Толчки

– Нам как всегда, Марин, – сказал один из них.

Он сидел ко мне спиной и лица его я не видел. Но по голосу понял, что это тот, который сказал, что я иду с ними. По его тону было понятно, что говорил он это бесчисленное количество раз, и уже не задумывался над смыслом этих слов, а просто произносил их автоматически. Девушка, не успел он договорить, уже скрылась за дверью.

– Как рука? – обратился этот же парень к сидящему напротив него.

– Болит, – ответил тот. – Эта падаль мне ее, походу, вывихнула.

– Скажи «Спасибо», что не сломала, – ткнул его в бок сосед.

Несколько сидящих улыбнулись. Меня, казалось, они не замечали, они говорили о своем, обсуждали происшедшее и в мою сторону даже не смотрели. Я решил, что это прекрасный повод, чтобы сбежать. От двери я отошел всего на пару шагов, и теперь мне надо было преодолеть это расстояние и выбежать из кабака. Я сделал маленький шажок в сторону выхода и со страхом оглянулся на сидящих. Никто на меня не посмотрел. Тогда я сделал еще один шаг к двери, на этот раз более большой. До двери оставалось всего каких-то полметра. Я уже потянул руку к ручке…

– Ты уже уходишь? – спросил кто-то.

Затея провалилась. Я повернул голову к столу. Один стул был отставлен и вставший с него парень теперь смотрел на меня, чуть опустив голову в бок.

– Когда защищал пацанёнка, был такой смелый, а сейчас сливаешься… – сказал он, нарочито спокойно. – Нехорошо.

Я не нашел, что ответить.

– Хочешь знать, зачем я тебя сюда позвал? – спросил он.

Я коротко кивнул. Что-то в его тоне мне совсем не нравилось. Это «что-то» грозило обернуться для меня большими последствиями.

– Для того, чтобы ты получил по заслугам, – сказал он и направился ко мне.

В отчаянии я метнулся к двери и стал дергать ручку. Она не поддавалась.

– Не откроется, – произнес кто-то прямо у меня за спиной.

Я обернулся. Парень стоял прямо передо мной. Его холодный, безразличный взгляд вселил в меня ужас. Он вытянул левую руку и взял меня за плечо. Наши лица были на расстоянии буквально тридцати сантиметров. Со стороны это, скорее всего, выглядело очень странно, но тогда меня волновало только то, чем обернется для меня все это. Вдруг кулак его правой руки резко врезался мне в солнечное сплетение и я согнулся пополам. Он отступил.

В первые секунды мне было не вздохнуть. Удар вышиб из моих легких весь воздух. От лихорадочных попыток вздохнуть на глазах выступили слёзы, и я осел на пол. Худо-бедно, мне удалось вздохнуть. Потом еще раз. Постепенно работа легких налаживалась. Я утер слезы рукавом и поднялся. Парень стоял дальше, чем перед ударом, теперь нас разделяло метра полтора.

– Это за то, что помешал нам тогда, – сказал он спокойно. – В тот раз тебе повезло, но за все нужно платить.

Я понимал, о чем он говорит. Мне не верилось, что это вся моя расплата за тот случай. Но мой оппонент молчал. Мне тоже нечем было ответить на его слова. Пауза продолжалась несколько секунд, затем он вытянул в бок левую руку и сказал:

– Садись с нами. Вину свою ты уже искупил, теперь пора и познакомиться.

Не веря своему счастью, я посмотрел на сидящих. Впервые с момента, когда я увидел их на стадионе, я внимательно их осмотрел. Публика здесь была максимально разношерстная: было несколько моих ровесников и пара-тройка парней от двадцати до где-то тридцати лет.

– Паша мне сказал, ты ему помог сегодня, – сказал, отходя к бару, мой недавний обвинитель.

Он указывал на того самого пацана, чьего виз-а-ви я, случайно, сбил с ног в сегодняшней драке. Тот, на кого указывали, не смотрел на меня. Он сосредоточенно жевал принесенную яичницу. Только тогда я понял, что значило его «Нам как всегда»: перед каждым из сидящих была тарелка с яичницей с мясом. Кое-у-кого дополнительно стоял стакан пива. Все были заняты поеданием яичницы. На меня же смотрел только один человек. Он-то и задал мне вопрос.

– Тебя как звать-то? – спросил один.

– Денис, – ответил я.

– Дэн, я тебе хотел сказать следующее, – сказал он. – Если ты кому-нибудь расскажешь, что видел нас здесь…

Он помедлил.

