Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

скачать книгу бесплатно

Через несколько недель после моего возвращения домой регент вызвал нас с Джастисом. «Дети мои, – с казал он нам весьма мрачным тоном, – боюсь, что мне осталось недолго жить на этом свете. И прежде чем я отправлюсь в страну предков, я бы хотел убедиться в том, что оба мои сына должным образом женились. Я позаботился о брачных союзах для вас обоих».

Это заявление застало нас обоих врасплох. Мы с Джастисом посмотрели друг на друга с потрясением и беспомощностью. Регент сообщил нам, что обе девушки, подобранные для нас, происходили из очень хороших семей. Джастис должен был жениться на дочери Халипы, знатного представителя племени тембу, а Ролилахле (регент всегда называл меня именно этим именем) предстояло жениться на дочери местного священнослужителя племени тембу. Свадьбы, по его словам, должны были состояться немедленно. Лобола, выкуп за невесту, обычно выплачивается в виде скота отцом жениха. В случае с Джастисом она будет выплачена общиной, а в моем случае – самим регентом.

Мы с Джастисом предпочли воздержаться от обсуждений. Расспрашивать регента о чем-либо было совершенно неуместно. Судя по всему, этот вопрос считался решенным. Регент вряд ли потерпел бы какие-либо дискуссии: невесты уже были выбраны, лобола заплачена. Вопрос был решен окончательно и бесповоротно.

Мы с Джастисом вышли от регента с опущенными головами, ошеломленные и подавленные. Регент действовал в соответствии с законом и обычаями племени тембу, и его нельзя было осуждать: он хотел обустроить нас в семейном отношении еще при своей жизни. Нам было хорошо известно, что регент имел право организовать для нас браки, но теперь это перестало быть абстрактным действием. Выбранные для нас невесты были не иллюзией, не игрой воображения, а девушками из плоти и крови, которых мы знали.

При всем уважении к семье той девушки, которую регент выбрал для меня, я бы покривил душой, если бы сказал, что она была невестой моей мечты. Ее семья была знатной и уважаемой, сама девушка была привлекательна в полном смысле этого слова – но эта молодая леди, боюсь, уже давно была влюблена в Джастиса. Регент не знал этого, поскольку родители редко знают романтическую сторону жизни своих детей. Моя предполагаемая партнерша, несомненно, стремилась обременить меня не больше, чем я ее.

В то время я был более развит в социальном отношении, чем в политическом. Хотя я и не помышлял бороться с политической системой белого человека, вместе с тем я был вполне готов восстать против социальной системы своего собственного народа. По иронии судьбы, косвенно в этом был виноват сам регент, поскольку именно образование, которое он мне дал, заставило меня в конечном итоге отказаться от племенных традиций и обычаев. Я много лет учился в колледже и университете вместе с девушками, заводил с ними любовные романы. Я был романтиком и не был готов к тому, чтобы кто-то, пусть даже сам регент, стал выбирать для меня невесту.

Я договорился о встрече с женой регента и изложил ей свою проблему. Вряд ли она поддержала бы меня, если бы я заявил, что совершенно не приемлю усилий регента по подбору мне невесты. Вместо этого я разработал альтернативный план и сообщил жене регента, что предпочитаю жениться на девушке, которая являлась ее родственницей, что я именно ее расцениваю в качестве своего потенциального партнера. Указанная молодая леди на самом деле была очень привлекательна, однако я понятия не имел, какого она обо мне мнения. Я заявил, что намерен жениться на ней, как только окончу свою учебу в университете. Конечно же, это была уловка, но это все же было лучше, чем план регента. Его жена встала в этом вопросе на мою сторону, однако переубедить регента оказалось невозможно. Он принял твердое решение и ни при каких обстоятельствах не собирался его менять.

Как мне казалось, регент не оставил мне выбора. Я не мог согласиться с навязываемым браком, который считал ошибочным и опрометчивым. В то же время я прекрасно понимал, что, отвергнув планы регента в отношении себя, я больше не смогу оставаться под его руководством. Джастис согласился со мной, и мы вдвоем решили, что нам остается единственный вариант – это бежать, и что единственное место, куда можно убежать, – это Йоханнесбург.

