Конан: нежданные приключения

– Я просила. Лекарство. И… – она судорожно сглотнула слёзы, – Папочка сказал, что не даст!

– Почему?

– Почему-почему… Он – чародей! И он не обязан за свои действия и решения кому-то отчитываться! И вообще – у него на каждый случай – свои соображения. Так он сказал. А я тогда сказала, что никуда не уйду, пока он не даст это самое лекарство. А он…

Ну, ты уже знаешь. Использовал меня, как раздражитель, чтоб посмотреть, кто из его дочурок на что способен! А заодно – и попрактиковаться в магии.

Чтоб навык не утратить!

Да и от скуки вылечиться.

– Ну и дела.– Конан хмыкнул. Помолчал. Сказал, – Впрочем, меня они касаются мало. Наша задача сейчас – довести тебя до дома. И сдать на руки матери.

– Не сыпь мне соль на рану, варвар бесчувственный. – но особой злости в тоне девушки не слышалось, – Я ещё не знаю, жива ли она!

– Ничего. Надеюсь, через день-другой дойдём до обжитых земель. А там – и до вашей деревни.

– Ага. Если дойдём. А то «девочек» осталось ещё целых четыре!

– Ну, если они такие же глупые и самоуверенные, как те, что уже мертвы, ничего страшного или сильно опасного не вижу! Как-нибудь справимся! – Конан снова похлопал себя по рукояти меча.

– Я бы так спокойно и презрительно к ним не относилась. Старшенькая, которую зовут Ханна, даст сто очков вперёд любой из этих дур. Но я не сомневаюсь: она вначале даст «попробовать» оставшимся, сделает выводы, и уже только потом вступит в дело!

– Поживём – увидим. А что? Она действительно имеет возможность наблюдать за нами и сёстрами?

– Имеет. Папочка именно ей передал искусство работы с хрустальным шаром.

– Вот как. Интересно. А слышать то, о чём мы говорим, шар позволяет?

– Нет. Только – видеть.

– Отлично. Тогда давай договоримся сразу. О том, что будем делать, если…

Некоторое время Конан описывал свой план. Девушка только хмурилась и молчала, не перебивая. Затем пожала плечами:

– Не вижу причин, почему бы не попробовать. Терять-то мне – нечего!

Конан мысленно добавил: «кроме своей жизни в случае неудачи!».

Но вслух ничего не сказал.

Пообедали они уже сидя под разлапистыми кронами столетних сосен и елей. Конан, когда они проходили мимо, показал Найде сожжённый им гигантский осинник. Найда пожала плечами:

– А молодец папочка. Заботится об охране территории. Очень, судя по твоим описаниям, просто. И эффективно. Обычный человек после пары-тройки таких укусов бежал бы отсюда без оглядки. И больше носа бы сюда не сунул! А если б, вот именно, бежал медленно, и получил ещё с десяток укусов, так уже бы просто – никуда не бежал!..

А удобрял бы тайгу. Собой.

Пока они сидели на кучках собранного Конаном мха и опада, и пережёвывали деликатесные припасы, варвар прикинул:

– Похоже, твой папочка – настоящий провидец. Тут нам хватит ещё на две трапезы. То есть – на ужин, и на завтрак. А к обеду мы и правда – должны бы выйти к ближайшему посёлку, который я знаю. Правда, там живут не земледельцы, а охотники. На пушного зверя. Но неважно. Еды мы у них достанем.

7. Третья попытка

– Вот как. И что это будет за еда?

– Ну, ясное дело, попроще, чем вот эти деликатесы. Копчёная оленина, например. Или кабанья нога. Кисель из ягод. Похлёбка или каша из крупы, орехов и грибов. Посмотрим. Главное – добраться.

– Да. Ты уже сказал. Что для этого нужно для начала пережить эту ночь.

– Вот-вот. И поскольку не в интересах твоих сестричек дать нам выбраться далеко за границы их возможностей, я не сомневаюсь, что ждать осталось недолго. Так что повторяться не буду – вдруг они сейчас где-то рядом, и подслушивают!

– Всё. Поняла. Ложусь спать. Но вначале… Ты не возражаешь? – девушка кивнула головой в сторону кустов. Конан ухмыльнулся:

– Нет, конечно. Тогда я – сюда! – он кивнул в противоположную сторону.

Сделав положенные дела, они и правда стали укладываться. Поёрзав на высоком настиле, который варвар легко собрал даже в почти кромешной тьме, рассеиваемой сейчас только слабеньким светом от их костерка, Найда устроилась на спине. Вздохнула.