– То мы тебя найдем. Когда ты тогда вписался за мелкого, я лично шел за тобой до дома. Единственное, чего я не знаю – это номер квартиры, – он отхлебнул пива из стакана. – Но поверь, тебе же хуже.

Мне стало страшно. Вспомнив, как эти парни дрались, я представил, что они могут сделать со мной…

– Я никому не скажу, – пообещал я.

– Вот и лапушка, – просто сказал он и снова приложился к стакану.

– Можно вопрос? – спросил я, выждав с секунду.

– Ты уже один задал, – ответил он миролюбиво. Так, должно быть, кот разговаривал бы с мышью, прежде чем ее съесть. – Но ладно, задавай еще один.

– Зачем я вам понадобился?

– А разве он тебе уже не ответил? – ответил вопросом на вопрос тот, что интересовался моим именем и указал на моего обвинителя, который пришел от бара с кружкой пива и уселся напротив.

– Я же уже свое получил, – я стал выкручиваться. – Зачем за стол-то приглашать?

– Из-за Паши, – он пожал плечами. – Мы добра не забываем. Я видел, как ты свалил того япошку. Неплохой удар.

– Кого свалил? – не понял я.

– Мы их японцами называем. Или крагами. Мультик «Шайбу! Шайбу!» смотрел?

Я коротко кивнул.

– Они там одевались во все красное. Прямо как эти кретины.

– А почему японцы? – спросил я.

В ответ он пожал плечами:

– Не знаю. Просто мы как увидели их костюмы, так сразу подумали – японцы, вылитые. Так и прижилось.

– А почему они назвали вас «толчки»?

Все будто остановилось. Все сидящие рядом и, до этого момента, уплетающие яичницу, напряглись. Тот, с кем я общался зыркнул на меня так, будто я его оскорбил. Я весь похолодел. Он злобно смотрел на меня несколько секунд. Потом, видимо, что-то решив, отвел взгляд и сказал:

– Больше этого слова здесь не произноси.

После этих его слов все пришло в норму. Он снова отхлебнул из стакана, подождал, как бы собираясь с мыслями, и сказал:

– Ты задаешь много вопросов. Не самое хорошее качество. По крайней мере, не у нас. Я тебе сейчас расскажу все, что тебе нужно знать и больше не отвечу ни на один твой вопрос. Сomprende?

Я кивнул.

– Все, кто сидят сейчас за этим столом называются WScrew. WScrew расшифровывается как West Side crew. West Side потому что наш город стоит на западном берегу Итры. Наш город типа местный Лос-Анджелес. А на западном берегу, где стоит Эльвацк, есть East Side crew, ну или East Side gang, тут как кому нравится. Они – это местный Нью-Йорк. А «толчками», – он поморщился. – Нас называют потому что…

Он слегка растерялся.

– Представь себе надпись WS. Представил?

Я кивнул.

– Вот, а теперь вспомни, что пишут на туалетах обычно.

Я не понял, что он имеет ввиду. Видя мой непонимающий взгляд, он пояснил:

– На туалетах обычно пишут WС. Не видишь сходства?

До меня, наконец, дошло. Я вновь кивнул. У меня оставался еще один вопрос, который я уж очень хотел ему задать. Видимо, он прочел его в моих глазах, потому что, изобразив гримасу жалости, сказал:

– Ладно уж, скажу. Ты хочешь у меня спросить – какого лешего было во время матча?

Я с облегчением кивнул. Во время нашего диалога я, наверное, походил на игрушку «бошкотряс», которые, обычно, ставятся в машинах.

– Это называется «забив». Вот только у нас с ними был договор, что все будет происходить за городом через час после матча. Поэтому мы всем составом и пришли на игру, чтобы потом, все вместе, пойти в точку сбора. Но эти мрази решили нас выцепить еще до назначенного времени. Им не повезло, что мы тогда уже были на взводе, из-за мелкого… Кстати, – он посмотрел на меня, будто что-то вспомнив. – Ты за него сегодня впрягся уже второй раз. Не хочешь за него уплатить?

– А за что он должен? – я помнил о том, что он пообещал не отвечать на мои вопросы, но не смог удержаться.

– Он решил поставить на то, что наши пацаны сольют следующий матч. В итоге пацаны взяли игру, а он взял и слился. Мы честно ждали отпущенные ему на все-про-все две недели. Потом решили его спросить – а где, собственно, наши денежки? Но тут, – он указал на меня. – Появляешься ты, рыцарь в сияющих доспехах, и портишь нам всю малину.

