скачать книгу бесплатно
Край Земли. Книга вторая
Ольга Владимировна Манько
Отправились гонец Ерёма и его верный друг пёс Стёпка Край Земли искать. Не по своей воле, по указанию царя Дорофея. Пришлось им и через Зачарованный лес пройти, и Землю Грёз. Повстречались на их пути ведьмы, Соловей-Разбойник, Птица Гамаюн, полуденницы … Много чудес произошло. Видели Ерёма и Стёпка, как камни оживали, как в поле колдовском из пшеницы кони появлялись. Не обошло стороной волшебство и козу Гипотенузу, ставшую Единорогом. А глашатай царя Дорофея в эхо был превращён. В сказке использованы мифологические языческие образы Древней Руси.
«Как пряму ехати – живу не бывати»
Глава I
Долго ли коротко, близко ли далёко шли Ерёма, Стёпка и Соловей-Разбойник. Вёрстам уж счет потеряли. День сменялся ночью, поля переходили в леса, деревни в города. Промозглая осень оттеснила лето, пригнув тяжёлыми тучами уставшее небо. С понурых ветвей падала пожелтевшая листва. Прильнув к земле, она пыталась уберечь её от осеннего холода. Вместо беззаботного щебета птиц в посеревших небесах слышался прощальный крик стай, улетающих в тёплые края.
Соловей-Разбойник поправил увесистый короб на плече:
– Безалаберный ты, Ерёмка. Кабы не я, от голода пропали бы вы со Стёпкой.
– Не тяжко ли, Разбойник, увесистый туесок на спине таскать? – отозвался гонец.
– Своя ноша не тянет, – назидательно ответил тот. – Погляжу на вас, когда достану каравай.
– Окорок, небось, тоже найдется?– облизываясь, спросил Стёпка.
– Ха! У меня ещё и яблочки моченные в наличии имеются. Право слово, я такой хозяйственный, что сам на себя нарадоваться не могу! – весело ответил Разбойник.
– Я прежде думал, что ты токмо честных людей умеешь пугать, а вона какая домовитость в тебе имеется, – с уважением произнес Ерёмка.
– Оно, когда на дубе сидишь, да свистишь, то ветер в голове гуляет и шибко на озорство тянет. А ежели делом добрым занят, то и мысли дельными становятся.
– Сколько же нам ещё идти? – спросил Стёпка. – Что-то Земля у нас бескрайняя. Пустое навыдумывал царь Дорофей, а мы отдувайся.
– Приказ царский надобно исполнить, а то соромно домой возвращаться. Слово-то я дал крепкое гонцовское: найти Край Земли.
– Ну, ежели так, – понимающе согласился Разбойник, – то надоть слово держать.
Стёпка побежал вперёд. Некоторое время Ерёма и Соловей-Разбойник шли молча. Ноги скользили по слякотной дороге. Под мелким дождём Ерёмкина рубаха вмиг промокла. Разбойник шёл ходко, беззаботно посвистывая, нипочём была ему непогода. Сырой ветер, подхватив листву, закрутил её.
– Глянь, Еремейка, словно ладошки машут листочки – с летом прощаются. Ветер их треплет, треплет, пугает скорыми холодами. Смотри, смотри, гриб из-под хвои выглядывает. Напыжился на зиму подбирающуюся. Дорога под ногой хлюпает, будто баба плачущая, а лужи, слово глаза слезами наполненные. Жалеют, небось, о солнышке и тепле.
– Цветистыми прозопопеями изъясняешься, Соловей, точь-в-точь пиит, – почтительно отозвался Ерёма. – При дворе Дорофея есть стихоплет, но жидковат он супротив тебя. Может, пойдешь на государеву службу, будешь Дорофею оды с панегириками слагать?
– Чтобы я да в услужение? – возмутился Разбойник и вдруг насторожился. – Чуешь? Шумит кто-то.
– Никак Стёпкин голос? – всполошился гонец.
Разбойник крякнул:
– Куда нелегкая занесла неугомонного? – и, поправив короб на спине, побежал на голос.
Ерёмка, подтянув лапти-скороходы, помчался следом. Однако Соловей бежал проворнее.
– Эй, подожди, – прокричал гонец Разбойнику.
– Шибче, шибче давай!
Ерёма проворчал:
– Дык я в лаптях-скороходах за тобой не поспеваю.
Разбойник оглянулся и хитро подмигнул:
– Дык ты в лаптях-скороходах, а я в сапогах семимильных.