Конан буркнул:

– Что? Колется?

– Ну да. Я же у тебя – забыл?! – особа благородных кровей. Привыкшая к пуховым перинам и особо тонкому белью. Положенному для спанья. А ты не догадался, когда меня увязывал, захватить мои ночные рубашки и хотя бы пару простынь!

Конан фыркнул:

– Ну, я рад, что хотя бы чувство юмора к тебе вернулось. Но если обратиться снова к насущным проблемам, посоветовать могу только одно: поёрзай ещё – чтоб примять получше. И привыкай. Там, у вас дома, наверняка ведь спала на соломенном тюфяке?

– Ну… Да. Только, если честно, я уж и забыла, как это было. Словно в другой жизни. Тысячу лет назад. И воспоминания… Уж поверь – не слишком радостные и светлые. Словно вокруг – постоянно пасмурно, в животе пусто и урчит от голода, зимой вообще натягивали на себя всё до последней тряпки, потому что дров купить было не на что…

– То есть, я так понял, ты всё же домой не очень рвалась?

– Ну… Да, так можно сказать. – Конан в наступившем после прогорания костерка полумраке не видел её лица, но мог бы поспорить, что она кусает губы, – Не тянуло. Да и – смысл?! Отец отказался дать лекарство, а без него – зачем я там нужна?!

– Ну как же. Ухаживать за матерью. Зарабатывать для вас деньги. А то – на что же она существует?

– Она – травница. Собирает, сушит, и продаёт целебные травы. Или уж – сразу готовые отвары или настойки. Ну и… Помогает принять роды.

Конан не стал уточнять, какие именно роды – но ясно, что не «официальные». А ещё он не понимал, как же народ доверяет травнице, которая даже себя вылечить не может. Но он не стал сыпать очередную порцию соли на душевные раны своей подопечной. Вместо этого сказал:

– Ладно, утро вечера мудренее. Даст Кром, денег, которые вам выделил папочка, хватит надолго. И мы подумаем, как бы вас устроить получше, уже завтра.

А сейчас давай-ка спать. Небось, устала, пока шла. Отдохнуть надо.

Девушка ничего не сказала, и только снова вздохнула.

Сам Конан предпочёл закрыть глаза, и через пару минут его богатырское сопение сотрясало траву и сухие опавшие листья, оказавшуюся возле мощных ноздрей.

Однако внимательный наблюдатель заметил бы, что это сопение несколько утратило свою размеренность, когда последние угольки от крошечного костерка угасли, и превратились в золу…

Три могучих рыси напали на девушку ближе к рассвету.

Однако когда они, накинувшись одновременно с трёх сторон на лежащую на подстилке Найду принялись с остервенением рвать, кусать и потрошить её беззащитное тело, выяснилось, что тела-то и нет!

А вместо него имеется кукла из соломы и всякой трухи, которой кто-то позаботился набить длинное платье девушки, уложив муляж в позе спящего человека!

Громкое возмущённое рычание перекрыл могучий и оглушительный киммерийский клич! Из неглубокой ямы, скрытый до этого теми же опавшими листьями и папоротником, выскочил полуобнажённый призрак гигантского мужчины, и обрушился на головы застывших на краткие мгновения хищниц!

Точнее будет сказать, что это его меч им на головы обрушился, раскроив две из них прежде, чем большие кошки пришли в себя, и этот же меч вонзился в спину последней, оказавшейся посообразительней, и припустившей во все лопатки прочь, и пробил мускулистое тело насквозь!

Однако в женщину эта кошка превратилась всё же после того, как это сделали те две, которым раскроили череп.

Конан, вновь вонзая меч в мягкую землю, сказал:

– Вылезай.

Из вырытой рядом с его ямой рытвины выползла нагая фигура. Конан сказал:

– Пока я оттащу прочь этих идиоток, вытряхни солому и одевайся.

Конан действительно оттащил прочь, чуть подальше от их лагеря, тела трёх обнажённых девиц. Красивы были и эти. Но уж больно страшный предсмертный оскал искажал их лица, чтоб можно было насладиться этой красотой в полной мере.

Когда Конан вернулся к костру, куда Найда уже подбросила веточек и сучьев, и только бледность и чуть подрагивающие руки выдавали испуг девушки. Однако платье пострадало – от когтей и зубов. Сквозь дыры в нём проглядывало почти белое, но гладкое и упругое тело. Конан спросил:

– Небось, снова колется?

