Разрешенная фантастика – 3

– Есть, сэр. – вахтенный офицер чуть пошевелил пальцами над сенсорами, включив процедуру подготовки к старту. – За какое время прикажете добраться?

– Хм… Вещь, конечно, уникальная. Доставить надо бы побыстрей. Но – у нас и так огромный перерасход горючего. Рассчитайте восьмидневный прыжок. Ждали девятьсот семьдесят лет своего чёртова Контакта – пусть ещё недельку подождут! – капитан хитро подмигнул сам себе.

Помогло!

Когда он, еле двигая непослушной челюстью, произнёс магические слова древней Молитвы, и пообещал щедрые жертвы с каждой добычи – отпустило!

И вот – они снова хозяева своим телам! И нет опасности захлебнуться.

Чё-ё-ё-рт! Ещё как есть!

Уже не таясь, он выкрикнул благим матом слова команды, и бравое воинство в количестве пятнадцати Охотников лихо припустило вверх!

Впрочем – это они только мозгами помнили, что раньше там был верх!..

А сейчас там никакого верха не было, а была только гигантская поверхность пологого спуска.

И вся чёртова масса валом нависающего над ними болота медленно, но неумолимо начала сползать туда – словно в погоне за людьми!

Оглядываясь через плечо, и сопя от усилий, Зор-Зор уже понял, что они вовремя драпанули, и, пожалуй, густая и зловонная тягучая тина их не догонит.

Вот они и пересекли Грань – место, где вздыбленная поверхность земли переходила в теперь ровную и горизонтальную поверхность дна Пещеры.

Но только добежав до дальнего края этого дна, и скребя когтями жёсткую, как камень, поверхность, он позволил своим остановиться. Все загалдели. Он прикрикнул на них, и все заткнулись. Так. Подумаем…

В вечном полумраке кромка ползущего вала тины уже только чуть выступала над землёй. Ясно. Скоро она остановится, истончится, а потом просто высохнет и остановится – болото в этой пещере было небольшим.

Хуже оказалось то, что и руки и ноги как бы налились свинцовой тяжестью…

В угаре бегства он не обратил на это внимания. А вот сейчас стало ясно: давление, которое послали на них Боги, не прекратилось. Оно только уменьшилось – ровно настолько, чтобы можно было почти нормально ходить и охотиться. Прикладывая всё же куда больше усилий. И тихо дышать теперь получалось куда хуже: лёгкие трепетали, и возмущённо дёргались, стараясь втянуть в себя ставший вдруг словно более разреженным, воздух. Вон: Паннут даже сел, несмотря на то, что Зор-Зор никому этого ещё не разрешал.

Ладно, вроде с общим смыслом указаний Богов всё ясно. Они не прощены пока полностью… Но – его Молитвы услышаны.

И им дают как бы испытательный срок: если старые обряды Культа будут восстановлены, Пламя сможет выжить… А тяжесть будет напоминать об их Долге.

Будем надеяться только, что – не всегда. Что отпустит и она. Когда-нибудь.

Значит, нужно продолжать Охоту! Раз им сохранили жизнь, и простили, причём – как бы авансом, нужно оправдывать оказанное доверие. То есть – сдерживать обещания.

И тогда, со временем… Может быть, им и вернут нормальную Жизнь – такую, к которой они привыкли.

Поэтому сообщив остальным своё решение, Зор-Зор вернул всех к проходу, проследил, чтоб все снова заделали бреши в защите и маскировке, укрылись, выбрал кучу мусора побольше, и снова занял позицию за ней. На недовольных прикрикнул, обещав присоединить к добыче в случае чего…

Недовольных сразу не стало: все знали крутой нрав Вождя. Он не щадил ни своих, ни чужих. Поэтому и дисциплина была железной, и добыча – регулярной.

Юный Люмок перебежками отправился к отряду заманщиц – сообщить, чтобы начинали.

