скачать книгу бесплатно
Московский гамбит
Юрий Витальевич Мамлеев
Юрий Мамлеев – родоначальник и признанный мастер жанра метафизического реализма. Его проза – удивительный сплав гротеска и глубокой философичности, шокирующие тексты с элементами мистики. Его мир – мир гротескный и фантастический, населённый странными и страшными людьми. «Жизнь – насмешка неба над землёй», – говорил сам писатель.
«Московский гамбит» написан в эмиграции и повествует о реальных событиях 1960–1970-х гг. Это роман об андеграундной неофициальной культуре – легендарном Южинском кружке и некоторых других центрах московской литературы и метафизики того времени. Роман о времени и о себе, а также о людях, которые вопреки официальной идеологии стремились к запредельному и бесконечному.
«Бывает так хорошо, что не хочется жить дальше».
Особенности
В оформлении обложки книги использован фрагмент работы художника Владимира Пятницкого.
«Если Лёня был в шапке, независимо от погоды, – это значило, что он почти трезв. Шапку же он снимал (тоже независимо от погоды), когда был пьян. Как он объяснял – из почтения к алкоголизму».
«Если говорить о множестве простых русских людей, которые ещё не вернулись к вере, думаю, что атеизм – вот скрытая причина их внутренних страданий. Вот кому надо помочь! Русский человек не может жить без великой веры. Ему трудно перенести собственный смертный приговор. Атеизм противопоказан русской душе, для неё он равносилен самоубийству».
Для кого
Для любителей философской, мистической, нуарной прозы.
Юрий Мамлеев
Московский гамбит
Издатель П. Подкосов
Продюсер Т. Соловьёва
Руководитель проекта А. Шувалова
Художник А. Бондаренко
Арт-директор Ю. Буга
Корректоры И. Астапкина, М. Миловидова
Компьютерная верстка А. Фоминов
В оформлении обложки использован фрагмент работы художника В. Пятницкого
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Мамлеев Ю., 2007
Издательство благодарит Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency за содействие в приобретении прав
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2021
* * *
Глава 1
Москва нежилась, древнела, отдыхала и успокаивалась в лучах ещё не заходящего вечернего солнца. Стояло лето 197… года, и небо над Москвой было таким бездонно-чистым и открытым, как будто в мире наступало какое-то сверхъестественно безмятежное время.
Спиридоньевский переулок, что затерялся в бесконечных улочках между Пушкинской и Никитской площадью, тоже был покоен, солнечен и чист. Одинокие прохожие – многие москвичи уже разъехались по дачам, была суббота, – только подчёркивали высшую пустынность и уютность улиц. Иногда из какой-нибудь булочной выскакивала осторожливая старушка с буханкой белого хлеба в руке, да лениво позёвывал на своём посту милиционер… Но по мере того, как темнело, некоторая тревожность, как всегда, входила в улицы и переулки. Впрочем, довольно благая тревожность. Точно тьма таила в себе пробуждение…
Дом № 3 по Спиридоньевскому переулку – двухэтажный, желтовато-белый, – сохранился ещё с конца прошлого века. Широкая парадная лестница вела в квартиры с длинными узкими коридорами, по бокам которых размещались комнаты жильцов. В конце одного коридора, выходящего в глубокий и покойный сад, приютились две смежные комнатки, которые принадлежали Олегу Сабурову – знаменитому подпольному неконформистскому поэту Москвы. В этот вечер Олег сидел у себя со своим давним другом Борисом Берковым в томительном и немного странном ожидании. Мебель в комнатах была вовлекающая в себя, старинная, и друзья расположились в высоких вольтеровских креслах, покуривая и распивая пиво. Иногда из сада под окном раздавался какой-нибудь причудливо-нездешний голосок и сразу замирал.
– Придёт или не придёт, вот в чём вопрос, – мрачно повторял Борис.
Был он низенького роста, с внимательным, даже пронизывающим взглядом и с выражением на лице скрыто-одухотворённым. Олег же внешне являл собой полную противоположность: пышный, красивый, со стремительными движениями, вдохновенным лицом и печальным, но властным взглядом. Чувствовалось, что он избалован женщинами, хотя это внутренне не коснулось его. Обоим друзьям было под тридцать.
