скачать книгу бесплатно
Это был прекрасный день… Кажется, вот он, только руку протяни… 1964 год, 15 мая. Я заканчиваю первый класс.
Одноклассников почти и не помню, только на старой фотографии имена, фамилии. Смутно проплывают силуэты, лица. А первую учительницу помню. Раису Георгиевну. Совсем молоденькую, только-только после пединститута. Она была очень хорошенькая, стильная такая, улыбчивая.
И вот на мой день рождения она решила устроить мне сюрприз. Сразу после уроков мы поехали с ней на четвёртом трамвае, далеко-далеко по Комсомольской в самый центр города, в кафе «Тюльпан» на Коммунистическом. Его давным-давно уже нет, а тогда это было, видимо, самое модное место алма-атинской молодёжи.
Плохо помню интерьер, но подозреваю, что он был минималистским, как и всё самое передовое в шестидесятые. Маленькие столики, стульчики на тонюсеньких ножках…
Мы взяли по мороженому в плоских вазочках и беседовали о жизни. И тут начались чудеса! В двери вошёл прекрасный принц, модный-модный, в каком-то необыкновенном, переливающем серым, костюме, в узконосых туфлях и с красивой стрижкой. Но главное – в руках он нёс небольшой букет тюльпанов, колированных, огромных. Я таких и не видела до того дня. Зашёл, огляделся. И тут произошла какая-то заминка. Что это было, я не знаю. Был ли он знаком с моей учительницей, не знаю. Наверное, да. Он немного постоял, улыбнулся, вытащил из букета один тюльпан и протянул его мне.
Передать свои ощущения я не смогу: удивление, восторг, счастье? Я держала его как драгоценность, чудо чудное, диво дивное. Прекрасный принц улыбнулся, сказал «Поздравляю!» и исчез… Всё как в сказке.
…Потом мы поехали домой, обратно по Комсомольской, на четвёртом трамвае. Я любовалась на свой аленький с жёлтеньким цветочек и не замечала ничего вокруг.
И вдруг ко мне подходит бабушка с огромным букетом полевых цветов, отламывает от охапки большую часть и дарит мне. Улыбки, поздравления… Как это? Как так получилось? Как подмигивала Раиса Георгиевна людям, сидя рядом со мной? Как люди догадывались, что эту девочку надо поздравить с днём рождения? Они дарили цветы и пока я ахала и удивлялась, куда-то исчезали.
…А в это время моя бедная мама металась по улице в поисках именинницы. И вот мы идём вниз по Розыбакиева, счастливые и довольные, с подарками и цветами. И мама не знает, как ей реагировать на это: сразу убить обеих или сказать спасибо за подаренное её дочери счастье? Обошлось…
А потом я закончила первый класс с похвальной грамотой. Ровно через неделю наш дом сгорел и во второй класс я пошла уже в другую школу, с другой прекрасной учительницей и одноклассниками, которых помню до сих пор.
Но счастье осталось там, в пятнадцатом мая 1964 года…
6. Ольга Ивановна
Я стояла и тихо горько плакала. Вместо моей красивой фотографии на Доске Почёта сиротливо белели два кружка от клея.
«Ну, как же так? Третий раз! Третья фотография за месяц! За что? Или я не настоящая отличница? Или я на переменах балуюсь? Почему срывают уже третью мою фотокарточку»?
Я вздрогнула. Сзади раздался скрипучий голос нашей школьной уборщицы Ольги Ивановны:
– Что, опять фотку спёрли, коза? Ходют тут, юбками трясут! От горшка два вершка, а туда же. Что из вас только дальше вырастет? Никто не знает. Я знаю!..
Я не стала дожидаться продолжения и, насколько позволял тяжёлый портфель, понеслась на второй этаж.
Бегать от Ольги Ивановны всем нам, третьеклассникам, было обычно. Какая сила заставляла нас приходить в школу на полчаса раньше, не знал никто. Но каждый день куча маленьких придурков приходила в школу задолго до начала уроков, прекрасно зная, что все обязательно огребут от грозной уборщицы.
– Всех твоих ухажёров знаю! Не успеешь отвернуться, а они тут как тут! А фотки-то уже и нет. Но я всё вижу! Всё расскажу Ирине Яковлевне! И матери твоей скажу! – гремело мне вслед.
Я бежала, вытаращив глаза. Задача была – забежать в любой открытый класс и спрятаться. Ольга Ивановна каждый день гонялась за нами со шваброй. Мы уходили от неё, прыгая по партам, проползая между ними по полу, просачиваясь по стеночке. Мальчишкам это сильно нравилось, а вот зачем это было нужно мне, загадка до сих пор. Сидела бы дома, приходила бы аккуратно ко звонку, так ведь нет! Неумолимая сила влекла все начальные классы в родимую школу побегать от страшной уборщицы.
