Цена предательства

Эти бедолаги всегда вызывали у Михаила смешанные чувства. С одной стороны – презрения. Особенно своими сутулыми спинами, тощими, и как бы сами по себе болтающимися руками, словно приставленными к туловищам деревянных марионеток. И зачастую ещё и поблёскивающими сферами контактных линз, лицами: зрение от бумажек и пяления в мониторы с разными «сверхважными» документами – накладными и отчётами – жутко рано (по данным статистики) садится. А технический персонал, приземисто-коренастые работники, обслуживающие мастерские и оборудование жизнеобеспечения, почти никогда не вылезали со своего третьего подземного Уровня, и даже питались там же – знали, что десантникам под горячую руку лучше не попадаться. Потому что своими мышцами и крепкими телами обязательно спровоцируют бойцов «померяться силами».

С другой стороны Михаил всем служащим, остающимся в куполе для «освоения», после того, как космодесантники через полгода или меньше, отвалят, объявив проверку законченной, попросту завидовал.

Вот у этих – да, средняя продолжительность – семьдесят два… И выйти на поверхность никто из них не отважится даже спустя пару-тройку лет. Наружу, дообследовать территорию, и осваивать богатства природных ресурсов и пахотных просторов, полезет его рота. А потом – колонисты. Прибытие которых состоится через три месяца.

Так что как только закончится месяц вынужденного безделья – привыкания к местному, постепенно заменяющему привезённый, воздуху и воде, и сработают все прививки от той мрази, что заменяет местные вирусы, бациллы и бактерии, они, так называемый временный гарнизон, вылезут.

На это самое дообследование.

И уж тут – как повезёт… Хотя на Касторе-четыре и Прометее-два – везло. (тьфу-тьфу!) Ох, без суеверий и амулетов-оберегов ну никак не обходится жизнь десантника…

После завтрака, без всяких видимых причин, Михаила как кто под руку дёрнул: он выждал, пока все разойдутся, и постучал в каюту сержанта.

– Войдите, кто там.

– Здравия желаю, господин сержант. Разрешите обратиться, сэр.

– Слушаю вас, капрал.

– Разрешите мне сегодня до обеда… Сходить на разведку. Наружу.

Затянувшееся молчание сказало Михаилу, что сержант думает. О чём – нетрудно догадаться. В частности, какого …уя неглупый капрал сам норовит найти себе на …опу приключений до того, как высаженные с линкора, и всё ещё работающие на поверхности штатные автоматы и дроны, буквально не перероют щупами и магнитно-электронными и гамма– пушками и триммерами все окрестности. Но поскольку Устав этого не запрещал, формальных причин отказать у сержанта не имелось.

Однако он всё же решил подстраховаться:

– Разрешаю. Только прямо сейчас доложите лейтенанту о своём желании и моем разрешении. И не забудьте усиленный боекомплект и все чёртовы страховочные прибамбасики.

Лейтенант смотрел на Михаила даже подольше, чем сержант. Однако годы в Вест-Пойнте явно оказали влияние на его психику и интеллектуальный багаж:

– Смотрю, капрал, вам обрыдло торчать в четырёх стенах, и наблюдать, как наши ребята постепенно звереют от безделья. А конфликтные ситуации, со «снятием напряжения» банальным мордобоем вам претят. Поэтому вы пытаетесь помочь мне разрядить обстановку, дав ребятам свежий материал для обсуждения…

– Так точно, господин лейтенант! – Михаил был рад, что лейтенант хотя бы частично угадал, и не постеснялся озвучить причины, толкающие его на «прогулку».

– Что ж. Отговаривать не буду. Следуйте указаниям сержанта. Относительно страховочно-защитных гаджетов.

– Слушаюсь, господин лейтенант, сэр! Разрешите идти?..

«Страховочно-защитные» гаджеты – сорок килограмм сканнеров-излучателей-датчиков-искусственных-мозгов, и всего прочего положенного по Уставу – занимали пространство на меньше пары кубических футов.

Хорошо хоть, по телу были распределены равномерно, и так, чтоб не мешать обзору и стрельбе…

Пыхтя и отдуваясь, пока сервомоторы скелета не перехватили на себя тяжесть «прибамбасов», и щёлкая переключателями контрольных систем, Михаил подумал, что первые космические корабли вряд ли были сложнее и дороже, чем современное обмундирование и оборудование одного-единственного космодесантника.

