Капризная с-сука!..

– Вот ведь мерзкая скотина! – теперь на лице женщины прорезалась целая гамма самых разных эмоций, кулаки сжались, и доктор запоздало подумал, что напрасно не взял с собой никого для подмоги: захоти эта самая пациентка треснуть его самого чем-нибудь, и отправиться погулять по кораблю, он ничего не сможет ей противопоставить в свои шестьдесят с хвостиком. Большим.

Но женщина быстро взяла себя в руки:

– Извините, доктор. Это я, разумеется, высказалась о Хараке. Против вас же с доктором Кимуро я пока ничего, вроде, не имею.

Но не предавайтесь особо эйфории по этому поводу. Не имею я против вас ничего, потому что, как мне кажется, вы с доктором пока – единственные, кто не будет покушаться на мою девственность. Которой я пусть и давно не обладаю, но воспоминания о тех счастливых временах сохранила!

Доктор Людвиг рассмеялся – весело и заразительно. Утёр выступившие слёзы:

– С вами не соскучишься, уважаемая Наиля! Но в одном вы правы: мы с доктором Кимуро действительно не претендуем. Но не в силу возраста. (Генный материал можно было бы получить от нас и хирургическим путём!) А из-за наших наследственных болезней. Такие гены дальше лучше просто не передавать.

– И что же у вас с доктором такого плохого, что сподвигло вас на такие раскладки?

– У меня – жуткая близорукость. Вон: видите, какие чудовищные контактные линзы приходится таскать? – доктор позволил женщине взглянуть поближе на свои глаза, – И что самое страшное, проявилась она прямо с детства. Наследственность со стороны отца. Так что «подвижные игры на свежем воздухе» оказались мне заказаны. Ну, и плюс ещё искривление позвоночника. Сколиоз, проще говоря. Наверное, как раз из-за того, что много времени проводил за компом и книгами в детстве. Сидя.

А если вашим детям предстоит жить на какой-нибудь нормальной планете, думаю, последнее, что может помочь им в охоте, работе, и прочих предстоящих физических нагрузках – это близорукость и сколиоз. Ну а у доктора Кимуро – врождённый порок сердца. Впрочем, компенсированный. И плюс импотенция. С сорока лет. Да ещё и пародонтоз.

– Жаль. Он показался мне таким приятным человеком. И я уж было совсем намылилась явить ему свою благосклонность… Как, возможно, и вам… – женщина начала обходить по кругу остановившегося в центре комнаты доктора, касаясь его плеч и груди ладошкой, – Но против природы… И желания капитана… Не попрёшь!

Ладно, доктор, расслабьтесь. – женщина вдруг сменила деланно-игривый и легкомысленный тон снова на нормальный, – Я вам – не какая-нибудь миледи из трёх мушкетёров. Охмурять вас с доктором Кимуро не буду. А буду внимательно выслушивать советы моих лечащих врачей, чтоб сохранить подольше своё драгоценное здоровье. И нарожать побольше крепких и умных детишек!

– Вы напрасно иронизируете, миссис МакГоннегал! Я никогда не поверю, что вам и правда – плевать на весь человеческий род. И его возрождение с вашей помощью! Вы же – извините! – не взбалмошная дурочка, как вы иногда пытаетесь себя позиционировать. Таких просто не берут в космос! А берут туда исключительно компетентных специалистов, с отличным здоровьем и устойчивой… Вернее – суперустойчивой психикой!

– Ну, может, конечно, и так. – дама прекратила обходить вокруг доктора и остановилась перед его грудью, глядя в глаза. Она была невысока – метр шестьдесят – и поэтому смотрела снизу вверх. Но почему-то доктор, в котором было метр восемьдесят три, чувствовал себя рядом с ней малышом, – И я действительно не капризная и сволочная идиотка, как мог бы посчитать ваш замечательный во всех отношениях капитан. И остальные. Но!

Решение о «продолжении человеческого рода» я должна принять сама. И, разумеется, когда приду в надлежащую физическую форму. И в подходящий для этого дела душевный настрой! И, что главное – с подходящим по моему мнению кандидатом!

– Разумеется, уважаемая миссис МакГоннегал! Никто и не намеревался вас ни понукать, ни принуждать!

– Вот и славно. Ладно, вы что-то там говорили об обследовании? Разрешаю приступить. Отдаюсь, так сказать, в добрые и профессионально подготовленные руки! – дама отступила на шаг, и картинно закинула руки над головой.

