Отсчёт пошёл

Я в последний раз глянул в воду, внимательно оглядел одежду на предмет пятен крови и поспешил домой. Где-то вдалеке расходился гром, а мне не хотелось попасть под дождь. Хотя в этот раз я был ему рад. Если и оставались какие-то улики и следы, которые я не убрал, за меня это сделает природа.

Артемий замолчал и Алексей понял, что это конец истории. Он отключил диктофон.

– И что, никаких угрызений совести?

Мясник посмотрел на него как на идиота. Хотя скорее как на ребёнка, который задаёт очевидно глупый вопрос, но ему это простительно в силу возраста.

– Помню, шла новая учебная неделя. С момента убийства прошло дней пять. Было утро, я подходил к школе и, подойдя к главному входу, мысленно похвалил себя за то, что додумался не надевать трофейную бейсболку. Там была женщина, в которой я узнал мать Сени (не помню как её звали). Она показывала его фотографию ученикам и родителям, провожавшим своих детей в школу. Задавала типичный в её ситуации вопрос – «вы не видели моего сына?». Когда я подошёл ближе, очередь дошла до меня. Я хорошенько оглядел мать Сени. Она была плоха. Бледная, осунувшаяся. Глаза заплаканные и уставшие. Складывалось впечатление, что она не спала с того самого дня, как Сеня не вернулся домой. Она ткнула мне в лицо фотографию. На ней был изображён Сеня, как обычно выглядящий как самый настоящий бычара. В тот момент я убедился, что не испытываю никакой жалости к этой горем убитой женщине и её сыну, которого убил собственными руками. Помнится, я лишь покачал головой и зашёл в школу. В конце учебного дня классный руководитель сообщил нам, что Сеня пропал (как будто по небывалому спокойствию в школе на протяжении почти недели этого кто-то не заметил) и попросил нас связаться с его матерью, если у нас есть хоть какая-то информация. Также, он попросил нас быть осторожными, потому что «кто знает, на его месте может оказаться любой из нас, время ведь неспокойное». Всё это мне очень льстило. Столько шумихи и всё из-за чего-то, в чём виноват я. А самое главное, что никто даже не догадывался о моей причастности. Это ощущение, когда ты знаешь что-то важное, но не можешь похвалиться. Опьяняет и раздражает одновременно. Ещё я полностью убедился, какую услугу я всем оказал. В столовой со стороны почти каждого столика было слышно восхищение тем, что Сеня наконец куда-то пропал. Может быть даже сдох. Без него дышать стало легче, так говорили мои одноклассники. Похожее я расслышал в разговоре двух учителей в коридоре. «Ужас, конечно, что Сеня вот так пропал, но без него на уроках стало спокойнее». Я вспоминаю всё это до сих пор и не перестаю задаваться вопросом – все эти лицемерные ублюдки правда считают меня чудовищем?

Артемий умолк, судорожно глотнул. У кого угодно устанет горло столько говорить.

– Кстати, если тебе интересно, ту красную бейсболку я тем же вечером выкинул в мусорный бак.

Таких подробностей Алексей не знал, но он был не первый, кому Мясник рассказал про «начало отсчёта». Психиатр знал, что вздувшееся и бледное тело этого Сёмы нашли, когда вода в карьере порядком испарилась под палящим солнцем лета следующего года. Уже через десять лет череда убийств, объединенная схожим почерком, возобновилась и не ограничилась не то что районом с заброшенной стройкой, но даже одним городом – жертв находили в разных городах по всей европейской части страны. Поражало терпение Мясника, он мог отказаться от убийств надолго. Но не навсегда. Это сгубило его, как и подавляющее число серийных убийц.

Алексей заметил на лице Артемия что-то неестественное – слабая ухмылка. Не будь он представителем своей профессии, не сказал бы, что она фальшивая, как у всех психопатов.

– Что-то не так?

– Нет, док. Просто жду, когда ты начнёшь размышлять о влиянии первого убийства на всю мою жизнь.

Поразмыслить было о чём. Первое убийство на стройке –убийца через время открывает успешный строительный бизнес. Но Алексей не хотел доставлять ему такого удовольствия.

– На самом деле я думал о другом. Личина успешного бизнесмена и уважаемого члена общества шла на пользу, не правда ли?

– Более чем. Тут ты абсолютно прав, мозгоправ. Внешность у меня, так скажем, не очень располагающая, но манерами и щедрыми пожертвованиями в разные фонды, я отводил от себя весомую часть подозрений.