Но вот он и в тамбуре. И от поверхности планеты его отделяет лишь сталлитово-титановая дверь. И пусть она может выдержать удар танка, он отлично осознаёт: это – лишь тоненькая, и зачастую бессильная против хитрых придумок сустаровских учёных, железяка.

Железяка поехала в сторону. Он шагнул в полумрак подземного уровня, но всё равно: дневного света. Но пока выбрался на поверхность из защитного тоннеля и лабиринта метонных надолбов и гласситовых козырьков, успел вспотеть – климатизатор комбеза сердито запищал комариным писком. Тяжёлое барахлишко, несмотря на экзоскелет. Нет, правильней сказать – много в нём инерции. Двигаться приходится с расчётом её замедляющего действия. Или всё же эта противная дрожь в ногах – от волнения?..

Станция стояла на открытом всем ветрам холме.

Грамотно, с точки зрения обычной стратегии: отличный обзор, господствующая высота. Автопушкам и лазерам ничто секторов стрельбы не перекрывает.

Только вот вряд ли враг применит столь примитивные способы атаки, как вооружённо, и в лоб. Нет, сустары – мастера изощрённых приёмчиков.

Вот это-то и беспокоило Михаила больше всего.

Кроме того, как фактический инициатор зачистки планеты дронами с мыслеусилительными устройствами, которыми спустя каких-то полтора месяца после их «экстренной» эвакуации оснастили все чёртовы челноки, он ощущал некую ответственность.

Потому что то, что пять из восьмидесяти трёх челноков оказались сбиты из-за этих самых усиленных сигналов-страхов, сильно напрягало. И девять сталитовых и три био-дрона оказались тоже поражены. Кто – индукторами, кто – пластиковыми псевдомушками, плохо уловимыми сенсорами, пока не взлетели, и проникающими в мельчайшие щели между защитными пластинами дронов, а кто и карбоновыми нитями «ловчих» сетей.

Потому что добровольцы, сидя в безопасности на Линкоре, пытались как можно реалистичней представить себе самые разные способы атаки на них, – от гравиловушек, до буквально лука со стрелами. А уж усилители-то – усилили. Мыслестрахи.

И это говорило о действенности даже такой, наспех предложенной Командованием, и до этого ни разу не опробованной, методики.

Значит, он всё правильно почуял. И додумал.

Хотя до сих пор не уверен – всё ли.

Вот это-то он и хотел в первую очередь проверить. Как «первопроходец».

Хотя он иногда думал, что чувство ложной ответственности за всё происходящее, точно – происходит от очередного его комплекса. Похоже, у него не только «сенситивность» повышена, но и чёртова, вечно создающая ему проблемы, фигня, называемая для простоты – совестью… Проклятые сустары.

Поэтому не «дать ребятам новый материал для обсуждения», а «принять первый удар на себя» он, собственно говоря, и собирался. И неважно – храбро это, или глупо…

Спуск с холма проблем не представлял – он нарочно пошёл на запад, чтоб солнце светило в спину, и местность вокруг было видно получше. На ходу подтянул неплотно прикреплённый контейнер с барахлишком – тот раздражающе ударял в правую лопатку при каждом шаге. Порядок. Э-э, кому он голову морочит: не это – главное!

Главное – то, что он, словно заводной болванчик, нервно вертит головой во все стороны, и даже назад оглядывается, хотя отлично знает: сенсоры и видеоусилители заметят малейшую опасность куда раньше него. И отреагируют в тысячу раз быстрее, выпустив в предмет, или существо, вызвавшее подозрение – нейтронную сеть, магнитно-элек-тронную ловушку. Тучу из полос фольги, создающей радио– и визуальные помехи…

Или, если не поможет – откроют шквальный огонь из минигатлинга на плече. А завершат всё дальнобойные пушки и пулемёты Станции, или лазеры квадрокоптера, что висит сейчас над ним, прикрывая, а заодно и передавая объёмную картинку в Командный Центр.

Михаил понимал, что такое наблюдение за любым, кто будет выходить на поверхность, ещё на протяжении многих месяцев, и даже – лет, необходимо. Но всё равно почему-то ощущал себя мушкой-дрозофиллой под стеклом микроскопа.

Минут через десять он дошёл до квадрата, где заканчивался юго-западный сектор, обследованный их отделением. Здесь работал Мвемба. Нет, не то – чтобы Михаил сомневался в добросовестности коллеги. Он просто знал, что как наименее «нервный», и наделённый природой отнюдь не щедро чёртовым так называемым «богатым воображением», африканец, мог кое-что пропустить просто в силу железобетонного спокойствия и прагматизма – не вызвав в датчиках неизвестной конструкции требуемой реакции.