– И сколько он должен? – спросил я.

Денег с собой у меня не было, поэтому осведомился я из чистого любопытства.

– Три куска, – ответил тот, что дал мне под дых недавно, жуя яичницу.

Я присвистнул:

– Неплохо.

– Ага, – ответил мой собеседник. – Он хотел себе десять тысяч заиметь. Зачем – он сказал, только я уже забыл. Ну, в общем, хотел себе десятку, а тут как раз коэффициент хороший: три к одному. И он, видать, взял у мамки три куска и принес их нам.

Он повернулся ко мне.

– Так что? Уплатишь?

– Я сейчас без денег, – помотал я головой.

– Тогда потом. Три дня на счетчик ставить не будем.

Я опешил. Он хитро посмотрел на меня и я расслабился.

– Чего ты напрягся? Шуток не понимаешь?

Он снова отпил из стакана, в котором оставалось совсем чуть-чуть жидкости. Его взгляд упал на Пашу. Тут его глаза расширились, будто он что-то вспомнил.

– Слушай, Дэн, – сказал он, поставив стакан. – А ты не хочешь к нам?

Сидящий напротив него поперхнулся. Откашлявшись, он воззрился на сказавшего эти слова, как на умалишенного.

– Юрец, ты уверен? – спросил он.

– Абсолютно, – ответил Юра. – Я видел, как он отправил отдыхать того увальня. Помнишь, я тебе говорил, что с этим парнем надо быть аккуратнее? Так вот он, – Юра указал на меня. – Его уложил одним ударом. И еще этот шкаф, падая, задел другого, который чуть Пашу не добил. У того сейчас, видать, половина ребер сломана!

Он это говорил с таким восторгом, будто я совершил нечто из ряда вон выходящее. Я даже возгордился слегка.

– Нет, про Пашу я слышал, – ответил ему собеседник задумчиво. – А насчет того шкафа ты уверен?

Юра энергично закивал.

– Сам видел. Так что, Каспер, зуб тебе даю, лучше него мы уже не найдем.

Я прыснул, услышав знакомое имя. Юра закатил глаза и объяснил:

– У него фамилия Фантов. Ударение на «О». Как «Фантом». Поэтому Каспер.

Каспер посмотрел на него, как на идиота.

– Спасибо большое, – ответил он желчно. – Теперь этот недомерок знает мою фамилию.

– Да успокойся ты, – отмахнулся Юра. – У нас в городе с такой фамилией человек пять живет. Он тебя не найдет.

В ответ Каспер хмыкнул. Затем он, оценивающе, осмотрел меня и сказал:

– Давай его возьмем на испытательный срок. Пару раз докажет, что не зря, потом, может быть, будет у нас в основном составе.

Юра улыбнулся.

– Погодите, можно кое-что уточнить? – встрял я в их разговор.

– Валяй, – сказал Юра и откинулся на спинку стула.

– Это вы были сегодня в фан-секторе?

Юра покатился со смеху. Он так смеялся, что чуть со стула не упал. Сидящие рядом с ним тоже – кто заулыбался, кто прыснул.

– У нас нет времени на это! Ты сам прикинь – мы занимаемся реальными вещами. Мы честь команды отстаиваем, а они что?

– Они их поддерживают…

– Поддерживают! Не смеши… – он недоговорил.

В дверь вдруг кто-то забарабанил. Стук был такой силы, будто дверь готова была сорваться с петель. Юра вскочил, его стул отлетел в сторону. Все последовали его примеру. Но к двери подошли только Юра и Каспер. Каспер что-то повернул и резко отрыл дверь. Она с силой ударилась о стену. Я не видел того, кто стоял на пороге. Зато его отлично видели эти двое.

– Ник? – спросил Юра. – Ты где был?

Из дверного проёма послышался хриплый голос:

– Меня вчера собака цапнула.

У меня сердце в пятки ушло от ужаса. По спине пробежал холодный пот. «Ник», «Собака вчера покусала». Меня начало колотить.

– Ну, заходи, раз пришел.

Пауза.

– Да нет, я не могу, мне идти надо, – вновь послышался голос из проёма. – Прости, что сегодня не пришел

Последовала пауза.

– Что с тобой? – спросил Юра, нахмурившись.

Ответом его не удостоили. Я с благоговением ожидал исхода разговора. Молчание продолжалось несколько секунд. Затем Юра, молча, закрыл дверь. Я выдохнул. Он перевел взгляд на толпу, в числе которой стоял и я. Его глаза были абсолютно стеклянными. Мысли его были с Никитой.