Алексей расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Днём заниматься благотворительностью, а ночью – забирать жизни. Наверное, ни один психиатр не поймёт как вам, убийцам, это удаётся.

– Разве можно понять чистое зло?

– Значит ты признаёшь, что совершал зло.

Тут Мясник совершил неожиданное – он наклонился вперёд. Цепи звякнули, после из его уст прозвучало то, что Алексей на всю жизнь запомнил:

– Ты не понял, пацан. Чистое зло – это я, а не мои деяния.

Через минуту хриплый голос нарушил тишину:

– У тебя есть хобби?

Алексей ещё в университете усвоил одно правило – ни у клиента, ни у психиатра не может быть друг к другу слишком личных вопросов.

– Я иногда выбираюсь на рыбалку.

– А я вот людей мочу. И для меня убить так же просто, как для тебя выловить рыбёшку из речки поутру.

– И никаких угрызений совести?

Вопрос ради вопроса, итак ответ очевиден.

– У охотников бывает угрызения совести?

– Значит так ты рассматривал убийства невинных людей – охота, азартное занятие?

– Я слышу упрёк и враждебность в твоём голосе.

– Тяжело скрывать эмоции в разговоре с тем, кто отнимал жизни у беззащитных.

Мясник откинулся на спинку стула.

– Я не убивал беззащитных. У каждой из моих жертв всегда был шанс или возможность дать мне отпор.

– Даже у женщин?

– Мне ли, человеку прозябающему в неволе, рассказывать какие нынче пошли женщины. Ответить могут ощутимее некоторых мужиков. До сих пор вспоминаю ту хрупкую молодую брюнеточку. Электрошокер, представляешь? Чуть не ушла, но было приятнее сворачивать ей шею.

Алексей непроизвольно сжал мокрый от собственных ладоней диктофон. Артемий не мог этого не заметить и воздержался от подробностей. Почему? Возможно не испытывал неприязни к психиатру. Если такие как он вообще могут испытывать неприязнь в понятном смысле этого слова.

– А как же тот мальчик? -процедил Гоффман сквозь зубы. – Он был совсем ребёнком, по определению не мог дать сдачи.

– Проба пера. – отмахнулся Артемий. – Благодаря ему я убедился, что убивать детей – не мой стиль.

«Его звали Борис Петров. Десять лет отроду. Он шёл домой после дополнительных вечерних занятий. Наверное думал о том, как поужинав с родителями, сядет играть во что-нибудь с друзьями по сети. Его звали Борис Петров, а «не проба пера», козёл.»

Конечно, Алексей этого не сказал. Профессиональная этика. Кроме того, камера видеонаблюдения в левом верхнем углу помещения не внушала ощущения безопасности. Если Мясник захочет, переломит его как охотничье ружьё ещё до того как охрана, с дубинками наперевес, ворвётся сюда.

Гоффман получил что хотел, но всё никак не мог попрощаться и уйти. Ему хотелось продолжать разговор с Артемием, хотя он не мог до конца себе в этом признаться.

– Стиль?

– Он ведь есть у каждого убийцы, если не ошибаюсь?

– Это так, и должен сказать, что твой «стиль» заставил следователей попотеть. Почти всегда разный способ убийства, жертвы различного пола, возраста и социального статуса. Ты не брезговал никем и ничем.

– Я считаю, что в этом ремесле и не должно быть никакой брезгливости.

Повисла тишина.

– Одного я не могу понять – зачем нужно было устраивать почти две недели безпрерывных убийств? Зачем такая неосторожность? Убивал бы как и раньше с большими интервалами и поймали бы ещё не скоро.

Мясник задумался и через пол минуты вздохнул:

– Не знаю.

На другой ответ Алексей и не рассчитывал. Значит, единственным объяснением до сих пор оставалось влияние смерти отца Артемия. Маньяк его ненавидел, не раз в открытую об этом заявлял на допросах, но всё же это был его отец. Вот он с горя и устроил резню.

– Ты ведь не хотел в тюрьму?

– Что за вопрос? Кончено не хотел. А кто-то хочет? Кормёжка здесь отвратная, не говоря уж об условиях содержания.

«Как хорошо, что мы не в Норвегии и тебя посадили туда, где тебе самое место, а не в санаторий с решётками на окнах.»

Алексей оставался с виду невозмутимым и не стеснялся своих мыслей.

– Можешь мне не верить, но у меня были планы на старость.

– Неужели?

– Да, и не понимаю к чему такое удивление. Кто-то к старости копит на кругосветное путешествие, кто-то на загородный коттедж, ну а я начал откладывать деньги на собственный дом для квестов.

Алексей удивлённо приподнял бровь. Чего угодно он ожидал, но не этого.

– Ничто не вечно, особенно здоровье и сила. Как только мне стукнуло 35 я перестал в этом сомневаться. 20-25 лет пролетают незаметно и я понимал, что только они пролетят, я перестану быть таким крепким и проворным. Примерно тогда же я посмотрел дилогию фильмов «Коллекционер». Все эти смертоносные ловушки, которые маньяк мастерски расставлял в помещениях произвели на меня неизгладимое впечатление. Вот я и подумал – а чем я хуже? Арендовать где-нибудь далеко за городской чертой заброшенный дом или склад и превратить его в своеобразное паучье логово, напичканное растяжками, капканами, проваливающимися полами, после чего выдать всё это за крутой квест-рум. Мясо будет само ко мне приходить да ещё и платить за свою смерть. А я тем временем наблюдал бы за процессом через видеокамеры, типа той, что за моей спиной висит, под потолком. Конечно, это не то же самое что мочить собственноручно, но хоть какая-то альтернатива для старика с жаждой убийства, которым я должен был стать.

Алексей поражался – опять он свёл всё к фильмам.

– Другими словами – хорошо, что тебя схватили.

– Да, в подобном обществе стоит держать таких как я в клетке.

– А в каком обществе не стоит?

– Такого общества ещё не создали.

Общества в которых Мясник ощущал бы себя как рыба в воде уже существовали. Слава и почёт ожидали бы его во времена Римской империи, если бы он сражался на арене Колизея. Награды не заставили бы себя ждать, если бы он работал палачом в концлагере в нацистской Германии. Алексей был просто уверен в этом.

Он понял, что уже давно следовало закругляться.

– Честно, поговорил бы с тобой ещё пару часов, но у меня на сегодня есть ещё планы.

– Понимаю. Я иногда стал забывать, каково это иметь какие-то планы.

Алексей собрал немногие свои вещи и направился к выходу.

– Ты же не мать Тереза, да?

Алексей обернулся. Забава у него что ли такая, говорить загадками?

– Я имею в виду, я уже попросил тебя об одной услуге – попросить выделять мне сигареты. Я пойму, если ты проигнорируешь ещё одну мою просьбу.

«Редкого рода манипулятор!»

– Смотря что за просьба.

– Я знаю, в тюрьме есть телевизор и, хоть и скудная, но какая-то фильмотека. Мне бы хотелось получить к ней доступ.

– Я могу лишь попросить за тебя, но обеспечат ли тебя табаком и кино зависит исключительно от твоего поведения. Постарайся не калечить персонал тюрьмы и других заключённых.

– Я сделаю, что смогу.

– Аналогично.

Алексей постучал в железную дверь и вышел из комнаты допросов.

Петренко ждал за дверью.

– Он рассказал вам всё что нужно? Разговаривал вежливо?

– Более чем.

– Не угрожал?

– Нет-нет, всё прошло отлично.

– Точно? А то вы какой-то бледный.

– Просто не выспался.

Петренко глянул на дверь.

– Чтоб вы понимали, я вам доверяю, но нас ждёт неприятная формальность. Нам придётся вас обыскать.

– Если так нужно.

Они прошли в другое, более просторное помещение, где двое охранников похлопали его с рёбер до щиколоток и попросили вывернуть карманы. Когда с этим было покончено и Петренко провожал Алексея по коридору к выходу, психиатр заговорил:

– Я должен вам кое-что передать. Спиридонов попросил.

– Что же? – Дмитрий изогнул левую бровь.

– Он пообещал вести себя нормально. Взамен требует доступ к фильмам и обеспечение сигаретами.

– После всего что он хотя бы здесь натворил? Да не в жизнь!

– Я вас понимаю и считаю, что он не заслуживает и таких мелочей. Я просто исполняю свою часть договоренности – передаю просьбу.

– Договоренности?

– Пришлось пообещать ему, что я замолвлю за него словечко. Я боялся, что иначе он не будет говорить так охотно.

Петренко сплюнул прямо на бетонный пол.

– Не верится мне, что это зверьё исправится. Он слишком пристрастился к вкусу крови.

– Его история подсказывает, что он может долго сдерживать себя.

– А потом в один прекрасный день устроит нам веселье…

– Многие серийные убийцы «перегорают» с возрастом, особенно в тюрьме.

– Мне кажется это не про него.

Уже за пределами тюремных стен, на парковке, в своей старенькой «хонде» Алексей ещё раз прослушал записанный на диктофон рассказ маньяка и прокрутил всё остальное, что услышал, в голове.

Этот парень был психопатом, никаких сомнений. Отсутствие эмоций и каких-либо угрызений совести, вот что подтверждает это прежде всего. Родился ли он таким или стал вследствие тяжёлой жизни – вопрос для профессионалов со стажем.

Единственными моментами, когда в глазах Спиридонова загорался огонёк интереса, были его рассказы про кино. Было понятно, мужик жил этим также, как жил убийствами. Он говорил, что в «Молчании ягнят» больше всего его впечатлил Баффало Билл, но Алексей заметил, что Спиридонов пытался выглядеть и вести себя подобно главной звезде этого фильма – Ганнибалу Лектору. Понятное дело, у него плохо получилось. Лектор был психопатом, но человеком умным и образованным, планирующим всё на десять шагов вперёд и не допускающим случайностей. Артемий же имел средний (на грани с низким) уровень интеллекта, окончил только общеобразовательную школу, а его неуловимость объяснялась исключительно везением и абсурдной наглостью в совершении преступлений. То, что версию о серийном убийце, о том что все преступления были совершены одним человеком, долгое время не рассматривали всерьёз, также поспособствовало его неуловимости.

В числе его жертв большую долю составляли мужчины среднего возраста. Как психиатр Алексей видел здесь очевидную причину – месть отцу за пьянство и плохое отношение. В каждом из них он видел отца. Каждый раз, когда опускал молоток, вонзал нож или стягивал удавку крепче.

Конечно, без странных и загадочных моментов его дело не обошлось. Примерно за пять лет до того как попасть под стражу, одним зимним вечером Артемий стал свидетелем того, как какой-то парень вырвал сумку у перепуганной пенсионерки и пустился наутёк. Спиридонов догнал его в соседнем квартале и придушил в подворотне попавшимся под руку полиэтиленовым пакетом. Зоя Ибрагимова растерянно стояла на том же месте и не знала, что делать. Её счастью не было предела, когда появился широкоплечий и высокий мужчина средних лет со странной улыбкой, протягивающий украденную у неё сумку. Артемий вызвался проводить 78-летнюю женщину до дома, за что та пригласила его зайти на чай. По её собственным показания они поболтали где-то час о всякой ерунде, после чего Спиридонов допил чай и просто ушёл. Когда Зоя Ибрагимова узнала, что в тот вечер к ней зашёл серийный убийца, на счету которого уже был не один десяток отнятых жизней и чьи руки в тот момент ещё не успели остыть от трепыхающегося тела несостоявшегося воришки, её чуть не хватил удар. Вопрос остаётся открытым – почему Мясник не убил пенсионерку? Он никогда не брезговал убийством людей преклонного возраста, так что об "уважении к старшим" речи идти не может. Зоя жила одна, ни родственников, ни тесного общения с соседями – пропади она, никто бы не хватился. Об этом маньяк точно знал из разговора с Зоей. И всё же, не тронул. Может быть уже "утолил" свою жажду в тот вечер. Кто знает?

В "хонде" было просто невыносимо душно, так и заживо свариться недолго. Алексей сделал плечами пару круговых движений, чтобы рубашка хоть немного отлипла от тела. Он с третьего раза завёл старый двигатель, бросил последний взгляд на главный тюремный корпус и выехал с парковки. Дома его ждала жена и сытный обед, а всё зло пусть остаётся позади. Всех убитых этим Мясником людей уже не вернёшь, но радует одно – из тюрьмы его уже никогда не выпустят, а сбежать отсюда не получится, даже будучи таким "шкафом" как Спиридонов.

Ожидая зелёного света на перекрёстке, Алексей Гоффман пришёл к очень простому, но не лежащему на поверхности выводу – лучшее, что можно сделать против серийных убийц, это придать их забвению. Зло бессильно, если не найдётся того, кто будет нести память о нём через поколения.

28.12.2020