– Жутко! – девушка ежилась, и морщилась, но старалась не чесаться. Конан посоветовал:

– А ты выверни его на изнанку.

– Да ты что! Нельзя.

– Это ещё почему?

– Плохая примета – носить вывернутое платье! Побьют. Или убьют.

Конан позволил себе ухмыльнуться в усы:

– Значит, нужно было лучше вытряхивать! И незачем было так торопиться. Или ты вот прямо – снова стесняешься?

– Ага. – девушка невесело усмехнулась, – раздеваться в твоём присутствии, и лежать в соседней яме не стеснялась, а сейчас вот прямо – вся горю от смущения!

Конан почесал затылок:

– Знаешь, что? Мы всё равно спать уже не будем. Поэтому давай-ка я отвернусь, а ты сними его и вытряси снова. Уже поосновательней. И мелкую труху повыбери – света от костра достаточно.

После некоторого колебания девица всё же согласилась:

– Ты прав. Колется, зараза такая, жутко. Вот не догадалась: нужно было вначале вывернуть, а потом уже трухой и сеном набивать!

– Ну уж нет. Они могли бы тогда догадаться по цвету ткани. – Конан сидел спиной к костерку, и задумчиво ковырял щепочкой в зубах.

– Ну-у… Пожалуй. – Найда, трясшая своё многострадальное платье и так и сяк, и даже выбивавшая его о ближайший ствол, имела возможность убедиться, что цвет изнанки и лица отличается, – Но как ты догадался, что они сделают именно так?

– Вот уж не проблема. Был бы я дочерью чародея, и пойми, что любое приближение к варвару с очень острым слухом по земле – не пройдёт незамеченным, уж я бы постарался по земле – не приближаться. Но. Воздушное пространство здесь перекрыто кронами. Густыми. Не подлетишь! Значит, остаются деревья. А по деревьям лучше всего лазают большие кошки. То есть – леопарды, если б мы были где-то в тропиках. Или рыси. Поскольку мы в тайге.

– Хм-м… В трезвости подхода тебе не откажешь. Да и чародейство, как и красивые девушки на тебя особого впечатления, смотрю, не производят. Ты что – равнодушный и циничный аскет? Женоненавистник? Девственник?

Конан рассмеялся. Громко, и от души. Сказал:

– Послушай, Найда. Если ты в какой-то степени недоумеваешь, или, скорее, возмущена, что я никак не отреагировал на твоё «божественно стройное и прекрасное тело», и когда ты раздевалась в первый раз, и сейчас, – расслабься.

Отреагировал. И вполне по достоинству его оценил. Но! Опять-таки – но!

Я в состоянии контролировать свои животные инстинкты.

И если б я начал делать то, что положено делать с таким телом как у тебя, любому нормальному мужчине, это просто могло бы стоить нам обеим жизни.

Вот и вся моя жизненная философия. Не позволять себя убить! Ну, а заодно – и тебя. Ты же сейчас… Под моей защитой. Дело чести!

– А-а, вот оно что. – в голосе Найды не слышалось, впрочем, особой благодарности, – А я-то всё гадаю, да сомневаюсь: не извращенец ли мне какой попался?

Конан обернулся и посмотрел на неё.

Действительно, сейчас, в свете снова угасающего костра, с яркими колеблющимися бликами света на обнажённом мраморном теле, фигура его спутницы напоминала тела тех обнажённых богинь любви, барельефы и скульптуры которых он однажды видел на стенах заброшенного вендийского храма. Гладкие бёдра совершенной формы, подчёркнуто тонкая талия, небольшие груди чудесной формы…

Рот киммерийца сразу пересох, и ему пришлось сглотнуть, чтоб начать говорить:

– Найда. Сейчас не время.

– А вот уж нет! Сейчас – самое время! Ну и, кроме того, ведь должна же я, как порядочная девушка, хоть как-то отблагодарить тебя! За то, что спасаешь мне, капризной и вредной юной дурёхе, жизнь уже в третий раз! – теперь она опустилась возле него на колени, и пряный запах молодого девичьего тела заставил невольно затрепетать его ноздри, и напрячься… То, чему положено было напрячься!

Конан хотел было снова возразить, что это – его работа, но Найда, похоже, догадалась об этом, и мгновенно губы Конана оказались запечатаны самым страстным поцелуем из тех, что доставались на его долю за долгое время его странствий и приключений! И пусть он был и не совсем умелый и глубокий, это не умаляло его действенности!

Тому, что его пылкая и непредсказуемая спутница опрокинула его на спину и оказавшимися весьма сильными руками мгновенно стянула с него кожаные штаны, варвар уже не противился.

Чего хочет женщина – того хочет Митра!..

Ну а в его случае – Кром!

К охотничьей заимке они вышли далеко заполдень.

К сожалению (А вернее – к счастью!) в ней остался только один, самый старый и согнутый годами, промысловик.

Поговорив с ним, Конан выяснил, что Мехмет уже не может метко попадать белке в глаз, так, чтоб не портить стрелой ценную шкурку, поэтому они с товарищами поделили обязанности. Старик готовит, стирает одежду, и прибирается в сторожке, а остальные – охотятся. Выделяя ему половинную долю от обычного пая охотника.

Найда всё это время держалась за спиной своего спутника, пытаясь зажать руками наиболее зияющие дыры в своём платье – от неё не укрылось, что даже весьма пожилой мужчина явно по достоинству оценил её прелести – похоть в его взглядах проглядывала самая откровенная!

О цене за огромную копчёную ногу лося Конан договорился быстро: один золотой из кошелька Найды перекочевал в заскорузлую мозолистую ладонь – после того, как один из немногочисленных оставшихся целыми зубов охотника проверил её на прочность и качество. И после того, как сделка состоялась, Найда ещё долго, пока они не скрылись за поворотом лесной тропинки, ощущала в своей спине и других местах сверлящий взор пожилого мужчины.

Когда они отошли на пару миль, Конан, тащивший огромную, на добрых сто фунтов, ногу на плече, указал девушке на небольшой ручеёк, шедший почти параллельно тропе, по которой они двигались:

– Ну-ка. Забирайся туда. Нет-нет, нам не туда. А развернись-ка ты назад, и давай. Шевели ножками.

– Конан! Что за дела?! С чего это я должна мочить ноги?! И идти в противоположном от нужного нам направления?

– А с того. Что незачем давать умереть незнакомым, пусть и плохим, людям.

– Не поняла?

– Ну и правильно. А вот я сразу понял. Охотнички эти – явно чужаки здесь. Пришлые. Когда я был тут в прошлый раз, неделю назад, в избе жили молодые парни, промышлявшие зайцев, белок, лис. И оленей. И добывали корень Шень-цзы. А те, кто живёт тут сейчас, промышляют волков и медведей. Я заметил за углом дома, под навесом, огромные капканы. Раньше их не было. Как и свежезарытой ямы в углу двора.

Значит, те, кто был тут до них – или ушли, или, что вероятней, погибли. Ну, или их просто – убили. Чтоб промышлять в их угодьях. Или, проще говоря – браконьерствовать беспрепятственно. Возможно, что они помимо всего этого ещё и – разбойничают.

При виде тебя у этого старого кобеля чуть ли не пар через ноздри пошёл. Ясное дело, когда вернутся подельнички, он им всё про тебя опишет. И те, как хорошие следопыты, сразу наш след возьмут. Только вот в мои планы не входит убивать ещё пятерых озабоченных похотью насильников. Люди всё-таки! А не глупые чародейские дочери.

– А по-моему ты просто их испугался!

Конан хмыкнул:

– Я испугался не их. А – за тебя. Представь на минуту, что меня ранят, например, отравленной стрелой. Я окажусь парализован. Или вообще – умру. И что тогда эти злобные мерзавцы сделают с тобой? Рассказать в подробностях? Или сама догадаешься?

Найда, охватив себя за плечи руками, содрогнулась:

– Чего же мы стоим? Пошли скорее!

Когда через пять миль они остановились на ужин, Конан, поджарив свои несколько палочек шашлыка, и даже съев их, выглядел всё равно недовольным и озабоченным – уж это Найда научилась определять.

– Конан! Что тебя беспокоит?

– Ты права. Беспокоит. Я тут на досуге кое-что вспомнил.

– И что же?

– Шерсть на палисаде.

– Какая-такая – шерсть?!

– На одной из нижних перекладин ограды двора имелись развевающиеся на ветру три шерстины. Тонкие, но длинные. Такие бывают только у волков. И волкодавов.

– Ты думаешь…

– Да. Я уверен. Выдрессированную стаю забрали с собой те, кто ушёл на промысел. И когда они вернутся, с даже одной-единственной собакой, которая по размеру куда больше волка, выследить нас с нашими детскими увёртками – пара пустяков!