А датчики эти, кстати, так и не были найдены. Как и передающие устройства.

Хотя Командование в целом поддержало версию Михаила о природе ментального управления устройствами ловушек. Собственно, других вариантов даже «высоколобые» эксперты, трижды заслуженные профессора всяких там наук, не смогли предложить…

С самим-то собой он мог быть откровенным: он вышел не только для того, чтоб «принять на грудь новый удар», а и для того, чтоб попытаться найти хоть что-то, ещё раз подтвердившее бы его версию. Для живых людей.

Потому что без этого, без опоры на факты, он превращался в простого паникёра. Параноика. С тем самым «богатым воображением».

То есть – банального труса-перестраховщика. И пусть некоторые его страхи оправдались… Но – не все!

А ещё Михаил не сомневался, что и лейтенант и сержант видят его насквозь: профессионалы же! Но не мешают. Знают: человек должен сам преодолеть это, идти навстречу собственным страхам и комплексам. Иначе рано или поздно – сломается.

Или спятит.

Так что он шёл, стараясь оглядываться уже поменьше, прямо к роще странных сине-розовых деревьев, заодно пытаясь определить: чем же это таким странным всё сильней пахнет.

Оказалось, что пахнут деревья. Они вроде как цвели. Хотя сами казались очень похожи на земные хвойные: те же длинные, с ладонь, иголки: молодые – розовато-фиолетовые, светлые. Красивые, как он отвлечённо подумал, вспоминая детство: чистые насыщенные цвета, глянцевая блестящая поверхность – так и хотелось потрогать, провести пальцами… Старые же иглы – сине-фиолетовые, тёмные почти до черноты.

И цветочки оказались очень… Привлекательны. Тоже очень красивы: этакие гроздья крохотных, словно от ландышей, розовых же мини-колокольчиков. Размером с ноготь, но сидящие на длинном, с руку, цветочном стебле, куда гуще, чем цветочки на стебле ландыша.

Вблизи запах вообще – буквально валил с ног. Михаил буркнул:

– Передайте, пусть в диспетчерскую подойдёт док Валентайн. Здесь для него работёнка. Запах – просто убойный. Словно я в супермаркете парфюмерии. Сейчас возьму на пробу пару соцветий. Похоже, из-за такого сильного запаха у кое-кого может обнаружиться аллергия.

Дежурный оператор, возглавлявший ведущую Михаила команду, отозвался:

– Он уже здесь. (Привет, кстати, тебе!) Он говорит, постарайся взять такие соцветия, чтоб были ещё нераскрывшиеся цветы. Аллергены – часто не феромоны, а пылеватые микрочастицы. Так что нам важней пыльца, а не сам запах.

– Хорошо. Пыльца так пыльца. Вот только чует моя задница, что парфюмерная-то промышленность сразу поймёт, чего отсюда экспортировать. – в этом вопросе, как он знал, док Сэмюэль Валентайн, зав. секцией биологии и этологии, вряд ли мог подтвердить или опровергнуть его мнение, но Михаилу это и не нужно было. Он был рад просто возможности отвлечься, поговорить с кем-нибудь.

– Всё возможно. И всё-таки: постарайся поменьше измазаться. Мало ли.

Понимая справедливость предупреждения, Михаил, аккуратно придерживая двумя стальными микроманипуляторами, срезал виброножом и затолкал в набедренный контейнер три ветки-соцветия. Постоял немного, пытаясь сформулировать поточней, чем всё же пахнет. Получалось, что больше всего похоже на акацию. С добавлением мимозы и… розы? Надо же: приятно. Не то что их чёртов Уставной «кофейный» бальзам для мытья головы… А вот крем для остановки роста усов и бороды вообще не пахнет. А, может, зря.

Или – не зря. Космодесантник – не кисейная барышня, ищущая жениха. Привлекая к себе феромонами и афродизиаками. Бойцу лишние отвлекающие факторы ни к чему. Да и дать врагу вычислить своё местонахождение банальными газоанализаторами – совершенно ни к чему. Вон: даже запах пота каждого человека теперь совершенно нейтрален. Никто не пахнет ничем. Так что теперь даже не попенять напарнику по комнате на нестиранные носки… (Наиболее любимый ещё три десятилетия назад повод «докопаться».)

