне.

Я заметил ярко оранжевый маникюр. Он не вязался с образом, она выглядела серой мышкой, скромное поведение и осторожность. А тут такой яркий цвет. А она не такая простая, какой хочет казаться. Интересная персона.

– Извините, вы будете еще работать? – спросила, когда она закончила свои дела.

– Нет, вроде все сделал на сегодня, спасибо большое, – не знал что сказать «вам» или «тебе», странное у нас вышло знакомство.

– Тогда бы я закрыла здесь все…, – она так «ненавязчиво» меня спроваживала, еще бы мешаются тут всякие, не дают выполнять работу.

– Не буду вам мешать, – несколько шутливо бросил в ответ и направился на выход.

– Я – Родион, кстати, – оглянулся уже уходя.

– Дарья.

Хм. Даша. Красивое имя. Так звали мою бабушку. Ей всегда не нравилось мое имя, часто причитала по этому поводу: "Да, имя красивое, но оно должно что-то значит, как лодку назовешь… Вот мое, например, значит «сильная, побеждающая», а твое что? Розовый?» Часто ругала родителей, вздыхала, но что тут уж поделаешь…

А глаза и правда светло-карие. Угадал.

ГЛАВА 3

ДАША

Антонина Степановна сегодня выглядела бодро. Ничего не указывало на вчерашний приступ. Ну подскочило давление до двухсот, с кем в ее возрасте не бывает?! Она должна была в этом году пойти на пенсию, но случилась пенсионная реформа и настырно поменяла ее планы, напоминая, что возраст не главное, а главное – быть молодой душой.

Моя соседка обычная русская женщина. Она всегда хорошо ладила с моими родителями, а когда я осталась одна, то, по привычке, продолжали заходить друг к другу. Я интересовалась ее делами и здоровьем, да и просто вместе чаю попить, составить ей компанию. Мне она всегда нравилась тем, что не сплетница, можно тихонечко что-то с ней обсудить и быть уверенной, что об этом завтра не узнает весь двор. Веет от нее какой-то добротой что ли, умеет она расположить к себе человека. Вчера, как раз был день, когда я к ней решила заскочить на пару минут. Она собиралась на работу. Но резко стало плохо. Все уговоры остаться дома ничего не дали. Ведь ничего страшного в этом нет, все мы люди и порой попадаем в неприятные и непредвиденные ситуации. Она очень переживала, сказала, что уже отпрашивалась на этой неделе. А начальница ее, уж очень была недовольна, и если снова не придет, то может и место потерять.

– Кто меня в таком возрасте на работу возьмет?!

– Ну какой возраст?! Все знают, что пенсионный возраст подняли, – не сдавалась я, но все безрезультатно.

– Знать то все знают, а вот как в действительности дело обстоит…

Наверное, это было так, мне сложно судить, я еще в эти тонкости не вникала, не пришлось столкнуться.

Она оставалась непреклонна и в таком полуобморочном состоянии собралась идти убирать помещения. Ладно бы еще сторожем была, так нет же – физический труд. Мне ничего не оставалось, как предложить сходить за нее.

– Ну а что такого? Приду, помою все комнаты и тихонечко уйду.

Вызвала ей скорую, чтобы точно не передумала, а сама направилась по написанному на листочке адресу. В этом районе несколько раз бывала, поэтому добралась быстро, с пропуском бабы Тони беспрепятственно миновала проходную. Все прошло без происшествий, никто не заметил подмены, да и кому это надо рассматривать новеньких уборщиц.

Сегодня я тоже решила проведать соседку, поинтересоваться как она, и заодно удовлетворить свое любопытство.

– Антонина Степановна, а вы там на работе многих знаете?

– А что обидел кто вчера? – заволновалась она, обернулась ко мне, отвлекаясь от готовки своего фирменного пирога с яблоками.

– Да нет, – сомневалась стоит ли узнавать про того самого Родиона. Не знаю что, но что-то зацепило в нем. И этот его шрам на брови. Интересный образ… Красивый портрет бы получился…

– Даш, ты не молчи, скажи все как было, ведь из-за меня…

– Да правда, ничего страшного не случилось, просто познакомилась там с одним человеком. У него еще шрам на лице. Вот и стало интересно кто такой и откуда он у него.

Можно ли нашу короткую беседу считать знакомством? Скорее всего можно, раз мы все же представились друг другу.

– Со шрамом, – баба Тоня задумалась, – из какого отдела то?

Если честно, то отделом не очень-то и интересовалась, на табличку не посмотрела даже когда уходила, летала где-то в своих мыслях. Но раз он занимался с программой обработки данных, то либо экономист, либо аналитик.

– Кабинет, что на третьем этаже, напротив входа еще большая монстера растет. Родионом звать.

– Родионом говоришь, хм, дай подумаю, имя запоминающиеся, ааа, угрюмый этот, он частенько засиживается, видимо, никуда не торопится. Что и вчера уходить не хотел?

Да, действительно, «хмурый» ему подходит. Вот парочка вчера встретилась – один хмурый и нелюдимый, бутерброды брать боялся, и я – настороженная, всех опасающаяся. Не знаю почему, но перетрухнула вчера. Как открыла дверь и увидела там мужчину в пустом кабинете, освещенного одним светом от монитора. Сердце вскачь пустилось, ладони вспотели, еле пересилила себя и спросила можно ли приступить к уборке. Даже не сразу поняла, что он разрешил, видимо так мне хотелось уйти от подступивших страхов. А потом увидела его лицо. Хорошо, что он сидел уткнувшись в свой компьютер, а то бы точно принял меня за неадекватную полоумную девицу, которая шрамов не видела. Бестактно уставилась на него, очень не красиво, до сих пор стыдно. Всегда думала, что не важно какой человек наружности – главное внутренний мир, а тут в ступор впала. Видимо, просто все совпало, комплексное воздействие на мою слабою психику. Улыбнулась сама себе.