На это доктор Людвиг не нашёлся что достойно ответить, и только хмыкнул, сверкнув глазами. После чего и правда достал из правого кармана халата стетоскоп.

– Ну-ка, уважаемая пациентка… – он показал руками. Наиля закатала кверху майку, в которой была после приёма ванны. Под майкой ничего надето не было, и приятно круглящиеся упругие полусферы невольно заставили доктора вздохнуть. (Мысленно!) Дама усмехнулась:

– Ну что? Дышать – не дышать?

– Вот именно. И, если можно, спокойней.

И – без комментариев и замечаний.

– Ладно. Но стетоскоп у вас всё равно холодный!

Доктор Людвиг воздел очи горе.

Капитан Пауэлл выслушал доклад доктора Людвига, зашедшего к нему на мостик, молча. Покивал. Сказал:

– Это радует, конечно. Жаль только, что при столь «несокрушимом» здоровье у нашей подопечной столь своеобразный подход к общению с нами. Членами экипажа.

Доктор Людвиг невольно улыбнулся:

– А знаете, сэр, мне даже интересней общаться вот так. Она ведь не столько действительно «выделывается», сколько хочет нам это показать. Думаю, она чертовски, если мне позволено так выразиться, одинока. И несчастна. И пытается таким образом как бы… отгородиться. От проблем. От мира. Да и от самой себя.

– Хм-м… Вам, доктор, конечно, виднее. Поскольку для меня, как для специалиста по мужским коллективам, да ещё холостого, женская душа и женское социальное поведение – тайна за семью печатями. Впрочем, радует хотя бы то, что она уже не протестует столь рьяно, и даже намеревается самолично отобрать кандидата. Наши старший лейтенант и главный инженер сообщили ей, что мужчин на «Пронзающем» – пятьдесят.

Следовательно – есть из кого выбрать.

– Знаете что, капитан, сэр. Я бы так уверенно не говорил о том, что она смирилась со своей участью, и даже собирается провести отбор «призового производителя».

Это ведь – женщина.

А у них всегда – семь пятниц на неделе. То есть – сегодня, скажем, она согласилась, и приказала завтра всем построиться в шеренгу. Для проведения «кастинга». А завтра – ударится в истерику, и отправит всех собранных и выстроенных в шеренгу «самцов» на три весёлых буквы! И никого к себе в каюту не пустит…

– Да, пожалуй вы правы, доктор. Ну ладно. Деваться некуда.

Придётся мне самому с ней… Побеседовать.

Давайте-ка сюда этот самый ключ.

На аккуратный стук изнутри донёсся вполне жизнерадостный голос:

– Да-да! Входите, капитан Пауэлл!

Капитан заставил рот закрыться, одел на лицо вежливую, но сдержанную улыбку, и действительно зашёл. Поскольку табурет он принёс с собой, жестом предложил женщине опуститься на единственный в комнате стул. После чего присел и сам, расположившись в шаге от спасённой. Та на помощь прийти не спешила, и молча смотрела на него.

Пришлось капитану первым начинать разговор:

– Уважаемая миссис МакГоннегал. Поскольку вам теперь придётся достаточно долгий период находиться на нашем корабле, я должен предупредить вас о некоторых проблемах, которые у нас на борту достаточно часто сейчас, когда механизмы, системы, и коммуникации изношены, возникают. Чтоб вы были готовы, и не пугались таких… Внештатных ситуаций.

Во-первых, у нас иногда барахлит реактор. Когда это случается, нормальный свет, – Пауэлл указал на потолочный матовый плафон, – пропадает. Но при этом обычно загорается аварийный. Он красный и тусклый, однако ориентироваться вполне свободно позволяет. Далее, у нас на три часа дня, сегодня, намечен старт.

Проблем с этим, вроде, быть не должно, потому что члены экипажа провели все необходимые подготовительные работы. Но поскольку мы собираемся лететь в эконом-режиме, ускорение «Пронзающий» будет поддерживать порядка девяти с половиной «же». На большее мы не отваживаемся, поскольку каркасу нашего корабля – двадцать лет, и даже самый прочный металл со временем устаёт. На вас это никак не скажется, поскольку единственные агрегаты, которые работают стабильно и безаварийно, (Тьфу-тьфу!) – капитан сплюнул через левое плечо, – Это – наши гравитаторы. Наверное, потому, что в них нет движущихся частей. А обмотки гравитронов не гниют и не портятся.