Оглядываясь назад в прошлое, я понимаю, что мы с Джастисом не исчерпали всех доступных нам вариантов. Я, например, мог бы попытаться обсудить этот вопрос с регентом через посредников. Нельзя исключать, что в этом случае мы бы пришли к какому-либо соглашению в рамках нашего племени или семьи. Я, наконец, мог бы обратиться к двоюродному брату регента, вождю Зилиндлову, одному из самых просвещенных и влиятельных вождей при дворе Мэкезвени. Но я в то время был молод и нетерпелив и не видел необходимости ждать. Побег казался мне единственным выходом из сложившейся непростой ситуации.

В ходе разработки деталей своего заговора мы с Джастисом держали его в секрете. Нам требовалось улучить подходящий момент для реализации своих планов. Регент считал, что мы с Джастисом дурно влияем друг на друга. По крайней мере, он был убежден, что склонность Джастиса к авантюрам оказывает воздействие на мой более консервативный характер. В результате он приложил все усилия, чтобы держать нас как можно дальше друг от друга. Когда регент путешествовал, он обычно просил одного из нас сопровождать его, чтобы мы не оставались наедине в его отсутствие. Чаще всего он брал с собой Джастиса, так как его устраивало, что я, оставаясь в Мэкезвени, присматриваю за его делами. Однако как-то мы узнали, что регент собирается уехать на целую неделю, чтобы присутствовать на сессии бунги, законодательного собрания Транскея, оставив нас обоих дома. Мы решили, что это идеальная возможность, чтобы улизнуть и отправиться в Йоханнесбург.

У меня было мало одежды, и нам удалось собрать все, что у нас было, в один чемодан. Регент уехал рано утром в понедельник, и вскоре мы были готовы отправиться в путь. Однако как раз в тот момент, когда мы совсем уже собирались уходить из дома, регент неожиданно вернулся. Мы увидели, как подъехала его машина, побежали в сад и спрятались там среди стеблей маиса. Регент вошел в дом и сразу же поинтересовался: «Где мальчики?» Кто-то ответил: «Они где-то рядом». Но регент был недоверчив и не удовлетворился этим объяснением. Он сказал, что вернулся, потому что забыл взять английскую соль. Он огляделся и, похоже, остался доволен увиденным. Я понял, что у него, должно быть, возникло нехорошее предчувствие, потому что английскую соль он мог легко приобрести в городе. Когда его машина скрылась за холмами, мы уже находились в пути.

У нас почти не было денег, но в то утро мы отправились к местному торговцу и заключили сделку на продажу ему двух призовых быков регента. Торговец предположил, что мы продаем животных по поручению регента, и мы сочли за лучшее оставить его в этом заблуждении. Он заплатил нам очень хорошую цену, и на эти деньги мы смогли арендовать машину, чтобы доехать до местного железнодорожного вокзала, где можно было сесть на поезд до Йоханнесбурга.

Все вроде бы шло гладко. Однако, как оказалось, регент ранее уже побывал на этом вокзале и проинструктировал администратора, что, если двое похожих на нас мальчиков попытаются купить билеты в Йоханнесбург, им надо будет отказать, потому что мы не должны были покидать пределы Транскея. Таким образом, мы прибыли на станцию только для того, чтобы обнаружить, что билетов нам не продадут. Администратор нам так и объяснил: «Ваш отец был здесь и предупредил, что вы можете попытаться убежать». Ошеломленные, мы бросились обратно к нашей машине и велели водителю везти нас на следующую станцию. До нее было почти пятьдесят миль, и, чтобы добраться туда, нам потребовалось больше часа.

Нам удалось сесть на поезд, но доехали мы лишь до Куинстауна. В 1940-х годах путешествие для африканцев было крайне сложным процессом. Все африканцы старше шестнадцати лет должны были иметь при себе «местные пропуска», выданные Департаментом по делам коренных народов, и предъявлять их по требованию любому белому полицейскому, государственному служащему или работодателю. Невыполнение этого требования могло привести к аресту, суду, тюремному заключению или штрафу. В пропуске указывалось, где жил его предъявитель, кто был его работодателем и уплатил ли он ежегодный подушный налог, который взимался только с африканцев. Позже пропуск принял форму брошюры или, как его называли, «справочника», содержащего подробную информацию про его владельца, которую работодатель должен был каждый месяц заверять своей подписью.

Наши с Джастисом «местные пропуска» были в полном порядке, однако для того, чтобы африканец покинул свой административный район и въехал в другой с целью работы или проживания, ему требовались проездные документы, разрешение и письмо от своего работодателя или, как в нашем случае, от опекуна. Ничего из перечисленного у нас не было. Даже в том случае, если все эти документы были в наличии, полицейский мог придраться из-за случайного отсутствия одной из многочисленных подписей или ошибки в дате. Отсутствие какого-либо документа означало большой риск для нарушителя.

Наш план состоял в том, чтобы сойти в Куинстауне, добраться до дома одного из родственников, а затем оформить необходимые документы. В этом плане было множество изъянов, но нам повезло, потому что в Куинстауне мы случайно встретили вождя Мпондомбини, брата регента, который симпатизировал Джастису и мне.

Мпондомбини тепло приветствовал нас, и мы объяснили, что нам нужны проездные документы от местного магистрата. Мы солгали о том, зачем они нам понадобились, заявив, что выполняем поручение регента. Мпондомбини ранее работал переводчиком в Департаменте по делам коренных народов и хорошо знал главного магистрата. У него не было причин сомневаться в той истории, которую мы изложили, и он не только сопроводил нас к магистрату, но и поручился за нас, объяснив, что мы случайно попали в затруднительное положение. Выслушав его, магистрат быстро оформил необходимые проездные документы, скрепив их официальной печатью. Мы с Джастисом посмотрели друг на друга и обменялись улыбками соучастников.

Однако как раз в тот момент, когда магистрат передавал нам документы, он кое-что вспомнил и сообщил, что в рамках профессиональной этики должен сообщить о нашем деле главному магистрату Умтаты, в юрисдикции которого мы оказались. Это нас встревожило, но нам ничего другого не оставалось, кроме как ожидать дальнейшего развития событий. Магистрат связался по телефону со своим коллегой – и оказалось, как назло, что регент в это время как раз наносил визит главному магистрату Умтаты и находился в его кабинете.

Когда местный чиновник объяснил нашу ситуацию главному магистрату Умтаты, последний произнес: «О-о, а их отец совершенно случайно сейчас здесь!» – а затем, как было слышно в телефонной трубке, обратился к регенту. Когда регенту обо всем рассказали (в том числе о нашем запросе проездных документов), тот буквально взорвался от негодования. «Арестуйте этих парней! – закричал он так громко, что мы могли отчетливо слышать его голос в телефоне. – Арестуйте их и немедленно доставьте сюда!» Главный магистрат положил трубку, сердито посмотрел на нас и заявил: «Вы, парни, воры и лжецы. Вы воспользовались моей добротой, чтобы обмануть меня. Теперь я прикажу арестовать вас».

Я тут же стал защищаться. В результате учебы в Форт-Хэйре я уже немного разбирался в законах, поэтому решил использовать свои знания на практике. Я признался в том, что мы солгали ему. Однако мы не совершили никакого преступления и не нарушили никаких законов, поэтому нас не могли арестовать просто по требованию вождя племени, даже если он и оказался нашим отцом. Магистрат смягчился и не стал подвергать нас аресту, но велел нам покинуть его кабинет и никогда больше не появляться перед его глазами.

Вождь Мпондомбини также был весьма раздосадован и предоставил нас самим себе, отказавшись от дальнейшей помощи. Джастис вспомнил, что у него в Куинстауне был приятель, Сидни Нсу, который работал в офисе белого адвоката. Мы пошли к этому парню и объяснили ему нашу ситуацию. Сидни сказал нам, что мать адвоката, на которого он работал, завтра едет в Йоханнесбург и что он попробует договориться насчет того, чтобы она подвезла нас. За свою услугу она запросила пятнадцать фунтов стерлингов. Это была огромная сумма, намного больше, чем стоимость билета на поезд. Она практически истощила наши сбережения, но у нас не оставалось другого выбора. Мы решили, рискнув, заверить наши «местные пропуска» печатью и оформить правильные проездные документы, как только окажемся в Йоханнесбурге.

Мы выехали на следующее утро. В те дни было принято, чтобы, если за рулем был белый, чернокожие ехали на заднем сиденье. Таким образом, Джастис оказался на месте прямо за женщиной. Поскольку он отличался повышенной жизнерадостностью и общительностью, то сразу же начал со мной болтать. Это очень раздражало женщину. Судя по всему, она никогда не была в компании чернокожего, который чувствовал себя совершенно раскованно в присутствии белых. Проехав несколько миль, она велела Джастису поменяться со мной местами, чтобы она могла присматривать за ним. До самого конца поездки она следила за ним, как ястреб. Тем не менее через некоторое время обаяние Джастиса все же подействовало на нее, и она иногда даже смеялась над тем, что он рассказывал.

Около десяти часов вечера того же дня мы увидели мерцавший вдалеке лабиринт огней, который, казалось, простирался во всех направлениях. Электричество для меня всегда представлялось удивительной вещью, а здесь передо мной распахнулся огромный город, весь освещенный электричеством. Я был ужасно взволнован, увидев Йоханнесбург, о котором слышал с детства. Он всегда описывался как город мечты, как место, где можно было превратиться из бедного крестьянина в богача, как город крайних опасностей и безмерных возможностей. Я вспомнил истории, которые нам рассказывал Банабахе перед обрезанием, о высоких зданиях, у которых не было видно крыш, о толпах людей, говорящих на языках, которые вам раньше даже не доводилось слышать, об элегантных автомобилях, красивых женщинах и лихих гангстерах. Это был «Эголи», «золотой город», где скоро я буду обустраивать свой дом.

На окраинах города движение стало заметно плотнее. Я никогда не видел на дороге столько машин одновременно, даже в Умтате. Там можно было встретить лишь горстку машин, здесь же их были тысячи. Мы ехали в окрестностях города, не въезжая в его центр, но я мог видеть силуэты высоких массивных зданий, темные на фоне ночного неба. Я рассматривал большие щиты рядом с дорогой с рекламой сигарет, конфет и пива. Все это казалось чарующим миром.

Вскоре мы оказались в районе величественных особняков, самый маленький из которых был гораздо больше дворца регента, с великолепными лужайками и высокими железными воротами. Это был пригород, где жила дочь подвезшей нас леди. Мы свернули на длинную подъездную дорожку одного из этих красивых особняков. Меня с Джастисом отправили во флигель для слуг, где нам предстояло провести ночь. Мы поблагодарили нашу леди, а затем устроились спать на полу. Однако перспектива жизни в Йоханнесбурге настолько взволновала меня, что в ту ночь мне казалось, будто я спал на мягкой перине. Открывающиеся передо мной возможности казались безграничными. Как мне казалось, я достиг конечного пункта своего долгого пути, однако на самом деле это было только началом гораздо более долгого и трудного путешествия, в ходе которого мне предстояли такие испытания, какие я тогда себе не мог даже вообразить.

Часть вторая. Йоханнесбург

9

Когда мы добрались до офисов шахты «Краун Майнс», которые располагались на плато большого холма с видом на все еще спавший мегаполис, уже рассвело. Йоханнесбург появился после открытия в 1886 году огромных месторождений золота в Витватерсранде[12 - Витватерсранд – низкая горная цепь в Южной Африке, хребет которой формирует континентальный водораздел.], и шахта «Краун Майнс» являлась крупнейшим золотым рудником вблизи этого «золотого города». Я ожидал увидеть величественное здание, похожее на правительственные учреждения в Умтате, но офисы шахты «Краун Майнс» представляли собой ржавые жестяные лачуги на поверхности рудника.

В самом золотом руднике не было ничего магического. Он являл собой огороженную со всех сторон бесплодную, словно покрытую оспинами территорию в сплошной грязи, без единого деревца и был похож на кровавое поле битвы, изуродованное войной. Везде стоял резкий, бивший по ушам шум, в котором переплетались скрежет шахтных подъемников, звон дрелей, отдаленный грохот динамита, отрывистые крики приказаний. Куда бы я ни посмотрел, везде были видны согбенные фигуры чернокожих мужчин в пыльных комбинезонах, выглядевших безмерно усталыми. Они жили на территории рудника в мрачных бараках, в которых теснились сотни бетонных коек, отделенных друг от друга всего несколькими дюймами.

Добыча золота в Витватерсранде являлась весьма дорогостоящим занятием, потому что руда была низкого качества и залегала глубоко под землей. Только дешевая рабочая сила в виде тысяч бесправных африканцев, трудившихся часами за мизерную плату, обеспечивала прибыльность этой добычи. Горнодобывающие компании принадлежали белым, которые за счет африканского народа стали богаче, чем Крез[13 - Крез – последний царь Лидии (правил в 560–46 гг. до н. э.), который слыл в античном мире баснословным богачом, поскольку, как считается, одним из первых начал чеканить монету.]. Я никогда раньше не видел такого крупного предприятия, таких современных машин, такой методичной организации – и такой изнурительной работы. Это было мое первое знакомство с южноафриканским капитализмом в действии, и я понял, что мне предстоит получить новое образование.

Мы направились прямо к индуна, или старосте. Его звали Пилисо. Это был крепкий старик, который видел жизнь в ее самых безжалостных проявлениях. Пилисо был готов к приезду Джастиса, так как несколько месяцев назад получил письмо регента с просьбой устроить того на должность клерка, самую желанную и уважаемую работу на шахте. Насчет меня он, однако, узнал впервые. Джастис объяснил, что я его брат.

– Я ожидал только Джастиса, – ответил Пилисо. – В письме твоего отца ничего не говорится о брате.

При этом он окинул меня довольно скептическим взглядом. Однако Джастис принялся умолять его, утверждая, что это случайное упущение и что регент уже отправил новое письмо, в котором упоминается и обо мне. За суровой внешностью Пилисо скрывалась отзывчивая душа, и он взял меня в качестве охранника шахты, пообещав через три месяца также должность клерка, если я справлюсь с первой работой.

Слово регента имело на шахте «Краун Майнс» немалый вес. Это относилось ко всем вождям в Южной Африке. Чиновники горнодобывающей промышленности стремились нанимать рабочую силу из числа сельских жителей, а вожди имели неограниченную власть над этими жителями. Чиновники были заинтересованы в том, чтобы вожди поощряли своих подданных устраиваться на работу на рудники. К вождям относились с большим почтением. Шахтерские дома предоставляли им специальное жилье всякий раз, когда они приезжали в гости. Письма от регента было достаточно, чтобы обеспечить человека, за которого тот хлопотал, хорошей работой. С учетом этих обстоятельств к нам с Джастисом отнеслись с особым вниманием. Нам выдавали бесплатный паек, предоставили спальное помещение и платили, пусть небольшое, жалованье. В первую ночь мы не остались спать в бараках. Из уважения к регенту Пилисо на первые нескольких дней пригласил Джастиса и меня остаться с ним.

Многие шахтеры, особенно из Тембуленда, относились к Джастису как к вождю и одаривали его денежными подношениями (обычно так поступают по отношению к вождю, когда тот посещает шахту). Большинство из них жили в одном бараке, так как шахтеры размещались, как правило, в соответствии с принадлежностью к тому или иному племени. Горнодобывающие компании предпочитали соблюдать такую сегрегацию, поскольку она не позволяла различным этническим группам объединяться для решения своих проблем и усиливала власть вождей. Разделение часто приводило к стычкам между различными этническими группами и кланами, которые практически игнорировались со стороны управляющей компании.