Строго говоря, уборщицей Ольга Ивановна стала, уже выйдя на пенсию. А вообще-то она и до войны, и в войну, и долгое время после работала директором нашей школы. Так говорили. Правда это или неправда и как давно всё это было, мы не заморачивались. Потому, что нас тогда ещё не было.
…А Ольга Ивановна была монументальна. И на удивление импозантна, несмотря на галоши, синий халат и косынку, завязанную назад, по-пролетарски. Седые букли, нос горбинкой… Надо же! Всё врезалось в память.
И жила она рядом со школой. Одна. Её старый покосившийся домик был построен тут же, во дворе. Так что, в школе она была всегда: и днем, и ночью.
Дух старой восьмой школы.
Так и бегали бы мы, наверное, от старой уборщицы до получения аттестата, если бы не построили новую школу, на три квартала выше. И мы весёлой гурьбой и с чистой совестью в пятый класс пошли уже в новую, с иголочки школу. И тут же забыли про Ольгу Ивановну и наши каждодневные забеги по партам.
Иногда, проходя мимо старого здания, я периферическим зрением видела знакомую фигуру всё в том же синем халате. Надо же, всё по-старому!
А однажды маленького домика не стало.
Снесли.
И тогда уже точно не стало старой восьмой школы, несмотря на то, что само здание с цифрами «1935» между лучами пятиконечной звезды стоит до сих пор.
Хотя… Без Ольги Ивановны какая это старая восьмая школа? Так, стены одни…
7. Ключ под ковриком
Нет на свете более занятых людей, чем десятилетние девочки: и в школу надо сбегать узнать расписание хора, и в библиотеке срочно надо книжки поменять, и подружке очередную новость на хвосте принести.
А тут беда! Не помню, как получилось, но ключ от квартиры остался только у меня. Он висел на красивой тесёмочке у меня под платьем. Скоро должны были появиться с работы родители, но мои наиважнейшие дела не терпели отлагательств. Я то металась по комнатам, то горестно застывала на кухонной табуретке, но проблема не решалась. И тут меня осенило! Я вырвала страничку из тетрадки и старательно написала: «Мама! Ключ под ковриком. Я скоро прийду». Положила ключ под коврик, записку воткнула в щель между дверью и косяком, чтобы было лучше видно, и с чувством выполненного долга убежала по своим неотложным делам.
И вот возвращаюсь я домой и застаю там печальную картину: мама с горестным лицом держит в руках мою записку, а папа курит, отвернувшись к окну. Я сообразила, что сейчас будет втык. Ну да, как можно так беспечно оставлять ключ под ковриком? Меня же предупреждали, что это чревато.
Я понуро стояла и ждала нотации. И дождалась:
– Лена, как ты могла? Ты, моя дочь, а пишешь «прийду»?! У тебя же пять по русскому! А если бы кто-то из соседей прочитал! Какой позор! Николай, что ты молчишь?!
Папа совсем отвернулся и стал смотреть в окно.
Я подскочила, схватила записку: – А как надо?
– О, она не знает! Николай, ты слышишь, она не знает! Иди, учи русский!
И я поплелась в свою комнату думать: почему ошибка в письме для мамы страшнее моей безответственности и безалаберности. Ведь ни слова мне не сказали про ключ под ковриком.Просто на следующий день папа пошёл на Никольский и сделал нам всем по ключу. И запасной.
8. Остров сокровищ
– Так, ваша светлость, – хитро сощурясь, сказал папа. – Чуть не забыл тебе новую книжку отдать. Такую книгу обязательно надо прочитать. Без неё никак.
Ну, этого он мог бы мне и не говорить. Это было, что называется, обязательно к исполнению. И я ни разу об этом не пожалела: все книги, которые приносил мне папа, были и остались лучшими книгами в моей жизни.
Книга была не новая, даже слегка потрёпанная. На желтоватой обложке красовался одноногий дядька с попугаем на плече.
Так, посмотрим… Роберт Л.Стивенсон «Остров сокровищ». Ух ты!
Я открыла и провалилась…
Я помню, словно это было вчера, как, тяжело ступая, он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке. Это был высокий, сильный, грузный мужчина с темным лицом. Просмоленная косичка торчала над воротом его засаленного синего кафтана. Руки у него были шершавые, в каких-то рубцах, ногти черные, поломанные, а сабельный шрам на щеке – грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком. Помню, как незнакомец, посвистывая, оглядел нашу бухту и вдруг загорланил старую матросскую песню, которую потом пел так часто:Пятнадцать человек на сундук мертвеца.Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Я вздрогнула, потому что папина рука легла на книгу: – Всё потом, а сейчас школа, работа… Я сегодня задержусь, но тебе будет, чем заняться.
И как в воду глядел. Придя со школы, я забросила портфель, переоделась, включила торшер и устроилась поуютней в любимом зелёном кресле. Дождь хлестал по земле так же, как и тогда, почти двести лет назад. Сумерки спускались на город, далёкий от всех морей, а я была там, на скалистом побережье Англии.
…Бурными ночами, когда ветер сотрясал все четыре угла нашего дома, а прибой ревел в бухте и в утесах, он снился мне на тысячу ладов, в виде тысячи разных дьяволов. Нога была отрезана у него то по колено, то по самое бедро…
Ну, надо же! Какие ужасные, страшные пираты жили раньше в Англии! Я поёжилась, перевернула страницу и поняла, что хочу есть. Наверное, от страха. Какое-то время во мне боролись два желания: продолжить читать или всё же что-нибудь поесть. Голод пересилил. Я с опаской покосилась на тёмный коридор, но, делать нечего: как-то надо было добежать до выключателя на кухне. А со светом уже не так страшно. Прижав книгу к груди, я быстро преодолела тёмный коридор и включила свет на кухне.
В холодильнике было пусто. Да, плохо без мамы… Ага, вон остатки батона в хлебнице.
Я посыпала кусок батона сахаром, налила чаю и опять провалилась в восемнадцатый век.
– Разве ты не узнаешь меня, Билли? Неужели ты не узнаешь своего старого корабельного товарища, Билли? – сказал незнакомец.
Капитан открыл рот, словно у него не хватило дыхания.
– Черный Пес! – проговорил он наконец.
Я застыла с открытым ртом. Хлеб был забыт, чай остыл, а я всё никак не могла оторваться от книги, в которой жили Джим Хокинс и его ужасный постоялец Билли Бонс.
В подъезде послышались шаги. Всё смешалось у меня в голове: то ли это соседи идут домой, то ли старые пираты окружают таверну «Адмирал Бенбоу», чтобы забрать сундук с картой…
…Вдруг я заметил человека, который медленно брел по дороге. Очевидно, он был слепой, потому что дорогу перед собою нащупывал палкой. Над его глазами и носом висел зеленый щиток. Сгорбленный старостью или болезнью, он весь был закутан в ветхий, изодранный матросский плащ с капюшоном, который делал его еще уродливее. Никогда в своей жизни не видал я такого страшного человека.
Я подняла глаза от книги и, о ужас! В тёмном коридоре мне примерещислся старый слепой Пью. «Он хочет отдать Билли Бонсу чёрную метку!» – догадалась я с ужасом.
Я вскочила из-за стола, чуть не пролив так и не выпитый чай, и кинулась включать свет во всех комнатах подряд. Перед своей комнатой я застыла и вжалась в стену: дверь надо было открыть и протянуть руку до выключателя. В голове всё перепуталось: где я, кто я? Советская четвероклассница или английский мальчишка? Я зажмурилась, выдохнула, открыла дверь и дотянулась до выключателя. Всё на месте: вон стол, вон шкаф и географическая карта Советского Союза висит на стене. Карта меня вернула в действительность. Всё-таки я четвероклассница…
Я вернулась на кухню, сжевала хлеб, запив его холодным чаем и начала читать дальше…
…В тихом морозном воздухе пронесся звук, от которого кровь застыла у меня в жилах: постукиванье палки слепого по мерзлой дороге. Стук приближался, и мы прислушивались к нему, затаив дыхание…
Это было уже слишком. Ужас поначалу просто сковал меня. Я сидела, боясь посмотреть хоть куда-нибудь. Строчки расплывались у меня перед глазами. Вместо них, изо всех сумрачных углов виднелись жестокие физиономии английских пиратов.
Я выдохнула, схватила книгу и выбежала в коридор. Там стоял мой маленький детский стульчик. На него теперь садились, чтобы удобнее было надевать обувь. Но сейчас он оказался не просто старым стульчиком, а моим спасителем. Часы на стене показывали половину девятого. Схватив стульчик, я открыла входную дверь и выскочила в подъезд. «Буду читать тут, пока не придёт папа»…
…Тут слепой сообразил, что идет не туда, куда надо. Вскрикнув, он повернулся и побежал прямо к придорожной канаве, в которую не замедлил скатиться. Но сейчас же поднялся и, обезумев, выкарабкался опять на дорогу, как раз под ноги коню, скакавшему впереди всех.
…Я сидела, скукожившись на маленьком старом стульчике, ноги замёрзли, но зайти в дом было выше моих сил: мне теперь везде мерещились морские разбойники с их кортиками и мушкетами. Внизу хлопнула входная дверь, послышался стук дождя и весёлые голоса. Но мне было не до них…
– Эй, Окорок, затяни-ка песню! – крикнул один из матросов.
– Старую! – крикнул другой.
– Ладно, ребята, – отвечал Долговязый Джон, стоявший тут же, на палубе, с костылем под мышкой.
И запел песню, которая была так хорошо мне известна:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца…
Вся команда подхватила хором:
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
– Лена, а ты что тут делаешь? – голос соседки тёти Маши вернул меня к действительности.
– Я… я книжку читаю. Мне дома страшно одной…
– Мама ещё не приехала?
– Нет, ещё месяц.
– А папа? Не пришел ещё?
Я опустила глаза, а тётя Маша вздохнула, покачав головой. Мимо меня проплыли сумки и авоськи, щёлкнул ключ и дверь за тётей Машей закрылась…
– Хокинс, – говорил мне Сильвер, – заходи, поболтай с Джоном. Никому я не рад так, как тебе, сынок. Садись и послушай. Вот капитан Флинт… я назвал моего попугая Капитаном Флинтом в честь знаменитого пирата… так вот, Капитан Флинт предсказывает, что наше плавание окончится удачей… Верно, Капитан?
И попугай начинал с невероятной быстротой повторять:
– Пиастры! Пиастры! Пиастры!
Внизу опять послышались шаги. Но это и хорошо: люди вокруг, всё не так страшно.
Это были соседи из квартиры напротив – Сашка Мучалов и его мама. Сашка шёл, набычившись и отвернувшись от меня, как будто мы и не знакомы с ним вовсе и не учимся в параллельных классах. За всё время мы с ним даже ни разу не поздоровались, не то, что слово доброе сказали. «Бэшник», одним словом. Фи!
– Здравствуй, Лена? Ты чего тут сидишь? – спросила Сашкина мама.
– Книжку читаю, – я показала обложку.
– А где мама? Папа?
– Мама в Москве, уже месяц как… – я тяжко вздохнула. – А папа еще с работы не вернулся…
– Ладно, наверное, скоро придёт. Ты долго не засиживайся, простудишься. Вон как дождина льёт, даром что март.
Дверь за ними захлопнулась и я опять упала в восемнадцатый век…
Мы остановились в том самом месте, где на карте был нарисован якорь. Треть мили отделяла нас от главного острова и треть мили – от Острова Скелета. Дно было чистое, песчаное. Загрохотал, падая, наш якорь, и целые тучи птиц, кружась и крича, поднялись из леса. Но через минуту они снова скрылись в ветвях, и все смолкло.
…В тёть Машиной двери повернулся ключ. Она вышла в подъезд и строго сказала: – Всё, Лена, спать будешь у меня. Время уже одиннадцать, ждать больше некого. Сейчас поужинаешь и ляжешь спать. Ох уж эти…
Она покосилась на меня и дальше продолжать не стала. Я, дрожа, встала со стульчика, закрыла ключом дверь и поплелась за тётей Машей.
Тётя Маша жила одна. Её дочь вышла замуж и ушла жить к мужу, а кровать осталась. По телевизору показывали съезд народных депутатов. По-моему, двадцать третий в том году был. Что-то вещал ещё молодой и бодрый Брежнев, все депутаты постоянно вставали и долго ему хлопали. Тётя Маша наложила мне горячей картошки, рядом поставила солёные помидоры. Вкусно! Я потянулась за книжкой:
– Ещё чего! Времени скоро двенадцать! Под душ и спать! Я уже постелила. А отцу твоему… – она что-то добавила беззвучно. – Я записку в двери оставила. Придёт – увидит, не волнуйся. Я с трудом доплелась до постели и провалилась в глубокий сон.
…Утром я проснулась от голосов: строгого тёть Машиного и виноватого отцовского.
– Маш, ну не ругайся, ну, посидели мы вчера с ребятами…
– С ребятами?! – голос тёть Маши звенел на высочайшей ноте, хоть и говорили они полушёпотом. – Девчонку одну дома оставил! Что ты ей за книгу там подсунул, что она весь вечер в подъезде сиротинушкой просидела?!
– Так я… «Остров сокровищ»… А что, хорошая книга.