Далее, периодически нарушается работа водопровода – иногда может не быть горячей воды, а иногда – холодной. То есть – питьевой. На этот случай вон там, в шкафчике под ванной, имеется пятилитровая алюминиевая баклага с питьевой водой.

Система кондиционирования работает почти всегда нормально, но иногда и ей требуется профилактика – на смазку или замену её больших вентиляторов, и кулеров.

Конечно, случается и много других неполадок, но даже если вы заметите что-то, что не подходит под описание того, что я вам рассказал, главное – не паникуйте. Просто оставайтесь в своей каюте, и в случае необходимости говорите прямо в камеру и микрофон. Вон они – вы их уже видели. И о том, что мы за этой комнатой можем следить, несомненно, догадались.

– Ну, ясное дело, догадалась! Чего ж тут не догадаться, если вон он, глазок объектива: торчит! А как насчёт спальни?

– Не волнуйтесь, миссис МакГоннегал. Спальня и все остальные служебные помещения вашей каюты не просматриваются и не прослушиваются. Право на личное пространство. А вот это, – капитан снова кивнул на камеру, – страховка для различных проблем у обитателя каюты. То есть – в данном случае – вас. Например, если у вас случится, скажем, сердечный приступ… Или заболит зуб. Или живот. Да мало ли!

Крик о помощи мы можем услышать, даже если вы будете в спальне. А вернее – его выделит и опознает компьютерная программа, следящая за безопасностью членов экипажа.

– Понятно. – Наиля, пока капитан говорил, слушала, внимательно глядя ему прямо в глаза. И только помаргивала. Но сейчас кивнула, – В-принципе, разумно для космического корабля. Впрочем, у нас на Станции было несколько по-другому. У нас камер не было – только микрофоны.

Пауэлл кивнул:

– Да, я в курсе. Но Станция – не корабль. Здесь, всё-таки, риски выше.

– Ага. Ну ладно. Ваш «информирующий» и предупреждающий монолог я выслушала. А теперь давайте, выкладывайте. Для чего пришли.

Пауэлл усмехнулся:

– Всё верно. Вы и умны и наблюдательны. И как женщина, и как профессионал. Вы не можете не понимать, что просто так я к вам не заявился бы. Так вот.

Я понимаю, что ваши попытки избавиться от контроля со стороны отправленных мной с вами в зал провожатых – не столько каприз, сколько желание ознакомиться с нашим кораблём, так сказать, лично. Без помех. В-принципе, я против этого желания ничего не имею. Но!

Мне приходится учитывать, что в настоящее время вы ещё слишком слабы. А на «Пронзающем» – пятьдесят с лишним физически здоровых и давно не видевших живую женщину, мужчин. И как бы дисциплинированы они ни были, и как бы хорошо они не контролировали свои желания и эмоции, Первичный Инстинкт всё равно – потому и называется первичным.

У некоторых могут сдать нервы, и, если вы будете в одиночестве – они могут просто наброситься на вас!

– Уж не волнуйтесь! Постоять за себя смогу!

– Не сомневаюсь. Ну, а если таких нападающих будет несколько? Или вас, вот именно, снова оглушат, подкравшись коварно сзади? Вам нужна новая шишка?

– Э-э… Нет.

– Вот и хорошо. Потому что против вашего знакомства с кораблём я ничего не имею: всё-таки вам тут жить. И, надеюсь, и детей растить. Поэтому нужно знать всё: и расположение теплиц, и камбуза, и рубки. И трюма. И спасательных модулей. Ну, и всего прочего. Однако мне бы всё-таки хотелось, чтоб вы не испытывали судьбу, а заодно и психику наших людей на прочность, и ходили – с провожатыми.

– То есть – с главным инженером и вторым помощником?

– И с ними. И с другими, смотря чья будет вахта. Просто мне будет спокойней, если при вас всегда будет хотя бы два… э-э… сознательных и сильных представителя руководства корабля. То есть – офицер и руководитель какого-либо подразделения.

– Хм-м… Когда вы так всё это преподносите, мне, вроде, и возразить нечего. Ну ладно. Вы правы. Конечно, я хотела бы осмотреть корабль. В первую очередь, разумеется, оранжерею. У нас на Станции были только кюветы с хлореллой, ну и образцы лишайников и мхов. И – никаких нормальных растений. А тут – оранжерея! С неё и начнём!

– Хорошо, миссис МакГоннегал. Однако в связи с организационными сложностями, связанными с нашим стартом, давайте отложим это дело до завтра. Как вам это?

– Нормально, – дама чуть дёрнула плечиком, – А когда?

– Ну, например, можно посвятить первой экскурсии время после обеда. – это предложение вызвало нахмуривание кустистых бровей, и капитан понял, что предложение «не в тему». Он поправился, – Или после тренажёрного зала?

– Устроит. Но – только после того, как я «приму водные процедуры».

– Превосходно. В таком случае завтра, примерно в половине одиннадцатого утра, к вам придут те, кто будет на вахте.

– Ладно. А что сейчас?

– А сейчас, если у вас есть какие-либо ещё просьбы или жалобы – я вас внимательно слушаю.

13. «Расплата» техника Ходжеса

– Ну, желания-то у меня, конечно, есть… – Наиля позволила своему ротику сложиться в ироничную улыбочку. – Например, сидеть сиднем взаперти, пусть и в достаточно большой и комфортабельной офицерской каюте – скучно! Поэтому.

На настоящий момент у меня самое насущное желание – с кем-нибудь поговорить. Просто поговорить. Так сказать, пообщаться. Расспросить кого-нибудь о нём самом, о вашем экипаже, о корабле. О том, какие планеты вы обследовали. Что там нашли… Ну и, понятное дело, и о своих проблемах рассказать. Словом – чисто по-женски расслабиться. Душой. За интересным разговором!

Капитан Пауэлл сдержал порыв разинуть рот. И другой – почесать затылок.

Моргнув, сказал:

– Я понял вашу мысль, уважаемая миссис МакГоннегал. Действительно, я не продумал этот вопрос. Мы с офицерами посчитали, что вы сможете проводить досуг за, скажем, чтением книг. Или просмотром видеофильмов – у нас их огромный выбор. Но живое общение, разумеется, для вас будет и полезней, и, вероятно, привычней. Как способ снять стресс. И обменяться информацией.

– Вы что – считаете меня сплетницей?

– Отнюдь. Поскольку, как вам уже сказал доктор Людвиг, вряд ли женщина такого типа и склада характера попала бы в космос. Я считаю вас, как уже говорил, вполне самодостаточной и компетентной в своей области специалисткой. С устойчивой психикой. Но не может же живой человек, и правда, сидеть «сиднем» в своей каюте, и ни с кем не говорить. Не делиться мыслями. Наблюдениями о жизни и работе. В конце-концов – узнавать и сообщать новости. Ну и так далее. Итак.

С кем бы вы желали разговаривать? И – когда?

– Ха! С кем, с кем… С мужчинами, понятное дело. Не с вашим же Центральным Компьютером!

– Да-да, это я понял. Но… Какого типа мужчин вы имеете в виду? Офицеров? Специалистов? Сержантский состав? Технический персонал?

– Ну и вопросы вы задаёте, капитан Пауэлл! «Какого типа»! Да мне плевать, к какой категории и «типу» будут относиться эти мужчины! Лишь бы они были интересными собеседниками, и мне не было с ними скучно!

– Ах, вот что. Наверное, вы имели в виду широкий кругозор и высшее образование?

– Не обязательно. С некоторыми из наших учёных там, на Станции, буквально не о чем было поговорить! «Высшее образование»! Да сейчас все, кто ставит себе целью чего-то достичь, добиться в этой жизни, обзаводятся им в обязательном порядке! Но это даёт им только возможность работать со знанием дела в своей какой-то узкой, специфической, нише, и отнюдь не делает умнее. И интересней! Скорей, наоборот. Каждый такой «профи», словно моллюск, забивается в свою раковинку, хранит свои проф.секретики, чтоб не дай Бог – не умыкнул кто-нибудь коварный, подслушавший или выведавший… И даже в блогах такие карьеристы – сущие пни! «Привет – привет», «Как дела? – Нормально! А твои? Тоже всё О,кей! Ну, чао!». Абсолютное незнание ни жизни, ни каких-либо других областей: что науки, что искусства… Ну и так далее. Тоска с ними зелёная!

Скрепя сердце, Пауэлл вынужден был признать, что изрядная доля правды в словах Наили есть. Скольких учёных и специалистов он знал там, дома, попросту не интересующихся ничем, кроме своей основной профессии! Действительно полных профанов в «искусстве» и прочих не касающихся непосредственно их специальности, вопросах. И живущих отнюдь не желанием что-то открыть, что-то свершить, или «продвинуть вперёд науку», а банально – занять престижную должность, и грести отличную зарплату!.. (Слава Богу, что таких при отборе в их экспедиции не принимали!) Да и с обзаведением сейчас… ну, вернее – в далёком теперь прошлом, когда они только улетали – Семьёй, дело у таких узких «спецов» обстояло просто…

Плачевно.

