Разрешенная фантастика – 1

– Да, очень даже похоже. Диаметр дырки как раз три дюйма, и стены очень ровные – говорю же, пробурено! Я-то разбираюсь – два года бурил!

– Да, помню я… Смотрел твою «боевую трудовую»… Ладно. Ты когда ты там будешь в следующий раз?

– Во вторник. В-смысле, через три дня.

– Ну вот и посмотри ещё раз. А вдруг дырка-то и… затянется? Как-нибудь сама…

Петрович понял, что диспетчеру разные ЧП нужны почти как рыбке самовар, (ну, или он считает, что у деда ролики заклинивают) и, попрощавшись нарочито вежливо, вышел.

Своему сменщику, Михалычу, он про дырку решил не говорить: тот старик ушлый, да ещё с высшим образованием. Сам всё отыщет. И, может, чего поймёт.

Вот тогда и расскажет…

Амвросий Симеонович Шейнин (а по Матери – Бурштейн), коего друзья и коллеги между собой запросто называли «наш Амбар», кончиками холёных пальчиков брезгливо прикоснулся к поручням – состав сильно качнуло.

И как это его угораздило забыть перчатки – знал же, что машина в ремонте, и вечером придётся ехать общественным транспортом… Вот теперь нужно терпеть антисанитарию и запах. (Он снова невольно сморщил нос.)

Вагон подземки, как он именовал метро Столицы, был наполовину пуст. Можно было бы и сесть. Но – это значило бы испачкать брюки о сиденье. И, конечно, опять подвергнуть риску безобразного пузырения ткань на коленках.

Придётся стоять.

И терпеть. Терпеть взгляды, бросаемые на него этими…

Была бы книга – можно было бы сделать вид, что читаешь. Но в тонком дипломате не было книги. А было… Не важно, что там было. Амвросий Симеонович возил дипломат только для солидности. Ну правильно – не с папочкой же под мышкой бегать! Он уж давно не восторженно-озабоченный порученными Важными Делами мальчик. Он теперь и сам полномочен посылать «мальчиков».

Уставившись невидящим взглядом в проносящиеся за окном кабели электропроводки, развешанные на крюках по стенам, он почувствовал, как снова навалилось: печаль по временам, когда жизнь казалась ему, наивно-целеустремлённому мальчишке… Эх, он бы побегал и с папочкой – только бы вернуть те беззаботно-наивные годы! Нет, осталось только вздыхать.

Чёрт! Что это?! Показалось, что ли?! Один из кабелей вдруг изогнулся, да так, что чуть ли не треснулся безглазой головой в стекло окна!

Боже, какие… Зубы! Или это – не зубы?!

Но в сверкающих бугорках, усеивающих безобразно огромный рот, ему почему-то на миг почудился блеск алмазов, или ещё каких драгоценностей! Вот так переливы!

Но что же это?!

И почему никто кроме него не замечает? И не реагирует… Хоть как-то! Или он единственный, кто тут сдуру смотрит в окно?!

Да, похоже, так. Вот незадача! Молодёжь или тычет пальцами в айподы-планшеты (играется!), или слушает музыку из наушников, блаженно закрыв глаза… Более пожилые читают. Или делают вид. Или смотрят отрешённо в пол. Хм…

Или всё же – спросить?.. Ну, хоть у этой милой старушки, что не по возрасту живым взглядом смотрит на мини-юбку девицы перед собой, и кривит пренебрежительно (А вероятней – просто завистливо!) рот…

Нет, не будет он никого спрашивать. Он солидный пожилой Чиновник, волей случая оказавшийся в кои-то веки в метро.

Он и здесь ни с кем не заговорит, и на работе даже не заикнётся…

«Ноблесс облидж!» – положение обязывает! Ему не престало рассказывать сказки! Или распространять сплетни-ужастики о Столичном транспорте!

Но вот ездить в чёртовом метро…

Сопя, он начал продвигаться к дверям.

Звонок раздался на следующее утро только в восемь утра.

Голос Михалыча так и пузырился оптимизмом:

– Петрович? Ну ты как там? Отдохнул?

– Отдохнёшь тут с вами, чертями… Говори, чего там опять стряслось?

– У-у-у! Тебе понравится! Это же ты вчера первым дырку нашёл на «Юго-западной»? Которая в бетоне?

– Ну… Я. А что?

– А то! Старый ты хрыч – купил «Москвич»! Тут теперь из-за этих дырок целая петрушка!

Сегодня в ночь на «Павелецкой» нашли сразу восемь штук, на «Люберецкой» – три, и на нашей, «Юго-западной» – ещё три! И одна – на «Бауманской»!

– Чёрт! О…неть! И что говорит любимое Начальство?

– Ну – что говорит… Мат пропустить?

– Это можно.

– Тогда – практически ничего. Завтра собирается направить ко всем обнаруженным дыркам четыре бригады с дрезинами – залить всё цементом на … !

– Надо же… Как это наших с-сподобило? Обычно их за неделю не раскачаешь.

– Вот-вот, и я о том же. Но! Вчера, оказывается, машинисты, а потом и пассажиры на «Павелецкой» жаловались на жуткий – ты слышишь, коллега? – жуткий запах! Двоих женщин стошнило… Одна, правда, была в положении… Но это ещё не всё – сядь, если стоишь.

Машинист Сидорчук – ну, он из новеньких, ты его не знаешь, он в первой смене работает – кое-что видел!

– И что же он… Видел? – Петрович сглотнул. Чего-то такого, честно говоря, он и ждал.

Необычного. Не такого, как всегда. Недоброго. Вплоть до пришельцев из Космоса. Где-то грызло предчувствие… Чего-то ну очень нехорошего.

– Говорит – монстра. Живого. Настоящего. Будто бы в дальнем свете высунулось что-то прямое и длинное прямо из стены, а когда он подъехал ближе – улезло обратно. Но – не до конца! Вот тогда он и разглядел всё: и зубы, и пасть с клыками, и лапки… Говорит лапок – чуть не тыща, и всё – крошечные, чёрные. Да и тварь сама – чёрная!

– А что там показал тест на алкоголь вашего Сидорчука? – проворчал Петрович, пытаясь хоть как-то зацепиться за что-то привычное в этом Мире, который вдруг стремительно стал куда-то уходить из-под ног.

А ещё бы ему не уходить! Если такие монстры полезут со всех стен – это что ж начнётся?! Не в тех он годах – с пулемётом по тоннелям таскаться. А тем более – бегать! От всяких…

– Тест?.. А ничего тест не показал. В порядке «наш» Сидорчук. Только он, как смена закончилась, заявление подал. На увольнение. И в категорической форме отказался отработать положенные две недели – сказал, можем хоть в суд на него подавать, хоть деньги не выдать… Он больше за реостат не сядет! Сказал, что у него эта… Ксенофобия.

Петрович скривился, как от зубной боли. Ладно, и так понятно – какая бы ни была, а фобия – это когда чего-то боятся!

– И… зачем ты мне звонишь? Хочешь поприкалываться? Или – попугать?

– Балда ты старая. Предупредить тебя хочу. Чтобы без монтировки… Или, на худой конец – разводного номер три ты в тоннели послезавтра не совался!

Однако ни послезавтра, ни ещё через пять дней, в уже следующее дежурство, Петровичу в тоннели «сунуться» не удалось. Да и никому из обходчиков не удалось.

Потому что на следующий день после звонка друга дело перешло под юрисдикцию военных. И АНБ.

Петрович об этом узнал из сводок новостей.