– Я тебе говорил, что он поехавший, – сказал ему Каспер.

Юра не ответил. Он подошел к столу и, опустившись на чужой стул, уставился в столешницу. Я тоже сел, не отводя от него взгляда. Он поднял взгляд и сказал:

– Теперь мы, хотя бы, знаем, почему его не было сегодня.

Каспер не ответил. Он молча ушел за барную стойку и молча стоял там некоторое время. Юра же, тем временем, посмотрев на кого-то слева от меня, спросил:

– Андрюха, а где твой дружок? С тех пор, как ему почки отбили, я его не видел.

– У него поясница болит, – сказал тот, к кому обращались.

Юра молча кивнул. Затем он медленно обвел сидящих взглядом. Все пожирали его глазами. Когда его взгляд наткнулся на меня, он сказал:

– Теперь ты можешь идти. Ты и так услышал больше, чем должен. Но перед этим… – Юра поднялся и пошел в сторону кухни.

Он зашел за бар и скрылся за дверьми, ведущими на кухню. Томился в ожидании я недолго. Он появился в дверях через минуты две. В руках Юра держал зеленый свитер с черной нашивкой на левом рукаве. Подойдя к столу, он протянул его мне.

– На память, – сказал он.

– У тебя же такой всего один, – сказал Каспер, следуя за ним.

Юра отмахнулся. Поднес к себе свитер и произнес:

– Пускай. Если что – еще один закажу, – сказал он это Касперу. Затем обратился ко мне: – Послезавтра в три часа здесь же. Не придешь – наведаюсь домой в твое отсутствие. Если не захочешь во всем этом, – он сделал круговое движение вытянутым указательным пальцем. – Участвовать, то я тебя тоже навещу. Заберу свитерок, а может и не только.

Он снова протянул мне свитер. Я молча взял его. Юра сел и, не смотря на меня, сказал:

– А теперь катись.

Я, не медля, протиснулся между сидящими, и поспешил к двери. Но на подходе к ней меня остановил голос Юры:

– И не забывай – я знаю, где ты живешь.

Я выскочил из заведения.

Vl

Как выяснилось, кабак был недалеко от «клетки». Но из-за того, что за пределы своего района я, толком, не выходил, блуждать мне пришлось не меньше часа. В тот день мне не давала покоя последняя фраза Юры: «Я знаю, где ты живешь». Утешало только одно – он не знал квартиры. Но, как только я пытался себя этим успокоить, сразу вспоминалось: «Поверь, тебе же хуже». С другой стороны – что он может сделать? Стучать во все двери и кричать: «Скажите, где живет Денис, иначе дверь подпалю»? На случай, если он так поступит, у нас на втором этаже живет ветеран Афгана дядя Саша, страдающий посттравматическим синдромом и потому спящий в обнимку с берданкой. Занятый этими мыслями я, худо-бедно, смог уснуть.

Проснувшись мне, как и после истории с санитаром, сначала показалось, что все произошедшее накануне – это сон. Что этого дня не было, он мне просто приснился и теперь мне придется пережить его снова. Я почти уверился в этом, пока не увидел зеленый свитер, висящий на спинке моего кресла. С содроганием я осознал, что все произошедшее реально было. И мне послезавтра придется снова идти в тот злополучный кабак, чтобы что-то кому-то доказать. Понимание всего этого разом навалилось на меня. Но тут же мне на ум пришла гениальная мысль.

В тот день в школу я пошел в новом для самого себя виде. Я нацепил тот свитер, джинсы и белые кроссовки, которые родители мне купили еще две недели назад, перед тем, как уехать. Но я совсем про них забыл. На улице стояла прекрасная, солнечная погода, поэтому куртку я решил не надевать. В тот день я, впервые в жизни чувствовал, что внимание всех проходящих мимо приковано ко мне. Я почти физически чувствовал чужие взгляды на себе. Некоторые, видя меня, сворачивали в сторону или вообще разворачивались и шли в обратном направлении. Смотря на них, меня одолевало чувство дежа вю: я вспоминал вчерашний поход вместе с офниками. Тогда все происходило точно также. Я поймал себя на мысли, что мне это нравится. Мне нравится то, как меня воспринимают в этом свитере, как ко мне относятся. Все прохожие меня будто боялись. А «Боятся – значит уважают», – сказал какой-то известный человек.