Почти – катастрофически!

Впрочем, и не только у них…

Никто в так называемом «цивилизованном и демократическом обществе» не хотел ни ответственности, ни хлопот, ни «сложностей притирания друг к другу»… А уж про то, что на западе стали чрезвычайно модны течения «чайлд-фри», «секс-фри», «селф-фэмили», и прочее в таком же духе, можно и не упоминать. Как и про однополые браки. Плодились только бывшие эмигранты – понаехавшие в старушку-Европу с Ближнего Востока: необразованные, ленивые, но очень много о себе воображающие азиаты. И коренные жители Африканского континента. Ещё больше о себе воображавшие, и кроме того, глубоко убеждённые в том, что все вокруг до сих пор должны им денег за века «рабства».

Да и то, кажется, «размножались» они только в силу привычки. И религиозных норм.

И ещё за десять лет до их отлёта казалось, что численность «европеоидного» населения планеты очень быстро сократится до пресловутого «золотого миллиарда», но произошло открытие Павла Гровера. Фактически подарившего человечеству возможность размножаться альтернативным путём. С помощью размещения искусственно осеменённой яйцеклетки – в искусственной матке. Вполне исправно, с вероятностью выше девяноста одного процента, доращивавшей зародыш до «раскупорки». Как, собственно, это и было описано почти двести лет назад в бессмертной книге «О дивный Новый Мир!»… С последующим выращиванием и воспитанием детишек в Государственных Интернатах.

– Нет, мне в собеседники нужен самый обычный человек. Не учёный, и не офицер. А, думаю, скорее – технический специалист. Возможно, даже не слишком квалифицированный. Зато, с вот именно – кругозором. И желательно – с юмором.

Капитан не смог сдержать кривой усмешки:

– Ах, вот в чём дело! Могли бы сказать проще, миссис МакГоннегал. Что считаете наказание техника Ходжеса недостаточным, и требуете его к себе. На «заклание»!

– Экий вы прямолинейный, капитан. Почему обязательно нужно называть вещи своими именами?! Нельзя разве было сказать это как-то потактичней? Например, что-нибудь вроде: «Как я понял, бесподобный юмор и неподражаемый стиль общения нашего техника совершенно очаровал вас! И вы горите желанием и дальше проводить с ним весьма содержательные и эмоционально окрашенные беседы!»

Капитан Пауэлл вынужден был отвернуться, чтоб дама не увидела, как сверкнули его глаза, и дрогнул в невольной ухмылке рот. Бедолага Ходжес! Впрочем, он сам напросился. Да и, если честно, действительно – его «неподражаемый юмор» и «стиль общения» сидел у Пауэлла в печёнках. Так что циничный и хамовитый техник вполне заслужил.

Это.

– Не возражаю против кандидатуры техника в качестве вашего первого собеседника. Но! Он всё-таки нужен нам и для работы, уважаемая миссис МакГоннегал. Больше, чем на два часа в сутки присылать не смогу. И – только пока не закончится его наказание.

– Да и ладно. Мне и этого вполне хватит!

– Не сомневаюсь. Когда вам его прислать?

– Да хоть сейчас!

– Хорошо. Будем считать, что пребывание его у вас тоже явится составной частью отработки наказания в виде нарядов вне очереди. Я дам соответствующие распоряжения, когда вернусь в рубку.

Ну а ещё какие-нибудь… Пожелания, просьбы? Может, принести вам и те книги, которые мы забрали со Станции? Из кают других… Сотрудников?

– Ну, в-принципе, можно. Что же до других пожеланий…

Когда они у меня возникнут – я просто поступлю так, как вы сказали! То есть – прямо и конкретно выскажу их в камеру и микрофон!

– Капитан, сэр! А, может, можно, чтоб кто-нибудь другой, поумней меня, и повежливей, отрабатывал эту… Обязанность?! А то я… – техник выразительно смотрел на Пауэлла: в глазах стояла буквально мольба. Но Пауэлл заставил себя сохранять серьёзный вид, и остался непреклонен:

– Да, техник, вы, несомненно, не являетесь самым интеллектуальным и высококультурным собеседником у нас на борту. – Ходжес моргнул: понял, на что капитан намекает. На его острый язычок! И неформальную лексику, – Но это и не требуется. Миссис МакГоннегал сказала, что ей нужен просто собеседник. Без изысков и вывертов. Для «расслабления» и «успокоения». Так что не вздумайте снова злить или дразнить нашу подопечную. А то нарядов на «проведение бесед» у вас прибавится! Исполняйте все её желания и приказы, в той мере, в какой они не противоречат Конституции. И правам человека. И Уставу. И не ущемляют ваше достоинство. А сейчас – вот он ключ. И – удачи!

Напряжённо думая, что капитан имел в виду, говоря о приказах женщины, могущих бы «ущемить его достоинство», техник шёл по коридору. Ничего путного или хорошего в голову не лезло. Пришлось положиться на Судьбу. И милость женщины. (Ха-ха!..)

В дверь их жаждущей «живого общения» дамы техник Ходжес стучал (Вернее – старался!) уверенно, но не слишком громко. Он отлично понимал, что женщина не может не сердиться на него за весьма бесцеремонное обращение, и некую даже дерзость! Если все остальные мужчины их экипажа общались со спасённой, словно с хрустальной вазой, то он вовсе не видел в этом смысла. Да и зачем?!

Женщина всегда останется женщиной – хоть спаси ты её из забытья восьмидесятилетнего сна, хоть угости ты её джином с тоником в баре!..

Ничего она не даст!

То есть – останется непредсказуемой, вредной, и чертовски много о себе воображающей, и конкретной стервой! Которую он, учитывая угрозу капитана и пристальное внимание к их будущему «общению», осуществляемому через камеры и микрофоны, сейчас даже не может послать куда подальше! Не говоря уж о – уйти, хлопнув дверью!..

О, техник не сомневался, что все, кто сейчас там, в рубке, на вахте, внимательнейшим образом вслушиваются, и, если есть возможность, всматриваются в экраны, предвкушая, и только что не потирая руки!

Ну как же! Сейчас две кометы столкнутся, да так, что только искры посыплются!..

– Да, кто там, войдите!

Ходжес вошёл, вежливо – по-крайней мере он старался! – поклонился:

– Добрый день, миссис МакГоннегал.

– Фи, техник! Никогда не поверю, что вам эта «миссис», и сложная фамилия не навязли в зубах! Давайте уж проще: сразу по именам. Ну, попробуем? Привет, Иезекия!

Ходжес, которого всегда коробило от собственного, библейского происхождения, имени, (Спасибо папочке – пастору методистской церкви!) которое к тому же было предметом вечных насмешек над ним со стороны одноклассников и сокурсников, подумал, что вредная коза умна: сразу поняла, как и чем его можно пронять! Но ответил вежливо:

– Привет, Наиля! – и добавил, понимая, что уж эту-то проницательную паршивку вряд ли обманет, – Вот уж спасибо, что сняли меня с чистки картошки на камбузе!

– А не за что. Поскольку картошка, тяжёлые кастрюли, и текущий ремонт разного сложного оборудования от вас никуда не убегут. Капитан просто решил, что если вы два часа из времени своих нарядов посвятите мне, от вас не убудет!

– Ну… надеюсь, что так.

– А напрасно. Я девушка, как вы, наверное, догадались, вредная. И злопамятная. – это было сказано со значением, и Ходжес возвёл очи к подволку: уж кто бы сомневался! – И просто так прохлаждаться, или скучать в моём обществе не дам. Табуретку вы, конечно, захватить не удосужились. Ничего, захватите в следующий раз. А пока садитесь-ка вы вон там, прямо на пол, у чёртова телевизора, и внимательно слушайте. А спрошу – так и отвечайте!

Предчувствуя, что неспроста его сажают так, чтоб беседовать с ним сверху – вниз, то есть из позиции сильнейшего, Ходжес кинул страдальческий взгляд в камеру, как бы говоря: «Вот! Видите, на какие жертвы вы меня толкаете!», и сел.

– Значит так. Я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Это ясно?

– Конечно. Чего ж тут неясного! А когда я буду задавать вопросы – вам?

– Когда я разрешу. А пока начнём. Как вы вообще оказались на этой посудине?

– В-смысле – на «Пронзающем Бесконечность»?

– Нет, в автобусе Нью-Йорк – Кливленд! Ясное дело, что – на «Пронзающем»!