Дикторша с сугубо нейтральным выражением, словно понимая, что нечему радоваться, когда сотням тысяч людей придётся столкнуться с огромными транспортными проблемами, читала кем-то написанный безликий текст: «… в связи с утечкой промышленных токсичных газов из подземных коммуникаций, на линиях метро «Павелецкая», »Юго-западная», «Люберецкая», – далее перечислялись почти все ветки, расположенных, как помнил Петрович, в южном и юго-западном секторе столицы, – «возникла чрезвычайная ситуация. Из-за высокой угрозы здоровью населения движение поездов по этим линиям временно приостановлено, до полного выяснения масштабов техногенной катастрофы, и их ликвидации. О возобновлении работы метрополитена на этих линиях будет сообщено дополнительно. Прослушайте информацию о дополнительных маршрутах наземного транспорта, запускаемых для предотвращения…»

Дальше он понял, что дело дрянь. Хотя сам тон сообщения был вполне бодрым и деловым, и как бы намекалось, что всё скоро вернётся в привычное русло…

Не так всё просто – он чуял.

Зная капризный нрав «лихого коня» (любимого «Запорожца»), он выехал пораньше.

До работы добрался к двенадцати. Но даже попасть внутрь не смог. Входы на станцию и периметр были оцеплены колючей проволокой, и дороги кое-где даже перегорожены бетонными надолбами.

На всех пропускных пунктах стояли бравые хлопцы в защитно-камуфляжном. Выражение лиц – сосредоточенно-хмурое. И настоящие боевые автоматы в руках.

«Хлопцев» его пропуск, и даже взятый на всякий случай паспорт не впечатлили.

Пришлось отойти к фонарю, да натюкать на мобильнике служебный Петсаныча.

Диспетчерская ответила незнакомым начальственным голосом – явно чина не ниже майора.

Петрович попросил позвать дежурного диспетчера метрополитена. На что ему (впрочем, весьма вежливо) продиктовали номер, куда следует обращаться всем штатным работникам. Петрович записал его на бумажке специально взятым огрызком карандаша – знал, что и бумажка и карандаш понадобятся. Как и паспорт.

Однако номер оказался хронически занят…

Петру Александровичу он всё же позвонил – на мобильник.

– Ох, Петрович! Извини, ради Бога: замотался я тут совсем со всеми этими делами… И армейскими ребятами – ну, ты их видел. Так что совсем забыл позвонить – чтобы ты не выходил сегодня! Ты уж не обижайся – езжай обратно домой! Работы не будет! Я… перезвоню позже! – ПетСаныч что-то крикнул – уже не ему. Затем…

Рядом с диспетчером кто-то истошно завопил, через мобильник – и не только! – стали слышны… очереди и взрывы! Затем запикал отбой.

Петрович поспешил отойти подальше от бывшего символа спокойной непыльной работы, ставшего теперь местом не то боя, не то – испытаний. Через секунду из-под земли раздался могучий гул и басовитый рёв – словно запустили маршевый двигатель реактивного самолёта…

Для наблюдения Петрович выбрал холм с удобно расположенной скамейкой неподалёку от вершины.

Равнодушно проигнорировать ЧП на почти родной Работе, и действительно уехать домой, он считал ниже своего достоинства. А бояться чего-то в его возрасте – уже просто смешно!

Найдя на скамейке Михалыча он не удивился, а только пожал сухую жилистую руку.

– Давно обосновался, старый хрыч? Ну, рассказывай…

– Вот ведь …йня какая! – рядовой Ринат Салихов округлившимися глазами вытаращился на приближающийся по бетонному полу тоннеля чёрный не то – шланг-не шланг, не то – какую-то странную хренотень. – Значит, правда! А я-то думал, товарищ лейтенант прикалывался!

– Отставить разговорчики! Оружие – к бою! – сержант Владимир Яковлев был настроен куда решительней, и явно старался рычанием в голосе придать уверенности бойцам. Да и себе, – Отделение! В одну шеренгу растянуться! Огонь – только по моей команде!

Восемь бойцов отделения, переглядываясь, и медленно переступая, подошли поближе. Двое светили дохленькими фонариками вперёд – туда, где по полу быстро семенило к ним, отталкиваясь крохотными ножками, странное создание.

Когда между ними осталось не больше десяти метров, сержант скомандовал:

– Салихов, Больших – огонь на поражение! Остальным – прикрывать!

Салихов, сглотнув ещё раз бьющую почему-то как из фонтана, слюну, приоткрыл рот, чтобы не оглохнуть, и надавил на спусковой крючок.

Выстрелы наполнили тоннель оглушительным шумом. Дым застлал всё пространство. Различить слова команды и остальных бойцов стало невозможно. Но как только чёртов шланг затих, прекратив извиваться в диких конвульсиях, бойцы сами прекратили огонь. Дым медленно утянуло в глубину тоннеля сквозняком. Запах пороха прибавился к характерному запаху метро – все морщились. Хорошо хоть, теперь дым кордита уже не закрывал обзора…

Однако приближаться и рассматривать убитого монстра никто не рвался.

– Рядовой Артемьев! Проверь – ну, потыкай его прикладом, что ли!..

Труп монстра вёл себя в точности как кусок шланга – пружинил и сдвигался.

– Сдохла, товарищ сержант! – доложил рядовой, со вздохом облегчения выпрямившись. Но вдруг на его лице отразился неподдельный ужас. Тыча пальцем, он показал за спины, и не успели с губ сорваться слова, как все уже развернулись и палили!

Палили в непонятно откуда взявшееся воинство из добрых трёх десятков огромных – раза в два побольше убитого! – шлангов, сверкающих грозно открытыми пастями, и плюющихся струйками не то воды, не то слюны!

Салихов, отошедший сменить опустевший магазин, как в кошмарном сне увидел, что струйки жидкости, попав на тела бойцов, вызывали судороги, и, не то – мгновенную смерть, не то – паралич: бойцы падали, как подкошенные. И уже не бились в конвульсиях, как давешняя тварь…

Но их раскрытые в немом крике рты… И вытаращенные глаза…

Передёрнув затвор, он снова стал поливать свинцовым градом страшных монстров, которых уже еле видел – фонари теперь лежали на полу, и света почти не было.

Только во вспышках выстрелов было видно – куда стрелять.

Внезапно наступившая тишина оказалась прервана истошным криком – оказалось, что сержант уже давно орёт диким осипшим голосом:

– Отходим! Отходим! Бегом! Отходим на станцию!..

Выпустив последние пули во всё ещё наползавшего противника, Салихов повернулся и побежал – к станции, на которой они должны были закончить прочёсывание.

Назад он не оглядывался, но слышал за собой топот ещё двоих – сержанта (узнать его было легко, он непрерывно ругался), и Больших. Тот попросту плакал навзрыд, прерываясь только для мата…

Салихов тоже выругался, задыхаясь. Споткнулся в темноте, чуть не упав. Спасительным светом вдали замаячило выходное отверстие. Он высоко задирал ноги в отяжелевших почему-то сапогах.

Бежал он строго по центру путей – подальше от стен с развешенными там… Только теперь он обнаружил, что и сам размазывает по щекам солёную влагу.

Нет, призывники для такой работы явно не подходят.

Тут нужны профессионалы. И оружие получше. Что-нибудь совсем уж убойное!..

Но это уже не его забота. Главное – он выжил.

Осталось только забыть эти глаза…

Восьмилетний Рома Голицын оглянулся.

Да, с этой точки отлично видно весь вагон. Если бы он был крутым боевиком-террористом, именно отсюда он и держал бы всех под прицелом – из закутка у первой двери…

Став в стойку «крутого парня» он выхватил пластмассовый пистолет. Вот: с этих «плохих парней» он и начнёт: – «Пф-ф! Пф!» Готовы, гады! Он фукнул в дуло.