В классе я всегда был серой мышью. Если бы про наш класс сняли фильм, то я был бы в роли массовки, мне бы даже реплик не дали. Я никогда не участвовал ни в каких внеклассных мероприятиях, да и они, если честно, меня мало интересовали. Все, что происходило в классе, воспринималось мной, скорее, скептически. А сейчас появился повод сделать на себе такой жирный акцент.

Заходя в школу, я чувствовал себя знаменитостью. Видимо все учащиеся знали местных офников и побаивались их. Некоторые смотрели на меня злобно, некоторые с уважением, некоторые с презрением. Но равнодушных не было. Заходя в гардероб, я столкнулся взглядом с Даней. Он смотрел на меня так, будто я его предал. Я остановился. Чувство стыда захлестнуло меня. Я представил, как, должно быть, сейчас выгляжу в глазах это мальчика: сначала я его оберегаю от этой банды, а потом сам становлюсь ее членом. Мы стояли так несколько секунд, молча смотря друг на друга. Я нерешительно сделал шаг вперед и Даня сорвался с места. Он развернулся и побежал вон из гардероба через вторую дверь в его конце. Я же, смотря себе под ноги, молча пошел к вешалке своего класса. Подойдя к ней, я увидел Марка, как раз выходящего из прохода между вешалками. Его глаза сразу заблестели, когда он увидел нашивку на левом рукаве свитера. Не говоря ни слова, я посторонился, выпуская его. Он, не отрывая глаз от нашивки, вышел. Напоследок он, все также восторженно, посмотрел мне в глаза и выскочил из гардероба.

Марк был нашим классным шутом. Его поступки, почти всегда идиотские, каждый раз становились поводом для шуток. Кроме того, где бы что не происходило, там всегда, как по волшебству, оказывался Марк. И, конечно, он не упускал повода потом раструбить об этом на весь класс. И этот раз не стал исключением. Когда я зашел в классную комнату, все взгляды моментально устремились на меня и на нашивку на свитере. Несколько девчонок стояло вокруг Марка. Когда я входил, он им о чем-то рассказывал, но как только я вошел, он, глазами, указал на меня и они моментально обернулись.

– Какой щеголь, – неодобрительно сказал Костя.

– Мсье Болконский, не соблаговолите ли заткнуться? – спросил я.

– А что? Морду мне набьешь? – он поднял брови.

– Может быть… – притворно задумался я.

Я прошел на середину класса и плюхнулся за свою парту. Первым уроком у нас была история, а парту на ней я делил с Женей.

– Как там у тебя дела с подругой жизни? – спросил я его.

Он сидел и, смотря в столешницу стеклянными глазами, думал о чем-то своем. От моих слов он встрепенулся и посмотрел на меня.

– Что? – спросил он непонимающе.

– Я говорю – охмурил красотку? – спросил я.

Он слегка улыбнулся.

– Нет. Такое ощущение, что она не хочет со мной общаться.

– И как ты это понял? – спросил я покровительственным тоном.

Я чувствовал обретенную мной, неведомо как, значимость. Будто бы теперь мой социальный статус стал выше, чем был вчера. А с нынешней высоты проблема Жени мне казалась мелкой и незначительной. И каждый совет, данный мною по этой теме, должен был, по моему мнению, котироваться.

– Я ей писал в соцсети, – начал он объяснять. – А она мне отвечает односложно и с промежутком минут в двадцать пять.

Я пожал плечами:

– Может просто неудачный момент выбрал?

– Может быть… – задумался он.

Его взгляд вновь уперся в столешницу, потом, будто что-то заметив, перешел на нашивку. Он воззрился на меня, будто впервые увидел. В его взгляде была настороженность.

– Это у тебя откуда? – он подбородком указал на свитер.

Я почувствовал, как взгляды сразу нескольких людей приковываются ко мне, в ожидании ответа. Я, с деланной небрежностью, пожал плечами:

– Да так, подарок.

Настороженность в его взгляде, казалось, усилилась. Он буквально прожигал меня глазами.

– И кто же тебе сделал такой подарок? – спросил он с интонацией детектива, который задает подозреваемому контрольный вопрос, после которого тот должен расколоться.

– Пацаны из WSCrew, – ответил я.

Женю как ударили. Его глаза расширились, будто его худшие опасения подтвердились.

– Тебе ее толчки дали? – переспросил он с испугом в голосе.

Услышав последнее слово, я со злобой посмотрел на него.

– Не называй их так, – с угрозой сказал я.

Он отшатнулся.

– И ты теперь с ними? – спросил он, с надеждой глядя на меня.