Порядок: Люмок быстро вернулся. Из-за кромки соединительной дыры появились перепуганные, помятые, но вполне послушные женщины. Переговариваются как обычно. Нет, ругаются и ворчат куда сильней.

А неплохо – похоже, они куда легче перенесли Гнев Богов… И – не задумывались много. Ну и хорошо: меньше думаешь – лучше рожаешь.

Вот заманщицы протащились в дальний конец соляной пещеры. Вот стали отколупывать глыбы… Шум не может не привлечь Армовиков.

Значит, скоро они появятся.

Он оглядел отряд. Все готовы. Режим предбоевого ожидания.

Никого не видно и не слышно – сказались навыки. Отлично.

Контроль так и не позволил им опуститься на поверхность.

Плевать. На орбите тоже неплохо – тем более что катер может доставить их домой за полчаса. Нимстоул глянул на фотографию жены перед тем, как засунуть в контейнер.

Ничего не скажешь – хороша она у него. Даже в пятьдесят три не утратила определённого очарования и юношеской непосредственности. Или это так – лишь для него, старого романтичного, и до сих пор влюблённого, идиота?..

Жаль, что их старший погиб. А дочь – не в мать, а в него. Может, поэтому и не замужем до сих пор…

Насчёт себя он не обольщался – старый и занудный брюзга. Педантичный и консервативный – что дома, что в работе. И не слишком симпатичный.

Ничего: до пенсии два месяца.

Столько он продержится – именно благодаря занудности и педантичности.

Он услышал, как в соседней каюте что-то ударилось в переборку.

Понятно. Это сапог. Пауэлл наверняка позвонил – и успел опять переругаться с Эллен.

Вот уж семейка: когда вместе, не знают, как бы сказать друг другу гадость, а когда в разлуке – «дождаться встречи с милым (милой!) не могут!» Бедные их двойняшки…

Такой пример родительского «взаимопонимания и гармонии» не больно-то способствует стремлению создать семью. Или, создав – сохранять…

Нимстоул оглядел каюту, стоя в дверях.

Нет, это – не Дом. Это – временное пристанище. Походное жильё. Казённое помещение. Он не стремился, как некоторые, поразвесить по стенам плёночных стереокартин, или расставить на столе дорогие сердцу сувениры… Он – педант, привыкший жить аскетом. И – без излишних «сантиментов».

Каюта как каюта. Всё как обычно: какой принял, вселяясь, такой и оставляет каждый раз… По-крайней мене, нет возможностей что-то ценное или памятное здесь забыть.

До встречи, «Сардар».

Тонк, да и все остальные, явно пребывали в шоке.

Логово изменилось неузнаваемо! И эта страшная тяжесть – она не отпускала их до сих пор. Ходить по Горизонталям стало жутко трудно. Зато теперь дальний угол Логова, который раньше нависал неумолимой гладкостью, стал ровным и доступным. Но какой смысл ходить по нему?!

И – главное! – как они теперь будут собирать или пить драгоценную воду, что конденсировалась каждое утро на стенке, стекая вниз жизненосными струйками?

Ведь вся земля осталась там, на своём месте. И теперь торчала наверху, уже в свою очередь нависая жутким холмом, который может в любой момент…

Об этом лучше не думать.

Когда Зор-Зор вернулся с охотниками, и принёс троих мужчин и подростка Армовиков, все, кто оставался в Логове, бурно радовались.

До тех пор, пока не узнали, как именно Вождь истолковал Катастрофу. И что одну десятую часть мяса, и всю кровь придётся теперь отдавать Катотану и Больцану…

Конечно, все испытали и некоторое облегчение – объяснение казалось логичным, а теперь и единственно возможным… Но уж очень непривычным казалось новое положение земли, пола, и Неба… Да, стало видно и Небо. Оно своей чуть более светлой поверхностью нависало ровно – а вовсе не было наклонено, как раньше.