– Несправедливость выходит. Не по чину тебе сапоги. Мне они надобны. Я скороход, – пробубнил Ерёмка, наступив в лужу.
– Я тебе свистульку звонкую подарю, чтобы ты не по чину свистеть мог. И будем в расчете, – хохотнул Разбойник и скрылся за поворотом.
Гонец вздохнув, поспешил следом.
Через малое время Ерёмка нагнал Соловья. Тот уже сидел рядом со Стёпкой, издающим истошные вопли.
– Стёпушка, голубчик, почто столь жалостливо надрываешься, ажно душа моя бездушная сокрушается по тебе? – спрашивал Соловей. – Что за кручина с тобой приключилась?
Пёс, будто не слыша Разбойника, надсадно выл. Ерёма дернул Стёпку за ухо:
– Ты чего это разорался, лопоухий? Иной забавы нет?
– Какая уж тут забава, – с трудом проговорил пёс. – Беда большая впереди… Ох беда, беда, беда!
Ерёма огляделся. Дорогу перегородил камень, за ним легла серая омертвелая пустошь. Тянулась она бескрайно, единственное украшение – бурые колючки торчащие клочками. По эту сторону шёл дождь, за камнем над пустошью суховей поднимал белёсую пыль.
– М-да, – Ерёмка почесал затылок, – смурная картинка.
– Беда, беда, беда, – причитал Стёпка.
– Да где беда-то? – рассердился Ерёма. – Никого вокруг на сто вёрст!
– За камнем большая беда, – завыл пёс с новой силой.
– Эй, гонец, отстань от Стёпки. Пусть поорет, ежели душа того требует. Лучше глянь, какие-то буковки на камне нацарапаны.
– Так почитай, – отмахнулся Ерёма, вглядываясь вдаль.
Соловей-Разбойник стушевался, но принялся читать:
– Как му ех ву не ти не ти ни охо ему, ни ое ему, ни олетному.
– Что это ты по басурмански залопотал?
– Грамоте-то я не сильно обучен. Какие буковки знал, те и прочитал, – засмущался Разбойник.
– В таком разе отойди, не закрывай обзор, – важно произнес Ерёма и прикоснулся к камню, чтобы стряхнуть дорожную пыль.
Чёрный валун задрожал под рукой, из недр его раздался сдавленный звук, будто пел кто-то, но пел, задыхаясь, с болью. Уродливые трещины, поползли по поверхности и, замысловато переплетаясь меж собой, превратились в письмена. В них из глубоких каменных борозд, будто из живых ран засочилась горячая красная кровь. На чёрном валуне ясно проявилась надпись:
– Как пряму ехати – живу не бывати – нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролётному.
После письмена будто покрылись мутноватой слюдой, чрез неё шло завораживающее рубиновое мерцание букв. Стёпка, поджав хвост, прибился к ногам Соловья-Разбойника. На того же то ли от удивления, то ли испуга напала икота, которая мешала сказать хоть слово. Ерёмка не мигая, таращился на камень. Наконец Разбойник смог произнести:
– Ч-ик-тай!
Письмена на камне потускнели, трещины сомкнулись, и пред путниками вновь лежал валун в своем первозданном виде. Поверхность его выщербленная ливнями, местами выбеленная солнцем, сморщилась старческой кожей. Звук затих в глубине камня. Слышно было только, как дождь стучит по валуну.
Ерёма тряхнул головой:
– Ить, морок на меня навёл булыжник! Туточки не велено за камень идти. Беда большая будет.
– Да какая такая беда-то? – Разбойник всплеснул руками. – Заладили беда-беда. Берегись бед, пока их нет. А коли есть, то чего уж хвост поджимать?
– Как бы и твоя правда, Соловей, – согласился Ерёмка. – Но грозится каменюка жизни нас лишить.
– Это как? – вытаращил глаза Разбойник.
Затем недоверчиво посмотрел на Стёпку и Ерёмку, но на всякий случай подальше отошёл от камня:
– Одначе сомнения меня берут на слова твои, друг мой дорогой. От булыжника, что и говорить, может н'апасть нап?асть. Но, то токмо ежели на голову упадет, али под ногу подвернется. Сей каменюка хоть и чудной, не по-доброму чудной, но смирный. Лежит себе тихохонько, прохожих пугает.
– Сей камушек вещун, – подал голос Стёпка. – Ежели что скажет, то и сбывается.
Соловей-Разбойник прищурился и сверкнул жёлтым глазом:
– И чего навещал вещун?
Пёс подбежал к Разбойнику и присел рядышком:
– Дважды уже. Первый раз каменюка грозил нам, что коня потеряем.
– Вот это беда, – понимающе кивнул головой Разбойник. – От того и пешком ходите?
Ерёмка поежился от промокшей насквозь рубахи:
– Не, коня у нас не было. Так что урон не понесли.
– Токмо Бранибора от чар моренкиных избавили. Ну, ещё Ерёмушка поборолся с ним чуток. Моренке руку отсёк, а она и разобиделась на это дело.
– Получается, что и зла никакого не было, – подвел итог Разбойник. – А другой раз?
– Другой раз ты сам видел. Обещал камень, что себя забудем. Вот и попали мы в Землю Грёз.
– Так опять же ничего дурного не случилось, – задумался Разбойник. – Звон-Парамон видимость приобрел, да и мы целые вышли.
– А утоп я? Это как? Не считается? – обиженно надул губы Ерёмка. – По-вашему, утоп и утоп – потеха, мол.
Разбойник, вспомнив Ерёмку на дне реки, прыснул:
–И прям потеха!– и, не выдержав, покатился со смеху.
Он так заразительно смеялся, что Стёпка не удержался и тоже захихикал, вспоминая испуганного и мокрого Ерёмку.
– Небось, сам запамятовал, как в русала превратился? – покраснев от обиды, проворчал гонец. Затем став серьезным, сказал. – Дело каверзное тут. Можем не токмо коня лишиться, какого и не было, а жизни молодой.
– Не серчай, братишка, я не от зловредности характера, а от веселости, – Разбойник подошёл к Ерёмке и утешающе похлопал по плечу. – Ну, коль такие унылые мысли тебя одолевают, то путь у нас один – вперёд. Да и скучно понапрасну ноги стаптывать. Где тот Край Земли? Может, его и нет.
Гонец упрямо нахмурился:
– Должен быть Край Земли. Царь Дорофей не мог ошибиться. Да и что мы, зря столько верст отмахали?
Соловей-Разбойник пожал плечами:
– Должен, так должен. Слушай, Стёпка, здесь нам беда грозит, или где-то там, в непонятном месте?
Пёс деловито отряхнулся и сосредоточено принялся втягивать в себя воздух, пытаясь уловить все оттенки доносящихся издалека запахов. Потом глубоко задумался, закатив глаза. Разбойник и Ерёма терпеливо ждали. Пёс, казалось, впал в оцепенение, он даже не моргал. Первым не выдержал Разбойник:
– Да говори, Стёпка! То воет до невозможности, то слова не добьёшься.
Переведя дыхание, ещё чуток помолчав, пёс шепотом произнес:
– Дело тут путанное. За пустошью горе большое. Чувствую его, но точнее не скажу. Камень же сей необычный. Дух от него идет и живой, и пустой разом. Голос слышу, но голос слабый и нечеловеческий. Будто кто-то и поет, и плачет, а слов не разобрать.
Разбойник недоверчиво сверкнул лиловым глазом:
– Много я повидал на своем веку, но чтобы камень пел нечеловеческих голосом…
Затем на цыпочках, словно опасаясь, подошёл к валуну и приложил ухо. Некоторое время сосредоточено слушал, но ничего не услышал. Постучал по камню:
– Эй, есть кто? – и опять приложил ухо, чуток послушал и протянул разочаровано. – Шутковал ты, небось, Стёпка, молчит каменюка бесчувственная. Да и с какой такой радости ей рулады выводить?
– Есть там кто-то, – убеждённо заявил Стёпка. – Я царский порученец, а не пустобрёх. Ежели говорю, то по делу.
Разбойник хмыкнув, постучал по камню:
– Эге-гей, колодник, отзовись!
– Погодь, Разбойник, – обеспокоился Ерёма. – Чародейство, похоже, туточки. Не зря письмена на камне проявились, да сгинули бесследно.
Соловей отмахнулся:
– Ты меня чародействами не пугай, сам могу, кого хочешь застращать.
– Одначе бабы заполошной в Земле Грёз забоялся, – хихикнул Степан.
– Сравнил! – возмутился Соловей-Разбойник. – Там вправду страшно было. Не баба, а разрыв селезёнки, – и, увидев, что Ерёма полез в котомку за жар – пером, остановил его. – Погодь, без тебя найдется, кому разобраться. Токмо откатитесь со Стёпкой, дабы худа с вами не приключилось.