– Но что же нам тогда…

– Тебе – ложиться спать. А мне – прогуляться немного назад. И организовать достойную встречу.

– Конан… Мне страшно будет оставаться одной! А вдруг ты…

– Не справлюсь? Не волнуйся. Я справлюсь.

– Хорошо… Но… Может, дашь мне один кинжал? Так я, если что, хотя бы заколюсь! Чтоб не достаться!

Конан криво усмехнулся:

– Чтоб «не достаться» тебе достаточно будет просто спрятаться. Волкодавов я постараюсь убить в первую очередь!

– Конан! Ну пожалуйста!

– Хм!.. Ну, если честно, запасным я почти никогда не пользуюсь. Вот, возьми. – он протянул ей рукоятью вперёд кинжал с длинным узким лезвием, который вынул из одного из сапог, – Он – для метания. Но и как колющее оружие – отлично!

– С-спасибо. – она так и осталась стоять с кинжалом в руке, поскольку пояса или ножен, чтоб засунуть или вставить, у Найды, конечно, не имелось. Конан, коротко кивнув на прощанье, добавил:

– Если к рассвету не вернусь – не обессудь. Иди домой одна. Кошелёк твой – вон там. В моей суме!

Углубляясь в чащобу, он долго ощущал на своей спине взгляд.

Вот только чего в этом взгляде больше – страха за себя, или за него, он определить так и не смог.

Место для засады варвар выбрал тщательно.

Так, чтоб с обеих сторон его прикрывали густые колючие кусты и завалы из валежника и стволов упавших сосен и елей. Узкий проход посередине не позволил бы нападавшим вот так, сходу, обойти его с флангов и тыла. И поскольку они и сами прошли именно в этом месте, Конан не сомневался, что волкодавы именно здесь и пойдут: сами ли, или на сворке. Выбрав местечко поукрытей и мох помягче, он прилёг.

Лежать ему, впрочем, долго не пришлось.

Не прошло и часа, как из чащи, с той стороны, откуда они прибыли, начали доноситься еле различимые ухом обычного человека, но столь заметные натренированному чуткому слуху варвара, звуки. Довольно большой отряд профессионалов-промысловиков двигался к нему. Разумеется, не переговариваясь, и не топая. И с ними имелся и четвероногий помощник. К счастью – один. Но очень большой. Это Конан понял по могучему сопению собаки, жадно втягивавшей воздух в ноздри.

Киммериец чуть отполз назад – за трухлявый пень. Подождать. Подождать.

Вот сейчас!

Он, не дожидаясь, когда расстояние станет настолько малым, что чуткое обоняние волкодава обнаружит его присутствие, хотя ветер был и со стороны отряда, выскочил на тропинку. И метнул кинжал!

Кинжал вошёл куда надо: в центр груди человека, удерживавшего сворку.

После этого бандит, не издав ни звука, рухнул лицом вперёд на траву, выпустив поводок. Волкодав с утробным низким рыком кинулся вперёд – на Конана.

Конан не придумал ничего лучше, как встретить прыгнувшее ему на грудь животное могучим рубящим ударом сверху!

Голова собаки, пусть и обладавшая наикрепчайшим черепом, всё равно оказалась разрублена до шеи Не медведь, всё-таки!): половинки нелепо разъехались по обе стороны от туловища, и ноги какое-то время продолжали нести их обладательницу вперёд!

Но киммериец предусмотрительно отступил в сторону: тело собаки по инерции врезалось в пень! Упокоившись там навсегда.

Четверо оставшихся бандитов сориентировались быстро: двое скинули с плеч луки, и принялись накладывать на тетивы стрелы, ещё двое, разделившись, ломанули к варвару с двух сторон!

Конан, в свете звёзд и луны видевший не хуже иной рыси, смог увернуться от первой стрелы, одновременно резким выпадом поразив первого из подбежавших нападавших в бедро! Негодяй зашипел. И упал на колено. Второй бандит оказался порасторопней: удар Конана отбил, и подобно змее, изогнувшись, умудрился ударить кривой саблей и сам: Конан, еле успевший отдёрнуться, почуял боль в боку. Ощутив бешенную злость, казалось, удесятерившую его силы и скорость, он швырнул в этого нападавшего пук трухи, которую набрал, нырнув вниз, и пока тот пытался протереть глаза, вспорол ему незащищённый курткой, как у первого, живот! Проблем с завопившим, словно свинья, которую режут, негодяем после этого не было: он, как стоял, так и грохнулся наземь, подвывая, и пытаясь собрать и запихать снова внутрь своё драгоценное кишечное «хозяйство».