Убедившись, что бабуля так увлечена обсуждением со случайной попутчицей чего-то из рецептов консервации, что на него вообще не смотрит, он повернулся к ней спиной.

Вновь прижавшись носом к стеклу межвагонной двери, стал смотреть в первый вагон.

А вон там, впереди – в отгороженной клетушке, сидит машинист. А у машиниста есть связь с диспетч…

Ого! Вот уж затормозили, так затормозили! Его так и вдавило в стекло! А сзади слышно шум падения на пол взрослых, и их ругань и крики боли!

А почему свет в поезде начал мигать?!.. А-а-а!!! – Рома уставился на кабину машиниста, стена которой вдруг развалилась на две половины, и на отблёскивающую сталь рельса, возникшего из-за этой кабины.

Рельс приближался прямо к нему, вскрывая, словно гигантский консервный нож, пол переднего вагона.

Раскрыв рот в беззвучном крике, мальчик застыл, не в силах даже пошевелиться – не то, что убежать! Шум и крик стояли оглушительные – визжали женщины, скрежетало сминаемое и рвущееся железо!..

Затем состав остановился, и свет везде вновь загорелся ровно. В первом же вагоне – пропал.

Но в слабых отсветах зарева, идущего из их вагона, было отлично видно всё, что словно в кошмарном сне, или фильмах ужасов, стало происходить там, впереди.

Он видел, как из-под пола, и сквозь непонятно откуда возникшие дыры в боковых стенках, вовнутрь вагона полезли странные чёрные не то трубы – не то шланги…

Ух ты: а у них… Зубы?! Ох!.. И они… Они…

Когда Рома понял, что они делают, у него прорезался голос. Да такой, что наиболее сострадательные – или трусливые – поспешили закрыть ему рот руками, и утащить в самый дальний конец вагона.

Там самые сообразительные уже били стёкла, и лезли в третий вагон…

Амвросий Симеонович с отвращением глядел в экран телевизора.

Да что же это делается! Мать честная! Раз метро закрыли, вся масса этих людей (Он не то, что совсем уж презирал тех, кто ездил в метро, а, скорее, терпел их, называя про себя «среднестатистическая масса». И теперь, достигнув высокого положения, чуть ли не «снисходил», когда приходилось общаться.) двинется до работы по поверхности!

То есть – по улицам, пешком… Или пользуясь пресловутым «общественным транспортом»!

Ну и дела творятся! И это – в Столице! Чего уж тут тогда говорить про страну.

Придётся позвонить в Дирекцию, предупредить, что задержится.

Ничего страшного, если он подъедет и к часу: справятся как-нибудь сами. Ладно, хоть стоянка у него теперь персональная: машину-то будет где поставить. Лишь бы проехать. Чёртовы пробки!

Не хватало ещё и ему ходить пешком! Вот уж только начни – не надо было и подходить к вонючему метро! Не-е-ет! Больше он на метро – не ездок!

– Первый взвод! Развернуться в две шеренги!

Профессионалы с короткоствольными автоматами, снабжёнными глушителями, чётко выстроились плечом к плечу поперёк тоннеля. То, что их стандартные чёрные костюмы с бронежилетами под ними теперь были дополнены касками с мощными прожекторами, как у шахтёров, нисколько их грозного вида не портило.

– Первая шеренга. Вперёд! Медленней! Идти не в ногу. Повторяю приказ: стрелять на поражение! Стрелять без предупреждения во всё, что покажется подозрительным! Вторая шеренга. Идти сзади. Дистанция – двадцать шагов. Ваша задача – страховать тылы и фланги.

Убедившись, что отряд двинулся в левый тоннель, капитан перешёл к правому.

– Второй взвод! Развернуться… – всё повторилось. Но было дополнено, – Что бы вы не услышали в левом тоннеле, заниматься только своим! Стрелять – только на поражение! Пленных не брать: добивать контрольными! – когда плотная шеренга двинулась внутрь, капитан буркнул в рацию, что прочёсывание начато, и двинулся за своими людьми.

