Район: возвращение

скачать книгу бесплатно

Район: возвращение
Дмитрий Манасыпов

От Района не убежать, даже если сильно захотеть. Сделай пару-другую, пяток десяток рейдов и весь экстрим мира – сладкий розовый детский кисель по сравнению с ними. Но когда судьба дает выбор, то сделать его придется, а уж каким он станет… Здравствуй, Район, мы… Третья книга серии (в авторской редакции). Поклонникам старого-доброго сталкера, суровых приключений суровых мужчин и боевитых женщин – как доктор прописал. Содержит нецензурную брань.

Пролог

«Информационно-аналитическая выписка для членов Совета Безопасности РФ и постоянных членов межгосударственной комиссии по внутренней безопасности стран-участников ОДКБ (кол-во экземпляров – сто, гриф – «Совершенно секретно», уровень безопасности – «Красный» А 1-1):

… исходя из вышеуказанного следует отметить, что биологически-техногенная катастрофа, произошедшая …года в н.п. Радостный Куйбышевской области (РФ), носит спорадический характер, и вполне ожидаем факт рецидива.

Следует обратить внимание на тот факт, что в результате так называемой «Волны», территория самого м.о. Радостный, и близлежащих к нему населённых пунктов, подверглись заражению биологически-активных форм жизни. Феномен «Волны» на данный момент не поддаётся полному анализу, в связи с недостаточным количеством информации и образцов. Специальные группы учёных смежных НИИ постоянно забрасываются на территорию м.о. Радостный (кодовое наименование «Район-55»)»

Плотная зелёная Волна, практически мгновенно накрывшая весь город. Краткий миг полузабытья, вспышки возвращения сознания, ужас понимания – что было там и тогда? С кем бы из тех, кто жил в Радостном не пытался говорить… сразу же разговор прекращался, уходил куда-то в сторону, либо переводился на любую другую тему. Ни один из Изменённых не хотел хотя бы близко подпускать кого-либо к тому, что случилось с каждым из пятидесяти тысяч жителей того места, которое совсем скоро после густой зелени стали называть Районом-55.

Сколько из них пыталось прорваться через самые первые посты, выставленные в спешном порядке вокруг города, сколько погибло сразу, попав под бешеную злобу тех, кто лишь недавно были близкими, родными, любимыми… Надорванная Изменением психика не выдерживала, давая выход самым низким инстинктам и желаниям, заставляя убивать. Сколько из тех Изменённых, что остались сейчас в Районе – убили тех, кто любил их, и кто им доверял полностью и безгранично?

В одну ночь живые стали мёртвыми, а мёртвые вновь стали живыми. Если эту не-жизнь можно считать хотя бы её подобием. А как ещё можно назвать твоё существование, если ты не человек, если ты Изменённый? Можете понять, каково это, быть одним из них?..

Вы не понимаете? Поймёте… если выживете. Добро пожаловать в Район!

«… Также известно, что после распространения на территории вышеуказанных населённых пунктов биологически-активной формы жизни, распространяемых «Волной», в организмах населения, а также животных, произошли т.н Изменения. Результатом явились модернизация генетического кода каждого представителя фауны и населения м.о Радостный. По непроверенным данным также наблюдались случаи наблюдения некроидных форм жизни (доклад РГ ОСпН «Скиф» от …. года). Следует отметить схожесть в докладах военнослужащих с теми, что были включены в доклад проф. Щепетнёва по ситуации в Черноземельном р-не, Н-ой области СССР от ….. года. Что лишь подтверждает изложенные в приложении к данной записки выводы, использованные проф. Точиновым в секретном докладе за номером 14/83 от …. сего года, и касающиеся изменений митохондриальных связей в экстра-экстремальных условиях выживания человеческого организма».

Вы видели когда-нибудь человека с четырьмя руками и двумя ртами, из которых торчат такие клычищи, что любой ротвейлер слюной от зависти изойдёт? Или громаду за два метра ростом, у которой кроме мышц ещё есть механические части и оружие не просто где-то приторочено, а растёт прямо из тела? Встречали когда-нибудь собак с двумя или тремя головами? Приходилось отстреливаться от стаи восставших мертвецов, которые бегают со скоростью спринтеров-олимпийцев и движет ими только голод?

Не доводилось прыжками пересекать ровное пространство, дымящееся вскипающими пузырями ловушки «битум»? Или уворачиваться от разлетающихся ядовито-жгучих спор «огневицы»? Видеть, как того, кто только что шёл рядом – разметало в клочья чёрным роем убийц «доброго утра»?

Бежать, выплёвывая не просто слюну, выплёвывать лёгкие, стараясь успеть добраться до убежища до появления тумана, который уничтожит вас изнутри… и понять, что прямо над тем самым местом, где всё должно стать хорошо – кружит голодный смок. И, сбросив тяжеленный рюкзак, набитый такими драгоценными и такими бесполезно-ненужными сейчас «чушками» – вскинуть вверх ствол, считая в голове количество оставшихся ВОГов. Не пробовали, не доводилось?..

Доведётся, поверьте. И дай-то Бог остаться в живых, и… да – добро пожаловать в Район!

«…в результате мер, предпринятых руководством МВД, УФСБ и МЧС, а также командованием Н-ой армии МО РФ по ПУрВО, м.о Радостный блокирован всеми имеющимися в наличии ресурсами. Введён режим карантина с применением мер согласно инструкции 13/999 от …года, применяемой при возникновении ситуации, угрожающей населению близлежащих областей и краёв. Инженерно-сапёрными подразделениями создан так называемый Периметр, пресекающий все возможные попытки проникновения за него как населением м.о. Радостный (т.н. Изменёнными), так и незаконные вторжения сторонних лиц, т.н. «рейдеров».

…года, в результате т.н Гипер-Всплеска, являющегося рецидивом Волны, площадь Района-55 увеличилась в полтора раза (по предварительной оценке).

…для контроля деятельности лиц, именуемых «рейдерами», администрацией особой зоны «Район-55» ввести лицензии на проникновение в вышеуказанный район до 10 километра по трассе, не доходя до т.н. Черты не менее пяти километров. Ввести квоты на выборку «артефактов» с последующей перепродажей в специализированных организациях с преимуществом в пользу государственных учреждений. Установить тарифы на использование права проникновения в Район-55, налоговые льготы с обязательными выплатами, а также…»

Сухие и казённые слова, не несущие в себе и сотой доли той боли, того отчаяния и того страха, что есть внутри Периметра, за которым до сих пор живёт и борется за каждый глоток жизни наш бывший город…

А мы? Кто мы для него, постоянно идущие в него, целеустремлённо и настойчиво. Таскающие то, что даёт нам возможность существовать настолько хорошо, что многие могут лишь завидовать, и идущие вновь всего лишь для того, чтобы на самом деле увидеть три горящих факела, серые высотки и телевышку с облезшей краской. Просто вновь оказаться в нём, ставшим таким чужим.

Не понимаете почему?.. Надеюсь, что поймёте, если хотя бы раз пойдёте вместе со мной и моими друзьями. И, да:

Здравствуй мой Район, я вновь вернулся…

Глава 1: площадь трех вокзалов

Точинов быстро шёл по подземному переходу, стараясь стать незаметным в густой толпе горожан, возвращающихся домой, или наоборот, только-только вышедших из паутины коридоров метрополитена. Казалось бы, это ведь совсем плёвое дело для многомиллионного города, бурлящего днём и ночью, и в особенности здесь, в метро, в час пик. Тут можно раствориться, потеряться, стать незаметным серым силуэтом, одним из тех, кого не выделяют ни глаза милиционеров подземки, ни объективы камер. Но только казалось…

Ай, как любят у нас показывать в сериалах погони, когда доблестные парни из (чаще всего) «убойного» отдела висят на хвосте у своей жертвы. И ещё больше любят трындеть у подъездов, в набитых автобусах и вагонах, на остановках и платформах, на перекурах о том, что де ни хрена не могут менты позорные. Какого-то там негодяя и преступника поймать и разоблачить… да что вы! И коллеги их, наследники большого дома на Лубянке, туда же. А то, все до одного такие же недалёкие и беспомощные, жадные и наглые, только и могут, что корчить из себя борцов за справедливость и бабло рубить левое. Ну да, ну да, блажен тот, кто верует. Профессор Точинов к таковым себя никогда не причислял, подобным образом не думал, и знал, что если действительно НАДО, то найдут, где и когда угодно, да что там найдут… из-под земли достанут и принесут кому надо в подарочной упаковке. С ленточкой, а куда ж без неё-то?

И уж его-то, сейчас, после того, как он узнал многое недозволенное и недоступное – уже ищут. Роют землю так, что только успевай уворачиваться, чтобы не зацепило. И кому какое дело до того, что не его искать надо, а наоборот? Разбираться в том, а кто и зачем ищет именно профессора Точинова? Нет человека – нет проблемы, а он сейчас был таким взрывоопасным устройством, что его легче уничтожить, чем пытаться обезвредить. Потому сейчас он и ввинчивался в толпу, пытаясь раствориться в ней, слиться и стать незаметным. Возможно, что ориентировки на него ещё и не легли на стол различных начальников и командиров, иначе вряд ли он смог бы так спокойно уйти из дома. Хорошо, если так, ведь тогда шанс есть, мизерный шансик, но всё-таки.

Точинов прошёл мимо трёх в серой форме, стоящих у эскалатора. Внутренне напрягся, понимая, что сейчас могут остановить, вальяжно сказав: гражданин, старший сержант такой-то… пройдёмте. А дальше?

Обошлось, и вправду обошлось. Тот самый старший сержант, чьи лычки глаза засекли на полном автомате, лишь лениво скользнул глазами по очередному пассажиру метрополитена, ничем особо не выделяющемуся из общей массы. Ну а что, если разобраться, могло выделяться? Высокий мужчина чуть за пятьдесят, с возрастом ставший немного массивным, с залысинами, в очках. Обыкновенная серая куртка, удобные брюки с большими накладными карманами, в ботинках непонятного стиля «кежуал». С собой никакой клади, в которой можно было бы заподозрить хранилище самопального взрывного устройства: ни пакета, ни рюкзака, ни даже маленькой сумки на ремне через плечо, ставшими даже популярнее анекдотичных «барсеток». Кутка нараспашку и под ней не виднеется ни проводов, ни пояса с взрывчаткой. Лицо обычное, славянское, с небольшими усами, нос без каких-либо признаков того, что позволило бы отнести к «лицам кавказской национальности». Правильно, чего в таком подозрительного? Инженер, айтишник на небольшой начальствующей должности, экспедитор… да кто угодно. Знали бы они, что:

Сутки назад:

– Профессор Российской академии наук, лауреат государственной премии…

Точинов также, как и все соседи, хлопал в ладоши, глядя на очередного премианта, проходившего по ковровой дорожке в сторону невысокого и скромного человека в идеально пошитом костюме. Выходя из приоткрываемых гвардейцами высоких, украшенных позолотой и лепниной дверей, каждый из награждаемых делал одно, и тоже действие: сначала чуть озирался, заметно волнуясь, потом, торжественно и не спеша, шёл вперёд, совершая небольшой поворот через пару метров. И тут, после того, как в поле их зрения появлялась невысокая подтянутая фигура в серо-голубом, шаг сам собой становился быстрее и человек даже чуть наклонялся вперёд, всем видом показывая то, что да, вот он, нынешний гослауреат, весь спешит и торопиться, чуть не падает. Что поделаешь, любят в России-матушке царя-батюшку, как его не назови. И награды из рук САМОГО получать – всем хочется.

Сам профессор ничего не имел ни против наград, ни против лауреатов. Не говоря уже про человека в сером, с голубыми искорками, костюме, которого считал тем, кто смог удержать весь вновь накопленный потенциал страны после очередного искусственного кризиса. Да что там говорить, и наградами своими, полученными от него же, страх как гордился. Другое дело, что ни несколько орденов, ни саму процедуру назвать официальными было нельзя. Скорее всего, что именно это придавало особое удовольствие тому цинизму, что вызывало у него поведение лауреатов. Ведь как угодно можно думать, но явно изобретение нового стандарта мобильной видеосвязи не может быть важнее того, что делал их НИИ. Пусть что-то новое и принесёт кучу бабок, но всё равно, в конечном результате все они пойдут в ту структуру, в которой работает сам Точинов. Щит и меч страны, вот что важно…

Церемония времени заняла как обычно много, даже ладони устали от постоянных оваций в честь вновь обретённых страной Ломоносовых и Кулибиных. Точинов неоднократно успел пожалеть о том, что вообще поддался на уговоры своего директора, которому вступило в голову отправить его в числе пятерых приглашённых. Какого чёрта он тут вообще забыл, если вдуматься? Вот-вот, что никакого, и даже наоборот.

Уже после торжественных фанфар и поздравлений, на фуршете, стало ещё скучнее. Пара услышанных разговоров, несколько вскользь брошенных кем-то фраз – давили на его, очень сильную, психику. Давили своей бесплодностью, серостью и однородностью. Деньги, отдых, вложения и инвестиции, яхты, автомобили. И это те, кого страна считает элитой?!! Радовали коллеги учёные, небольшое количество военных, медиков и преподавателей, которые, это было заметно, любили своё дело. Даже захотелось остановиться, перекинуться парой слов вон с теми тремя, которые сейчас ожесточённо спорят о спорадичности вновь создаваемых трансгенных цепочек… но нельзя. Подписку никто не заставлял давать, сам аккуратно и красиво везде расписался, на свою умную голову.

Он уже подумывал о том, насколько будет невежливо уйти оттуда, куда многие просто мечтают попасть, когда сзади его цепко взяли за локоть.

– Меня сейчас не заметно, так что сделай вид, что просто задумался. У тебя в правом кармане флэш-карта. Уходи с приёма минут через пятнадцать, когда основная часть приглашённых двинется к выходу. Обязательно посмотри сразу же, как приедешь домой и действуй, быстро действуй. Я уже ничем не смогу помочь, так как меня, скорее всего, возьмут прямо здесь. Лось, это нужно остановить…

Точинов, почесал, по старой привычке лоб. Каждый раз, когда он задумывался, рука сама поднималась вверх. Поправил очки и лишь тогда оглянулся, осторожно, так, чтобы со стороны казалось, что его интересует только официант с подносом. Взял вытянутый фужер на тонюсенькой ножке, отпил и пошёл в сторону собственного директора, куртуазно беседующего с представителями министерства обороны, курирующих деятельность института.

Шампанское, золотистый брют с крохотными пузырьками, наверняка было прекрасно. А каким ещё может быть шампанское, подаваемое здесь? Но вкуса Точинов не почувствовал, мысли были далеко от ощущений, передаваемых вкусовыми рецепторами. Серёга, один из тех трёх, что знали его как Лося тогда, в весёлые и разухабистые студенческие двухтысячные. Не узнать его голос он не смог, хотя видел его в последний раз очень давно. И сейчас Точинов был не на шутку встревожен, хотя… это было неправильное определение. Испуган, именно вот так и намного точнее.

Серёга работал в одном из таких же, как и сам Лось, закрытых институтов. Специализации у них всегда считались в чём-то схожими, но в чём-то абсолютно разными. А вот совершенно общего было совсем немного, вернее, общим являлось исследование лишь в одной теме. Той самой, что напрямую касалась его, Точинова, падения и не выездного положения… Района.

Когда основная толпа гостей двинулась к выходу, в голове профессора уже на полную мощность работал его личный суперкомпьютер. Варианты, которые просчитывались в голове, были совсем немногочисленны, и оставалось лишь добраться до дома и получить подтверждение одного из них. Директор несколько раз покосился на него, когда они ехали в его автомобиле по никогда не спящему городу. Возможно, что даже хотел спросить – в чём дело, так как обмануть его было сложно. Но так и не спросил.

Дождавшись, когда шаги сопровождающего до двери охранника стихнут, Точинов, не снимая обуви, прошёл на кухню. Квартира была большой, уж на что, а на это Институт явно не поскупился. Но работать в своём кабинете, таком просторном и вроде бы удобном, он не любил. Ему хватало ноута на кухонном столе, здесь было уютнее что ли. Кофеварка под рукой, постоянно готовая к работе. Холодильник, в котором всегда стояла бутылка молока и на тарелке лежала постоянно успевавшая чуть заветриться нарезка из сырокопчёной колбасы и сыра. Пепельница и несколько открытых пачек сигарет. Курил он много и тут же, не утруждая себя походами на лоджию, в подъезд или в туалет. Смысл, когда ты живёшь один, и вытяжка на кухне работает просто прекрасно?

Бук ожил, засветившись дисплеем. Флэшка вошла в разъём, Точинов щёлкнул мышкой, заставляя открыться сразу, а не ждать автозапуска. Когда мелькнуло красное окошечко, и мелодичный женский голос неожиданно запросил пароль для входа, сомневался он не долго. Общее, по-настоящему общее, у них с Сергеем было одно.

Длинные пальцы с жёлтыми следами от никотина быстро пробежали по клавишам, набрав единственное дорогое имя, которое так и осталось навсегда дорогим: Марина. Электронная собеседница немедленно подтвердила, что Точинов не ошибся, и на экран немедленно начала выводиться информация. Графики, таблицы расчётов, аналитические данные, схемы и символы химических соединений. Всё это было свёрнуто в очень сложную систему, давно разработанную умными головами специально для того, чтобы непосвящённый, случайно увидевший ЭТО, так ничего и не понял. Путь, по которому следовало пройти для получения логических переходов, был один, и его вводили в подкорку с помощью гипнограммы. Иначе было нельзя.

Через час после того, как перед ним развернулась объёмная схема того, что содержалось на флэшке, Точинов откинулся на спинку стула, достал сигарету и закурил, жадно и нетерпеливо затягиваясь. Три затяжки, и в пепельнице оказался лишь фильтр. Прикурив вторую, он понял, что пальцы дрожат, крупной, неконтролируемой дрожью. И было с чего.

Он ненавидел объект «Ковчег» за то, что тот смог сделать с тем небольшим городком. Ненавидел Гробового, всё-таки сунувшегося тогда в то место, которое нужно было просто замуровать, а напротив поставить постоянный пост с автоматическими авиационными пушками на дистанционном управлении. И, может быть, тогда бы ничего не произошло, и не было бы всего того, что не давало спать ему по ночам. И ещё Точинов сильнее всего ненавидел самого себя.

За то, что тогда не смог помешать случившемуся. За беременную девушку, которую поместили в лабораторию, и вырастили в ней то, что ему хотелось уничтожить сразу же после рождения. За кадры, которые доставляли военные, и за которые платили своими жизнями. За больше чем пятьдесят тысяч живых и невиновных людей, которых в одну ночь накрыла Волна, изменив и их самих и то, что было для всех них домом. Простить этого себе Точинов не мог, хотя понимал, что всё, что можно было сделать тогда, сделал. Но разве можно заткнуть собственную совесть? То-то, что нет, её нельзя заткнуть и нельзя утопить в алкоголе, как он пытался сделать сразу же после того, как его, орущего матом, выгрузили с борта МЧС, привёзшего в Москву тех, кто тогда был на вечеринке в честь чьего-то там дня рождения. И, только благодаря этому, оказавшимся за десяток километров от Радостного. Города, в котором в тот момент бушевала безумная, прореженная молниями, мощь и зелень Волны. А после неё, что стало с ним и его жителями после неё?!!

А сейчас… Господи ты Боже, что же может произойти сейчас?!! Когда до него полностью дошёл весь ужас, содержащийся на флэшке, по позвоночнику явно и отчётливо пробежала ледяная дрожь. Он долго сидел, невидяще смотря в уже погасший монитор бука, курил и думал о том, что узнал. Решение, которое само возникло в голове, нисколько не удивило Точинова. Потому что оно могло быть абсолютно верным в той ситуации, что сложилась. Профессор встал и грузно потопал в комнату, которая единственная из всех четырёх была обжитой.

Посмотрел на фотографию, стоящую на полке шкафа с книгами. Провёл по ней пальцами, коснувшись подушечками гладкого стекла рамки. Он был старомодным, и не любил всех этих новых объёмных изображений. Тем более что эта была ему особенно дорога. Редкие минуты, когда Точинов был со своим сыном от единственного брака, чаще всего никто не снимал, потому что они всегда были вдвоём. Как тогда в парке оказалась молодая женщина с цифровой «зеркалкой», которая сняла их? Счастливых, довольно смеющихся у стенда с пневматическими винтовками, говорящих о чём-то своём. Кажется, что он хвалил тогда сына, за то, что тот сбил все-все мишени. Но это было и неважно, потому что тот случай был единственным и оказался таким нужным. Они с ней обменялись электронными адресами, и Точинов чуть было не забыл про снимок, когда вдруг, неожиданно пришло письмо с вот этой вот фотографией. Лёшка, Лёшка…

В горле встал комок, но он сдержался. Открыл полку и достал старенький мобильный телефон, который держал постоянно заряженным и с полным счётом. Номеров в нём было мало, и никто не знал про то, что Точинов вообще их знает.

Вызываемый абонент ответил практически сразу. Молодой голос задал всего несколько вопросов, после чего отключился. Чуть позже звякнувший сигнал показал, что на номер поступила «смска». Точинов быстро открыл её, стараясь запомнить номер и имя, вернее кличку. Следом неожиданно свалилась ещё одна, и то, что было в ней, заставило профессора двигаться так быстро, что он успел даже немного удивиться.

Запас денег в мелких и крупных купюрах всегда находился в небольшом сейфе в письменном столе, покрытом густой пылью. Там же, у самой стенки, смазанный, ухоженный и матово отблёскивающий, в небольшой кобуре с зажимом, спал короткий «бесшумник». Один из тех плюсов, что входил в пакет при работе в Институте, и очень жаль, что им наверняка придётся воспользоваться.

Дверной замок мягко щёлкнул за его спиной. Точинов чуть задержался, смотря перед собой и не замечая ничего. Тряхнул головой и быстро побежал по ступенькам вниз, хлопнув подъездной дверью и выходя на улицу. Небо уже стало утренним, прореживаемое светлыми облаками, подсвечиваемыми красноватым солнцем.

Три вокзала на одной площади. Поток людей, спешащих к поездам, или наоборот. Крики, шум машин, запахи фастфуда. Обычный день большого города, в котором уже, наверное, бывшему сотруднику закрытого НИИ, официального места могло и не оказаться. Точинов никогда не считал себя глупым, и жизнь знал хорошо. Конечно, брать билет было бы глупостью, такой же, как и надеяться на безграничную честность сотрудников РЖД. Необходимый ему поезд отправлялся через час с Казанского. Этот час стал для него самым напряжённым, и только желание сделать то, ради чего Сергей пошёл на тот поступок в Кремле, заставила не выдать себя властям самому.

Человеческая природа всегда возьмёт верх над любыми инструкциями. Эта мысль была последней, мелькнувшей в его голове, когда после Рязани он не выдержал, и заснул в купе проводника, укутавшись в одеяло и положив под подушку «бесшумник».

Глава 2: Кротовка – трасса

Ох, ёёшеньки… как спать то хочется!

А думаете очень приятно просыпаться и так-то вот думать? Вот-вот, и я думаю, что не очень хорошо. Как быть в таких ситуациях? Да всё очень просто, нужно порадоваться причине, из-за которой организм натужно орёт о том, что он, дескать, хочет ещё подрыхнуть. Ну да, эгоистичные позывы так и просят не вылезать из-под одеяла, и чего ж, слушаться, что ли их? Тем более что причина, по которой хочется спать… хм, да это, как мне кажется, самая лучшая из всех причинных причин.

Вот она, лежит рядом, раскинув по мягкой ткани свои безумно красивые волосы, которые так и хочется пропустить через пальцы, чтобы ощутить всю их мягкую густоту. И ведь, зараза, уже тоже не спит, лежит и смотрит своими хитрыми и ласковыми глазами. Вот как у неё это получается, скажите мне?!! Я еле-еле встаю, а она уже довольно улыбается своей сказочной улыбкой так, что все плохие мысли улетают в сторону. Дела-а-а, брат Пикассо, видать – стареешь, не иначе.

Всё, милая моя, встаю, иначе знаю я тебя… чуть отодвинешь в сторону одеяло, так, чтобы на свет божий показался бархатный шоколад бедра, и всё… И вот не надо, слышишь, вот не надо ещё и потягиваться по-кошачьи, ну, пожалуйста…

– Новая жизнь, новая жизнь!!! – Хриплый и давно родной голос певца, ушедшего за облака задолго до миллениума, и чьи песни, наверное, никогда не потеряют своей актуальности и сейчас, в жизни ставшей совершенно другой, хотя… так ли это на самом деле?

Вверх-вниз, вверх-вниз, маятником, на сжатых кулаках. Телу нельзя давать расслабляться, иначе сами не заметите, как оно возьмёт над вами верх, и медленно, но верно, станете дряблыми и рыхлыми. Оно надо? Праааильно, тврищ старший лейтенант, оно нам ваааще не нужно. А потому – отжимания, пресс и прочие радости жизни. Как известно: только кач приблизит нас к увольнению в запас. А нам до запаса ещё служить и служить, и звёзд на погоны хочется хотя бы столько же, сколько и у моей красоты, которая сейчас на кухне чем-то слегка грохочет и еле слышно, под нос, ругается. И ещё говорит мне, что я сумасшедший и с вещами разговариваю.

Ну да, разговариваю, правда, так, чтобы никто не слышал и не видел. А можно не верить в то, что у моего АК-103УМ нет души? Если он неоднократно спасал там, где только чудо могло помочь? Не клинил даже после ползания на брюхе в Топи или Дельте? То-то и оно, что всё возможно. Верят же, вернее, верили, краснокожие великие воины навроде Чингачгука в то, что у всего есть своё маниту? Ну вот, я, может, тоже верю в то, что у некоторых вещей оно есть. У оружия-то точно. И по барабану мне на то, что там кто-то про это скажет. Завтракать? Иду уже, иду…

Сегодня среда, а, значит, задачи командиром будут нарезаны серьёзные. Если в понедельник в основном всё планируется исходя из опыта и наработок разведки, то в среду всё встаёт на свои места. Графики перехода групп рейдеров-бандосов, передвижения лояльных парней, лишь чуть нарушающих лицензии, активность Изменённых банд – всё это в среду становится ясным и понятным. Ну, в основном, ведь исключения тоже бывают.

Сколько уже работаю в команде быстрого реагирования? Почти год, почти целый год. Всё-таки не смог поступить по-другому, никак не смог. Зарекался не ходить в Район, да, видно, не смогу без этого больше. А вот с рейдерством всё же смог распрощаться, ведь то, что мне предложили, оказалось выгоднее. Многие меня осудили, это точно, и зря. Да и выгода была не в том, что можно измерить материально, и уж тем более не в денежном эквиваленте.

Мы оперативники и спасатели, закрываем те бреши, что постоянно возникают в Периметре, а не каратели из внешней безопасности, которые занимаются «зачисткой» неблагонадёжных элементов из рейдерской среды. Никто из нас никогда не станет стрелять в бродягу лишь потому, что тот зашёл за какой-то там километр. Наше дело свинец, как говорили персонажи одной старой книжки, и понимали это совершенно также как понимаю и я. Уничтожить группу Изменённых, решивших прорваться в сторону населённых пунктов, и поживиться там чем-нибудь. Или, в случае явной неразумности – просто пожрать от пуза. Принять в несколько стволов «пуритан», так сильно любящих делать свои вылазки в сторону лагерей научников. Выдернуть тех самых учёных из какой-нибудь задницы, вроде Колымы, куда они полезли из-за собственной неуёмной любознательности. Вот это мы запросто. А вот специально отлавливать рейдеров… это не к нам, это вам вон в ту сторону, где на щите кто-то шибко умный архангела изобразил. Тоже мне, спасители человечества, мать их за ногу.

Интересная штука получается, на самом-то деле. Когда год назад мы с сестрой еле-еле выкарабкались из Радостного, оставив под ним своего друга, братьев по оружию и совсем юную девушку из ФСБ, что тогда было главным? Спасти Скопу, и больше ничего. То, что нас подобрали спецназовцы и по какому-то желанию своего командира доставили к тому, о котором ходило столько легенд, было чудом. Танат вытянул её с того света, смог залатать и надолго оставил у себя, погрузив в глубокий сон. Мне тогда ничего не оставалось, как тоже приходить в себя, изредка прогуливаться по окрестностям и общаться с этим странным типом, про которого раньше только слышал.

Разговоры были странными и неожиданными. Мужчина с тёмными провалами глаз, три раза в день осматривавший Скопу, мог, казалось, говорить бесконечно. О том, что творится в городе, о новых фильмах и том, что творится в Северной Америке. О российском футболе и о Изменённых, о рейдерах и о политике, о Большой земле и о Окраине. Ему всё было интересно, и на всё находилась своя, иногда кажущаяся мне абсолютно неожиданной точка зрения. Чего, например, стоила мысль о том, что големы являются не просто ходячими полоумными танками, а входят, как составляющая, в сложный механизм защиты Района от нарушителей границ? И если разобраться, подумав логически, то в чём-то он был прав. Как бы я не любил лязгающих металлом здоровяков, но нельзя было не признать, что иногда их действия явно носили чёткий и направленный характер.

После того, как ему стало ясно, что Скопа выживет, Танат стал иногда пропадать. Один раз ушёл даже на полные сутки, вернувшись с рюкзаком, в котором были необходимые и закончившиеся медикаменты. Нельзя сказать, что в его отсутствие мне было не по себе, но когда он появился, то беспокойство за сестру стало намного меньше. Странное создание, оказавшееся намного более человечным, чем большинство нормальных с виду людей. Ничего из того, что было обычным для меня, не было чуждым и для него. Прекрасно помню один из последних вечеров, перед тем, как мы со Скопой ушли. Это потом до меня дошло, что в течение практически двух с половиной недель здесь никто не появлялся. И только тогда по спине пробежал холодок лёгкого страха из-за того, что всё-таки Танат не был рядовым обитателем Района, а вёл себя с нами так, как будто знал всю свою жизнь.

Мы сидели на небольшой веранде его дома. Танат не был неприхотливым хозяином в быту, несмотря на то, что в Районе понятие «комфорт» – весьма относительно. Не знаю, откуда он смог их притащить, но мы втроём сидели в разных креслах-качалках. Он любил хорошее спиртное, и сейчас вот мы пили «Баллантайн», настоящий шотландский скольки-то там летний самогон из графства Думбартон вприкуску с копчёной натуральной кониной. Адская смесь, надо сказать, но тогда она оказалась самым тем, что было нужно. Да и были мы не на светском рауте, а в бывшем Радостном. Вечер уже вступил в свои законные права, темнело, на небе наконец-то рассеялись низкие тучи и стали видны такие редкие здесь звёзды.

Район… странное место, появившееся вместо моего города. И я люблю его, несмотря на то, что это уже совсем не то место, которое помню с детства. А возможность поговорить с тем, кто живёт здесь, постоянно мелькая в разговорах рейдерской братии как одна из центральных фольклорных фигур… это круто до невероятности.

– Да что ты, Скопа, прям-таки видела бэньши? – Танат заливисто хохотнул. – Не верю, если честно.

– Чего эт ты мне не веришь?!! – Как обычно начала кипятиться Скопа, затягиваясь сигаретой. Думал, что, может, бросит после двух недель лёжки без сознания, да куда там… – С какого перепуга мне тебе врать?

– Ну, я ж не сказал, что ты врёшь… скорее веришь в то, что видела. Эту девушку увидеть и остаться в живых? Уволь, уважаемая пациентка, но так не бывает. Кэт показывается только тому, кто уже не жилец на этом свете.

– А почему Кэт? – Меня это очень заинтересовало. После сфинкса, которого, или которую, мы смогли уничтожить в подземелье, в бэньши невозможно было не верить. – Ты и с ней знаком?

– Можно сказать, что присутствовал при её втором рождении. – Танат откинулся на спинку своей качалки. – Почему, почему… потому что Катя её звали. Тогда, в прошлой жизни, совсем ещё недавно. Мда…

– Ты с самого начала ведь здесь? – Скопа хитро посмотрела на нашего хозяина. – С самой Волны?

Танат покосился на неё и усмехнулся:

– И что тебе интересно, неуёмная ты натура? Еле оклемалась, а уже навострила уши и пытаешься вытащить из меня что-нибудь, что потом поможет?

– Ну, а как ещё, учитывая, кто ты есть такой? – Скопа улыбнулась ему в ответ, настолько ласково и нежно, насколько смогла. А при желании она улыбалась так, что куда там профессиональным фотомоделям. – Так можно вопросы-то позадавать?

Я покосился на неё, пытающуюся нахально вытянуть хотя бы что-то из Таната и не стал вмешиваться. Скорее всего, что получится узнать лишь то, что ему захочется рассказать, и не больше. Сам я смысла в этом не видел, сейчас мне куда как больше хотелось сидеть, расслабившись, попивать себе янтарное высококалорийное пойло и думать о том, что делать дальше.

Что ждёт нас, когда мы выйдем на Большую землю, вот что действительно интересно. Скопа, ещё не полностью оправившаяся после своего страшного ранения, уже начала, судя по всему, строить какие-то планы на будущие рейды. Что же, её вполне можно понять… натура она действительно неуёмная, и безумно любит то, чем мы занимаемся. И даже то, что произошло, не смогло сломать эту странную любовь. Хотя, а чего тут странного? Наша жизнь, полная адреналина, постоянной опасности и выживания здесь, мне самому очень нравилась. Глупо, конечно, но что поделаешь, если так вот устроен человек, что сам тянется к тому, что является запретным? А ведь последний наш рейд, казалось бы, должен был убить это желание, да не тут-то было.

А, ведь, сколько мы потеряли там, в Радостном? Настя, лейтенант ФСБ, которая так и осталась где-то в самой глубине подземелий. Её напарник, Лёшка, погибший так глупо и так жестоко. Валий и Антон, которые пошли с нами и помогли выжить нам же, оставшись там, в темноте коридоров. И Большой… наш Большой, давший нам один из последних шансов, после того, как мы вместе завалили сфинкса. Там, там, под многими метрами земли, стали и бетона, один против десятков ожесточённых фанатиков…

Только-только оклемавшись, сестра сразу начала рваться назад, чтобы… а вот что чтобы? На это никто из нас не смог бы ответить. Рассудком я давно смирился с тем, что всё, никого из них мы наверняка больше не увидим, но вот сердце, которому это не объяснишь, не молчало. И только слова Таната, которые он произнёс, вернувшись из одной из своих отлучек, заставили нас принять жестокую правду такой, как она есть. Если про Настю он не был точно уверен до конца, то вот про Большого сомневаться не приходилось: «пуритане» достали его. Он не сдался им живым и сейчас тело нашего друга находилось у них. Как охотничий трофей, вот сраные ублюдки…

Я не стал говорить Скопе ничего про свои мысли, потому что знал, что они её не обрадуют. А мысли постоянно крутились возле одного и того же: может, хватит? Сколько можно ещё продолжать эту гонку за артефактами, которая в результате не закончится ничем хорошим. Ведь всё равно, в конце концов, мы придём к одному концу, и сдохнем где-нибудь у Площади, или в Топи, или на Колыме. Невозможно постоянно играть наперегонки с судьбой, испытывая на прочность самих себя, что и доказал наш последний рейд. Но вот смогу ли оставить Район?! Не знаю, не знаю… это тяжело, на самом-то деле.

В какой-то момент я понял, что Танат, продолжающий автоматически отвечать досужей Скопе, сидит и внимательно смотрит на меня своими глубокими антрацитово-чёрными буркалами. Потом он совсем замолчал, и через какое-то время моя сестра, поняв, что сейчас что-то пошло не так, успокоилась. Забралась в кресло с ногами, завернувшись в клетчатый шерстяной плед, обиженно нахохлилась и прикурила ещё одну.

– Ты не уйдёшь, Пикассо. – Танат чуть грустно улыбнулся. – Можешь попробовать, но уйти не сможешь. И дело даже не в том, что Район нужен тебе как воздух. Это ты нужен городу, хотя понять и принять это будет нелегко.

– Что? – Я недоумённо уставился на него, ставшего в этот момент тем, кем он и был – Изменённым, бывшим мне, человеку чужим. – Что-то, то ли я туплю, то ли лыжи совсем без смазки…

– Да всё ты понимаешь, рейдер. – Танат усмехнулся. – Каждый из вас, оказавшийся здесь, обречён с самого начала. Но кто из вас останется обычным охотником за лёгкой добычей, а кто сможет сделать что-то стоящее… этого никто не сможет сказать точно. Пока не придёт время действовать.

– Вы про что это, а? – Скопа, недовольно поблёскивающая в нашу сторону глазищами, решила вмешаться. – Слышь, чего, брат, а прояснить?

Я чуть помолчал, прежде чем ответить ей. Достал сигарету из пачки, покрутил в пальцах, понюхав сладковатый аромат, прикурил…

– Хочу завязать, вот что. – В стремительно накатывающей темноте её лицо было не очень хорошо видно, но всё же стало заметно, как оно ощутимо вытянулось, напрягаясь в гримасе недоумения. – И тебе советую над этим подумать, сестра.

– С дуба рухнул? – Скопа выматерилась. – Какого хрена ты мне тут пургу какую-то прогоняешь, а? И что ты делать будешь, уедешь назад, начнёшь снова покупать-продавать?

– Ну, не знаю… – На самом деле ни разу не задумывался над тем, что делать, если прекращать ходить в Район. Почему-то казалось, что всё образуется само собой. – Можно подумать, тем более что средства вроде как есть…

– Знаешь, что… – Она встала, откинув плед. – А не пошёл бы ты в жопу со своими такими правильными мыслями, а? Не хочу про это говорить сейчас, вот чего, спать пойду!

И пошла в сторону двери, медленно и аккуратно, придерживаясь за перила веранды. Было слышно, как, ругаясь под нос, она дошла до комнаты, в которой спала. Хлоп, и мы остались вдвоём с Изменённым, сидевшим напротив меня. Глядящим на меня своими бездонными зенками и с улыбкой чеширского кота на абсолютно невозмутимом лице.

– Она поймёт, только не сейчас. Не переживай, она простит и поймёт.

– Я знаю. Просто сейчас она больше всего на свете хочет отомстить за друзей, это понятно… – На душе неожиданно стало очень противно, как будто предал её. – И не захочет принять моего решения спокойно. Но что делать?

– Ладно, что тут ломать голову над тем, что разрешится в любом случае? – Танат легко поднялся. – Спать пора идти, завтра будет сложный день.

– Почему?

– Будет и всё тут. – Он повернулся в сторону города, откуда начала доноситься частая стрельба. – Всё повторяется, постоянно одно, и тоже. Там, кстати, сейчас как раз развлекается Кэт. Я чувствую, когда эта девочка выходит на охоту, иногда стараюсь помешать ей. Хотя это редко получается, с нашим хозяином и его волей мне не сладить…