Конан и потомок Пха

Сработало. Плита откинулась на петлях вниз, и из-под неё вырвалось облако какого-то жёлтого тумана.

Киммериец зажал нос и рот обеими руками, и стремглав кинулся по своим следам назад! Он отлично понимал, что так просто не отделается, если вдохнёт, или допустит, чтоб на его тело попала хоть крошечная капля этого тумана!

Стоя на пороге Храма, и наблюдая, как оседают на пол, и рассеиваются в воздухе обрывки желтоватой мглы, Конан думал, какой он умный, что не стал спешить, а пошёл сюда днём. Солнечным и ясным. Отлично освещавшим все закоулки через верхнюю часть Святилища, сейчас лишённого крыши. Конечно, в темноте сумерек, или при наличии крыши, пробирайся он по Храму с чадящим факелом, да ещё уставший, никаких шансов на то, что заметил бы предательски тонкий туман, не было. Так что погиб бы он, как говорится, не за грош.

Так что спасибо инстинктам. И – огромному опыту. И неумолимой равнодушной природе, разрушившей крышу…

Через полчаса, когда малейшие следы дымки рассеялись, киммериец вернулся к алтарю, остановившись на том же месте – в пяти шагах от широкой ступени, ведущей к нему. Туман своё дело сделал: в камнях пола и валявшихся на полу и без того полусгнивших балках и досках имелись огромные изъязвления, дыры и потёки: словно кто-то полил поверхности жгучей кислотой!

Варвар почесал затылок: Бэл их раздери! Прекратилось ли уже действие страшной субстанции?! Потому что не хотелось бы лишиться подмёток последних сапог! Они у него и так… Достаточно… э-э… изношены! Может ведь разъесть и подошвы! Впрочем, почесав в голове как следует, и простимулировав таким образом свои способности к мышлению, Конан нашёл выход. Вернулся снова к выходному порталу, вышел наружу, и набил свою суму до верху песком и глиной, что намёл упрямый ветер возле передней стены Святилища.

Рассыпать тонким слоем всю эту землю на повреждённых камнях пола удалось легко. Но пришлось принести ещё две сумы – чтоб и слой был потолще, и тропинка получилась пошире. Конан сердился: получается, чёртов кусок дерева для деда Улюкена обходится ему куда дороже, и хлопот доставляет больше, чем собственно сами сокровища!

Но вот дорожка и проложена.

Сам алтарь ни богатством убранства, ни оригинальностью конструкции не поражал: просто толстая каменная (Похоже, всё же – мраморная!) плита пять на пять футов, возвышающаяся над невысоким помостом на три фута благодаря четырём каменным же ножкам с фут толщиной, торчащим по четырём углам. Можно, вроде, подходить, и забирать: вон, под алтарём видно что-то вроде полусгнившего дощатого ящика, и там лежат позеленевшие медные старые лампы, ритуальные кинжалы с проржавевшими до рукояти волнистыми лезвиями, какие-то кубки, лампадки, огрызки свечей… И круглый кусок дерева – как раз длиной фута в три, и диаметром с древко копья. Почерневший от времени.

То ли это, что нужно Конану?

Выругавшись на всякий случай про себя для облегчения души, и помолившись Крому, Конан подошёл-таки к алтарю. Осмотрелся. Нет, всё тихо и спокойно. Он присел. Правда, в руки брать искомое не торопился.

Да, похоже на описанное древко. И никаких вариантов: деревянный кусок круглой палки тут такой – один. И, вроде, ни к каким тонким нитям он не прикреплён.

Но что же тогда мешает Конану просто взять его, и уйти?!..

Инстинкты? Чутьё?..

Покачав лохматой головой, и сжав челюсти, Конан огляделся. Выбрал подходящее орудие. Сунул в ящик длинный кусок полусгнившей доски от крыши, попытавшись поддеть им древко копья, и вытолкнуть то из ящика. В первую секунду ему показалось, что это удастся.

Однако почти мгновенно его старания прервал огромный острый плоский нож, выскочивший откуда-то снизу, из-под алтаря, ударившийся в верхнюю плиту, и перерубивший чёртову палку так легко и чисто, словно это был тоненький стебелёк одуванчика! Нож мгновенно спрятался обратно, в тонкую щель, проходившую по периметру под всем алтарём, но Конан к своему удивлению обнаружил, что сделан тот не из меди, или доброй стали, а… Словно из стекла! Поскольку через него было отлично видно и содержимое ящика, и торцевую стену Храма!

С таким подвохом варвару ещё не приходилось иметь дела. Поэтому некоторое время он просто думал. Молча. Не призывая, как обычно, многочисленные и разнообразные проклятья на хитро…опые головы тех, кто придумал эту коварную ловушку. Однако надумал киммериец быстро. И сунул в щель уже толстенную балку.

Которая однако оказалась рассечена столь же легко, как и полусгнившая палочка.

Варвар сплюнул. Но вернулся снова ко входу, и притащил оттуда большой камень, вывалившийся из передней стенки здания. Он злорадно пыхтел, подкатывая его к щели: попробуй-ка перерубить это, чёртова …реновина!

…реновина с камнем не справилась.

Рассыпавшись с печальным звоном на тысячи крохотных осколочков, она упала на пол искристым дождём! Однако насладиться удовлетворением Конану не удалось.

Позади алтаря, как он видел сквозь дыру под ним, в полу открылась ещё одна каменная плита-крышка. Размером она, пожалуй, вдвое превосходила все те, которые встречались ему до этого. Уродливая клыкастая и шипастая морда с длинными усами, показавшаяся оттуда, приветливостью выражения отнюдь не блистала.

Впрочем, Конан и сам радостью и почтением не проникся:

– Мардук тебя раздери! Уж не ты ли – Аттаху собственной персоной?

Тварь, походившая, правда, не на червя, как тому было бы положено, а на змею, просто гигантскую, ответила, хотя он этого и не ждал. Причём – тоже по зингарски:

– Нет. Я его слуга, змей Шшуфинэс.

– Э-э… Послушай, Шшуфинэс. – Конан подумал, что раз уж чёртова тварь понимает, и даже разговаривает с ним, может, удастся разойтись миром, – Не знаю, что ты собираешься делать со мной, но я на твои владения, Святилище Аттаху, и всё такое прочее, не посягаю. Мне всего лишь нужен вон тот старый кусок дерева, что хранится под алтарём!

– А мне неважно, смертный, для чего ты здесь. Но раз уж ты, непосвящённый, и не имеющий на это права – внутри охраняемого мной Святилища, и разбил Священную бритву Расхаса, разбудив меня, то будешь убит!

– Уж не тобой ли? – Конан не скрывал презрения в голосе. Метровое в диаметре длинное тело, всё ещё неторопливо поднимавшееся вертикально кверху из казавшегося бездонным колодца за алтарём его не испугало. Убивали и потолще! И подлиннее. Так что эффектное нарочито неторопливое появление, рассчитанное, вероятно, на трусов и слабаков, пропало даром.

– Мной. – чудище в комментарии вдаваться не стало, но кивнуло, моргнув.

– А это мы ещё посмотрим! – в соответствии с традициями, раз уж ему высказали конкретную угрозу, Конан не стал ничего больше ждать. Одним огромным прыжком он вскочил на столешницу-алтарь, и следующим прыжком взвился в воздух, рубанув что было сил с налету по шее, уже поднявшейся на добрых двенадцать футов над полом.

Толку от этого, к сожалению, не оказалось.

Меч, жалобно звенькнув, попросту отскочил от ромбовидных чешуек, которыми была покрыта с головы до хвоста мерзкая змеюка, и Конан только огромным напряжением сил удержал рукоятку в ладони. Приземлившись по другую сторону колодца, откуда, как ни в чём не бывало, продолжала струиться тварь, он мгновенно отскочил подальше. И вовремя! Поскольку Шшуфинэс тоже не ждал особого приглашения, и тут же метнул сверху свою мерзкую пасть на то место, куда только что приземлялся киммериец. Треск от удара челюстей по каменным плитам буквально ударил по ушам, но Конан опять не стал ничего больше ждать, а рубанул ещё раз – уже по опустившейся к земле голове, метясь в глазницы.

К сожалению, с тем же результатом.

Змей, снова вскинув голову повыше, хитро прищурился:

– А ты шустрый. И коварный. Тебя приятно будет прикончить.

– Полегче на поворотах, скотина бронированная! Ещё неизвестно, кто кого прикончит! – Конан боковым зрением проверил, где находится ближайшая яма-ловушка, и вдруг… Со всех ног кинулся прочь от монстра – по тропинке, проложенной ещё несчастной Лидией!

Тварь, такой подлости явно не ожидавшая, на доли секунды словно растерялась. Но затем, громыхая по камням пола бронированными чешуйками, и сметая остатки брёвен и досок на пути, ринулась за ним, уже не пытаясь нарочито замедлять свои движения.

Чешуйки скребли о пол с таким металлическим звуком, словно и правда состояли из броневой стали, и по полу кто-то огромный и свирепый протаскивает гигантскую кольчугу, или связку цепей! Конан на бегу похвалил себя: а хорошо, что он выманил монстра из его подземного укрытия. На ярком солнце тому наверняка не столь хорошо будет видно противника, как в привычном полумраке!

Добежав до портала, варвар оглянулся.

Змей никуда, вроде, не торопился, но его движения были обманчиво неторопливы: на самом деле он отстал от человека, бежавшего во всю силу своих могучих длинных ног, всего на десяток шагов! Зато Конан смог по достоинству оценить реальные размеры чудища: туловище тянулось и тянулось, извиваясь, и повторяя его маршрут, на добрых двести футов! Или даже больше – часть длины скрадывали изгибы, с помощью которых монстр придавал своему телу движение.

Плохо дело. Туловище Шшуфинэса действительно оказалось всё покрыто мощной чешуёй. Следовательно, попытки перерубить его окажутся обречены на провал – это вам не морской Страж, который должен плавать в воде. А тут, на земле, можно позволить себе и такие бронебойные наросты на коже – тяжёлые, зато чертовски прочные! Впрочем, вряд ли служитель Ффаскара делился опытом со служителем Аттаху, или наоборот… Но в Конановском случае толку от этой мысли – ноль!

Киммериец дождался, пока страшная рожа появится из портала двери, выбравшись наружу, и снова приподнявшись над землёй. Мерзкая ухмылка исказила пасть змея:

– Ну что, человечишка? Понял, что попа…

Именно на этом слове Конан рубанул что было сил по остаткам косяка. Балки рамы из ливанского кедра вывалились из проёма.

С грохотом сотни лавин верхняя часть портала обрушила свои камни на туловище змея. Однако никакого видимого эффекта это не дало: лёгким напряжением мышц тот чуть приподнял обрушившийся на него камнепад, и продолжил, хоть и не столь быстро, выползание.

Бэл его раздери! Если эта тварь выберется на оперативный простор, от неё будет не сбежать! Не говоря уж о том, что не перерубить!

Конан подскочил снова почти вплотную к уродливой морде, заорав:

– Я сожгу тебя!

В глазах твари промелькнуло вроде как удивление. Огромная пасть раскрылась:

– Откуда ты тут возьмёшь…

Договорить монстру Конан снова не дал – рубанул что было силы, и оба огромных клыка-зуба отлетели на десятки футов прочь, срубленные, словно деревца, острой сталью, почти под корень! Оказалась правильной, значит, мысль Конана о том, что изнутри чудище не может тоже быть столь же бронированным и неприступным! Значит…

С оглушительным киммерийским кличем он ринулся ко вновь открывшейся невольно в диком рёве пасти, и влетел туда головой вперёд!

Ядовитых клыков он теперь не опасался, и ринулся прямо дальше – в почти метровую, как он уже пару раз увидел, глотку чудища!

Голова монстра вдруг вскинулась к небесам, сделав задачу Конана гораздо легче: теперь, даже не помогая себе кинжалом, зажатым в левой руке, он словно по скользкому ледяному катку летел прямо в недра мерзкого нутра змея! Однако внезапно глотка сузилась, и Конан понял, что началось главное место чудовища: его поганые внутренности, положенные любому живому, а не магическому, существу: сердце, лёгкие, печень… И всё остальное!

С новым кличем, перешедшим в рёв, и остервенением отчаяния киммериец принялся в полной темноте прорубаться сквозь какие-то отвратительно скользкие и податливые внутренности, уже не ощущая, как монстр мечется и лупит телом по земле: похоже, завал из камней смог хоть как-то ограничить свободу движений твари, и облегчил задачу варвара! Но омерзительно вонючие и скользкие потоки, вылетавшие фонтанами из разрубленных Конаном петлей то ли кишок, то ли – лёгких, и других частей мерзкой утробы, мгновенно покрыли киммерийца с ног до головы! Но опасался он только одного: не выпустить бы ставшую скользкой рукоять меча из пальцев!

Туловище под ним и вокруг него внезапно заходило ходуном: настоящее землетрясение! Похоже, до монстра наконец дошла опасность нахождения человека с мечом – внутри его тела! (Собственно, такое до любого дошло бы!) Особенно, если такой противник вот-вот доберётся до сердца!..

Толчки и рывки становились всё сильней. Варвар подумал, что если б не эти самые, мягкие и податливые, внутренности змея, расплющило бы его о твёрдую кожу со стальной чешуёй… Или размазало по ней. Но продолжал отталкиваться кинжалом и мечом от утробы, упорно продвигаясь вперёд.

Но вот наконец он и пробрался к главной цели своей атаки: где-то там, впереди, мерно бухало и отдавалось могучими ударами во всей окружавшей его плоти, чудовищное сердце монстра! Конан не стал ждать, пока воочию увидит его: это всё равно было невозможно в душной кромешной тьме, царившей вокруг! Доверяя своему чутью и слуху, он направил могучий удар туда – прямо перед собой!

Словно на него низвергнулся могучий водопад: поток густой и липкой горячей крови захлестнул его с ног до головы!

Оглушительный предсмертный рёв агонизирующего Шшуфинэса больно ударил по ушам даже здесь – в утробе монстра. Варвар понимал, что если б стоял сейчас снаружи твари – точно бы лишился слуха!.. Его бросало и кидало – так не болтало даже «Вестрел» в штормовом море… Наконец рывки и толчки стали слабее.

Стих и рёв, и прекратились окончательно судороги могучих конвульсий. Верхняя часть туловища монстра стала проседать, грозя прижать Конана к дну, если можно его так назвать, утробы Шшуфинэса. Варвар, отплёвываясь, и протирая залитые густой и липкой кровью глаза, понял, что если не хочет остаться навсегда погребённым в теле своего грозного врага, самое время выбираться. Пока трупное окоченение не превратило бронированную утробу, и челюсти монстра в смертельный капкан, разрубить или разжать который окажутся не в силах даже его могучие мускулы…

Разворот в теле поверженного змея, и упорное продвижение к его пасти приятным воспоминанием назвать было ну никак нельзя. Ноги скользили в потоках крови и петлях кишок, жарко и душно было, как в печи, тьма стояла кромешная. Да и передвижение на четвереньках, а затем и ползком, к любимым занятиям киммерийца не относились. Выбравшись наружу через с трудом приподнятую спиной верхнюю челюсть, киммериец не мог не выругаться всласть. Осмотр собственного тела, впрочем, порадовал: кровь на нём имелась только – противника. Определить это было нетрудно, поскольку она оказалась тёмно-бардового цвета.

Но Конан всё равно долго отряхивал и оглаживал себя: отвратительная жёлтая слизь и кровь чудища действительно покрывали его с ног до головы, вызывая даже у него, закалённого омерзительнейшими зрелищами выпущенных кишок, и расколотых черепов самых разнообразных монстров, тошноту и брезгливость. Да уж, в таком виде к его Величеству Наместнику Ксулибии, деду Дорвонну, не пойдёшь. Нужно помыться.

Однако где помыться здесь, в голой степи, и даже вон там – в дремучей тайге?

А впрочем – верно, есть тут, в чаще, примерно в миле от опушки, небольшой ручеёк. По нему он и подходил сюда, пытаясь, как обычно, запутать следы.

Мылся Конан долго и тщательно. В ручей пришлось сесть, а затем и лечь. Ощущать, как восхитительно свежие прохладные струи смывают остатки мерзкой слизи и сгустки уже запекшейся крови змея, было восхитительно приятно – Конан подумал, что с этим, таким новым, ощущением, не сравнится даже удовольствие от выдержанного вина!

Голову Конан мыл особенно тщательно, понимая, что именно ей досталось больше всех, когда он ломился внутрь монстра. Его густые волосы упорно не желали отмываться, и пришлось использовать песок, выстилавший дно ручейка. Штаны пришлось тоже постирать. Что же до сапог… Они текли и раньше. Но теперь внутри хотя бы хлюпала не кровь и мерзкая жёлтая слизь. А только вода.

Сидя обнажённым на крыше землянки псов, приглядывая за Храмом, и ожидая, когда вечернее солнышко хоть чуть-чуть просушит развешенную по веткам крыши одежду, Конан вздыхал.

Не получится про свой самый «крутой» подвиг никому рассказать. Чем тут хвастаться? Тем, что пришлось, словно золотарю, или мяснику, возиться в нечистотах и потрохах мерзкой твари?!

С другой стороны, если б не его инстинкты, заставившие пойти на этот, казавшийся смертельно рискованным, омерзительным и ужасным, шаг – чёрта с два бы он сейчас сидел здесь! Не-ет, он мирно переваривался бы в этой самой утробе, оказавшейся вполне обычной. Как у всех прочих существ из плоти и крови…

А принял он это решение, вот именно – инстинктивно, не думая. Потому что в таких моментах лучше всего доверять не мозгу и рассудку, а – вот именно – инстинкту и чутью! Это именно подсознание сказало ему, что снаружи бронированную тварь никак не проймёшь. А никаких других ловушек и подготовленных «сюрпризов» для чудища таких размеров Конан, конечно, не приготовил. Да и как бы он их приготовил – кто же мог знать, какой монстр ожидает в Храме, триста лет как заброшенном?!.. Казалось, что никто так долго прожить не может… Разве что – проспать?

А, ну да. Змей так и сказал, что он его разбудил. Чёртов Шшуфинэс, чего ему не спалось и дальше?! Вот ведь настырная и добросовестная скотина попалась! Неграл ему в печень!..

Впрочем, нет: меч ему в печень! И в сердце. Так надёжней.

Конан покачал лохматой и почти уже высохшей головой. Надеялся он только на то, что этот сюрприз оказался последним!

К Храму он подходил в очередной раз уже в сумерках. С собой, правда, нёс факел. Перед обрушившимся порталом, из которого так и торчала наружу передняя треть сплющившегося сейчас туловища Шшуфинэса, Конан факел зажёг. Он не хотел оставлять завоёванный с таким трудом и риском обломок древка на ночь – в ящике под алтарём. Мало ли! А вдруг теперь, когда у алтаря нет защиты, какой-нибудь шустрый пройдоха захочет прибрать древко к рукам, пока киммериец будет почивать на заслуженном отдыхе?!

Через завал обломков камней Конан перелез легко – прямо поверху. До алтаря добрался тоже без проблем – теперь каждый шаг в Святилище был ему отлично знаком.

Но обрубок древка варвар всё равно вытаскивал из ящика с помощью ещё одного куска полусгнившей доски: мало ли!..

Однако всё прошло спокойно, и вот вожделённый кусок палки наконец в его руке!

Ну и ничего особенного: он уже давно рассмотрел его, и примерно представлял, чего ожидать. Длина – как раз с его ногу. Действительно, чуть больше трёх футов. Толщина… Как у самого обычного древка копья. Довольно тяжёлое – не иначе, как из какого-нибудь благородного и долговечного дерева. Например, Священной Заморианской акации. Которая, как известно, живёт две тысячи лет, а не гниёт – вообще никогда. А пыль и грязь, осевшие на древке за три столетия, можно и смыть. Тёплой водичкой.

Но это – уже проблема старого Дорвонна!

Ночевал Конан в землянке псов.

Погрелся, и просушил у костра очага всё ещё влажноватую одежду. Поужинал очередным куском оленьей ноги. Повертел в руках древко. Поперебирал в свете костерка добытые рубины и алмазы. Со вздохом вернул драгоценности в напоясной мешочек-кошелёк – к глушилке, огниву, запасной тетиве, и прочим чрезвычайно необходимым мелочам. Но вот кусок палки туда не спрячешь. А в суму он не лезет – слишком длинён. Как же его нести, чтоб не мешал, и оставлял руки свободными?

Выход Конан нашёл простой: упаковал древко в одеяло Лидии, и перевязал верёвками из её же сумы: теперь эту штуку можно нести за спиной, как когда-то он носил меч.

Доставшуюся ему в «наследство» суму девушки, со всем его немудреным содержимым, он изучал тщательно и методично.

Вот запасные тетивы – целых три! Пригодятся. Вот бронзовые и стальные наконечники стрел. Десять штук. Тоже пригодятся. А вот запасные штаны и мягкие сапоги придётся просто оставить в суме: размер не тот… Кремень и кресало у Конана были свои, но остатки трута он тоже забрал. Как и пару ножей и свиток пергамента.

Свиток, разумеется, оказался картой. Конан внимательно сравнил со своей – той, что продал ему Крамер. Надо же: кто-то заморочился, и копия карты явно была сделана куда тщательней оригинала, и нарисована не больше трёх лет назад: чернила казались совсем свежими… Не иначе, Лидия давно планировала поход. Ждала только, пока подрастёт. Ну, и удобного случая.

Получается, когда Конан пришёл к старому Крамеру, сам и спровоцировал побег девушки от матери и деда… Ну как же! Конкурент! На то, что она уже явно считала своим… Глупая наивная малышка. Жаль её.

Впрочем, с таким характером и складом ума вряд ли из неё получилась бы порядочная домохозяйка. А с таким хлипким телосложением и совестливостью – циничная и беспринципная искательница приключений и авантюристка. Кинув карту Лидии в огонь, Конан без сожаления следил, как съёживается и горит свежий пергамент. Он предпочитал не копии, а оригиналы. Может, поэтому и оставался живым до сих пор.

Пододвинув к угасающему огню один из топчанов-кроватей, Конан вновь завернулся в остатки одеял и шкур. Засыпая, он смотрел на крохотные оранжевые и голубые язычки, думая о том, как там поживает Улюкен…

Проснулся Конан от ощущения опасности.

Снаружи землянки явно что-то происходило! Хотя там, на равнине и слышны были не звуки, а, скорее, намёки на звуки, Конан не стал ждать. Не мешкая, он в полной темноте, поскольку даже угли прогорели до золы, сгрёб на ощупь в одну руку поставленную под лежаком суму, в другую руку – одеяло с древком, и метнулся в дальний угол жилища. Там он закинул древко и суму за спину, а в руки схватил меч и кинжал.

Вовремя!

Потому что через вход полезли нескончаемой шуршащей, постукивающей, и побрякивающей, лавиной, старые знакомцы: крабы! Зрение киммерийца позволяло легко узнать их, поскольку на мокрых панцирях и клешнях отблескивали лучики луны, прекрасно обрисовывая его старых врагов, даже если б он ещё до этого не догадался кто это, по характерным производимым ими звукам!

Особого смысла прорубаться сквозь чёрную массу тел Конан не видел: запасной выход он, как обычно, подготовил! Поэтому вернул меч и кинжал на место, ухватился за свисавшую с одной из балок потолка верёвку, да и подтянулся кверху. Там быстро откинул одну из досок перекрытия, ветки, и выбрался наружу через образовавшееся в кровле отверстие.

Ого!

Похоже, дед Улюкена сильно его уважает! В ярком свете полной луны со всех сторон к землянке подступали буквально полчища крабов! К счастью, пока двигались они не сплошной массой, а разрозненно – поодиночке.

Поэтому варвар, даже не вступая в схватку, стремительной молнией просто пробежал сквозь не успевшие сомкнуться ряды, и ринулся в гущу леса, про себя посмеиваясь: попробуйте догоните, ублюдки заторможенные! На суше вы не больно-то побегаете!..

До рассвета, судя по-всему, оставалось не больше двух часов, поэтому Конан решил, что выспался он вполне нормально, и может целый день двигаться. Разумеется, с остановками на завтрак, обед и ужин. Остатки мяса оленьей ноги, предусмотрительно заранее срезанные с кости, и уложенные в суму, позволяли не терять время на добывание пропитания. Костра Конан, чтоб тоже не терять времени, и не выдавать своего местоположения, не разводил. И к вечеру выбрался к одному из небольших отрогов западного Алотоо.

Здесь его, разумеется, могут найти. Если догадаются, что он не стал возвращаться по той дороге, которой пришёл к Святилищу Аттаху, а сделал большой крюк, – то есть, если враг сможет снова воспользуются сведениями от своих шпионов.

Да, Конан теперь отлично знал, кто это: видел в небе над степью неуместных в глубинах континентов буревестников-альбатросов. Хоть те и парили на невероятной высоте, определить по характерным силуэтам, что это именно они, для варвара с его великолепным зрением проблемы не представляло. Как и для них – увидеть, что он проник в Храм, и убил самое страшное чудище, о котором старый пройдоха Дорвонн наверняка знал, но предупредить не позаботился, и быстро донести эту весть до нужных ушей… С другой стороны то, что они парят так высоко, позволяет легко прятаться от них, просто оставаясь под сенью деревьев.

Костёр Конан развёл под вывороченным бурей корневищем могучего лесного исполина – кедра. Он со всех сторон обложил яму в земле ветвями лиственных и лапами хвойных деревьев, для сохранения и тепла, и скрытности. Это делало ночёвку там же, в яме, на подстилке из листьев и мха, вполне комфортной. А главное – он был уверен, что так ни с воздуха, ни с земли никто огня его костра не заметит.

Как ни странно, именно так и произошло. И ночь варвар провёл спокойно.

Утром он двинулся уже куда положено – к океану. И добрался до побережья на пятый день пути.

На деда Улюкена, хитро…опого и коварного Дорвонна, он не сердился.