За ним двинулись шестеро связистов: трое в левый, а трое – в правый проход.

Двое разматывали витой провод с катушки, один – освещал дно тоннеля прожектором, двигаясь сзади. Закинутые за плечи автоматы били их по спинам. Если бы нашёлся свидетель, он не мог бы не поразиться сходству с работой подразделений связи в великую войну, три поколения назад.

Зато проводная связь уж точно обеспечивала пресловутую «секретность». И на её качество не сказывались «эффекты экранирования радиосигналов»…

– … и вроде бы – удалось убежать! Так когда он добрался до «Кожуховской», говорят, уже был весь седой! Но сразу побежал в диспетчерскую, и всё очень чётко описал.

– Что, и прям вот всё – оказалось правдой?

– Не знаю, Петрович. Нет, честно – не знаю. Я же первые полсуток отсыпался. Поэтому рассказываю только то, что слышал от ребят. Но одно – точно. Поезд застрял тогда между «Печатниками» и «Кожуховской», и те, что шли сзади, отъехали своим ходом обратно. А уж застрявший пришлось вытаскивать ремонтным – уже после того, как всю ветку освободили от подвижного состава.

– Гос-с-поди… И – что? Действительно так много погибло?

– Я знаю только о пятнадцати. Остальные-то, вроде, оставались в задних вагонах. Поразбивали стёкла, и перелезли… И до них чёртовы монстры не добрались. Ну, их потом и вывел спецназ. Уже потом – когда, как это у них говорится – «зачистили район». Шуму было – пипец всему! Они ж тогда ещё обычными автоматами пользовались, без глушителей.

Михалыч печально уставился в засохшую траву под ногами. Помолчали.

– Словом, я знаю только о том, что проклятых тварей убили семьдесят с чем-то штук, а растерзанных трупов… ну, того, что от них осталось – вроде, если укомплектовывать, наберётся около пятнадцати. А самое жуткое зрелище – когда вывезли сам поезд. Передний вагон был весь в дырах, словно его обстреляли из трёхдюймовки. Но – не разрывными, а просто бронебойными! Лично я насчитал тридцать одну дыру. Ну, и, конечно, дно… Вспорото, словно консервным ножом. В депо-то его сразу зачехлили, оцепили…

А уж потом приехали ребята в резиновых комбезах, и противогазах. Погрузили тварей и трупы в закрытые спецмашины, и увезли в неизвестном направлении.

Так что я очень удивлён, что наше чёртово Правительство хотя бы по кольцевой движение ещё не перекрыло! Зато там теперь не обходчики – а спецназ. Безвылазно. Патрулирует…

– Гады! Это они, небось, «панику» хотят предотвратить любой ценой!

Помолчали ещё. Петрович ощущал в груди что-то вроде противного жжения. Да и дышать было трудно. Он достал тюбик, и сунул под язык сразу две таблетки. Одну, впрочем, подумав, сразу разгрыз. Тюбик предложил напарнику. Тот, поколебавшись взял таблетку.

Петрович спросил, что вертелось:

– Одного я всёж-таки в толк не возьму – чего это люди-то в первом вагоне – не убегали? Ведь могли же? Не все же пострадали от этого… Рельса?

– Нет, Петрович, не все, конечно. Но… Там, вроде, такое дело…

Говорят – плюются эти гады. Плюются каким-то, вроде, ядом. И если хоть чуть-чуть попадает на кожу – всё! Паралич, мышцы деревенеют, удушье – всё тело как у мёртвого! (тьфу-тьфу!) – Михалыч перекрестился.

Привычный и безопасный Мир Петровича не рушился. А уже был разрушен.

Но откуда?..