К этому времени перезарядили оба лучника: Конан снова бросился наземь. И чуть в сторону! Но лучники успели освоить эту тактику: пока одна стрела просвистела снова мимо, другая, выпущенная чуть позже, вонзилась-таки киммерийцу в плечо!

Понимая, что со стрелой, торчащей из правого бицепса он – не слишком эффективный боец, и что следующего залпа он, скорее всего, не переживёт, Конан бросился, очертя голову, прямо на лучников! И поскольку с ним больше не было его замечательных кинжалов, метнул в того, что уже успел снова наложить стрелу, свой верный меч!

Бросок оказался настолько силён, что стрелка с мечом в центре живота отбросило на добрых пять шагов! Но Конану пришлось тут же нырнуть. Перекатиться, снова нырнуть, пытаясь подобраться поближе ко второму лучнику. Но тот и не думал стрелять: просто ждал, когда противник вынужден будет подняться на ноги, оказавшись к нему поближе! И варвар понимал, что на этот-то раз увернуться от выстрела почти в упор вряд ли удастся!..

Внезапно лучник захрипел, и, отбросив лук, схватился за шею: а в ней словно по волшебству, возникла рукоять кинжала!

Конановского кинжала.

Однако решив разобраться с ослушницей его приказа позже, Конан поспешил довершить дело: промчавшись оставшиеся до замершего врага пять шагов, свалил того наземь, вырвал кинжал из горла. И перерезал это самое горло – с одного могучего удара голова нападавшего откатилась в сторону, оставляя за собой кровавый след…

Конан встал на ноги, сжимая в руке любимый кинжал. Оглянулся.

Найда стояла посередине поляны, где происходила битва, широко открыв сияющие глаза, и сцепив руки перед грудью: ни дать, ни взять – испуганная и невинная девочка.

Конан подошёл. Пристально посмотрел в ярко искрящиеся глаза. Буркнул:

– Спасибо!

Девушка похлопала ресницами, словно чему-то само-собой разумеющемуся. Вроде как она просто передала ему во время обеда кусок хлеба:

– Пожалуйста, Конан!

– Всё равно. – Конан ещё сердился, – Тебе не нужно было так рисковать!

– Нужно. Тут, понимаешь, какие-то противные бандиты покушаются на жизнь моего мужчины, а я – что? Должна спокойно на это смотреть?!

Конан хмыкнув, отметил про себя, что он – уже не «наглый варвар!», а «её мужчина!». Но вслух сказал:

– Отличный бросок. Где научилась?

– Да всё там же. У папочки. Пока сидела в этих чёртовых шикарных апартаментах, надо же было как-то… Поддерживать форму. Ну и заодно готовиться к очередной попытке. Со стороны милых сестричек.

– Ха. И скольких из них – ты?..

– Только двоих. – Найда снова состроила мину обиженной девочки, – И вовсе я никакая не кровожадная, как ты мог бы подумать!

Конан ухмыльнулся:

– Вот уж нет! Ничего такого я и не подумал! И вообще: ваша семейка – как на подбор! Все – образцы добродетели и миролюбия!

После чего поспешил метнуть кинжал, который так и не выпустил из руки.

Найда обернулась.

Кинжал вошёл по рукоять в бок того мерзавца с раной в бедре, который попробовал было поднять один из луков. Но сейчас, со сдавленным стоном растянулся на животе.

Найда пожала плечами:

– Вот ведь настырный мерзавец!

– Найда! Что за выражения для юной наивной девушки!

– Ах, да. Прости, милый. Нечаянно вырвалось. Я хотела сказать: как метко ты бросаешь! А уж как смертоносны твои удары мечом!.. Некоторые.

Конан почувствовал, что краснеет.

– Твоя правда. Ослабил бдительность. Забыл про него.

– Это всё – из-за моей неописуемой красоты, которую ты вовсе не ожидал увидеть здесь, на поле битвы!

Конан покачал головой:

– А ты у меня – того. – и, на возмущённо вскинувшиеся брови поспешил поправиться, – Я имел в виду – с юмором.

8. Постоялый двор

– Вовсе нет. Это я просто следую твоему примеру. И холю и лелею своё раздувающееся с каждой минутой самомнение!

Конан почувствовал, что краснеет ещё сильней. Но справился со смущением:

– Всё-таки ты с ним, ну, с самомнением… Помягче. Не перебарщивай!