Я помедлил с ответом. Ответ на его вопрос – это ответ на вчерашнее «приглашение» Юры. Но вид Жени, вспыльчивого спорщика, который сейчас, по-детски с надеждой заглядывающего мне в глаза, пробудил во мне злорадство. Мне стало радостно убить эту надежду. Я, криво ухмыльнувшись, сказал:

– Да, я теперь с ними.

Наш учитель истории не обратил никакого внимания на мою одежду. Он то ли не знал, что означает эта нашивка, то ли специально игнорировал ее наличие.

– Итак, сегодняшний урок я бы хотел посвятить истории нашего города, – сказал он. – Отвлечемся немного от стандартной программы и поговорим о собственных корнях. Напомните – как называется наш город?

– Хеймсфальск, – неуверенно ответило несколько голосов.

– Верно. А вы знаете, почему ему присвоили такое название?

В ответ раздалось молчание. Сергей Валентинович, торжествующе обвел нас взглядом и, взяв мел, начал что-то писать на доске. Все, забыв про учиненный мною недавно фурор, наблюдали за ним. Он был одним из немногих учителей нашей школы, которые могли мгновенно заинтересовать всех в классе сразу. Я уж не знаю почему, но не было ни одного человека на моей памяти, который бы сказал о нем плохое слово.

Отойдя от доски, он продемонстрировал всем сидящим написанное на ней слово «heimsfaraldur».

– Это слово с исландского языка переводится как «Пандемониум». Пандемониум – это другое название ада. Мы с вами, выходит, живем в аду.

Кто-то прыснул.

– А назвали наш город в честь ада в одна тысяча шестьсот двадцать втором году, когда воеводой нашего города был Николай Иванович Вяземский. Он был заядлым спорщиком. И, однажды, его друг, по фамилии Ерников, который недавно вернулся из далекой скандинавской страны, решил с ним поспорить, что Вяземский не назовет свой город первым же словом, которое придет его другу в голову. Ерников, в тот момент, был сильно в обиде на воеводу, потому что его двоюродный брат пойман на воровстве и ему грозила порка за это. В то время вышел указ, подписанный самим воеводой, что за воровство преступник должен быть высечен прилюдно на площади. Вяземский же, узнав о том, что это брат его друга, все равно отказался его помиловать. И Ерников, выждав момент, когда воевода будет пьян и, зная, что его легко можно взять на «слабо», выражаясь современным языком, решил ему так отомстить. И в итоге Вяземский подписал указ, по которому уезду Рыбинскому присвоено новое название – Хеймсфальск. Когда, на следующий день, горе-воевода протрезвел, Ерников ему сказал – «Теперь, друже, ты будешь управлять адом» и показал ему его собственный указ. Вот так, друзья наш город стал Хейсфальском.

Когда он закончил, в классе воцарилось молчание. Все ждали продолжения рассказа. Но его взгляд, вдруг, обратился в конец класса.

– Да, Марк?

Несколько человек обернулись.

– Сергей Валентинович, расскажите, пожалуйста, откуда взялась «трехлинейка». Мы просто с мамой вчера спорили по этому поводу, но к единому мнению так и не пришли.

Кто-то снисходительно улыбнулся. Сергей Валентинович же, наоборот, довольно улыбнулся уголком губ.

– Хороший вопрос, – он повернулся к доске и начертил три вертикальные параллельные линии, затем три горизонтальные. – Трехлинейка, как мы ее называем, имеет очень интересную историю. Изначально были только три полосы. Они тянулись вдоль берега, на них устраивались скачки. В те годы в городе произошел знаменитый пожар – самый гибельный пожар за всю историю нашего города. Кто-нибудь из вас слышал об «Орниковом возгорании»? – он вопросительно посмотрел на класс. – Поднимите руки те, кто знает.

Пять человек вскинули руки.

– Молодцы, – сказал он. – А теперь для всех, кто не знает что это. В одна тысяча семьсот двадцать втором году произошел крупнейший пожар за всю историю нашего города. Дело в том, что дома тогда были, в основном, деревянные, а поэтому пожароопасность была очень большая. И однажды, губернаторский писарь, ночью, что-то писал у себя в комнате. Никто до сих пор не разобрался, что именно он там писал. Так вот, когда он там что-то писал, он случайно, а, может, и не случайно, уронил свою свечу. Да уронил так, что занялся пожар, унесший жизни всей «верхушки» городского управления и еще, по разным подсчетам, от трехсот, до пятисот жизней. Напомню, что в то время в поселении на месте нашего города проживало всего семь тысяч человек.