Женщины Пламени ворчали и обсуждали случившееся: скорее бы умилостивить Древних Богов! И чтобы всё вернулось на место в их маленьком, но таком привычном и знакомом Мирке Логова!..

Но Вождь уже объяснил, что для этого надо делать. И если сказал, что сразу после обещания новых жертв кара была смягчена, значит, так и есть. У Вождя – свои расчёты и мысли.

Он-то уж обязан быть умнее всех, и делать всё так, чтобы Племя выжило!

Так что через час все собрались на Делёж.

Зор-Зор лично отделил от каждого тела по ляжке. После чего заставил Тарпона, как старейшего в племени, вспомнить и пропеть почти забытые всеми остальными, Гимны.

Выглядело это, даже по мнению женщин, глупо и жалко.

Однако старик дребезжащим козлетоном пел, не осмеливаясь перечить (Ха-Ха! А попробовал бы! Съели бы – не задумываясь!) Вождю:

– О, могучие и милосердные Храни-и-и-тели!.. Катота-а-а-н и Больца-а-а-н! Э-э… Да будет ваша милость с нашим Пле-е-е-менем! Сохраните своих послушных детей от враго-о-о-в, и… э-э… болезней! Пусть ни сухотка ни краснуха не поражают ваших ве-е-е-рных рабо-о-о-в! Пусть всегда плодовитыми будут наши же-е-е-нщины!.. Э-э… – на этот раз пауза что-то слишком затянулась, и только открывшийся рот Вождя с отличным набором острейших зубов заставил козлетон снова зазвучать, – Ах, да: прими-и-и-те эту жертву с бесконечной Вашей ми-и-и-лостью, и призрите на ваш Наро-о-о-д!.. А мы всегда будем послушны Вашей во-о-оле, и клянёмся всегда умилостивляя-я-я-ть вас нашими недосто-о-ойными…

Этот кошмар продолжался минут десять, после чего Зор-Зор лично побросал все отделённые ляжки врагов в отверстие «ванталации», как исстари называлось место Жертвоприношения, и проследил, чтобы кровь из разложенных крестом четырёх тел хотя бы частично стекла туда же. Растерянные няки ползали по краям отверстия, затем всё же некоторые решились: улетели вниз, за мясом, с которым эти непредсказуемые (То гонят – то наоборот: чуть ни силой заставляют есть!) люди поступили – ну очень странно…

Затем, наконец, было разделено то, что осталось от тел, и люди приступили к еде.

Уносить выделенную часть добычи к себе считалось кощунством – все должны были видеть, как все члены Племени насыщаются. Когда случалось, что кто-то (обычно это бывал кто-нибудь из молодёжи, с ещё нерастянутыми желудками) не мог управиться со своей долей сразу, Вождь разрешал доесть то, что осталось, старикам и непродуктивным старухам.

Благодаря такой «гуманной» политике Тарпон и прожил столь долго. И в этом был смысл.

Ведь это именно он, потихоньку, так, чтобы никто не видел и не слышал, рассказал Зор-Зору о новой тактике Охоты, которая сейчас приносила отличные результаты. Так что старик поработал в первую очередь, конечно, на себя. И сейчас он не без оснований ждал, что его авторитет, как единственного Хранителя всех текстов Гимнов, вырастет, и нужда в нём возрастёт.

Ведь он – единственный, кто сейчас является как бы посредником между Великими Богами-Хранителями, и… людишками! – исподтишка оглядывая довольных наевшихся охотников, и больше обычного (Ещё бы!) болтающих женщин, Тарпон посмеивался в ладонь. Он теперь – Великий Шаман!

Хм-м… Он может поиметь на этом выгоду.

Что ни говори, а с возрастом мозги начинают работать куда лучше.

Жить-то хочется!..

Крамер сердито фыркнул.

На действия шестерых армейских ефрейторов и сержанта – техников-лаборантов – это не произвело ни малейшего впечатления.