– Я почему-то боюсь, что он не придёт, – глухо ответил Олег.
Стало тихо в комнате, когда где-то – словно из несуществующего подпола – болезненно мяукнула кошка.
– И что же будет, если он не придёт?
– Тогда будет то, что было, – продолжал Олег. – А мне так хочется многое изменить!
– Почему, Олег? Что с тобой?
– О, Боря, ты же знаешь меня. Да, конечно, я хочу того, чего всегда хотел: славы, самоутверждения и… бессмертия.
– Ты сама скромность, Олег.
Сабуров засмеялся, неожиданно изменившись в лице.
– Да. Но, Боря, иногда я вдруг, среди дня, отключаюсь и смотрю застывшим взглядом в одну точку, как будто что-то, самое жуткое и тайное, я упустил… А потом бессмертие. Я ведь говорю не только о творческом, но и том… абсолютном бессмертии. И это мучает меня. Что-то во мне надорвалось. Может быть, потому что я болел, но, скорее, не в этом дело. Я чувствую, что мы, люди, находимся в совершенно невыносимой ситуации: с одной стороны, жизнь сама по себе, сознание, самобытие – так прекрасны, и так хочется, чтобы это всегда было, но, с другой стороны, жизнь чудовищно, издевательски коротка и безобразна… и что после? Если не владеть ключами жизни и смерти, то лучше не жить. Если бессмертие существует, то я хочу сейчас, именно сейчас, стать свидетелем своего собственного бессмертия, а не просто верить в него! Соприкоснуться с ним практически! Если же это невозможно и всё покрыто непостижимым мраком, то хотя бы продлить, продлить жизнь, за её обычные сроки, любыми средствами, в том числе и почти сверхъестественными. Говорят, теперь много появляется намёков на такую возможность. Тогда и шансы на абсолютную разгадку будут выше. Но я чувствую жажду сохранить и спасти себя. И поэтому боюсь, что он не придёт. Не придёт, как не встают мёртвые из гроба.
– Ну что за сравнение!
– А, это к слову! Но видишь ли, я ничего не преувеличиваю. Я знаю из верных источников, что этот тайный человек существует. Кто он? Маг, исцелитель, алхимик – не знаю. Но он обладает какой-то огромной силой и, главное, совершенно необычной, не встречающейся почти в истории людей. Как тебе сказать? Необычной в смысле её направленности и сути. Так оценивают это те, которым я доверяю. Нет, не маг, не исцелитель, это слишком банально, хотя, может быть, он и делает мимоходом все эти пустяки. Это что-то другое, совсем другое! Мне сказали, что лучше всего его назвать «алхимиком», хотя то, что он делает, может быть, к алхимии никакого отношения не имеет. Но случилось так, что мой приятель, через которого я кое-что знаю, уже больше никогда не увидит этого тайного человека. Здесь всё кончено. Но он назвал Сашу Трепетова, сказав, что Саша действительно близок к нему. И вдруг теперь Трепетов обращается к нам…
– Но не сам этот человек…
– Но ведь Саша с ним в контакте, и придёт от его имени…
– Что тебе Трепетов точно сказал?
– Что я, ты и Лёша выбраны. И чтоб больше никого не впутывать в это дело.
– А много ли людей в Москве вообще слышали об этом тайном человеке?
– В основном только очень узкие круги. Но так получилось, что вся эзотерическая Москва содрогнулась…
– Что же можно такое сотворить, чтобы даже эзотерическая Москва содрогнулась? – пробормотал Берков и тихонечко себе, спокойно закурил новую сигарету.
Опять настойчиво и беспомощно мяукнула сиротливая кошечка, оказавшаяся под кроватью. Она была бездомная, и угол под кроватью поэта был только временным убежищем для неё. Откуда-то из коммунальной кухни донёсся нелепый звон кастрюль.
– И ты по ряду признаков думаешь, что этот человек владеет, так сказать, ключами жизни и смерти? – добавил Берков, неуютно взглянув приятелю прямо в лицо.
– О, Боря, Боря! – Олег даже вскочил с кресла. – Не думай, что я такой уж подлый, законченный эгоцентрист! Хотя, конечно, как я говорил, это, мягко выражаясь, не последнее, что интересует меня… Нет, понимаешь, есть нечто большее, что меня влечёт… Я ведь ничего не знаю, тут какое-то притяжение, что-то странное, великое и реальное…
– Да, самое интересное в этом деле, – прервал Борис, – его подлинность. А подлинность в таких вещах нельзя пропускать. Я и согласился на всё это только потому, что слышал кое-что крайне любопытное об этом человеке от серьёзных людей.
– То-то и оно! И не упрекай меня…
Но тут раздались истерические шесть звонков в дверь этой коммунальной квартиры. В ответ в стороне, на кухне, упала чья-то кастрюля, может быть, вывалилась из руки хозяйки.
– А это к нам идут, – улыбнулся Боря.
– Пойду открывать, – озаботился Олег.
Через минуту-другую он вернулся.
– Конечно, Закаулов, – радостно объявил он.
– Ну, значит, все в сборе, не хватает только главного, Саши Трепетова, – вздохнул Боря. – Ну, входи, Лёха, входи!
И Лёша Закаулов появился за спиной поэта. Олег захлопнул за ним дверь и запер её на ключ. Лёха, как всегда, был чуть-чуть пьян («Не удержался даже в такой момент», – подумал Берков), в помятой рубашке, он весел.
– Ребята, клянусь, не пил, зная, что иду в бездну, а не в пивную! – воскликнул он.
– Ну, если подходить с твоими мерками, то можно считать, что ты сегодня не пил, – проворчал Борис.
Лёха уселся в третье вольтеровское кресло.
– Лёшка в норме, – заметил Олег. – Он выпивши, но без перехода за грань…
– Для меня непонятно одно, господа, – заговорил Закаулов из глубины своего кресла, – зачем этот тип, Саша Трепетов, выбрал меня?! Понятно, что тебя, Олег, ты – поэт, языкотворец, избранник муз и богов, и что тебя, Борис, ты – подпольный интеллектуал, философ… Но зачем этому тайному человеку я, я, Лёха Закаулов, с моим метафизическим надрывом, песнями и пьянством?.. Мне бы улететь на Луну, а не лезть в ворота жизни и смерти. Я сюрреалист, чёрт побери, гуляка, и у меня сердце иногда рвётся на части от любви.
– Наговорил! – захохотал Олег. – Ты, Лёха, – поэт, только я пишу словами, а ты – своей жизнью…
– Спасибо, Олег. Утешил, – пробормотал Лёша. – Если б не вы двое, я б, может, и не пошёл к этому тайному человеку, да ещё через посредника. Хотя, откровенно говоря, всё это вдруг стало меня занимать по большому счёту. Ну, в крайнем случае посмотрим на Сашу Трепетова – он и сам по себе легендарная личность.
– Саша ведь, – вставил Берков, – из самых скрытых слоев московского подполья. Глубже этого слоя, по-моему, уже ничего нет. Недаром он связан с этим тайным человеком…
– Хватит о нём, – вдруг прервал, чуть не вскрикнув, Олег, – об этом… алхимике. Здесь наверчено столько, что голова пойдёт кругом. Хватит! Лучше поговорим о Саше. «Алхимик»-то появился недавно и неизвестно откуда, точно с того света, а Трепетов уже столько лет крутится по глубинкам московским, он из нашего мира…
– Но из другого слоя, – поправил Борис. – Ты ведь даже не был с ним знаком до недавнего времени, а только слышал о нём…
– Это уж точно, что слышал! – захохотал из своего угла Лёха Закаулов, ловко вынув из кармана уютную четвертинку чего-то крепкого и смочив им горло. – Я ведь тоже многое слышал…
Был Закаулов беспределен, лих, но временами – серьёзен и мрачен в своём веселии. Было ему тоже под тридцать лет, и выглядел он, худой и голубоглазый, хоть и растерзанным, но с загадочной бравадой и отчаянностью. Любили его за широкие и необъяснимые метафизические высказывания во время пьянства.
– Так что же ты слышал о Саше? – спросил Борис.
– Странный он человек! – как-то по-трезвому оживившись, ответил Закаулов. – Хотя и я, конечно, нестандартен, что и говорить. Я ведь Трепетова видел давно, всего несколько раз, мельком. И мне трудно о нём говорить. Что-то неуловимое и непонятное в нём есть, во взгляде, даже собственно взгляда нет, а есть нечто большее… Нет, не могу сказать.
Он задумался и поставил четвертинку себе между ног.
– Кто хочет, наливайте, – пробормотал он. – Да, конечно, о нём много всяких легенд и побасенок ходит. Например, дескать, устроили ему с большим трудом частные уроки, итальянского, он же знает языки, для дочери какого-то академика. По высшему счёту. Мол, известный человек, Бодлера, Рембо и Петрарку переводит, почитайте «Иностранную литературу». А потом в назначенный час раздаётся звонок в эдакую роскошную квартиру академика. Мамаша с дочкой умильно открывают: всё-таки учитель, не кто-нибудь, а переводчик Петрарки. И входит Трепетов. Два-три неуверенных шажка по импортному ковру и бац – падает. И блюёт на ковёр. Явился: учитель…
– Неплохо. Разрядил, разрядил ситуацию Лёшка, – улыбнулся Берков.
– Или ещё. – И Закаулов лихо отхлебнул из бутылки. – Приходит Трепетов в «Иностранную литературу» по поводу статьи о немецких поэтах-авангардистах. Туда-сюда. Присели на стулья в одном кабинете. Неожиданно входит важное начальство и о чём-то убеждённо говорит. Вдруг Саша приподнимается со стула, молча берёт пухлую руку начальника и намертво целует её. Руководящий замирает, обалдевает и тихо себе, без слов, вылетает из комнаты.
– Да, странновато…
– Ну, это всё-таки легенды. Хотя… Вот ещё одна, она, может быть, точнее. Кто знает?! Последнее время что-то умирают вокруг Саши, те, кто с ним особенно общается. Просто умирают – и всё. Но в основном – исчезают. Таких, пожалуй, больше: исчезают с поля зрения, как в воду канут…
– Ну, наговорил!
– Боюсь я где-то его! – вставил Закаулов.
И он затих. Тишина была мрачноватая и неожиданная.
– М-да, – нарушил молчание Борис, – вроде бы Саша где-то не чужд нашему миру – людей подпольного искусства… У нас же много слоёв, есть и обращённый к метафизике, Олега, например. Кроме того, ведь в Москве много духовно-религиозных групп, есть и чисто эзотерический слой. Скажем, Кирилл Леснёв и его союз русских мудрецов. Они связаны с Индией, с Востоком… Есть и другие…
– Ты ещё лекцию прочти!
– Да нет, – смутился Борис, – я клоню к тому, что Трепетов вне всяких кругов, даже эзотерических, хотя, казалось бы… Ведь он их всех знает… Но сам он – в каком-то другом, последнем круге, если такой есть…
И в это время опять раздались шесть долгих пронзительных звонков в квартирную дверь. Послышалось, что кто-то из соседей открыл. И через минуту раздался стук в дверь.
– Войдите.
И вошёл Саша Трепетов: человек тридцати с лишним лет, среднего роста, с русыми волосами и с лицом на первый взгляд довольно обычным. Но вскоре это впечатление от его лица рассеялось. И увиделось иное: что-то очень далёкое, еле уловимое, но присутствующее… И это далёкое как бы отстраняло все человеческие выражения на его лице, и оттого оно становилось непроницаемым для самого пронзительного взгляда, оставаясь в то же время открытым.
Как-то чересчур напряжённо и вежливо представились.
– Чайку? – смиренно спросил Олег.
– Отлично, – ответил Трепетов, усаживаясь за стол.
За дверью, в коридоре, заворочалась любопытная старушка-соседка, любившая подслушивать – для утешения – непонятные разговоры.
– Так вот, Саша, – начал сразу Борис Берков, после некоторого молчания, – мы знаем, что вы как-то связаны с этим тайным человеком…
– Да, он хочет, чтобы я нашёл для него людей, познакомиться, так сказать, поговорить кое о чём… Вы сами-то хотите, все трое?
– О, да! – поспешно ответил Олег.
– Почему бы нет! – задумчиво пробурчал Борис из своей «вольтеровской» глубины.
– Слишком большая честь! – закричал из своего угла Закаулов. – Но, в общем-то, я согласен, согласен!