Стволы деревьев, окружавшие его теперь, в толщину сильно отличались: некоторые – с его ногу. Другие, старые, с растрескавшейся и отшелушивающейся чёрной корой – побольше метра в поперечнике. Михаила удивило, что подлесок очень редкий – он легко находил проходы между деревьями, и даже обзор во все стороны словно почти не закрыт: кустов с фиолетовыми, синими и жёлтыми ягодами, и какого-то похожего на папоротник тёмно-зелёного растения, очень мало: словно деревья не дают им вырасти.

Э-э, не его это проблема, а этологов-ботаников-биологов. Вон: он же ведёт съёмку наплечной камерой. Вот и материал для дока Сэмюэля. Пусть-ка он со своей «группой» из двух балбесов-лаборантов Тима и Ника, ломает голову над местным «биотопом»!

А ему пора поработать.

Михаил честно попробовал и правда – поработать.

То есть – снова изо всех сил принялся вспоминать все известные ему способы атаки, применявшиеся сустарами как против него лично, так и против других: и на планетах, и в открытом космосе.

Ох, и немало такого нашлось в «багажнике» мозга – памяти…

Ну и …рен.

Десять минут он шёл между чёрных стволов, стараясь сосредоточиться на страхах

и чувстве опасности, и – ноль эффекта.

Пришлось бросить это дело как малоперспективное.

Он остановился у особенно толстого ствола. Постучал по нему рукой в перчатке. Повздыхал, прислонился.

Нет, так он далеко не продвинется. Нужно применить что-то такое, о чём ни он, ни учёные умники до сих пор не то, что не предполагали – а даже и не думали.

Вот только что же это может быть? Особенно – такое, о чём не думали лучшие аналитики и стратеги? (Ха-ха. Самонадеянно, да?)

Ладно. Начнём рассуждать логически. Про материальные источники опасности, вроде излучателей и гравиловушек все они знают. Про бациллы, вирусы, и всю эту сверхнавороченную микробную хрень, и боевые отравляющие газы – тоже. Магнитные и нейтронные пушки – пройденный этап. Что там ещё остаётся?

Остаётся, как ни крути, то, что он чует только на уровне инстинкта: ментальное, или ещё какое-то, до сих пор не известное, воздействие.

Придётся, как ни глупо это звучит, попытаться мысленно – самому позвать. Нарваться, стало быть, на приключения на то место, что пониже спины…

Он принялся «кричать», звать, но – внутрь своего мозга, ощущая себя законченным идиотом. Зато отлично понимая, что против сустаров «рациональными» методами и способами воевать бессмысленно: всё уже перепробовано!

– «Придите ко мне, мои враги! Ну, или хотя бы – отзовитесь! Эй, сустары! Я здесь! И я знаю, что и вы здесь».

Ничего умней он пока не надумал.

Но ответ пришёл.

Прямо перед ним вдруг заколебался, заходил, как от тепловой инверсии, воздух. «Нечто» словно бы притекло со всех сторон, и сейчас сконцентрировалось перед ним, паря на высоте шага над землёй. Объём оно занимало, пожалуй, с его тело. Только вот так и осталось невидимым: он различал его лишь по чуть движущемуся, словно медленно бурлящему, воздуху перед собой – так бывает в солнечный полдень над асфальтовой дорогой.

Но в том, что это – именно то, что он вызывал и ожидал, сомневаться не приходилось. Михаил выдохнул в микрофон полушёпотом:

– Вы это видите?!

Ответ пришёл через несколько коротких, но показавшимся Михаилу вечностью, секунд:

– Мы ничего необычного или угрожающего не видим. Не слышим. И сканнеры стоят на нулях. А в чём, собственно, дело?

– Уже ни в чём. – Михаил сглотнул липкий комок, и позволил напрягшимся в ожидании команды к действиям, мышцам, чуть расслабиться, – Я только хотел убедиться. Что мы ничего не засекаем. А вот сейчас я минут пять мысленно орал себе же в мозг: «Придите ко мне, мои враги!». И они пришли. Один из них, или его фантом, висит сейчас прямо передо мной.

– Да-а?! И… Как он выглядит?! Что делает? Почему мы не…

– Помолчите! – Михаила слегка раздражала агрессивная манера дока Валентайна всё стараться выведать сразу, – Будете шуметь – можете спугнуть! (Сам он так вовсе не думал, но заткнуть фонтан любопытства как-то ведь нужно!)