Неторопливо и обстоятельно они закрепили последние болты. И загерметизировали швы уже снаружи, быстрозастывающей пеной из неуклюжих на вид огромных спринцовок.

Теперь десятиметровый бронированный купол надёжно изолирован от пространства сухого дока «Сардара».

– Всё готово, сэр. – доложил сержант. Вот только что честь не отдал. Ох уж эти военные – всё-то у них по Уставу, методично и правильно… Крамер вздохнул, глядя на то, как техники оперативно собирают своё хозяйство.

Кого он хочет обмануть – он вполне доволен работой технического персонала.

В таком деле без подстраховки и даже десятикратной перестраховки – невозможно! Так что он первый должен заботиться о безопасности и людей, и корабля, да и всей планеты. (Не говоря уже о «Человечестве в целом»! Уж слишком хорошо шикарно отснятые, но тупые фильмы вбили им всем в сознание стереотипы о «злобных пришельцах»!)

– Хорошо. Спасибо. Вы пока свободны… Майк, начинайте сверление! – да, чёрт его побери, он и сам чувствовал, что голос предательски дрожит. Но что сделаешь?

Он вошёл в шлюз. Отлично – всё работает как надо. Полминуты, и он внутри.

Майкл Мелдрум и Бенни Гильденштерн уже включили буровую установку. Теперь они с неподдельным интересом следили, как сверло из модифицированного карбида вольфрама легко снимает стружку с цементированного кремнием внешнего покрытия Чужого корабля.

Хорошо. Вот и пробурено полдюйма. Так, пора сделать перерыв – и охладить отверстие азотом. Корпус нельзя перегревать слишком сильно, что бы там ни говорили материаловеды.

Облизнув почему-то пересохшие губы, он прикинул, верно ли выбрано место.

С одной стороны – тут могут располагаться двигательные установки… Но с другой, вероятней всё же, что это шлюзовая камера. Таких круглых «крышек» на верхней части «тарелки» они нашли четыре. И ещё четыре – на нижней. И каждая заметна только в отражённом свете – настолько хорошо пригнаны эти крышки, что и волос, кажется, не вставишь…

Майк и Бенни оттащили тележку с газовыми баллонами – датчик показал, что температура крышки вернулась к норме. Затем продолжили сверление. Чуть заметная вибрация достигала ног Крамера через подошвы скафандра – ещё бы! Звуки в вакууме, который установили в куполе, не передаются.

Пока сверло вгрызалось в металл, Крамер только вздыхал, да переминался с ноги на ногу. Майк и Бенни, косясь на начальство, предпочитали помалкивать.

– Внимание, группа Крамера! Почему замолчали? Как у вас дела? – тон координатора Проекта, генерал-полковника Саммерса, был спокоен, и, как всегда, деловит.

Понимая, что и правда, их молчание подзатянулось, Крамер «доложил»:

– Докладывать пока не о чем, сэр. Всё ещё не просверлили внешний слой. Глубина отверстия уже два дюйма. Согласно инструкциям, всё ещё охлаждаем через каждые полдюйма.

– Вас понял. Продолжайте.

Бригада Крамера «продолжила». Однако почти сразу сверление пришлось закончить: обороты резко подскочили, и Майк поторопился вынуть из отверстия дюймового дивметра сверло.

– Сэр! Похоже, мы преодолели первый слой! Внутри – темно… Вводим камеру!

Миниатюрная камера на гибком шланге с мощным прожектором пролезла в дыру легко.

– Ого! Похоже, мы попали во что-то вроде самогерметизирующейся прокладки! Эта штука уже почти затянула наше отверстие, и сейчас выталкивает оттуда и камеру! Вот, – вам видно?.. – действительно, чёрный пенистый материал вроде резины, или пластмассы, заполнил пробурённое отверстие, и, вспухнув бугорком, почти мгновенно застыл в монолитную, похожую на пемзу, пробку.

– Полковник! – Крамер всегда чихать хотел на весь этот официоз, и теперь, когда работа пошла, обращался к координатору, опуская, как всегда, именно первую часть его чина (Генерал вначале, конечно, дулся. Потом – плюнул.), – У нас есть первые образцы. Можем передать на анализ стружку от верхнего слоя, и кусочки той пенистой дряни, что находилась за ним, и сейчас заткнула нашу дырку. Но – вам же и так всё видно?

Действительно, Саммерсу всё было прекрасно видно – камеры снимали всё с двенадцати точек, и во всех возможных диапазонах, с увеличением и без…

– Присылайте. – Координатор сопел в микрофон весьма сердито, но тон его не изменился.

Майк занёс контейнер с обозначенными «образцами № 1 и 2» в шлюзовую, и вышел.

Все известные земной науке бактерицидные и обезвреживающие реагенты в аэрозольном, жидком, и прочих вариантах, не говоря уже о стерилизующих излучениях, сейчас же были обрушены на вожделенные кусочки «чужого».

Пока длилась эта процедура, Крамер вяло переругивался с генералом: он считал, что можно бурить прямо по старым следам – пенистый материал уже затвердел, и создал вокруг их дыры жёсткую пробку. Так что больше ничего им пока не угрожает.

Как раз к моменту окончания процедуры обеззараживания был достигнут компромисс: Крамеру разрешили бурить, но – при условии мгновенного прекращения, «если что-то пойдёт не так!» На что он, вполне в соответствии с традициями, только пофыркал.

На преодоление чёрной пенистой пробки и слоя чего-то вроде алюминия толщиной в полдюйма, что оказался в полуфуте под ней, ушло всего пять минут.

После чего чёртов пенистый материал полез снова.

Ещё пятнадцать минут ушло на переругивание, предположения, и ожидание, пока и эта пробка застынет. И ещё пять – снова на бурение.

Ещё полфута после алюминия занимала прочнейшая пластмасса. Крупицы её, вынесенные сверлом на поверхность, вместе с алюминиевой стружкой, составили, соответственно, Образцы 3 и 4. На отбор и передачу их снова ушло время.

После пластмассы снова пошёл цементированный металл, но куда тоньше – всего несколько миллиметров. Так что ещё минут через пять после очередной остановки на охлаждение, сверло снова завращалось легко, а по краям его зашипел, конденсируясь в тугие струи и туман, воздух изнутри.

– Внимание! Группа Крамера! – Саммерс отреагировал традиционно – то есть, так, как считал наиболее безопасным для людей, – Отойдите все подальше!..

– Ура, – вяло констатировал Крамер, не спеша, впрочем, сдвинуться и на дюйм, – Наши выкладки оказались верны. Внутри, действительно, сохранился их воздух… Правда, не знаю, насколько он соответствует тому, чем был первоначально!

– Вы это о чём, профессор? – поскольку Крамер звал его полковником, то и генерал-полковник считал своим долгом отвечать взаимностью, не упоминая всех заумных титулов и званий маститого Лауреата Нобелевских… и т.д. – Почему бы это он стал отличен от… э-э… исходного?

– Ну, это просто. Возможно, этой махине миллион лет. Ну ладно – десять тысяч. Вот представьте: вы берёте большую прозрачную банку. Помещаете туда комок земли, червей, семена, мышей, мушек дрозофиллов (Это вообще любимые существа всех учёных!), наливаете немного воды, – и ставите у яркой лампы.

Пока лампа горит – всё хорошо. Растения растут, дают кислород, мышки кушают семена, и… э-э… какают, удобряя… Хм. А теперь – выключите свет. Всё погибнет, загниёт, и разложится: бактериям и грибам, обитающим в почве, кислород не так нужен, и они полностью изменят всё, что мы заложили в банку изначально.

– Большое спасибо за лекцию по популярной экологии… – яда в тоне «полковника» не заметили бы только мушки-дрозофилы. Ну, или «бактерии с грибами»… – Я впечатлён. А теперь – конкретно. Что там у вас за состав?

– Хм… – профессор просмотрел данные анализатора, засунутого им прямо в поток воздуха, всё ещё бьющего струёй из глубин Корабля. – Не так плохо, как ожидалось.

– В-смысле – не так плохо?

– Ну… Мы рассчитали, что це-о-два будет куда выше… Вероятно, внутри всё ещё работают какие-то лампы… или поглотители: кислород есть. И углекислый газ ещё на таком уровне, что хоть кто-то смог бы выжить! Его всего ноль один процент. Це-о-два, то есть. Кислорода – семнадцать. Азот – семьдесят три. Аргон – доли процента, довольно много метана, следы аммиака…

А знаете, Координатор – мы сможем там дышать, при крайней необходимости! – бровь профессора приподнялась. – То есть, если не найдём никого смертельного или вредоносного, атмосфера вполне… пригодная!

Теперь фыркнул уже Саммерс:

– Великолепно! – впрочем, тон его нисколько не подтверждал смысла этого слова, – Что там, кстати, с этими самыми… Бациллами и ядами?

– Сейчас, – Крамер сделал жест, и лаборанты, уже убравшие бур и задвинувшие его в «угол», если так можно сказать о круглом пространстве, подкатили другую неуклюжую конструкцию на колёсах к скважине. – Вводите.

Приёмник ввели в скважину и опустили на три фута – глубже Крамер побоялся.

На экранах перед авангардом науки и Координатором высветились цифры, и изображения – это автоматически отсканировалось пространство вокруг головки объёмом в один кубический фут…

Ого! Плохо. Пусть состав атмосферы и не представлял опасности, зато вот местные микроорганизмы, снимки спор которых сделал окуляр электронного микроскопа через световод, здорово пугали. Уж больно жутко выглядели их шипы, псевдоподии и всё остальное. Всё казалось… Чужим!

Нет, входить к таким тварям, пусть и – микро, даже в скафандрах, как-то не хочется…

– Так… Ладно, профессор. Что делать, вам известно.

– Точно. – профессор снова сделал знак, и скомандовал, – Вперёд, ребята! Автоклав!

Не прошло и десяти минут, а они уже знали главное – все микробы и бактерии из Чужого корабля прекрасно убиваются земными антибактериальными средствами! Ура.

Значит, можно сверлить дырку побольше, и лезть внутрь!

Мысль о том, что они сами – буквально ломятся в Ящик Пандоры, всё ещё грызла Крамера…

Тонку не давала покоя пугающая мысль. И ещё – какое-то странное чувство.

Словно их стабильному веками и поколениями обществу грозит смертельная опасность! Причём – всем им! Включая и Армовиков, и даже сримам, с леггами и жюсами…

В чём именно опасность – он пока не знал. Но она – есть!

И скоро все они погибнут!

На чём было основано это смутное ощущение, эта заноза, сидящая где-то глубоко в подсознании, он не понимал. Да и вряд ли это можно было понять Разумом.

Но точно знал одно – своим инстинктам надо доверять!

А вот спорить по этому поводу с Вождём – искать неприятностей на свою шкуру уже вполне известных и конкретных!..

Поэтому ночью он пробрался в отсек со стариками, и растолкал Тарпона.

Показав тому отличный кусок мяса, и сделав жест, призывающий к молчанию, Тонк вывел новоявленного «Жреца» в пещеру, и они спустились по новому склону на гладкий пол – туда, где их разговор уж точно никто не услышал бы.

Жадное и неаппетитно выглядевшее поглощение пищи стариком много времени не заняло. Облизав пальцы, и поковыряв когтем в зубах, Тарпон грозно рыгнул. После чего соизволил разрешить:

– Ну, спрашивай – чего там у тебя?..

– Тарпон, – Тонк не стал ходить вокруг да около, а сразу задал вопрос в лоб, – Мы умрём?

Тарпон поднял на него взгляд.

И там вовсе не оказалось привычного старческого маразма, злобы на всех, или равнодушия, как бывало у пожилых женщин племени. Зато там светился ясный ум и трезвый расчёт. Ответ же прозвучал категорично:

– Да!

– Да нет, ты, наверное, не понял – я имел в виду не то, что рано или поздно все мы отправимся в Рапирлу – кого убьют, кто помрёт от старости, или…

– Всё я понял. Нет, мы умрём не от этого. Я, наверное, единственный у нас в Племени, кто точно знает, что мы умрём. И очень скоро… И – не от старости, или в драке.

Теперь уже Тонку пришлось опустить глаза. Но удержаться он не мог:

– Скажи тогда – почему ты?..

– Отчего же не сказать… Я уверен – даже если я скажу то, что помню и знаю, Зор-Зору, или другим – они не поймут. Или – не поверят. А вот ты, – он ещё раз оглядел Тонка с головы до пят, – поверишь, и, возможно, даже попытаешься спастись. Сам, или с… – он хитро подмигнул, – подругой!

Тонк покраснел, но Тарпона не перебил.

– Ну так вот. Я просто перескажу тебе своими словами кусок из древнего наследия. Точный текст я не помню, а общий смысл – отлично. Его передал мне мой отец. А ему – его отец… И так далее – до тысяча триста восемьдесят четвёртого пра-отца. Видишь – я ещё не сбился со счёта. А уж теперь считать – твоя очередь. Если придётся!

Тонк молчал, только ощущая, как где-то глубоко внутри трепещет сердце – трепещет в ожидании проблем и опасностей.

Тарпон оглядел жилую пещеру, покачав головой: нависающее над ними Небо пугало необычной горизонтальностью. И не было больше столь привычного с детства наклона.

Это казалось странным, и раздражало. Но – уже не так, как сразу после Катастрофы. А тусклый свет, идущий сверху, вроде бы даже стал чуть ярче.

– Пра-пра-дед завещал передавать вот что: «Раньше мы жили при ярком свете. Раньше земля была землёй, а Небо – Небом. И можно было везде ходить, не цепляясь когтями.

И хозяевами нашего Мира были большие и сильные Боги… (Ну, ты с детства знаешь их имена: Катотан и Больцан!) Ну так вот. Они все ходили на двух ногах, а не на четырёх, как мы, и роста в них было больше тридцати шагов. Нет, не перебивай! Спрашивать будешь потом – а то я собьюсь.

Словом, эти Боги, как передал дед, разругались, и передрались между собой. А с каждым был свой отряд, своё Племя – ну, как у нас с Армовиками… И они воевали. И что-то очень важное они нарушили в Глубинной Сущности нашего Мира. И Небо упало на наш Мир! Это была Первая Катастрофа.

Мы еле выжили: там был Удар, а Небо навалилось на наш Мир всей своей тяжестью, так, как никогда прежде! Наверное, это было наказание. Но не для нас, а для самих Богов! Во всяком случае, именно после этого Богов не стало. Свет померк, и навсегда воцарился полумрак – вот как сейчас. И ещё – освободились и разлились все Воды! И вот поэтому весь Нижний Уровень нашего Мира затоплен – ну, ты сам глядел с края земли.

Точно. Тонк помнил это жуткое ощущение, когда видишь далеко-далеко внизу, в сотнях шагов, медленно перекатывающиеся бархатисто-чёрные волны подземного Океана… Поэтому больше он в Пещеру Океана не ходил. Да и никто больше одного раза не ходил – слишком… Страшно!

– Вот тогда пра-пра-дед и велел запомнить и передавать всем мужчинам Рода его слова: «Когда Катастрофа повторится – наступит Судный день для всех людей! И будут Катотан и Больцан решать, кто достоин попасть на Небо, а кто за свои дела должен отправиться в Океан. И все люди умрут».