Михалыч только развёл руками:

– Уж и не знаю. Да и никто пока не знает. Вон – наши… Даже Виталий Валентинович сказал, что уж слишком похоже на инопланетных тварей… Ну, или на специально выведенных боевых биороботов!

Петрович покачал головой. Да, с авторитетным мнением Главного Инженера всегда и все считались. И если он не знает, что за погань повылазила из глубин, так и вряд ли кто…

– А что там за история с дегазацией?

– А-а… Нет, это оказались никакие не яды, или «Отравляющие Вещества».

Это… как сказали биологи, самый обычный метан. И аммиак. Вероятно – продукты этой… мать её… Жизнедеятельности тварей.

– Но как же мы до сих пор-то и не знали, что эти… Что они живут у нас буквально под ногами?!

Неужели – никто не раскопал до этого ни одной такой чёрной мрази?!

– Петрович, прекрати. Можно подумать, ты очень интересовался колорадским жуком, или нематодами до того, как они сожрали твою картошку? А про почвенных клещей что-нибудь знаешь? А про то, что в Аргентине водится дождевой червь в три метра длинной?..

Да жить у нас под ногами, можно сказать – гарантия незаметности, и этой… Анонимности, мать её!

– Вот блин. Твоя правда. Сволочи учёные – чего ж они деньги в космос-то пуляют, раз у нас тут такое творится – хоть воздушный шар покупай?!

– Ну, это уж ты загнул… Ладно – смотри, Тоньку свою не пугай. Да и никому – то, что я тебе тут по-свойски… С меня уже подписку-то взяли… И с тебя возьмут: ну и правильно, зачем людей зря пугать?

Представь, что будет, если тринадцать миллионов ломанутся из города?!

Первые выстрелы раздались, когда они углубились от входа метров на четыреста.

Бойцы, перейдя на быстрый шаг, сосредоточенно стреляли по похожим издали на не то трубы, не то извивающиеся кабели, телам, добивая их непрекращающимся потоком свинца, и быстро меняя магазины.

– Внимание! Говорит группа двести один! Только что уничтожили около двадцати червей! Двести второй! Как у вас? Приём! – капитан держал текстолитовую трубку старого полевого телефона недоверчиво – он привык к пластику поглаже, и весу полегче.

– Алле, алле! Здесь пока чисто! Слышим ваши выстрелы из-за стены. Продолжаем прочёсывание!

– Вас понял! Продолжайте! При встрече с противником – докладывайте! Отбой.

Хотя чего докладывать – он их «пламенную встречу» отлично услышит…

Капитан сердито взглянул на старомодный аппарат из чёрного бакелита, словно тот был в чём-то виноват. Положил трубку на рычажки. Прошёл вперёд.

Зрелище вызывало омерзение. Кровища, куски разорванной пулями с мягким наконечником плоти…

Чёртовы «шланги» имели разную длину – от четырёх до пяти метров.

Тело чёрное, по всей длине торчат крошечные – не больше пары сантиметров – членики-ножки. Жутко, и очень похоже на отвратительных кивсяков-многоножек, водящихся под гнилыми пнями и большими валунами… Только те – оранжевые, и ножки идут только в два ряда. А у этих – по всему периметру тела.

Смотреть – дико!

Неужели эти ублюдки теперь всегда будут тут жить и ползать?!

Не-ет, тут автоматиками с пульками, да двустволками с картечью много не навоюешь… Нужно что-то… Глобально-летальное! А не дурацкий растворчик с… Чёрт. В «растворчик» он не слишком верил.

Прожектор заливал тоннель слепящим светом. Ну и твари… Чтоб вас…

Кровь, обильно текущая из рваных ран была, впрочем, обычного красного цвета – а не какая-нибудь голубая или белая, как показывают в фильмах про пришельцев.

Капитан тихо выругался и в очередной раз сплюнул (его уже не подташнивало, как в самом начале).

Оглянувшись на зев пройденного тоннеля, скомандовал: