скачать книгу бесплатно
– Сурикаты под гранатовым соусом, вомбат, запеченный с тыквой, шиншилла в карамельной подливе… – Юджин задумчиво кивнул. – И…
– Тебе только людей веселить, – Хаунд отломил щепочку от столешницы и решил почистить зубы. – Я даже поверил, йа.
– Настроение наших гостей есть наше достояние, – Юджин, качнув плешивой головой, так и остался искренне серьезным. – Рыба, мясо, овощи, хлеб, горячее и закуски.
Сурикаты, вомбаты, шиншиллы и прочая галиматья, рассказанная с совершенно серьезным видом, скрывали под собой основу основ доходов Лукьяна: колонию донельзя выкормленных и огромных крыс, выращенную им и подельниками за двадцать лет в отнорках станции. И название кабака, «Ни рыба ни мясо…», нисколько не врало, мягко намекая на природу происхождения аппетитных антрекотов и котлет в вашей плошке.
Но времена меняются, и Лукьян после открытия Рубежа потащил к себе все богатства, предлагаемые неожиданно открывшимся миром вокруг Самары.
– Прям рыба, йа? – Хаунд даже заинтересовался, глядя на Юджина в ожидании заказа, веселящего себя перечислением блюд в собственной голове.
– Уха, головы, запеченные в кляре, и порционное филе.
– Вы, мать вашу, опять у речников сома купили, что ли? И сбагрить некому?
Жутких сомов-страшилищ, которых речные робинзоны ловили выше по течению, есть в метро не любили. Как ни утверждали на Клинической, что все в норме, но народ пока опасался. И хозяева харчевен, жаровен и даже пары пельменных выкручивались как могли.
Если бы не перечисление, включающее в себя столько пунктов, Хаунд мог бы ничего не заподозрить. Другое дело, что Безымянка любила простые законы для жизни. Узнал человек правду про скормленного ему сома-урода – имеет полное право дать в чухальник.
– Две обычные крысы, прожаренные, с подливкой. – Хаунд зевнул, блеснув клыками. – Литр воды. И две кружки.
Давешняя храбрая барыга заслуживала немного вежливости.
– Присяду? – Лукьян возник рядом с Юджином, выжидавшим чего-то дополнительно. – Жень, вали уже на кухню.
Хаунд кивнул. Просто так владелец кабака не присел бы. Явно, что не потрепаться о танцах полуголых девчонок.
Незаметные и невыделяющиеся люди порой опасны. Казалось бы – что может быть серьезного у хозяина единственной жральни на станции? А не скажите.
К кому идут сталкеры, захватив про запас немного больше, чем сделан заказ? К тому, кто купит излишек и заплатит хорошо. Чуть позже они идут туда же еще с чем-то, куда как дороже и нужнее. Потому как платят больше, чем руководство станции. Не все, наверное, Хаунд и не спорил… Но половина-то точно. Люди остаются людьми в любой ситуации, и вкусно жрать – мягко спать хотят так же, как и двадцать лет назад, даже больше.
Платил ли Лукьян за всякие ништяки лучше других? Посмотрите вокруг, оцените бродяг, наливающихся брагой, самогоном и жрущим, как не в себя, мяско, гляньте на их обвес и одежду. Платил-платил, сомневаться не стоило.
А потом – раз, и попал какой-то бродяга в должок, да еще в один… Сталкерская фортуна – девка изменчивая, куда захочет, туда и повернется. Частенько – своей жопой. И редко, когда голой и красивой, чтобы полюбоваться.
А раз так – то тут-то такой вот добрый, всегда ласково и понимающе смотрящий Лукьян свое возьмет, не сомневайтесь еще раз. Возьмет, не поморщившись от самих собой накидываемых процентов. Тут-то бродяга и попал. И платить ему теперь не только хабаром с поверхности, шиш с маслом.
Будет и контрабанду таскать, и других бродяг потрошить, на которых кто наводку даст Лукьяну. Кто даст? Да мало ли кто в долг возьмет да вовремя не рассчитается. Лукьян свое дело знает, двадцать лет как сыр в масле катается, и ничего ему не было. Ну, бывало, эвакуировался со станции, если беда какая… Как во время войны Города с Безымянкой два года назад. Пересидел свое где-то и вернулся. Вот палатки, вот кухня, вот девчушки без одежды, вот пойло, вот тепло для бродяг, вот сам дядя Лукьян в своих пастельных оттенков сорочках и теплой жилетке. Тут как тут, смотрит, улыбается, в голове костяшки щелк-щелк, знай, прибыль считает.
Хаунд знал не понаслышке, что даже остатки Волчат сливают трактирщику инфу и делятся той добычей, что оплачена людской и бродяжьей кровью и лучше бы ей не всплывать. А уж какие дела вели его к остальным станциям – лучше не копать, чтобы потом не пришлось, заляпавшись, экстренно чиститься с помощью стали и патронов. Так что…
– Внимательно слушаю.
– Да я о жизни поговорить, что как узнать…
Хаунд кивнул, косясь на помост посередке, подсвеченный красными и фиолетовыми лампами. О жизни… ну-ну…
– Мне бы встретиться, переговорить кое с кем с Прогресса.
Хаунд, подхватив с принесенной миски прожаренную до угольков тушку, вгрызся в нее, подмигнув Лукьяну. Жрать хотелось неимоверно, а приличий мутанту можно и не соблюдать.
– С меня магарыч, сам понимаешь.
Хо! Магарыч с него, жадины, хм…
– С кем?
Лукьян, услышав ответ, чуть дрогнул морщинками у глаз. Понял, что ему не отказывают.
– С фейсами.
Крыса хрустела на зубах, совершенно садистки наливаясь по языку сумасшедшим вкусом жарехи, прячущей внутри, казалось бы, сухой корочки, уйму мясного сока.
Фейсы ему нужны? С Прогресса? Хаунд, складывая одно с другим зауважал Лукьяна еще больше, натюрлих.
ФСБ на Ракетно-космическом центре «Прогресс» выполняла вполне прагматические защитные функции. Объект режимный, производил ракеты и прочее, враги вокруг вились, это понимал своей травмированной памятью даже Хаунд. Где технический прогресс – там и шпионы. Закон, сука, любого противостояния цивилизованных типа стран.
Странно ли, что сотрудники ФСБ, они же «фейсы», не просто выжили в аду военной бойни, но и взяли, на паритетных основах, власть в свои руки? Точно не странно. Это, мать его, закон природы, где сильные звери объединяются в стаи, если им такое свойственно, деля обязанности. И за что теперь отвечают фейсы? Точно! За безопасность анклава Прогресс, всех его умников и умниц, а также их детей, производство, запасы и будущее.
На хрена Лукьяну выход на фейсов и почему через него, Хаунда? Да тут-то, натюрлих, все просто:
Лукьян хочет в грядущих боях занять сторону заведомо лучшего союзника, его же руками порешив настопиздевший всем Город и оставшихся паханов Безымянки. Стоит удивляться? Да нет, Хаунду такое и в голову бы не пришло. Чересчур уж хорошо успел узнать все стороны грядущего противостояния.
Городской Триумвират, заседавший заседания в бункере Сталина, ничего нового, кроме диктатуры, людям метро предложить так и не смог. Это нормально, времена вокруг тяжелые, а тут и лечебные средства с врачами, и относительно нормальная подача два-три раза в день электричества, и, какие-никакие, а военные силы, в основном из сталкерской братии. Ты только слушайся, человече, что те старшие говорят, да не вякай, когда не просят… и все будет хорошо. И жена родит пятого-седьмого нормально, и дочке зуб выдернем, и сыновьям за водой просто с ведрами ходить, и сталкеры сапожки резиновые снаружи для деток принесут, а ты по талону и получишь. Ты норму работай, делай, что велено и положено, и все. Всосал, землячок? То-то, вот и работай.
Эрипио, подохнув, оставил за собой гребаное наследство, но не назначил никого прямым преемником. Ну, оно и понеслось. Хаунд, осознающий себя в мире вокруг почти новорожденным, разве что таким, что легко руку выдернет из сустава, если кто захочет без спроса погладить, наблюдал и не мог умилиться. До того, сука, чудные дела творились на четырех станциях, включая вернувшуюся к людям Победу.
Паханы Безымянки, первые пару месяцев как с цепи сорвавшись, так и резали друг друга… и делили-делили-делили… Наделились. За каждым осталось по станции и половина тоннелей в сторону соседа, ну, кому меньше, кому больше. Здесь, на Спортивной, хозяйничал Клоп. Клоп, сука, им и был. Кровь пил так, что мама не горюй. А остальные оказались не лучше.
Вот Лукьян и справедливо полагал, что схлестнись неожиданные союзники с Прогрессом, победитель будет один. И ни хрена не Город и местные подонки. Так что удивляться страстному желанию оказаться в рядах Прогресса Хаунд и не подумал.
Нужны фейсы? Значит, хочется ему продать инфу и застолбить местечко местного бургомистра, вот и все. Как бы там, на поверхности, не лучшало, город остается городом. Таит в себя много нужного для восстановления жизни, и метро будет истинной аристократией.
Интересно, натюрлих…
– Я вернусь, – Хаунд кивнул Лукьяну, – послезавтра.
Лукьян дернул носом. Надо же… Так быстро?
– Лучше завтра. Как бы поздно не было.
Хаунд пожал плечами и блеснул клыками в усмешке. Типа – да как скажешь, дорогой человек. Теперь даже весьма дорогой, сложно представить сумму.
– Ну, ты кушай, кушай, приятного аппетита. Думаю, договоримся?
Хаунд кивнул. И решил заняться приятным, наслаждаясь переливами красно-фиолетового на блестяще-выпуклом. Ведь всему метро известно, что лучшее в Окто, верно? Не знаете? Ха! Лучшее в Окто – ее сиськи. Ну и прилегающие окрестности.
Хаунд этого самого мнения придерживался и вполне себе собирался наслаж…
– Можно?
А! Шайссе!
Кротиха стояла у стола, изредка косясь в сторону манящего танца подрагивающих обводов и изгибов. Хаунд кивнул.
– Я из Города.
– Это как раз понятно, йа.
– Откуда?
– Такие наглые барыги типа тебя, как грибы в навозе не рождаются. И я каждого знаю лично. А тут даже девка и незнакомая. Откуда ты можешь взяться, если тебя приняли и ты торгуешь? С Города.
– Верно. Спасибо, вот твоя доля.
Надо же… даже в пачках.
Две упаковки «семерки» мягко звякнули под промасленной оберткой. Хаунд, неуловимо кошачьим движением, убрал их куда-то во внутренности плаща. Кивнул, подвинул кружку, плошку со второй тушкой и воду.
– Спасибо за воду, – Кротиха налила воды и покосилась на крысу. – От угощения откажусь, ты уж не обижайся.
Хаунд лишь пожал плечами и откусил половину, даря себе снова незабываемое наслаждение от простой еды. Проще оно лучше, йа-йа.
– Тебя знают даже у нас, в Городе.
Ну надо же, раскрыла страшный секрет.
– Ты не поверишь, фрёйляйн, но меня знают даже в Кинеле. И у тех отморозков, что летают по воздуху, пусть и редко.
Кротиха кивнула в ответ, вся такая постная, аж хотелось взять за шкирку и тряхнуть как следует. Не нравилась она Хаунду, если вдуматься. Причина простая: не верил в нее и ее басню, уже как… уже как секунд тридцать.
Из Города? Верно, йа, оттуда птичка.
Торговка? Хрена, шайссе, тут врет.
Кто заплатит за чертову арматуру к трубам столько, что хватит на два полноценных огневых контакта с АКМ? Да никто не заплатит, тут она промашку дала. Раз так, то, кто она такая? Сраная разведчица-энтузиастка, для каких-то своих надобностей что-то вынюхивающая на Безымянке. Или просто глупая шпионка, мнящая о себе больше, чем есть на самом деле.
Ну какой барыга, оказавшись в кабаке, откажется от еды во время переговоров или просто времени в чьей-то компании? Какой торгаш своротит нос от местной крысы, слава-то идет по всем веткам? Да и нормальный шпион так не поступит, особенно, если с заданием.
А эта… эта черт пойми кто такая. Сдать ее, что ли, малахольную? Шайссе…
Хаунд, наблюдая за неловкими попытками что-то да высмотреть внутри огромной палатки, вздохнул. Внутри себя. Ему даже не хотелось узнавать – кто она такая. Совершенно. Хотя, казалось бы, стоило использовать недавно купленный маникюрный набор, попавшийся на рынке Безымянки. В нем такие замечательные пинцет, ножнички и странноватая пилка, больше смахивающая на надфиль… любой язык развяжется, йа-йа. Особенно, если, не торопясь, вскрыть пару нервов и пройтись по ним, дергая, как струны на балалайке.
Он наклонился вперед, решив слушать интуицию и доверять чутью, доверчиво просившему отпустить странноватую дурочку. Та, не колеблясь, наклонилась навстречу.
– Слушай внимательно, повторять не буду. Считать нас здесь идиотами не следует. Надеюсь, у тебя хватит с собой патронов для покупки дрезины, хоть почтовой, хоть торговой, чтобы быстро драпануть отсюда куда подальше. И мой тебе совет, девочка… не лезь куда-то не подготовившись. Одной храбростью не отделаешься. Я тебе немножко должен, йа, своей башкой, оставшейся со скальпом и обоими ушами. Ну… остатками ушей.
Кротиха, замерев, смотрела в темные звериные глаза.
– Не приходи сюда просто так и не думай, что сможешь все как тебе хочется. Уходи. И не мешай мне делать вид, что ты просто обычная торговка. Вали!
Она и свалила. Так что… так что Хаунд оказался прав. И игра вокруг начиналась все серьезнее. Интересно, кого представляет эта девчонка? Хм…
А времени-то, похоже, и впрямь маловато. Надо действовать, чтобы не пришлось чуть позже заново устраиваться в поменявшееся социально-политическое устройство города. Мало ли, на что решатся победители, мало ли, как отнесутся к мутантам на своей территории?
Хаунд был доволен своей жизнью. Ведь у него есть:
Дом. Настоящий, полностью его устраивавший, безопасный, насколько возможно, и не протекающий. Да еще и с сюрпризами.
Мечта. Такая, осязаемая и ни хрена не воздушная. И к ней, к мечте, он шел, медленно, но упорно. О, йа, его мечта стоила многого.
Чего-то не хватает? Йа, есть такое. И не «чего-то», найн. Ему не хватало «кого-то», и «кого-то» не купишь, не принудишь и не заставишь. Это Хаунд понимал всей своей звериной половиной или кто там покопался в его геноме.
Окто выплясывала вокруг шеста на сцене, красиво и плавно потрясывая, подрагивая и выгибая. Хорошее тело, тут Хаунд не спорил с любым, глазеющим на нее. Ему порой даже хотелось ударить кулачищем по столу, завыть, заулюлюкать и засвистеть, глядя на эту роскошную самку, выгибающуюся на потеху заплатившим за нее. И, потом, несомненно сломав пару-тройку челюстей для разогрева, вскинув ее на плечо, утащить куда-нибудь подальше. Чтобы в полной мере насладиться всей скотской радостью осуществленного желания.
Но… во-первых Лукьян точно бы расстроился и совершенно не стоило цапаться из-за красивой, но все же обычной девки.
А, во-вторых, его «кто-то» стоила куда больше. Йа.
Глава четвертая. Великий, могучий, советский…
Хаунду не нравилось в скученном людском месиве, узких тоннелях и на платформах, забитых по последний миллиметр. Особенно сейчас, когда на поверхности становилось все меньше едкой и смертоносной пыли, остатки «котлов», где плескалось странное ядовитое содержимое, впадали в спячку, покрываясь осыпающимся грунтом и мусором. Но люди есть люди, им без респираторов и противогазов наружу выход заказан. Пока.
От Спортивной до Советской катишься вниз, под горку, легко и лишь вовремя успевая тормозить. Дрезины в две тележки, поставленные от щедрот Прогрессом, знай себе катались туда-сюда, весело прыгая к Советской и еле-еле заползая назад, движимые одними мускулами четырех наказанных граждан, прикованных к рычагу. Горючее лишний раз тратить? Глупости какие… А взятые под арест и трудом исправляющиеся перед обществом – этого добра на безымянкской части подземного города хватало с избытком.
На Советской Хаунд задерживался нечасто. Нечего тут особо делать, нечего от слова «совсем». За порядком тут следили оставшиеся бывшие копы с третьего, Советского, РОВД и их потомки. Было относительно спокойно, так уж повелось. Оружия они притащили с избытком, полностью очистив в день Войны все КХО и потом, выбираясь на поверхность, раздербанив оружейные магазины округи.
Сам Хаунд тоже побывал там, решив как-то проверить закрома. Много интересного не нашел, обшарили до него, ясное дело, йа. Но вот почему Советской так повезло со всякими ружбайками и почему именно здесь оказался основной оружейный рынок, стало ясно.
Скелеты, где целые, где разобранные падальщиками на запчасти, в рваной истлевшей ОЗК нашлись в каждом «Рыболове-охотнике». И у каждого в голове отыскались входные-выходные от контрольного… звонка в голову. И самого популярного калибра: пять-сорок пять. Такие дела. Стоило винить в чем-то людей, сейчас рулящих Советской? Хаунд точно не винил, на войне все средства хороши, а удар в спину и есть удар в спину. Да и мало ли, как оно тогда сложилось, в самом начале?
Светло-серые и бежевые стены, кое-где просматривающиеся через копоть, угнетали. Дома в округе стояли старые, выстроенные по большей части после Великой войны, и жили в них старые люди. Много старых и не очень богатых людей. И сейчас, оказываясь на улицах Советского района, от сталинских пятиэтажек по Победе и до двухэтажных времянок ближе к Промышленности, Хаунд не удивлялся безглазым домам. Рамы и двери, чаще всего так и оставшиеся деревянными, здесь вытащили полностью, протапливая все печки метро.
На месте старого парка Дружбы, на свою беду когда-то разбитого прямо у станции, остался только скелет какого-то здания в середине, а ржавые змеи американских горок, видневшиеся у Дыбенко, идущей поверху и параллельно улице Гагарина, кончавшейся у Советской, так и говорили: дерево есть лучшее топливо. Вырубленный парк тому подтверждение.
Но кое-где гладкие плиты отчетливо виднелись, заметно светлея через копоть и нагар. Суровая была станция Советская. Прямо как ее караулы, встречавшие путников с лихой и немного анархичной Спортивной.
– По одному выходим, баулы распаковываем, сумки открываем, оружие разряжаем. – Мансур, высокая громада, не прячущая лысую макушку, прохаживался у края платформы. – Быстрее!
– А чо такое, чо, а?! – зачастила тетка-перекупщица, везущая со Спортивной рулоны пряжи, продающиеся там по совершенно подозрительным ценам. – С каких пор…
– Рот закрой! – рявкнул Мансур. – А то подбирать будешь.
– Чо?!
– Не чо, рожа твоя нерусская, а что! – Мансур, татарин в двадцать каком-то поколении, продемонстрировал кулачище. – Зубы, епта!
Черно-красные, старательно сберегаемые мундиры оказались ближе, жадно смотрели на тетку широкими раструбами «ксюх». Тетка решила дальше не спорить. Наверное, не хотела питаться одними затирухами и жидкими кашками.