Протянув руку, он убедился, что так и висящая в шаге от него странная субстанция абсолютно нематериальна. И «убегать» никуда не собирается. Он сказал:

– Выглядит эта штука примерно как силуэт человека. Обозначенный схематично, движением слоёв как бы нагретого воздуха. Вот сейчас я провёл рукой прямо сквозь него. И – ничего. Воздух и воздух. Опасности непосредственно для своей жизни я пока не… Ощущаю. Попробую войти в него. И попытаюсь поговорить. Мысленно.

– Погоди! Тут лейтенант. Он хочет тебе что-то сказать.

В наушнике прорезался голос лейтенанта:

– Внимание, Левицки! Я не могу, конечно, запретить контакт с… э-э… неизвестной формацией, явно враждебно настроенной, хоть и нематериальной… Но – будьте осторожны. Докладывайте о малейших изменениях самочувствия. Или при попытке воздействия на психику! А в случае, если почувствуете опасность – немедленно уходите!

– Есть, господин лейтенант! – Михаил про себя усмехнулся: он отлично знал, что и лейтенант, и сержант МакКратчен сидят в операторской с самого начала его похода: ну как же! Самый «чувствительный» к менталу «сенсор» – полез явно чего-то выяснять!

Проход сквозь, и затем разворот и повторный проход и остановка «внутри» фантома не дали ничего. Ну вот – абсолютно ничего! И правда: воздух – и воздух.

Михаил мысленно проорал:

– Кто вы? И чего вы от нас хотите?!

Ответа долго не было. А когда он вдруг пришёл, Михаил даже вздрогнул: настолько неприкрытыми были злость и ненависть в буквально сочившимся жёлчью голосе:

– Мы – твоя совесть. Воплощённая в духовной наружной оболочке. И хотим мы лишь одного: чтоб ты и остальные люди убрались с этой планеты!

– Понял вас. Но как это вы – моя совесть? Она же – внутри меня?!

– Ты не понял. Твоя совесть, тот комплекс моральных установок, что заставляет тебя поступать так или иначе, и стыдиться, если ты поступил против своих же моральных принципов, может быть легко вычленен из клеток твоего, достаточно примитивно организованного, мозга. А наши технологии позволяют дать ей новое вместилище.

– И… Для чего это вам понадобилось?

– Ты – тупой? Повторяем: нам нужно, чтоб вы все убрались с этой планеты. Сами. И не лезли на новые. И освободили наши старые. Потому что вам придётся уйти со всех миров, откуда вы силой изгнали нас. Мы «выживем» вас. Методика будет опробована здесь, на тебе и твоих друзьях. Коллегах. Персонале Станции. И мы сможем подобрать оптимальные методы и способы.

– И что это за способы, которые вы «ещё не испробовали», но на которые возлагаете столь большие надежды? – Михаил пытался мыслить чётко и внятно, но сарказма в «мысль» не подпустить не смог.

– Думаем, особого вреда не случится, если мы тебе скажем. От этого эффективность нашего воздействия не снизится: мозг у вас, как мы уже говорили, примитивный.

Мы собираемся запугать вас.

– Ха-ха-ха!.. – Михаил не мог не рассмеяться. Правда, мысленно это оказалось не так удобно. И не давало ощущения превосходства над глупым врагом, – Интересно, чем это можно запугать космодесантника?!

– Кошмарами. – простота и понятность этого ответа сказали Михаилу, что угроза реальна. Кошмары! Это такая штука, что и правда – не больно-то поборешься!… – То, что происходит днём, так сказать, наяву, чётко отделено от того, что вы видите во сне. В состоянии отдыха. Мы и собираемся этим воспользоваться.

Ты удивишься. У каждого человека есть свои слабости. Подсознательные страхи. Загнанные в тёмные отдалённые уголки сознания, грешки. Фобии. Мании. Твои страхи, и подлинные страхи и слабости тех, кто остался «осваивать планету», мы уже знаем. Поэтому – ждите. Вы ведь не можете не спать.

Мы и придём к вам во сне.

Только будет он для вас хуже и реальней любой яви!

Михаил почуял, как по лопаткам начинают стекать холодные струйки пота: да, угроза сильна. И, зная сустаров, наверняка реальна. С такой нельзя не считаться!

