Адонис

На восьмой раз это получилось. Ну а протянуть нормальную верёвку сквозь ручку, и влезть по ней было уже делом техники.

Первое, что поразило – отсутствие обеих контейнеров, словно гигантские чемоданы обычно стоявшие посреди входного тамбура – у Эванса они вечно навевали ощущение, что они собираются в дальнюю дорогу, и осталось только присесть на пару минут перед тем, как двинуться в путь – отдавая дань древним приметам…

Внутри форпоста, как и снаружи, тоже было непривычно тихо: не гудели вентиляторы воздухопроводов, на слышны были вздохи водяной помпы реактора из подвала… Не горела ни одна, даже аварийная, лампочка. Эванс, полный самых дурных предчувствий, сказал:

– Похоже, нет электричества. Как же мы будем выдвигать и применять оружие?

– Не гони волну, Эванс, – Рикер, пощёлкавший, хоть и впустую, выключателем освещения, выглядел и сам, если честно, не слишком оптимистично в свете налобных фонарей Парка и Эванса, – Может, просто отключено общее питание? И Парк нам в два счёта всё починит.

– Посмотрим. Не будем паниковать раньше времени, конечно… Но сейчас наш милый Пульт нам всё покажет.

Однако пульт не показал.

Более того: его в диспетчерской даже не оказалось. Как и прочего оборудования, положенного этой комнате. Парк почесал многострадальный затылок:

– Ладно. Идём прямо к реактору.

Эванс, уже предчувствующий беду, промолчал. Но был почему-то твёрдо уверен, что никакого реактора они не найдут.

И точно. Ни реактора, ни насосов циркуляционной системы, ни шкафов, ни вспомогательного оборудования в его комнатах, ни входа в шахту, ни барахлишка на складах – в складских комнатах не было даже стеллажей. Форпост представлял собой просто голый костяк: железобетонные, до половины зелёные, стены, и пустые комнаты… Правда, в центральном подвале всё же стояла единственная цистерна. С надписью: «Дождевая вода».

Понятное дело, она оказалась пуста, и равнодушно отзывалась на постукивания гулким грохотом ничем не занятого внутреннего пространства…

– Ну и как нам понимать всё это издевательство?

– Боюсь, Рикер, понимать нам это нужно – никак. Похоже, здесь, в этом, а, вернее – на этом уровне Лабиринта нам дают форпост в таком виде, в каком он был сразу после строительства. А урановой шахты и запаса оружия в этой реальности нет. Вот, кстати: проверим-ка мы подчердачное помещение!

Осмотр подтвердил самые худшие опасения: никакого оружия в цилиндрах чердака не оказалось! Рикер покачал головой:

– Вот гады! Как же мы будем отстреливаться?!

Парк отнёсся к отрицательному результату поиска реалистично:

– Думаю, отстреливаться не придётся. Мы же не видели главного: контейнеров с боезапасом! Да и автоклавы там, в автозале, не гудели. Раз нет оружия и боезапаса, и не производятся твари – значит, никто не будет и нападать!

– Странная у тебя логика, Парк. – Эванс чуял подвох всем нутром, – А мне почему-то кажется, что раз есть форт, ну, то есть, сама крепость, нападать-таки будут! Иначе за каким бы … нам её, ну, вернее – эти стены, оставили?! Меня пугает только то, что отступить, как там, ну, в той, за барьером, реальности, в шахту, уж точно не удастся!

– Хм-м… Не буду спорить, возможно, конечно, и такое. Ну а сейчас давайте-ка, чтоб не ударить лицом в грязь, и не получить удара в спину, осмотрим тут всё. Досконально. Возможно, что-нибудь интересное и найдём.

Однако ничего «интересного» не нашли.

Форпост действительно оказался пуст, словно лопнувший мыльный пузырь. Кроме стен и полов с потолками ничего они не обнаружили. Даже кроватей. Рикер вздохнул:

– Сволочи. Кровати-то могли бы и оставить. На полу спать я не люблю: дует.

– Ладно. Предлагаю тогда из экономии погасить два из наших налобных фонарей, да и поужинать, как говаривал любимый полковник, чем Бог послал.

– Что-то не припомню, чтоб он такое говаривал!

– Да и … с ним! Поужинать всё равно надо. Как и лечь спать после этого. Понятное дело, перед сном проверив запоры на всех люках!

Спать легли, вероятно, уже по привычке, на нижнем уровне.

Рикер постелил свой матрац в углу, где как он сказал, «уж точно дуть не будет!», Эванс расположился в трёх шагах от него, Парк – поближе к двери.

Однако никто не мог вот так, запросто, заснуть. Рикер сдался первым:

– Парк! Всё равно не спишь. Я слышу, как ты вздыхаешь вместо того, чтоб сопеть.

– Твоя правда. Не спится.

– Может, тогда скажешь, что надумал? По поводу той задницы, в которую мы влезли? А вернее – впрыгнули?

– Что надумал, что надумал… – в голосе Парка, как ни странно, звучали нотки пессимизма, – Надумал я много чего. Но сейчас для нас главное – чтоб здесь, в этой реальности, нас не мучили кошмарами. Чтоб мы могли хотя бы отоспаться нормально, а не вздрагивали поминутно всем телом, словно лошадь, которую цапнул за задницу овод. И если это и правда будет так – я готов терпеть и отсутствие электричества, и старинный способ «справления» малой и большой нужды – с крыши, прямо на песок!

– Ну правильно! А то воды же – тоже нет! Как бы мы смывали в туалете за собой?! Завоняли бы только весь форпост! – Эванс, и предложивший это решение, чувствовал персональную ответственность за него.

– Логично. С другой стороны, если здесь кто-то живёт, хищный и плотоядный, мы сейчас таким «справлением» словно кричим: «Приходите кто хотите! Съедобные балбесы заселились!»

– Никто не придёт. – Парк говорил так, словно был в этом уже абсолютно уверен. Эванс тоже уже это понял – вернее, почуял. Но Рикеру требовались пояснения:

– Почему ты так в этом уверен?

– Автоклавы не работали, так? Электричества и оружия тут нет, так?

– Ну… так. Но ты что-то ещё усёк!

– Ага. Усёк. С тех пор, как мы бодро «впрыгнули» сюда, в эту новую камеру «крысячьего лабиринта», мои хреновы наручные часы ни сдвинулись ни на секунду!

То есть – здесь нет «объективного» времени!

– То есть как это – нет?! Мы же – живём! Едим, э-э… Выделяем продукты переработки пищи. И воды. Дышим. Ходим тут, смотрим… Значит время – есть?!

– Ничего это не значит. Я так представляю себе ситуацию: да, время для нас – идёт. А вот время там, в нормальном, физическом, мире – снаружи! – остановилось. То есть, просиди мы тут хоть год, ну, или пока не сожрём наши пайки, там, по ту сторону барьера, не шелохнётся ни одна былинка, и не пройдёт ни секунды реального времени. То есть, сидя здесь мы никуда не убежали от наших проблем, а просто отсрочили их решение. Застопорили для себя ту, настоящую, реальную жизнь. И попали в… хм-м… Назовём это место – безвременным мешком.

Поэтому, думаю, здесь и нет света. И электричества, которое питает выводковые камеры: ведь ток, это – поток электронов, а свет – поток этих, как их… Фотонов. А без времени они все просто не текут!

– Чёрт возьми. Озадачил ты меня, ничего не скажешь… Но, думаю, ты прав по-крайней мере в одном: раз здесь нет времени, стало быть нет и, как ты только что объяснил – излучений. И, стало быть, нам и правда – никто не помешает выспаться!

– Эванс? Что скажешь?

Эванс, всё это время пытавшийся избавиться от дурацкого ощущения, что он снова попал в кошмар, пусть и не страшный, но чертовски занудный и однозначно безвыходный, и никак не может проснуться, вздохнул:

– Ничего страшного в том, чтоб выспаться по-человечески я не вижу. Да и впрыгнуть обратно во вдвинутую назад трубу можно без проблем. Плохо только то, что, как Парк и сказал, проблем своих мы так, отсиживанием в норе, действительно не решим.

– Зато вот здесь, на трезвую, так сказать, голову, и выспавшийся рассудок можно неплохо… Подумать! Вот и действуйте. Утром скажете, кто чего изобрёл по поводу «окончательного» и «абсолютного» спасения наших драгоценных задниц!

Спал Эванс, как ни странно, действительно неплохо.

Проснувшись, сладко потянулся. Открыв глаза, обнаружил, что Парк и Рикер уже встали: в подвале их не было. Эванс потопал по лестнице наверх. И точно: напарники сидели на кухне, пусть и на полу, и завтракали. Парк помахал рукой:

– Доброе утро!

Эванс отозвался по возможности бодро:

– Доброе!

Рикер проворчал:

– Присоединяйся: вон твой рюкзак. А вот от водных процедур в виде умывания и чистки зубов придётся воздержаться: Парк сказал, что мы можем использовать только те продукты и воду, что принесли с собой!

Эванс понимающе покивал головой:

– Точно. Потому что и правда: откуда здесь вода?

Сегодня стандартный армейский рацион показался ему словно ещё безвкусней, чем обычно. Но съесть его пришлось до крошки: мало ли!..

После завтрака, когда выяснилось, что ничего путного никому в голову за ночь так и не пришло, решили не откладывать дело в долгий ящик, и вернуться в «нормальную» жизнь, то есть – впрыгнуть снова в трубу:

– Вот чую я, что чем дольше мы будем тут рассиживаться, тем хреновей ситуация может сложиться там, в настоящей реальности чёртова Адониса!

– Не рефлектируй, Рикер. – после нормального сна к Парку вернулась его обычная рассудительность, и невозмутимость, – Хуже, чем здесь, там всё равно не будет!

– Это почему это? Ведь здесь нас по-крайней мере никто не собирается сожрать?

– Мы не уверены, если честно, хотят ли нас сожрать и там, на Адонисе. Может, мы снова поддались на вдолбленные стереотипы, и слепо разим чёртовых тварей направо-налево, а они на нас вовсе не нападают? Может, к примеру, просто хотят поздороваться?

– Парк! Кончай это дело. Никогда я не поверю, что такие тварюги выведены для общения!

– И я.

– И я. Если честно. Но должен же быть какой-то чёртов выход! Не может такого быть, чтоб эти сволочи и правда – мыслили так, как нам высказал этот поганец?!

– Парк. По-моему теперь ты слишком уж оптимистичен. Я как раз думаю, что этот сволочь сказал всё, как есть. И мы сами, в-смысле, люди – не слишком-то уважаем тех, кто глупее… Ну, или чужаков! Да даже просто – представителей другой расы, или цвета кожи! Уж кому это знать, как не мне. За это и сидел.

– Чужаки-то мы тут, конечно, чужаки… С чисто практической, однако, точки зрения, можно неплохо торговать и с чужаками. Если уважать их и не стараться сразу перестрелять. И заселиться на их земли.

– Это ты «тонко» намекаешь на наших вояк? Или воротил из концерна по добыче урана? Ну, предположим, что они и правда – договорились. И ведут торговлю. Нас обменивают на уран. Но как тут определяется объём поставленного товара? Я имею в виду – как именно наши хозяева оценивают, устраивает ли их тот материал, который им привезли в каждый конкретный раз? Это я к тому, что как они реально могут оценивать стоимость, ну, или ценность для себя того или иного человеческого экземпляра? Тьфу ты! Я уже заговорил как заправский бюрократ! – Рикер сплюнул.

– Вопрос, кстати, интересный, Рикер. – Парк чуть усмехнулся, – Дело в том, что я об этой самой «стоимости», ну, или потенциальной ценности привезённого «материала» думаю чуть не с первого дня. Ты где-то прав. Хоть всякие там демократы и правозащитники и талдычат везде, что одинаково важны все люди, и что в уважении и равных правах нуждаются все личности… Однако на деле, как мы тысячи раз видели из истории и жизни, эти принципы остаются банальной демагогией. Да и не может тупой даун, или маньяк-выродок быть равен по «ценности» продвинутому учёному. Или поэту.

И пусть наши политики твердят, что уважают права всех людей, и перед лицом Закона все равны, мы все прекрасно знаем, что это – полная чушь. Вот я: завалил я жену с любовником. Дали два пожизненных. А сын сенатора от Миннесоты, Сэм Фраппорти, сбил на своём Ламборгини беременную женщину, ещё и с маленькой дочуркой – и отделался условным сроком. Потому что папочка сумел предоставить протокол медэкспертизы, где чёрным по белому было написано, что его сынуля – невменяем. А он не невменяем – иначе ему просто не дали бы права, а просто был пьян в стельку! И судья и все присяжные прекрасно это знали… Как, впрочем, знали и то, что тех, кто идёт против уважаемого конгрессмена и миллионера, постигает печальная «безвременная» кончина от рук киллера. Которого потом не находят. Ну, или «несчастного случая».

Следовательно, в нашем «демократическом до корней мозгов» обществе все люди равны. Но некоторые – равнее прочих!

Вот я и думаю, что наши хозяева подходят к этому вопросу, конечно, дифференцировано. И для них «цена», ну, или их интерес к конкретному человеку, понятное дело, различен. А ещё я думаю, что нам они критериев, с которыми подходят к каждому попавшему сюда человеку, никогда не сообщат. И не обязаны, и вряд ли мы просто… Доживём до того момента, когда станем достаточно «подготовлены» к такой информации. И сможем понять эти самые критерии. Или хотя бы до прибытия корабля.

– То есть – ты так думаешь, что как бы мы себя тут не показали, не проявили свою смекалку, и прочие достоинства, в конце запланированных «опытов» нас так и так – ?!..

– Не знаю, Рикер. Но думаю, что вероятность этого чертовски велика.

– Ну а всё-таки – сколько?

– Думаю, шансы выжить у нас, и дожить до прилёта смены – не более десяти процентов.

– О-о! Так это же – шикарно! Я бы и одного процента, если честно, не дал!

– Не нужно так пессимистично, Рикер. Ведь мы – живы? Мы прочли послания наших предшественников – спасибо, кстати, им! Мы сделали выводы. Мы преодолели зал с автоклавами. Мы смогли пройти через непроходимый по уверениям нашего переговорщика барьер. Мы осознали, что в тупике и ловушке. Мы возвращаемся в реальность – ну, попытаемся, во всяком случае! И если там обнаружим, что нам подбрасывают новые проблемы и задачи – тоже не будем сидеть сложа руки!

Не сдаваться – вот наша главная задача!

Нам нужно свято верить в то, что выход есть. Потому что он есть всегда. И наша задача в каждом конкретном случае – его найти. Сам же видел: до сих пор нам не давали ничего такого, с чем мы не могли бы «разобраться» с помощью имеющихся возможностей и оборудования!

Так вот: я уверен, что и все последующие задания будут иметь решение. Такое, чтоб было нам по силам!

А наше дело – только сообразить, и найти его!

И с каждым таким решением наши шансы на выживание будут существенно возрастать. А в конце – долгожданная свобода! И жизнь.

Рикер проворчал:

– Как хочется тебе верить!

Эванс же ничего не сказал. Потому что прекрасно помнил, что когда работал волонтёром в недолгие счастливые дни скаутства, видел, как поступают учёные с лабораторными животными, когда серия экспериментов завершена.

«Подопытные экземпляры были забиты»!

Труба обратно в барьер вдвинулась без проблем. Но гудела она теперь куда громче. Как высказался Парк, «похоже, чёртова тонкая сетка недостаточно плотно намотана!».

Ну, плотно там, или не плотно – выяснять не стали, а проскочили через зёв таким же способом, что и туда. Трубу втянули. Парк кинул взгляд на часы:

– Порядок! Пошли, родные! Время – одиннадцать ноль три. Успеем до обеда вернуться в любимый форпост!

Сквозь автозал проходили быстро, даже не приглядываясь к мерно гудевшим гигантским кубам-ящикам. И по песку идти словно оказалось легче: привыкли. Продели с помощью шнурка верёвку, припасённую в рюкзаке Парка, потянули… И вот они там, откуда и началась их «эпопея» на Адонисе: в тамбуре.

– Ф-фу… Наконец-то дома! Тьфу ты – похоже, я уже привык к чёртову форпосту. Буквально и правда – как к дому родному! – Рикер, сбросив на пол рюкзачище, погладил контейнер с оружием, сладко потянулся всем телом. Из диспетчерской донёсся странный шум – словно шлёпанье голых подошв по полу. Эванс, стоявший ближе всех к люку, поспешил на всякий случай снова распахнуть его настежь! Рикер же и Парк отреагировали куда храбрее: выхватили лазеры и прицелились в дверной проём! Эванс мысленно усмехнулся: интересно, если он почуял и подумал о том, кто ждёт их тут, внутри, правильно – то чьи инстинкты и действия окажутся верней: его, готового бежать, или напарников, собравшихся палить?!

Появившаяся в проёме фигура однозначно привлекала к себе повышенный интерес: ещё бы!!! Столь прекрасной фигуры Эванс до сих пор и не встречал: ни капли жира, рельефно выделенные мышцы пикантного животика, тонкая, подчёркнутая перетяжкой, талия, контрастно широкие (Но не слишком!) бёдра… А грудь – пальчики оближешь!

Однако не только фигура делала её обладательницу самой вожделенной и прекрасной Женщиной: обрамлённое шикарными и пышными белокурыми локонами миловидное лицо, на котором выделялись огромные голубые глаза, словно притягивало взор каждой своей чертой, заставляя пялиться на его обладательницу, словно баран, увидевший новые ворота. Эванс почуял, как в паху засвербило, и естество отреагировало: на их гостье из всей одежды имелись лишь нитевидные тонюсенькие трусики-стринги, лишь подчёркивавшие божественную форму бёдер!

А поскольку никто из них так и не смог сказать ничего адекватного, по ушам довольно резко ударил приятный, но сердитый тон вопроса:

– Ну, и где вас носило всё это время? Сижу тут, как идиотка, жду их, понимаешь, чтоб доставить им неземное блаженство, а они шляются чёрт знает где!

Возникшую паузу поспешил прервать Парк, не торопящийся, впрочем, как Рикер, засунуть лазер назад в кобуру:

– Вы кто, уважаемая? И что здесь делаете?

– Ха! «Кто я»! Я – предел ваших эротических фантазий и желаний! И моя единственная обязанность здесь – скрасить ваши серые и унылые будни! С помощью универсального, – женщина весьма плотоядно ухмыльнулась и подмигнула, – средства. Секса! – тут она призывно и весьма профессионально, словно штатная исполнительница танцев живота, подняв кверху руки с отлично выбритыми подмышками, вильнула стройным торсом. Вверх и в стороны взметнулись и прелестные груди восхитительной формы: не большие и не маленькие, а как раз такие, какие Эванс всегда считал идеальными.

Эванс почувствовал, как рука сама тянется к затылку, и призвал всю свою волю, чтоб удержать её на полпути. А вот сдержать то, что уже оттопырило штаны его уникомбеза на ширинке он не смог бы при всём желании!

Парк однако от своих подозрений так просто не отказался:

– Как вы здесь появились? Откуда?

Женщина нахмурила лобик с белоснежной кожей: стало заметно, что она действительно пытается: не то – думать, не то – вспомнить. Но набежавшие на чело морщинки быстро разгладились – ответ нашёлся:

– Не помню! Я просто… Возникла здесь – и всё! И я знала, что вы придёте. Я даже помню ваши имена! – она указала пальчиком, – Ты – Парк! Это – Рикер. А вон тот опасливый толстячок – Эванс!

Нервно ухмыльнувшийся Эванс, впрочем, люк закрывать не спешил. Как не спешил и Парк оставить свои сомнения:

– Значит, ваша единственная цель – дождаться нас… И переспать с нами?

Со всеми?

– Ну да! – женщина несколько раздражённо дёрнула точёным плечиком, отчего прелестные груди снова подпрыгнули, – Я же так и сказала!

Парк, не поворачивая головы, и не сводя глаз с огромных голубых очей, обратился тем не менее к напарникам:

– Эванс, Рикер. Думаю, это очередная ловушка. Вернее – следующий этап лабиринта. Эти сволочи пытаются внести раскол в наши ряды, применяя для этого самый действенный метод: конкуренция из-за самки!

– Свинья! «Самка!» Вот, значит, как ты относишься к женщинам?! В таком случае тебе дам – последнему! Ну, или вообще не дам! И вам, кобелям вонючим ничего не дам! Я обиделась. И передумала! Вначале поучитесь вежливо обращаться с Дамой!

– Ну, насчёт того, что ты не дашь – это большой вопрос. – Рикер, к удивлению Парка и Эванса, уже скинувший сапоги, бронекомбез, и сейчас снимавший майку и хлопчатобумажные подштанники, гнусно ухмылялся, – Я, кстати, и получил то, что получил, как раз за то, что получал от несговорчивых и капризных девиц то, чего хотел, силой! Как это обозначали в протоколах, в «извращённо-садистской форме»!

Эванс подумал, что в данном случае косноязычная тавтология звучит не столько забавно, сколько пугающе. Однако «даму» это не впечатлило:

– Только подойди, скотина похотливая! Я тебе …ца оторву!

– Многие так говорили. А некоторых особо гордых и говорливых мне пришлось и угомонить. Навсегда. – Рикер подошёл уже на расстояние шага. И для «работы» всё у него было готово ещё похлеще, чем у Эванса!

Дальнейшее произошло настолько быстро, что Эванс успел только моргнуть: Рикер ударил женщину в солнечное сплетение сложенными кистевым хватом пальцами. И вдруг заорал, согнувшись, и схватившись за пальцы другой рукой: похоже, живот дамы оказался чертовски прочным – не иначе, сломал эти самые пальцы! А вот дама отреагировала так, как и обещала: схватила нападавшего за означенные органы, и начала выворачивать!

Рикер, оравший и до этого, согнулся и завопил совсем уж отчаянно. Эванс метнулся на помощь, но был легко, словно пушинка, а не весящий за сто кэгэ могучий качок, отброшен свободной рукой «дамы», и оказался на полу в пяти шагах от женщины, так и не выпустившей из другой руки причиндалы несчастного Рикера!

Парк поступил просто: воспользовавшись тем, что женщина переключила внимание на Эванса, отвернувшись от него, поднял руку с лазером, тщательно прицелился. И нажал спуск.

Вертикальная щель оставила на прелестном лице дымящуюся чёрную полоску, прошедшую от макушки до шеи. Голова монстра развалилась пополам.

Одна из половинок грохнулась на пол, другая осталась на шее. Смотреть, как эта половинка поворачивается к Парку, и моргает небесно голубым глазом, оказалось страшнее всего, что Эванс видел здесь до сих пор. Но Парка это не испугало: он быстро передвинул руку с оружием, и «досрезал» непокорную голову с плеч. Пальцы чёртовой куклы наконец разжались, и Рикер смог выдернуть своё драгоценное хозяйство из захвата. Женщина, а вернее – её тело, постояло ещё пару секунд. Затем грохнулось туда же, куда и половинки головы: на пол.

Рикер, отбежавший тем не менее на всякий случай к самой стене, взвыл:

– У-у-у!!! С-сука! Больно-то как!.. – своё потрёпанное хозяйство он нежно придерживал обеими руками. Из глаз катились крупные слёзы. Парк хмыкнул:

– Может, теперь не будешь норовить сунуть своего нетерпеливого друга во все доступные и недоступные отверстия?

– Чёрт. – Рикер грязно выругался, плюнул в сторону тела, – Твоя правда. Но… Ладно, признаюсь честно: мне и правда – чертовски хотелось!

– Ха! Так, похоже, именно для этого её нам и подбросили: чтоб нам всем хотелось!

– Гады. Чётко они нас… А всё-таки: для чего они её нам?..

– Думаю, как раз для этого самого. Посмотреть, как мы отреагируем на невероятную ситуацию. Да ещё с самым сильным из всех возможных для молодых мужчин раздражителем. Половозрелой и невероятно привлекательной по их меркам самкой.

Эванс, до этого так и молчавший, решил высказаться:

– Парк. Спорить трудно: сексапильней козы я не видал. Возбудила – дальше некуда, тут сомнений нет. У меня только что не звенело! Рикер, так тот вообще почти потерял контроль. И сама так и сказала: хочет удовлетворить наши… Вожделения. Но – что дальше? Я к тому, что предположим, мы бы и правда – трахнулись с ней. По очереди, или все вместе. А что – потом?

Парк, только сейчас опустившийся прямо на пол, и массировавший свою грудину, вздохнул. Вынул из нагрудного кармана флакончик с эринтитом. Открыл. Кинул капсулу под язык. Подумал, кинул туда же и вторую. Сказал:

– Коленки дрожат, что твои кастаньеты… И сердечко пошаливает. Староват я уже для таких испытаний. И решений. Думаю, нас спасло только то, что мне уже никаких женщин на дух не надо – поэтому хоть какую-то долю здравого рассудка я сохранял… Что же до твоего вопроса, Эванс – то не знаю! Нет, я честно – не знаю.

Конечно, могло быть и так, что эта чёртова кукла, получив от нас то, что хотела – а именно, образцы нашей спермы! – мирно свалила бы к такой-то матери… Или осталась с нами – так и оказывая нам сексуальные услуги. Ну, и, само-собой – внося по мере возможности раскол в наши ряды, науськивая и стравливая нас друг с другом. Ворча и придираясь по поводу и без повода. Назовите меня старым циником и пошляком, но других назначений женщины я и не знаю. Правда, сужу в-основном по опыту общения с сестрой, матерью, и женой.

Однако не поручусь, что однажды ночью эта гадина нас попросту не придушила бы!

– Чёрт. Боюсь, что ты прав. – Рикер наконец перестал стонать, и ощупывать и рассматривать свои драгоценные органы, и распрямился, морщась, – Что делать-то будем?

– Для начала возьми аптечку и сожри таблетку тетрацилла. Нужно снять боль. Затем, думаю, намажь своё драгоценное хозяйство галлитовой мазью. Она снимает отёки и рассасывает гематомы.

– А, с-спасибо… Не подумал. Но я спрашивал не об этом. Что мы с этой тварью-то делать будем? В-смысле, с телом?

Парк хмыкнул:

– А ты и правда хотел сделать с ней то, что сказал?