Другое Существо

Граждан.

Но в их ситуации официальный Закон – не указ. Потому что как показали факты, личностями со всеми соответствующими мыслительными способностями, потребностями, желаниями и страстями, их «лабораторные экземпляры» всё-таки становятся. Хоть и спустя время.

Значительное время.

Месяц, два.

Впрочем, если подходить с этой позиции, человеческие младенцы тоже начинают себя определять как отдельные самостоятельные существа с собственными потребностями и желаниями, и отделять своё «я» от бессознательности «счастливой нирваны просто – бытия», лишь к двум-трём годам!..

Нет, глядя на простой письменный стол, встроенный в стену шкаф для одежды, и огромную двуспальную постель, доктор Сэвидж теперь отлично понимал.

Что и сам не слишком отличается от этих… Мутантов.

Как и меблировка его «каюты» не слишком отличается от оборудования клеток.

В Питомнике.

Доктора Лессера и Мартена Сэвидж нашёл на спасательном корабле.

Лессер следил за тем, как два УП огромными манипуляторами закрепляют к консолям палубы и переборкам трюма автоклав для клонирования, и бак автодоктора – физраствор оказался слит, и аккуратно упакован по канистрам, громоздившимся тут же, на палубе. Скобы для крепления, очевидно, нашлись на складе Станции. Ромэн по списку проверял то, что затаскивали в трюм несколько вспотевших, и остро пахнущих чем-то звериным, мутантов, указывая, куда что укладывать, как сейчас человеку-гиене, сказавшему:

– Консервы мясные, говядина, в жестяных ёмкостях по литру. – ящик был весьма немалых размеров, и сколочен из старинных тоненьких деревянных планочек – похоже, что-то действительно ценное. Предназначенное только для людей. И излишне «роскошное» для мутантов. И точно. Ромэн показал голосом удовлетворение:

– Отлично. Настоящее мясо. Попробуем. Тащи этот ящик на палубу «Ц», и пристрой туда, где стоят ящики со сгущённым молоком и галетами. Это у правой боковой переборки, шагах в десяти от входа. – человек-гиена кивнул, и направился по трапу вниз.

В люк вошёл человек-богомол. В передних лапах-руках он тащил восемь канистр:

– Ещё физраствор, Мартен.

– Отлично. Сгружай вон туда. – ромэн махнул рукой в направлении уже до половины стены высящегося штабеля из прямоугольных ёмкостей, – Но не сверху. Пристраивай сбоку: не хватало ещё, чтоб они подавили друг друга при ускорении.

– Не подавят, Мартен. – это влез доктор Лессер, – Они так изготовлены, что можно и нужно класть их друг на друга. Вон, видите, на маркировке сбоку – так и нарисовано: пять контейнеров в штабеле.

– Отлично. Парисс, пристрой тогда и эти контейнеры друг на друга. Но в высоту всё же – не больше, чем четыре штуки. Старт будет, как я думаю… Жёстким.

Повернувшийся во время разговора к входному люку Лессер заметил Сэвиджа:

– О-о! Добрый день, доктор Сэвидж! С воскрешением!

Сэвидж криво ухмыльнулся на шутку. А может, и не шутку:

– Спасибо, доктор. И вас – с тем же. Добрый день. Парисс, здравствуйте. Добрый день, Мартен. Вы, как я понял, сейчас командуете всем этим бардаком?

– Ну, пытаюсь, поскольку уж начал… И вспомнил пока больше всех. Из прошлой, так сказать, жизни. Даже вон: читать умею. На трёх языках. Спасибо донору-вору.

– Так ваш – вор?!

– Ну, не совсем, конечно. Правильней назвать его специалистом по расхищению вещей с запретных территорий заражённой Зоны одного из земных портов. Сталкером, если использовать это древнее слово. Но то, что он специалист чертовски широкого, если можно так сказать, профиля, мне чертовски помогло. И помогает.

– Что ж, отлично. Но… Что мне делать, чтоб помочь вам?

– Ну – как что? Поскольку ноги у вас, думаю, пока серьёзной нагрузки не выдержат, ознакомьтесь-ка вы с размещением того, что мы уже успели понатаскать на три палубы трюма, и принимайте командование. То есть – следите, чтобы то, что ребята таскают, попадало к такому же добру. И, главное – было равномерно, в смысле массы, распределено. И всё обязательно записывайте – так, чтоб можно было потом легко найти. Прошу: вот реестр. – Мартен передал в руки Сэвиджа угрожающего вида кипу растрёпанных рукописных листов старинной бумаги. – А мне как раз нужно отправиться в центральную аппаратную Станции.

Кантор нашёл там какой-то неприятный сюрприз.

Что там за сюрприз, (обнаружилась протечка хладогента из второго контура реактора Станции, теперь заделанная!) Сэвидж узнал только спустя пять часов, когда в погрузке был объявлен перерыв. На ужин. А всё это время он распоряжался, сопровождая принесённое добро до места складирования, вороша шуршащие листы, ругаясь на отвратительный почерк ромэна, и указывая заносившим различные запасы и оборудование мутантам, куда и чего размещать, и каким именно образом складировать и крепить, чтоб не повредить при старте.

Они грузили всё, что могло пригодиться в полёте, и всё, что могло пригодиться, если б удалось найти подходящую кислородную планету, и высадиться на ней.

Пища: в концентратах, в консервах, и порошках. Продуктов естественного, так сказать, вида, почти не имелось в запасах даже для людской половины обитателей Станции: только кое-какие крупы да мешки с картошкой. Как помнил Сэвидж, только она реально помогала от цинги, поэтому для её размещения пришлось заставить УП перетащить в трюм спасательного корабля три портативных холодильных камеры с встроенными хладоагрегатами. И подключить к сети питания спасательного корабля, которую уже вывели на полную мощность, запустив его реактор: благо, инструкция для «неподготовленных», или, как определил это понятие – совсем уж тупых спасшихся, Мартен, оказалась очень простой. И сводилась к указаниям, нарисованным и напечатанным крупными буквами на двух языках на намертво приклёпанной огромной таблице на передней панели реактора: «1. Нажмите большую красную кнопку «А». 2. Через десять секунд нажмите оранжевую кнопку «Б». 3. Когда загорится контрольная лампа «С», поверните рычаг «Д» по часовой стрелке до упора…»

И так далее – всего восемнадцать подпунктов. Простых и понятных.

Грузили воду и море технических жидкостей: топливо, смазочные масла, антифризы, растворители, фреон и жидкий азот.

Грузили и массивные контейнеры с запасными частями и деталями для всяческой техники, имевшейся на борту спасательного корабля: начиная от жиклёров, кончая вентилями, трубами, и клапанами для контуров реактора и системы водоснабжения. И всё для освоения планет: начиная с лопат, и до шин для миникаров, и самих миникаров.

Отдельные блоки и узлы агрегатов и машин грузили целиком: такие приходилось тащить трём-четырём, оказавшимся на удивление сильным, мутантам. Или уж привозить на тележках УП.

Грузили и материалы, из которых можно было бы что-то изготавливать, строить или сооружать: железо в листах и прокате, арматуру, дерево: в брусьях и листах фанеры… Пластика погрузили тонн пять – всё, что нашлось: и в гранулах, и в уже отформованных деталях. Не забыли и станок для отливки этих деталей. И кучу штампов и пресс-форм для него.

Но больше всего грузили, конечно, всё той же еды: тут в дело шло всё, начиная с консервированных продуктов, и кончая находящимися в виде мешков с крупами: от гречки до манки и унимуки, словом, всеми «разносолами», которыми снабжался камбуз Станции. Соль, сахар, чай. Сухофрукты. Не забывая и про горячо «любимые» белковые витаминизированные шарики. А что: в них уж точно имелось всё необходимое!

Сэвидж радовался, что аварийно-спасательный корабль оказался достаточно большим: проектировщики постарались рассчитать всё так, чтоб все двести с лишним человек персонала и экипажа могли легко разместиться в пяти больших жилых каютах, пусть и с трёхэтажными койками. Да и неприкосновенный запас, уже находившийся на борту, легко позволил бы прожить два месяца: за это время можно было легко долететь хоть до Земли, хоть до Венеры.

Правда, Сэвидж быстро понял, в чём дело: корабль оказался просто списанным и чуть подлатанным и модернизированным транспортником малой вместимости. Политика корпорации: положен корабль для «спасения» – вот он. Пусть – не специализированный, но вполне вместительный, и рабочий…

К концу этих пяти часов укладывания и перераспределения грузов сказалась польза от того, что в начальном учебном Сэвидж проходил в числе прочего и курс стажёра-кладовщика: штабели с запасённым добром, что покрывали пространство немаленьких грузовых палуб всех трёх трюмов, громоздились аккуратно. Проходы между ними имелись достаточной ширины, чтоб ходить свободно.

И, главное, что где лежит, Сэвидж почти зазубрил и без реестра.

В столовой корабля, где все они теперь обедали, казалось неестественно просторно: она была рассчитана на пятьдесят человек. (Так что если бы выживших оказалось намного больше, им бы пришлось питаться посменно!) Но сейчас проблемы агорафобии не волновали двенадцать мутантов, быстро поглощавших концентраты и консервы из вскрытых на месте банок, и уж тем более – доктора Сэвиджа и доктора Лессера.

– Как думаете, доктор? Имеет ли наше предприятие шансы на успех? – Сэвидж не ходил вокруг да около, а спросил в лоб.

– Если честно, то – да. Топлива в реакторе и цистернах – как ни странно! – под завязку. А поскольку гипердвигатели позволяют попадать за считанные секунды практически в любую точку галактики, да и других, раз уж на то пошло, чужих, галактик, ничего не стоит сделать десять, двадцать, сто таких «прыжочков». Во-первых, для того, чтоб просто затеряться в необозримых пучинах Космоса, спасаясь от погони. А во-вторых – чтоб не торопясь поискать подходящую планету. С кислородной атмосферой. Как мы теперь знаем, они во Вселенной всё-таки достаточно распространены.

– И – что? Нет, я в том смысле – что мы будем делать дальше? Даже если найдём такую планету?

– Ну… Опустимся на поверхность, я думаю. Разумеется, проделав с помощью зондов все необходимые проверки и анализы. А потом, как мне представляется, мы начнём там обустраиваться.

– Вот-вот, и я об этом же. Как мы будем обустраиваться? Как сможем жить совместно? Неизбежно ведь встанет вопрос – мы и они! Или правильней – мы или они! – Сэвидж невольно понизил голос и пригнулся ближе к Лессеру, но, понимая, что этим обязательно привлечёт внимание остальных обедающих, поторопился откинуться обратно на спинку стула, – Конфликты неизбежны! Кто-то захочет рассчитаться с «погаными людишками», кому-то покажется, что его права ущемляются, и он работает больше других, кто-то захочет самок побольше! Чтоб побыстрей освоить «жизненное пространство».

Остальным, да и нам, это наверняка не понравится!

– Мы с Мартеном уже говорили на эту тему. Социальная совместимость, конечно, возможна только между двумя (Не говоря уж о большем числе!) представителями одного, внешнего, да и просто – вида. И то: при условии, что один из этих представителей – самец, а другой, соответственно, самка! Даже между двумя одинаковыми, то есть, одного вида, существами-самцами, неизбежно возникнут конфликты. За пищу. За элитную самку. За более жирный кусок. За более плодородную долину. За первородство. Ну, коллега – помните же, наверное, Каина и Авеля?

– Разумеется. Разумеется. Вот поэтому мне лично наше предприятие и представляется… Сомнительным.

И проблематичным. Мягко говоря.

Как раз потому, что мы – люди. (Ну, в общечеловеческом понимании этого слова.)

То есть, подсознательно всегда будем восприниматься этими… ребятами, ну, или, существами, как враги. Коварные. Ленивые. Слабые физически. Но – хитро…опые.

Словом, идеальные претенденты на руководящую роль.

Чтоб влезть в скафандр, Мартену пришлось действительно «поработать» над собой. Но не в том смысле, чтоб заставить организм перестать бояться – это до конца так и не получилось сделать! – а в том, чтоб хотя бы влезть нормально в скафандр.

То есть, в механической мастерской Станции, откуда они чисто по физическим причинам не могли вытащить все станки и всё оборудование, ему пришлось алмазным резаком отпилить себе когти – и на руках и на ногах. А ещё пришлось заточить их концы полукругом, и отшлифовать: чтоб не прорывали мягких прокладок и тканей, что выстилали внутренний, проложенный для комфортного обитания, слой этой сложной конструкции. Доктору Сэвиджу такая «подготовка» не понадобилась, и хотя он и надевал скафандр для наружных работ лишь второй раз в жизни, именно он выступал в их тандеме в роли инструктора.

Выход из шлюза в необозримое чёрное пространство Мартена, конечно, напугал. Но не настолько, чтоб он забыл в первую очередь закрепить карабин сверхтонкого наномолекулярного страховочного троса за кронштейн у наружного люка. Доктор Сэвидж показал, что собирается сделать, и из наушника шлемофона донесся его слегка напряжённый (Ага! Похоже, доктору тоже неуютно здесь, в невесомости, царящей за пределами нежилого пространства!) голос:

– Видите скобы? Вон и вон. Такие есть (Ну, должны быть!) на всей поверхности – и Станции и корабля. Сейчас наша задача просто перебираться от одной до другой, перебирая руками, а при необходимости – и отталкиваясь. И пока не пользуясь без острой надобности дюзами движков скафандра. Потому что, если честно, мне лично так и не удалось освоить это дело нормально. Нужна, похоже, или огромная практика, или уж природная склонность к этому способу передвижения, чтоб летать прямо, а не кувыркаться, словно вермишель в кипящей кастрюле.

– Понял вас, доктор. – Мартен говорил спокойно, потому что уже сориентировался, и, подстёгиваемый необходимостью, загнал поглубже в подкорку вновь было прорезавшиеся страхи: незащищённого открытого пространства, космической черноты, и отсутствия привычной силы тяжести. И уже представлял, где они, куда нужно добраться, и что предстоит сделать, – Выдвигаемся.

– Ха! – Мартен мог бы поспорить, что доктор дёрнул плечами, – Вы стали выражаться прямо как мой горячо любимый друг, майор Долдер!

– Вот как? – Мартен тоже усмехнулся, – Что ж. Попробую и дальше выражаться коротко и ясно. Хоть какая-то польза должна же быть и от майора?

– Надо же. Никогда не рассматривал этот вопрос с такой стороны, – теперь они словно висели ногами к пучинам пространства, и неторопливо перебирали руками, действительно передвигаясь по скобам в корпусе Станции туда, где к нему крепился надёжными захватами-консолями и герметичным переходным рукавом спасательный корабль, – Но если честно, на майора я… Сильно обижен. Нельзя такое говорить о мёртвом, но он был, как мне лично кажется, просто злобный гад.

– А вот теперь уже я должен сказать, что не рассматривал этот вопрос с такой стороны. По-моему, майор был просто амбициозным, но занудным службистом. Хотел всё выполнять по Инструкциям да по Уставам. И при любом раскладе выставить себя – главным героем. Благодаря стараниям которого ситуация оказалась бы взята под контроль. Если бы была. – Сэвидж фыркнул, Мартен тоже, – То есть, нам, спасшимся мутантам, да и вам с доктором нужно сказать ему спасибо, что не подошёл «творчески» к решению… Нашей проблемы.

– То есть, вы хотите сказать…

– Да, доктор. Если бы майор не был таким тупым, самовлюблённым и упёртым козлом, (Ну и, само-собой, если б доктор Лессер не перерубил кабель управления подачей усыпляющего газа в Питомник!) не беседовали бы мы с вами сейчас. А тихо и мирно переваривались бы в Конвертере!

– Вот уж не хотелось бы.

– И мне. Но, возвращаясь к нашим насущным делам: что это?

– А-а, это… Ну да, у вас же там, в Питомнике, иллюминаторов нет. Это – Юпитер.

Собственной, так сказать, персоной. Во всей ослепительной красе.

– Обалдеть. Просто обалдеть. – других слов у Мартена пока действительно не нашлось, чтоб выразить своё восхищенье и состояние прострации, невольно возникающее при виде кромки гигантского оранжево-жёлто-белого шара, неторопливо возникавшего из-за борта Станции, по мере того, как они преодолевали её округлый борт.

– Вот именно, Мартен, вот именно. Впечатляет.

– Да уж. – Мартену пришлось сглотнуть, – Какое счастье, что нам не нужно там жить! Хотя, чтоб скрыться от ищеек СВБ, мы были бы готовы, наверное, и не на такое!

– Жить там ни мы с доктором, ни даже вы, не смогли бы. Хотя бы потому, что дышать там нечем. Да и сила тяжести – вот вы весили бы там, как приличный носорог.

– Надо же. – Мартен отлично осознавал, что то, что касалось космонавтики и астрономии, стёрто у него как-то уж совсем основательно. А, впрочем, было ли оно «записано»?! Ведь в трущобах разбомблённого порта знание того, сколько километров до, скажем, Луны, или какая атмосфера на Венере, для выживания – без надобности.

– Но вот мы и добрались! – в голосе доктора слышалось явственное облегчение, – Вот он, корабль. О-о! Надо же! Я и не знал, что он имеет какое-то название!

Мартен, подобравшийся поближе к доктору, от которого старался держаться в десятке шагов, чтоб не мешать цепляться за скобы, и сам присвистнул:

– Оригинально. Значит, «Ковчег»? – метровые буквы на обтекателе наружной носовой антенны какой-то шутник намалевал явно поверх замазанного старого названия, и явно – самой обычной нитрокраской: об этом говорили неровности в их очертаниях и грубые, словно поспешные, мазки.

– Точно. Эх, знали бы строители, и те, кто нашу спасительную посудину так назвал, что ему и правда предстоит спасать последних выживших… – доктор прикусил болтливую губу, но мутант просёк его мысль:

– Мутантов, доктор. Мутантов. Изгоев Общества. Рабов-гладиаторов. Обречённых на смерть во имя прибылей закрытого телеканала сволочной корпорации. И даже не имеющих права на гордое звание «человек».

И, после неловкой паузы, во время которой доктор Сэвидж невольно кусал губы:

– Полно вам, доктор. Если Ной спасал праведников, то мы – типичные грешники. Мы не обольщаемся на свой счёт. Каждый из нас убил по нескольку человек. Пусть и таких же как мы гладиаторов, без собственной личности, и права на гражданство, и пусть – лишь в целях самообороны.

Всё равно: мы – не праведники. Мы профессиональные, если можно так выразиться, бойцы. Убийцы. Да, мы не выбирали свою судьбу или обличье. За нас это сделали. Даже не Боги – люди. Так что мы отлично осознаём, что мы – мутанты. «Мутант является мутантом. Хоть мутантом назови его, хоть нет…». Это – из «Ромео и Джульетты», кажется?

– Точно. Точно. – Сэвидж поразился снова: надо же! Точно – «Роза пахнет розой!..»

Какие только факты и информация не всплывают из потайных уголков тёмной штуки под названием «подсознание» со временем в мозгу, который ведущие нейрохирурги планеты «простерилизовали» – «с гарантией»! Можно не сомневаться, что рано или поздно все они, все мутанты, прожившие дольше двух-трёх недель, вспомнят если и не всё, то почти всё. Из старой жизни своего донора-носителя. И станут снова Личностями!

Да и хорошо.

Правда вот, ему-то с этими Личностями вряд ли по пути…

Ладно, хватит рефлектировать – пора заняться делом!

Отсоединить кабели и трубопроводы, подключённые к трём наружным резервуарам с жидким кислородом, оказалось нетрудно. Проектировщики и строители именно так и сделали всё: чтоб это было и быстро и удобно.

Отсоединить же крепления этих резервуаров к корпусу Станции оказалось посложней: они-то были рассчитаны на приличные нагрузки, возникающие при ускорении-торможении во время корректировки орбиты. Однако через полтора часа они справились и с этим, и теперь три огромных цилиндра в светоотражающей алюмоплёнке медленно дрейфовали в открытом пространстве, вызывая невольные опасения, что вот сейчас чудовищное притяжение уже полностью выплывшего из-за борта Станции во всей монументальной красоте Юпитера, притянет их.

Однако ничего такого не произошло, и Сэвидж с Мартеном благополучно перетащили монстров, подстрахованных на всякий случай тоже – страховочными тросами, на брюхо «Ковчега». Ушло на это ещё два часа: уж больно огромна оказалась инерция мастодонтов: а ещё бы! В каждом имелось по меньшей мере две тонны жидкого кислорода!

На надёжное их закрепление комплектующими полуметровыми болтами, в пазах и консолях брюха «Ковчега», ушло ещё два часа. Зато подключили шланги и кабели за какой-то час: «навострились!», как это прокомментировал Мартен.

– Добраться бы теперь обратно! – как это охарактеризовал доктор Сэвидж, который, если честно, после всех усилий и треволнений, рук попросту не ощущал. Зато ощущал дикую боль в надорванной спине. Хоть они и работали в невесомости.

Излишне говорить, что на Юпитер они теперь не поглядывали даже искоса.

Не до красот!

В рубке «Ковчега» было, разумеется, тесно. Потому что кресла там имелись только для двух пилотов и штурмана. Так что сидели только Матрен и оба доктора, а остальным пришлось размещаться на полу. Но за считанные секунды все расселись, и мгновенно наступила тишина. Слышно было даже, как гудит на минимуме вентилятор принудительной циркуляции воздуха, и чмокает помпа в трюме: один из холодильников пришлось включить без шумопоглощающего кожуха. Куда чёртов кожух из трюма Станции делся, обнаружить так и не удалось. Может, всё в тот же Конвертер.

Мартен встал:

– Соратники. Мы практически закончили подготовку. У нас есть и кислород на десять лет, и пища и вода. Нам осталось только одно: выбрать направление, в котором мы полетим… А, ну да: ещё нужно провести голосование. Мы не будем, как люди, обрекать сами себя на игру в «демократию», когда все высказывают своё мнение, а Правительство поступает так, как хотело. – некоторые мутанты, очевидно, больше остальных вспомнившие то, что было связано с Правительством, покачали головами, или криво усмехнулись.

– Ситуация ясна вам всем. Будем дожидаться экспедиции Флота – умрём. Сражаясь, или сдавшись, но – однозначно. Умрём. Если полетим – возможно, – Мартен выделил это слово тоном, – найдём новую родину. И, возможно, сможем там обустроиться. Шансы невелики, но они хотя бы есть. Так что больше объяснять никому ничего не буду.

Просто проведём голосование. Кто хочет лететь – поднимите руку.

Подняли все.

Кроме доктора Сэвиджа и человека-богомола.

И если про Пэрисса у Мартена и правда имелись сомнения – что-то он уж слишком задумчив в последние часы! – то отказ доктора Сэвиджа выглядел… Странно.

– Доктор. – Мартен жестом предложил тому высказаться, – При всём моём уважении, не могли бы вы пояснить своё решение?

– Мог бы. Мог бы. – доктор встал, и неловко поклонился всем присутствующим. – Я не хочу лететь вовсе не потому, что не хочу жить. Я хочу, конечно. Просто…

Тут доктор прикусил губу и уставился в пол. Смотрел он туда довольно долго, но никто и не подумал нарушить напряжённое молчание. Доктор наконец снова поднял глаза на Мартена:

– Я тут на досуге изучил конструкцию нашего стационарного – ну, того, что на Станции! – реактора. Я хочу остаться потому, что хочу взорвать эту чёртову Станцию к чертям собачьим!

А сделать это можно только вручную. Забравшись внутрь самого реактора!

– Храбро, конечно. Но довольно глупо. Вы уж простите, доктор – не можете же вы принять на себя бремя общечеловеческой, так сказать, совести, и попытаться исправить допущенные не вами ошибки и гнусности.

– Я ни за чьи ошибки отвечать не собираюсь. Я хочу только кое-что предотвратить.

– Что же?

– Возможность новых соблазнов. Для не слишком чистоплотных, или… Ну очень нуждающихся в деньгах учёных.

Потому что буду честен: мне деньги были очень нужны. И хотя я понимал, что за нормальную, то есть – законную, работу столько платить не будут, подписал Контракт. – Доктор Сэвидж посмотрел на доктора Лессера, но тот сидел молча, тоже устремив невидящий взор в пол, – Естественно, я могу и хочу отвечать только за себя. За свой выбор. Какие причины побудили других прибыть сюда, на Станцию, я знать не могу. Да и не моё это дело. Каждый решает для себя, как вы только что сказали, сам. Но!

Если есть выбор – кто-то ещё может попасться на удочку. На крючок выгоды.

Вот я и хочу уничтожить Станцию, чтоб такого выбора, крючка, не было!

– Мысль ваша вполне ясна, доктор. Не сочтите за грубость, но аргументы ваши звучат, мягко говоря, неубедительно. Да вы и сами это понимаете. Весьма наивно было бы думать, что проклятая телекорпорация не найдёт другого места, где можно было бы проводить подобную… Деятельность!

– Да, вы, разумеется, правы, Мартен. Однако!

Это потребует от них огромных вложений. Новых. Вот я и надеюсь, что наш Проект за это время достаточно себя… Исчерпал. Что новизна, а, следовательно, и популярность и рейтинги его, упали. И Руководство как корпорации так и канала может просто посчитать, что вложение новых денег в нечто подобное же – просто не окупится!

– Хм-м… Эта мысль тоже понятна. И она-то как раз выглядит поубедительней.

Ладно, доктор. Отговаривать, собственно, не собираюсь.