Он же лишь недавно пересматривал старый ужастик «Кошмар на улице Вязов»! Может, именно оттуда проклятые твари и позаимствовали эту жутковатую Идею?!

Ведь во сне – любой человек беззащитен. И если опасность придёт вот так – нематериально, и её не смогут остановить никакие защитные стены и экраны от излучений – это очень плохо! Кошмары… наяву? Впрочем…

– Откуда вы знаете, что меня это испугает? – он старался снова «говорить» пренебрежительным «тоном», – Вы же – не люди?

– Верно. Однако за эти семьдесят три года, пока вы тесните нас, мы изучили вашу физиологию и психологию. Физически вы, конечно, развиты неплохо… А духовно – нет.

– А… Почему же тогда вы не применяли таких, «духовных», методов, раньше?!

– Мы руководствовались своим моральным Кодексом. Он гласит, что ментальное и прочее духовное воздействие на особей даже другого вида, и даже агрессивных в отношении нас, – аморально. И… нечистоплотно. (Михаил уловил крошечную заминку. Видать, собеседник подбирал слово, наиболее подходящее по значению. Понятное человеку. Хм-м… А интересно – что за мораль и нормы поведения у тех, кто им противостоит?)

– Почему же вы передумали сейчас?

– У нас сменилось Правительство. И новое, радикалы, выражаясь вашими терминами, постановили начать применять против вас запрещённые до сих пор приёмы. Вы же почти с самого начала стали применять против нас отравляющие вещества, нейтронные пушки, водородные бомбы, гравиловушки и вакуумные мины? А ведь у вас они тоже – считаются «негуманным» оружием. И запрещены против людей.

– Ну… Да. Однако вы же – не люди. – Михаил сам понимал слабость аргумента. Всё же – пусть и не люди, но – мыслящие существа. Живые. Чувствующие боль. И смертные. – И мы вынуждены были применить всё это. Нам нужно… Пространство.

– То есть – вы не желаете принудительно ограничить свою рождаемость. И собираетесь и дальше плодиться, как ваши кролики, и наводнять космос своими отпрысками…

Если бы ты знал историю вашей же планеты получше, ты бы понял, что точно такой же «аргумент» о «жизненном пространстве» приводил и один из ваших гнуснейших диктаторов – Гитлер. И потом его доктрину осудили как расистскую, антигуманную, и неконструктивную. Не может один народ, или вид, расширять границы своего обитания так, как это делали нацисты, и как сейчас делаете вы – в ущерб интересам других разумных существ, уже занявших это «пространство». Это против принципов общегалактического Кодекса.

– А что – есть и такой?! – Михаил содрогнулся, опасаясь, что вдруг у сустаров есть и союзники, которые по каким-то причинам пока не спешили прийти к тем на помощь.

– Есть. Но в данном случае мы не хотим вызывать подмогу, о которой ты подумал. Ведь за услуги нужно будет расплачиваться.

Михаила сильно заинтересовало:

– Да-а?! И – чем же? И – как расплачиваться?!

– Тебя это не касается. Но знай: если (Мы такой возможности не допускаем, но – вдруг!) вы найдёте метод борьбы с нашим нынешним способом, и продолжите вашу бессистемную неконтролируемую экспансию, вас осадят уже чисто военными методами. Так, что вы и с материнской планеты не сможете никуда в космос сунуться.

Ух ты!..

Вот это новость! Или… Враг попросту блефует, пытаясь взять его «на пушку?!»

– Ха-ха-ха… – теперь лающий и ненатуральный смех прозвучал в мозгу Михаила, – «блефовать» и всячески «распушивать хвост» свойственно вам и самцам ваших птиц.

Нам свойственно излагать факты.

Так что до встречи. Сегодня ночью вы убедитесь: правду ли мы говорили или нет.

Михаил почуял, как воздух вокруг него померцал, поплыл, и чувство того, что он «внутри» собеседника исчезло.

Ф-фу, чёрт… Ну и ощущение!

Словами и не передашь!

Подробности разговора для лейтенанта, всех шести сержантов, и видеомагнитофона Михаил тщательно воссоздавал не менее пяти часов.

А ещё бы!.. Такого до сих пор не было! До этого сустары не вступали в такие контакты с «земляшками»! Обсуждали лишь условия временного перемирия после захвата очередной планеты… Да и то – по видеосвязи.

Сержант О,Грейди, командир второго отделения, за всё время рассказа Михаила не проронивший ни слова, и только нервно стискивавший кулаки, сказал: