
Полная версия:
Целительница из другого мира
Замерев возле открытого шкафа, она вертит головой, робко прикасается к платьям. Я стою на месте, не мешаю ей. Вещи Ариеллы сшиты не по последней моде, но они намного красивее тех, что последние десять лет носила Лана.
Выбрав самое простое платье темно-зеленого цвета, девушка осторожно достает его из шкафа и поворачивается ко мне.
– Тебе нравится? – с сомнением интересуюсь у нее. Мне лично кажется, что цвет Лане не к лицу. Да и само платье старое, хоть и не выглядит заношенным.
Лана не успевает ответить, так как в комнату без стука входит Алма. Заметив замершую с платьем Лану, няня Ари вопросительно смотрит на меня.
– Подбираем Лане гардероб, – поясняю я.
Алма понятливо кивает, подходит к нам и, осмотрев выбранное Ланой платье, говорит:
– Не твой цвет. Да и в груди будет тесным.
Я согласно тихо хмыкаю. Вот у кого глаз наметан. С первого взгляда понимает, что подойдет, а что нет.
– Выбирать можно все что угодно? – спрашивает у меня Алма, прежде чем заняться подбором одежды для Ланы.
– Да.
После моего ответа Алма быстро профессиональным взглядом выбирает одежду для замершей в сторонке Ланы. А потом заставляет ее надеть.
Смущаясь, робко протестуя, Лана под нашим двойным напором все же сдается и с помощью той же Алмы добрых полчаса примеряет отобранные для нее вещи. Почти все садится хорошо. И я со спокойной душой, довольная тем, что девушка теперь не нуждается в одежде, отправляю ее отнести теперь уже свои вещи в комнату.
В пятый раз поблагодарив меня, Лана убегает. И мы с Алмой остаемся наедине.
– У тебя доброе сердце, Ари, – наводя порядок в шкафу, говорит няня. Потом, вздохнув, добавляет: – С одной стороны, это хорошо, а с другой… может принести тебе немало проблем и бед. У Ланы никого нет, поэтому твоя доброта и участие сделают из нее преданную подругу. Но так будет не со всеми. Кто-то может просто воспользоваться тобой. Будь осторожна. Не доверяй всем подряд.
– Я и не доверяю всем подряд, Алма. Только тебе и отчасти Лане. Тебе – потому что благодаря воспоминаниям Ариеллы знаю, что преданней тебя человека сложно найти. А Лане – потому что чувствую, что она не предаст. Своей интуиции я привыкла доверять, но рисковать все же не буду. Поэтому пока решила не говорить ей, кто я на самом деле.
– Может, это и правильно, – закрыв шкаф и повернувшись ко мне, отзывается няня. – Придет время – расскажешь, если в этом будет смысл.
– Что ты имеешь в виду? – уточняю я.
– Может, ты из другого мира, но вы с Ариеллой очень похожи. Только ты словно… улучшенная… нет, не так… более смелая и сильная ее копия. Ты такая, какой всегда мечтала видеть свою дочь покойная графиня. Ты куда больше похожа на графиню Белфрад. Она тоже была смелой, гордой и несломленной до самого конца.
– Она бы гордилась Ариеллой. Ей пришлось многое пережить. И она с достоинством принимала все трудности судьбы. Ари тоже была смелой, гордой, настоящей аристократкой.
– Да, была. Но она искренне желала любви отца. И страдала от одиночества. Именно это ее и сломало, – с потаенной болью произнесла Алма.
– Мне любовь графа Белфрада не нужна.
– И в этом твоя сила, девочка. Ты не цепляешься за надежду обрести отцовскую любовь. Не ищешь его одобрения. Поэтому можешь ему противостоять.
Громко сказано – противостоять. Спорить, ругаться, не соглашаться с его решением я могу. Это да. Но у всех моих действий будут последствия. И вот против последствий я почти бессильна.
Не успеваю что-либо ответить, так как в дверь кто-то тихо, но настойчиво стучит.
– Войдите, – нахмурившись, говорю я.
В комнату входит служанка по имени Салли, если я правильно помню имя из воспоминания Ари.
– В чем дело, Салли? – делая несколько шагов навстречу служанке, напряженно интересуется Алма.
– Граф вернулся, – бросая в мою сторону быстрый взгляд, говорит девушка. – Он приказал, чтобы госпожа Ариелла пришла в его кабинет.
Вернулся черт из преисподней! Я уж надеялась, что он в игорном доме от инфаркта окочурится, когда в очередной раз проиграет. Но нет. Живучий подлец!
– Не знаешь, зачем вызывает? – спрашивает Алма.
– Не знаю. Но в руках он сжимал письмо с золотым тиснением. И был хмурым и злым.
Я бы удивилась, явись граф домой не злым. А так – все как обычно. Привычный граф Белфрад в привычном состоянии.
– С золотым тиснением? Уверена? – взволнованно уточняет Алма.
Я все время их разговора храню молчание, как обычно делала Ари. Внутри у меня селится тревога, перемешанная со злостью на графа. Все еще не могу простить ему тех пощечин. Стоит вспомнить, как начинает трясти от злости.
– Точно с золотым тиснением, – быстро кивая, отвечает Салли.
– Из дворца, – повернувшись ко мне, говорит Алма.
Вот как… Неужели весточка няни дошла все-таки до короля и он решил вмешаться? Или это совершенно по другому поводу, и вовсе не от короля пришла весточка графу?
Пока не схожу к нему – не узнаю. Вероятнее всего, именно полученное им письмо стало причиной раннего возвращения домой и желания видеть меня в столь позднее для беседы время.
До кабинета графа я шла спокойно, с ровной спиной, пытаясь побороть гнев. В этот раз я должна соответствовать Ариелле, иначе ее отец может что-то заподозрить. Прошлый раз можно списать на срыв от близости смерти. Там нервы и у матерого мужика не выдержат, что уж о хрупкой психике леди говорить. Второй раз подобное поведение с моей стороны может заинтересовать графа, а мне это совершенно не нужно.
Остановившись возле двери и сделав пару тихих вдохов-выдохов, стучусь. Услышав раздраженное «Войди!», нажимаю на ручку и тяну на себя дверь.
– Добрый вечер, отец. Вы желали меня видеть, – тихо приветствую графа, опустив глаза в пол. Именно так делала Ариелла.
Какое-то время граф молчит. Я чувствую на себе его изучающий взгляд и против воли начинаю нервничать. В чем дело? Зачем он меня вызвал?
– Мне пришло письмо от короля, – наконец перестав меня нервировать, говорит он.
Значит, все же от короля… Хорошо это или плохо?
– Знаешь, что там? – спрашивает граф.
– Нет, отец, – вполне искренне отвечаю я. Ведь и правда не знаю.
Называть графа «отцом» мне непросто, так и хочется язык себе мылом потом помыть. Чтоб убрать гнилостное послевкусие.
– Он узнал о договоре между мной и господином Хрудом. И я хочу знать – откуда. Ты донесла?
– Я бы не посмела, отец, – вскинув взгляд и как можно реалистичнее изображая испуг, отвечаю. – Я этого не делала. Даже если бы решилась, то не смогла бы передать письмо королю.
Прищурив глаза и буравя меня взглядом, граф пару секунд обдумывает мои слова. Видимо, сочтя, что я и правда не могла пойти против него и уж тем более передать письмо с жалобой королю, он заметно расслабляется.
– Завтра мы отбываем во дворец на аудиенцию к королю.
– Мы? – То есть мне тоже нужно ехать? С графом? К королю? К настоящему королю?
– Ты едешь со мной. Его величество пожелал лично с тобой поговорить, – явно недовольный таким положением дел, цедит граф Белфрад. – Не вздумай чего-нибудь ляпнуть, поняла? Храни молчание, говорить буду я. А если король спросит у тебя, согласна ли ты стать женой господина Хруда, то ты заверишь его в полном согласии и своей радости. Скажешь, что господин Хруд – замечательный человек, что ты давно его знаешь и почтешь за честь стать его женой. Ты меня поняла?
С трудом сдерживаюсь, чтобы не скривиться. Как же, замечательный человек! Да и радости во мне ноль.
– Я поняла, отец, – вместо вертевшегося на языке возражения покорно отвечаю я, при этом опустив глаза, чтобы граф не заметил отражающегося в них протеста. Не время и не место для этого.
Моя покорность усыпляет тревогу графа, и я решаю этим воспользоваться.
– Отец, разрешите попросить, – робко обращаюсь к нему.
– Проси, – задумавшись на мгновение, отвечает он.
– Можно взять с собой Лану?
– Лану? Зачем? – нахмурившись и сведя густые брови к переносице, спрашивает граф.
– Мне ведь по статусу положена компаньонка, – наигранно волнуясь, начинаю объяснять. – Да и разумно будет Лану при дворе показать, а то ходят слухи, будто вы давно прогнали ее. Сразу, как только ее наследство закончилось. Вдруг эти слухи и до короля дошли? А так, если он спросит, вы можете ее тут же предъявить и очистить свое доброе имя.
Я играла на страхе графа и его самолюбии. Он боялся короля и хотел, чтобы его считали благородным. Он ведь пригрел сиротку. Пустил в свой дом. Вырастил. Об этом следует еще раз всем напомнить. Особенно королю.
– Что за отвратительные слухи? Где ты их слышала? – возмущенно спрашивает граф, подаваясь вперед.
Вот тут я начинаю быстро соображать. На слуг клеветать нехорошо, граф может и высечь за такое. Так что же придумать? Где Ари могла это услышать?
– Когда я сбежала, то случайно слышала, о чем народ переговаривается.
Предсказуемо упоминание о побеге Ари вызывает гнев графа, но он быстро берет себя в руки.
В этот раз он молчит дольше. Я же покорно жду его решения.
– Пусть Лана тоже готовится к отъезду. Подбери ей наряд из своих вещей. Что-то поприличнее. И сама оденься соответствующе.
Контролируя вспыхнувшую от слов графа радость, отвечаю:
– Как прикажете, отец.
– Можешь идти, – махнув рукой, отпускает он меня.
Покинув кабинет, неторопливо иду по коридору. Но как только решаю, что отошла на достаточное расстояние, перехожу на бег. Взлетев по лестнице и оказавшись на втором этаже, бегу в свою комнату, зная, что там меня уже ждут Лана и Алма.
Глава 13
С самого утра весь особняк стоял на ушах. Взмыленные слуги бегали туда-сюда, выполняя указания хозяина дома. Сам же граф Белфрад рвал и метал, только утром узнав об отсутствии Нияра. Только Алма, я и Лана сохраняли спокойствие.
Еще вчера вечером, обсудив все в моей комнате, мы приняли решение и стали воплощать его в жизнь. Что бы ни решил король, возвращаться в особняк мы с Ланой не планировали.
Во-первых, это станет опасно после того, как я собралась открыто выразить протест против брака с господином Хрудом. Такого неповиновения и своеволия граф мне не простит.
Во-вторых, оставаться в доме графа, в его власти стало бессмысленно. Нужной мне информации в его библиотеке нет. Ничто меня больше тут не держит. Алма, как только мы отъедем, покинет особняк и направится вслед за нами с небольшой задержкой в день-два. Сопровождать ее будет дальний родственник, который частенько ездит в столицу. Он отвозит туда на продажу плетеные корзины, шкатулки и искусно вышитые его рукодельницей-женой полотна.
К тому же рано или поздно вернется Нияр, и тогда ни мне, ни Лане покоя не видать. Зачем доводить до этого? Лучше раньше предпринять необходимые меры, дабы себя защитить.
После нескольких часов сборов мы наконец отправились в путь. Граф, к моему удовольствию, отказался ехать со мной и Ланой в старенькой карете и предпочел преодолеть неблизкий путь в седле. Как настоящий мужчина, стойко переносящий все трудности вынужденного путешествия верхом.
Мы же с Ланой, удобно расположившись в карете, решили скоротать время разговорами. Но уже через двадцать минут езды стало не до разговоров. Мне – так точно. Я скрипя зубами признала, что граф Белфрад все-таки умный мужчина. Гадкий, жестокий, но точно не дурак. Ведь его выбор ехать верхом сделан явно не потому, что верховая езда его прельщает больше, чем комфорт. Просто он прекрасно осведомлен, что поездка в карете – то еще испытание. Ни о каком комфорте не идет и речи.
Подпрыгивая на кочках, периодически прикладываясь макушкой о крышу кареты, я молилась только об одном. Чтобы желудок не подвел меня. Ведь нам ехать еще очень долго.
Качка и духота, быстро образовавшаяся в карете, изводят. Отнимают силы.
В гробу я видела такое путешествие! Лучше бы верхом отправилась! И плевать, что я на лошади только один раз сидела. Посидела и слезла. Даже пары метров не проехала.
Пока я страдала от тошноты, духоты и отбитой пятой точки, Лана стойко переносила поездку. Она, как истинный житель этого мира, словно и вовсе не чувствовала никакого дискомфорта. Ни разу даже головой о крышу не ударилась, хотя чуть выше меня.
Впервые я позавидовала ей. Ее умению даже не в самых благоприятных условиях оставаться спокойной.
Я честно пыталась терпеть. Считала воображаемых овец, дышала, смотрела в небольшое окно, чтобы отвлечься от качки, но все напрасно. Я продержалась больше часа, но, когда ощутила, что еще немного – и меня вывернет, громко потребовала остановить карету. Лана стала стучать по стенке, чтобы привлечь внимание кучера, я же с трудом чуть-чуть приоткрыла окно и еще раз попросила об остановке.
Ехавший рядом с каретой слуга поскакал вперед, чтобы передать мою просьбу графу.
* * *Когда граф подъезжает к карете, я держусь уже на чистом упрямстве.
– Что случилось? – недовольно спрашивает «отец».
– Мне нужно выйти, – сглатывая образовавшуюся во рту горечь, слабым голосом отвечаю я.
По его настрою понимаю, что он собирается меня отчитать и отказать в остановке. Только поэтому собираюсь выдавить из себя, как говорят в моем мире, «волшебное слово», но делать этого, слава богам, не приходится.
Граф, видимо, замечает зеленоватый цвет моего лица и понимает, что мне действительно нехорошо, потому как тут же отдает приказ о привале.
Из кареты я выбираюсь на дрожащих ногах, придерживаемая под руку Ланой. Голова гудит от духоты, а желудок сжимается от рвотных позывов. Но все это не мешает мне с наслаждением выпрямиться во весь рост. Сделав несколько шагов и пару глубоких вдохов-выдохов, я чувствую, что мне становится легче.
Решив заодно справить нужду, предлагаю Лане прогуляться до виднеющегося в десятке метров от нас леса. Предупредив графа, что нам нужно уединиться, и получив его недовольно брошенное разрешение, идем к лесу. Сделав свои дела, оправляю одежду. После чего, дождавшись Лану, неторопливым шагом направляюсь обратно.
Почти выйдя из леса, я краем уха слышу писк. Сначала пугаюсь, но, когда писк повторяется, отмечаю, что он скорее жалобный, чем внушающий страх. Мое секундное колебание легко поборол новый тоненький писк.
Остановившись, начинаю осматриваться в поисках источника звука. Лана присоединяется ко мне. Вместе, отследив по новому писку направление, идем на поиски попавшего в беду существа. Страха нет, как и мыслей о возможной опасности. Ну не может этот жалобный писк принадлежать опасному существу.
Очень скоро мы находим «пискуна». Им оказывается белая летучая мышка, лежащая возле рыхлого дерева. У бедняги сломано крыло.
В своем мире я видела летучих мышей только на картинках и в телевизоре. И никогда они не вызывали у меня умиления. Но эта мышка – совершенно другая. Такая милая, такая хорошенькая, что моментально завоевывает нашу с Ланой симпатию.
Осторожно подняв пискнувшую от страха летучую мышку на руки, прижимаю ее к груди. Заглянув в ее большие, наполненные страхом глаза, ласково говорю:
– Не бойся, мы тебя не обидим. Если оставить тебя тут, ты можешь погибнуть.
Мышка, слегка поворочавшись, оберегая сломанное крыло, устраивается удобнее на моей ладони и укрывается здоровым крылом. Непонятно, так она прячется или решает довериться, зная, что, оставшись в лесу, может стать пищей для какого-нибудь хищника.
Решаю принять это за согласие и доверие.
– Такая хорошенькая! – восторженно глядя на мышку в моей ладони, говорит Лана.
– Красивая, – соглашаюсь я. И, не удержавшись, осторожно глажу ее указательным пальцем. Мышка на мое действие высовывает мордочку из-под крыла, секунду глядит на меня, потом снова прячется.
Забавная…
– Ариелла! – доносится до нас крик графа.
– Нужно идти, – оторвав глаза от мышки, говорит Лана.
Я согласно киваю и, спрятав руку с находкой в складках платья так, чтобы ее не было видно, направляюсь к дороге.
Выпив воды из поданной подбежавшим к нам слугой фляжки, сажусь в карету. Через секунду ко мне забирается Лана. А еще через пару мы снова трогаемся в путь. Привал закончен.
Переложив мышку себе на колени, пытаюсь сильнее приоткрыть окно. С пятой попытки вместе с подоспевшей на помощь Ланой окно приоткрывается еще на сантиметр. Придвинувшись ближе, чтобы поток воздуха овевал лицо, откидываюсь на спинку сиденья.
Но через пару минут из-за летящей из-под копыт лошадей пыли приходится опустить штору, прикрыв образовавшуюся щель.
«Дайте мне кто-нибудь сил пережить эту поездку», – думаю я.
Через время Лана засыпает. В отличие от меня, ее качка усыпляет. Я же про себя молюсь, чтобы эта пытка как можно скорее закончилась.
Стараясь отвлечься, перебираю пальцами мягкую короткую шерстку спящей мышки и размышляю о том, что ждет меня во дворце.
Предстоящая встреча с королем страшит. Я не знаю, чего от нее ждать. Вроде уже все решено: мы с Ланой сбежим при любом решении короля. Но отчего-то на душе неспокойно. Там поселилось назойливое чувство, что, как только я попаду во дворец, моя жизнь изменится и я ничего не смогу с этим поделать.
За такими мыслями случайно задеваю сломанное крыло мышки. Вернуться в реальность меня заставляет жалобно-обиженный писк, раздавшийся на всю карету.
– Прости, малышка, прости… Я не хотела… – начинаю спешно извиняться перед ней.
Она быстро замолкает, но в ее взгляде мне чудится обида. Становится совестно. Я не хотела причинять ей боль. Все вышло случайно. Я задумалась.
Чем больше смотрю на мышку, тем сильнее растет жалость к этому бедному, одинокому существу, по воле случая встретившего меня на своем пути.
– Я правда не хотела. Случайно задела твое сломанное крыло, – глядя ей в глаза, тихо говорю я. Знаю, что она меня не понимает, но все же пытаюсь объяснить, как так вышло, что я причинила ей боль.
Мышка тяжело вздыхает, кладет голову мне на колени и снова укрывается крылом.
Сердце при виде ее страданий начинает щемить. А желание как-то помочь, облегчить боль становится почти нестерпимым. Мне так сильно хочется, чтобы ее крыло снова стало невредимым, что я, поддавшись внезапно появившемуся порыву, кладу ладонь на мышку и прикрываю глаза.
Не знаю, что на меня находит. С чего я решила, что смогу облегчить ее боль. В этот момент мной руководят эмоции. Сострадание к несчастному существу.
Сначала ничего не происходит. Я чувствую только идущее от мышки тепло и ее дыхание. А потом в моей груди появляется приятное тепло, оно медленно перетекает в ладони, а из них – в мышку. По крайней мере, мне так кажется. Я так воображаю…
Когда легкое сияние касается моих прикрытых глаз, я распахиваю их и, задержав дыхание, с неверием взираю на свои светящиеся руки.
Невероятно… Невозможно… Или все-таки возможно?
Это пугающе-прекрасное зрелище поражает меня до глубины души. И прежде чем я осознаю происходящее, спустя быстрое мгновение оно проходит. Сияние исчезает, словно его никогда и не было. Карета снова погружается в полумрак.
Медленно подняв к лицу руку, со всех сторон осматриваю ладонь. Ничего. Обычная ухоженная женская ладонь с длинными пальцами.
Может, привиделось от духоты? Я могла задремать…
Смотрю на Лану. Она по-прежнему спит, поэтому не может подтвердить или опровергнуть только что виденное мной волшебство.
Почувствовав шевеление на ладони, смотрю на мышку. Белая красавица принимает вертикальное положение и расправляет оба крыла. Пару раз машет ими, а потом взлетает.
Радостный писк вызывает у меня улыбку. Такая она забавная. Но, когда я вспоминаю, что крыло у мышки было сломано, моя улыбка исчезает. Она не может летать со сломанным крылом… Но как?.. Неужели не привиделось? Неужели я излечила крыло? Как? У меня же нет магии…
Прислушиваюсь к себе, пытаюсь понять, есть ли какие-то изменения. Ничего. Все так же. Голова тяжелая от духоты. Тошнота, правда, стала не такой сильной. Больше ничего. Тепло, что еще недавно я ощущала, бесследно пропало.
Карету подбрасывает и накреняет вбок. Мышка, пискнув, стрелой возвращается ко мне на колени, а я, обеими руками вцепившись в сиденье, сжимаю зубы, чтобы не закричать от страха. Все мысли о возможной магии вылетают из головы.
– Что происходит? – испуганно хлопая глазами, сонным голосом спрашивает у меня Лана.
– Не знаю, – отвечаю, отмечая, что мы замедляемся.
Как только карета останавливается, дверь распахивается и граф сообщает нам с Ланой, что у нас сломалось колесо. И дальнейший путь до ближайшей таверны нам придется проделать верхом на лошадях.
Мое нечаянное желание сбылось. И теперь я не знала, то ли радоваться, то ли плакать. Одно успокаивало: ехать придется попутчиком. Вместо меня лошадью будет управлять охранник, которому я досталась в пару.
Не зря в моем мире говорят: «Бойтесь своих желаний, они имеют свойства сбываться». Уже после получаса пути я не чувствовала свой отбитый зад. Казалось, что все мои внутренности перемешались от бесконечной тряски. Я мечтала лечь и умереть.
Я говорила, что упрямая? Сильная? Забудьте! Беру свои слова обратно! Готова сдаться прямо сейчас. Только спустите меня с этого орудия пыток под гордым названием «конь»!
Я готова вернуться в карету и тихой мышью просидеть там до самого дворца.
Кстати, о мышке… Вот ей-то как раз вполне комфортно. Ведь ей не нужно скакать на коне. Она умеет летать, что и делает на некотором расстоянии от нас. Почему она не улетает, а следует за нами, не знаю. Но то и дело краем глаза замечаю белое пятно, мелькающее где-то сбоку.
Когда мы добираемся до таверны, я готова расплакаться от счастья. Самостоятельно слезть с лошади сил нет, поэтому я без зазрения совести и неуместного в данный момент смущения пользуюсь помощью охранника.
Бросив взгляд на Лану и отметив, что она устала не меньше меня, испытываю позорное облегчение. Мысль о том, что и скачка на коне далась подруге так же легко, как поездка в карете, вызывает жгучее чувство несправедливости и рациональной обиды на весь мир. Знаю, что это неправильно, недостойно, но я тоже человек и имею свои недостатки.
Неприятно чувствовать себя слабой неумехой, неприспособленной к жизни. Ведь я совсем не неженка, просто такие поездки не для меня. Я предпочитаю машины и самолеты. И поезда. В общем, те виды транспорта, где есть комфорт.
Торговлю графа, заказывающего нам номера, пропускаю мимо ушей. Все силы уходят на то, чтобы удерживать ноющее тело в вертикальном положении. Лишь когда мы с Ланой оказываемся в номере и я подхожу к наполненной теплой водой лохани, по форме напоминающей ванну, возвращаюсь в реальность. Желание смыть пот и пыль придает сил. И я первой погружаюсь в воду.
Долго разлеживаться сил и времени нет. Лана тоже мечтает помыться, поэтому, действуя на автопилоте, как могу быстро прополаскиваю волосы и мою тело. После чего вылезаю, заворачиваюсь в поданное Ланой большое полотенце и забираюсь на кровать.
Как только шустрые слуги меняют воду, Лана тоже моется. Потом нам приносят скудный ужин, который мы с трудом осиливаем наполовину, так как глаза слипаются.
Стоит нашим головам коснуться подушек, как мы счастливо засыпаем.
Глава 14
– Как спалось? – сделав глоток теплого компота, по вкусу напоминающего смородину, обращаюсь к завтракающей Лане.
Завтракаем мы в комнате. Граф до отъезда запретил нам выходить. Нас такое решение вполне устраивало: видеть лишний раз его кислую рожу желания не было.
– На удивление хорошо, – бодро отзывается Лана. – А тебе как?
– И мне хорошо.
Я вчера так устала, что и в лесу на голой земле мне было бы отлично. Лучше, чем верхом, так точно.
Делаю еще глоток. Задерживаю жидкость во рту, наслаждаюсь вкусом, а потом глотаю.
– Как думаешь, карету починили? – спрашиваю я.
– Не знаю, но очень надеюсь, что починили. Боюсь, верхом до королевского дворца я не доеду, – тяжело вздохнув, признается Лана.
Я полностью разделяю ее опасения. Мое мягкое место ощущается одним большим синяком. Снова садиться на лошадь – выше моих сил. Смилуйтесь, боги этого мира! Пожалейте избалованную цивилизацией и комфортом иномирянку.
Пока я мысленно давлю на жалость в надежде, что местные боги проникнутся ко мне сочувствием, Лана продолжает:
– Я уже много лет верхом не ездила. Отвыкла совсем. – Закончив есть, девушка составляет всю грязную посуду на поднос. – Тебе, наверное, еще сложнее, да? После того случая, когда Нияр сбросил тебя с твоей лошади, ты больше в седло не садилась.
Так… Этого в моих воспоминаниях нет. Напрягаюсь. Сколько тогда было Ариелле? Много времени прошло?
– Это было давно, – отслеживая реакцию Ланы на свои слова, произношу я.
– Да, конечно. Тебе было не больше десяти, наверное, – кивнув, говорит она. – Ты хорошо держалась вчера. Я боялась, что ты откажешься ехать верхом.



