скачать книгу бесплатно
Странное чувство я испытываю в последнее время. Оно сродни тому, которое у меня было, когда я восемнадцатилетним приехал учиться в город. Конечно, много я не знал из обыденной жизни, из городского уклада. Но в некоторых вещах, особенно в литературе, как ни странно, не был отстающим. Прекрасное чувство тогда было… Я воспринимал себя представителем своего села в городе, как будто все село поручило мне представлять его и защищать. Я так в себе это и нес, так и поступал. Любые пренебрежительные слова в адрес села, не только моего, а вообще села, встречал очень болезненно. И при своем спокойном, достаточно уравновешенном характере, лез драться и постоянно был готов защищать с кулаками все то, что связано с деревней, с селом. Был я парень крепкий, сильный, хотя никто обычно не ожидал во мне большой физической силы. Но я боролся и защищал не себя, а всех нас, всех сельчан, облыжно оболганных, затюканное сельское мое население. Село мое давало мне силы. Мне всегда было до боли обидно за него, и я много переживал. Теперь кажется странным, как мне все-таки не свернули шею.
Сейчас, когда мне уже пятьдесят, чувствую себя частицей, но уже не села, а той части россиян, которая должна вынести или которая будет способствовать своим трудом выводу России из того удручающего состояния, в котором она оказалась. И у меня, как в мои восемнадцать лет, когда кто-то ругает Россию, смотрит свысока, пренебрежительно относится ко всему русскому, чешутся руки. Мне горько, что россияне походя, где ни попадя, бьют и ругают самих себя. Невыносимо, когда иностранцы смотрят на нас свысока. Но чаще всего они нам сочувствуют, часто говорят: вы умные, грамотные ребята, такие симпатичные, как же так получилось, что многое у вас не клеится?
Давно заметил: поэты, певцы, композиторы ушли или уходят от общественных тем. Горький опыт получен творческими людьми. Творчество на «заданную» тему, когда государственная идеология изменилась, утеряло былую значимость. Теперь авторы идут в лирику. Лирика – как стабильная инвалюта. Она общечеловечна и не упадет в цене, не подведет. Это так. Но чувство Родины, боль за нас всех сразу… Куда это девать? Наши отцы и деды жили во имя величия и процветания России, во многом отказывая себе. Для наших предков было характерно стремление к высшей правде, пренебрежение к сиюминутным интересам.
Мы те, в ком течет кровь красных и белых, мы заряжены генами отцов и дедов. Еще многие поколения будут нести это в себе. Изменить наш российский менталитет в одночасье невозможно.
Я понимал, что повышение тарифов на энергетику будет продолжаться. Но не такими же темпами! Сегодня с утра получил телетайпограмму о повышении цен на 35 процентов по сравнению с действующими. Мы за пять месяцев имеем минусовую прибыль по заводу. Как и чем расплачиваться дальше? Региональная комиссия, принявшая вчера такое решение, спасает энергетику области. Но что делать с нефтехимией? Договорились, что будем платить по старым тарифам, а разницу перенесем на первое полугодие 1995 года, погашая векселями. То есть мы доработаем этот год, но что делать в следующем? Не кабалы боюсь. Если даже нас «проглотят» по неоплаченным векселям, то кому мы нужны с такой дорогой продукцией? Нефтехимия будет не нужна. Перепрофилирование? Это возможно. Но это уже будет другой завод.
В организме моем какая-то болтанка. Очевидно подскочило содержание сахара в крови. Можно вывести такую зависимость: чем горше действительность, тем слаще моя кровь. Идет зуд по коже ног, быстрая утомляемость… надо сходить к врачам. Ими меня уже не напугаешь.
Из сегодняшнего номера газеты «Известия»: «В пятидесятые годы в России ежегодно рождалось 2,5–2,8 миллионов детей. В 1991 году в стране родилось 1,8 миллиона. В 1992 – 1,6 миллиона, в 1993 – всего 1,4 миллиона детей. В 1992 году в России было официально зарегистрировано 3,5 миллиона абортов. По последним данным, средняя продолжительность жизни в 1992–1993 годах у мужчин – 59 лет, у женщин – 72,7 года. Материнская смертность в 15–20 раз превышает показатели многих развитых стран. Если в России на 100 тысяч новорожденных приходится 50,8 материнских смертей, то в Скандинавии – 2,8, в Великобритании – 7, США – 9. По отдельным видам несчастных случаев смертность в России намного выше, чем в европейских странах. Особенно велико превышение среднеевропейского уровня смертности от убийств (в 20,5 раза у мужчин и в 12,2 раза у женщин)».
Такой ли ценой нам надо перестраивать нашу российскую жизнь, менять государственное устройство? К кому вопрос? И к самому себе в известной степени.
Начальник производства, мой земляк, Анатолий Рябцев, вчера, по дороге на завод, рассказывал:
– Когда мне было двадцать лет, я учился в политехе. Отец приезжал ко мне из деревни зимой в овчинном полушубке и валенках. Это сейчас дубленки и полушубки – мода, тогда же было по-другому. В один из приездов мы пошли с ним в кино, а в ту пору в кинотеатрах обычно играл небольшой оркестр перед началом фильма. Оркестр играл танго. Отец очень зорко наблюдал за музыкантами. Солировал трубач. И вот на самой, что ни на есть ответственной ноте, отец встал в своем живописной потертом полушубке и очень уверенно зычным, но спокойным голосом обратился к музыканту: «Товарищ, затычку-то ты забыл вынуть из инструмента или кто нарочно впихнул? Вынь. Дуть-то, чай, тяжело так?» Он, мастеровой человек, уважал чужой труд и был отзывчив в помощи. Солист не растерялся, он все понял. На миг запнулся, вполне уважительно посмотрел на моего отца, согласно кивнул и… вынул сурдинку из трубы. Отец с чувством исполненного долга, не спеша опустился на стул: «Вот дела, все видят, что человек мается, но молчат».
Июль
Сегодня пятница. Уехал с завода, получив предупреждение от железнодорожников о прекращении вывоза продукции до полного погашения задолженности, а она составляет более 3 миллиардов рублей. Вот так, под выходные. Как специально.
Энергетики прислали телекс с требованием дать немедленно график выплаты задолженности с фиксированной суммой по неделям, в противном случае приступают немедленно к снижению подачи пара.
Вслед за этим главный инженер ТЭЦ предупредил, что возможна полная остановка станции, а значит, и нашего завода из-за прекращения подачи мазута с соседнего нефтеперерабатывающего завода. А мазута нет оттого, что нефтяники прекратили закачку на НПЗ нефти. Диспетчер вбежал в кабинет еще с одной «мелочью»: на нашей туристической базе, на Волге группа хулиганов устроила дебош, гоняет персонал, директор вопит по рации: «Не пришлете милицию – разнесут все в щепки!»
Сделав, что можно, уехал домой ужинать. Такое ощущение, что какие-то бесы правят бал, – затянувшийся и изнурительный.
В нашем подъезде, в подвале, в радиоузле с зимы образовался притон. Вначале я не обращал внимания на пробивавшийся наружу электрический свет. Все открылось, когда однажды спустился туда. Самодельные лежаки, матрацы. Девицы с желторотыми пацанами. По утрам, выходя на работу, сталкивался с заспанными, опухшими, с потухшими лицами дарительницами «райского наслаждения». Несколько раз подключал работников домоуправления и милицию. Бесполезно. Кончилось тем, что случился пожар, дым по подвальному помещению проник в два соседних подъезда, им заволокло первые три этажа. Пожарные поработали усердно. Залили все и вся. Жильцы квартир сначала запаниковали, потом разъярились. Полуживых виновников кого разогнали, кого отправили куда следует.
С недоумением и горечью узнал про указ о ликвидации лечебно-трудовых профилакториев. Из сообщения Интерфакса: «…в ЛТП принудительно направлялись алкоголики и наркоманы, которые уже не осознавали своей болезни и на этой почве совершали противоправные действия». На учете в системе наркомдиспансеров в России находятся 2 миллиона 300 тысяч алкоголиков. Чтобы получить их реальное число, нужно эту цифру увеличить в 3–3,5 раза. Наркоманов же в стране официально зарегистрировано 70 тысяч. Во всем мире, чтобы получить реальную картину, официальную цифру умножают на десять.
Это целая армия (если это слово здесь уместно) больных людей, которые еще меньше сознают преступность своего поведения, чем подростки из нашего подъезда. Что с ними делать? И кто ими будет заниматься? Как в нашем подъезде – пока дело не дойдет до пожара – никто пальцем не пошевелит?
Гуляю в парке с внуком, положив у него в ногах в колясочке газовый пистолет, прикрыв его краем одеяла. Чувствует ли себя от этого спокойнее мой внук, не знаю, но когда я наклоняюсь к нему, мне кажется, что какая-то недетская усмешка появляется на его пухлых губах, он усмехается надо мной, или сразу над всем нашим поколением, заранее уже зная о нас такое, чего не дано знать нам.
Первая половина года позади. Родственные предприятия либо стоят, либо их сильно лихорадит. Мы работаем, но прибыль нулевая. Правда, мы пока не продали, как это делают многие, ни одного объекта социально-бытового назначения. У нас работают пять детских садиков, детский лагерь отдыха, туристическая база на Волге, профилакторий. Работает и созданное три года назад жилищно-коммунальное управление, на нашем балансе шестьдесят многоэтажных жилых домов. За последний год мы в виде дотаций затратили на содержание жилья миллиард рублей. Это тогда, когда оно должно быть передано администрации города – в муниципальную собственность. Но передавать нельзя, так как средств у городских властей нет. Отдать, значит, развалить все хозяйство и обречь значительную часть города на разруху.
В «Волжской коммуне» от 8 июля попался на глаза рассказ «Красное и белое». Прочел. И все последующие дни был в разбитом состоянии. Какие силы и таланты творческая интеллигенция потратила на то, чтобы сделать красных символами добра и чести, а белых исчадием ада. Делалось это неосознанно, в творческом порыве? Но ведь были же «Доктор Живаго», «Конармия», «Белая гвардия»! Трудно быть искренним и объективным. Смертельно опасно. Но сейчас-то проще, надо быть только совестливым и не лениться душой добираться до истины.
В любой среде: литературной, научной, чиновничьей есть всякие люди – плохие, хорошие, злые и не очень, совестливые и совсем наоборот. Но зачем охаивать целые слои населения? Таких руководителей и тем более директоров, какие показаны в рассказе, я в жизни не видел. Не может по своей природе директор быть разрушителем и хулиганом. Не может открыто, нагло, по-барски относиться к рядовому работнику.
Жизнь директора – созидание по крохам своего хозяйства. Это уже не должность, а образ жизни и вся жизнь. Об этом знают только близкие знакомые, родственники да жена. Директор не принадлежит себе.
Никто никогда не изучал жизнь директора. Ни медики, ни социологи. Перегрузки, стрессы, которые приходится преодолевать руководителю, тем более первому, очень велики. Многие просто физически не могут жить директорской жизнью, не имеют должной психики. Иные, которые могут объективно оценивать свои возможности, сторонятся этих должностей. Оба директора из рассказа «Красное и белое» – это пасквиль на хозяйственников. Если писание таких пасквилей в литературе, создание таких образов на радио, телевидении не прекратится, мы угробим самих себя.
Достаточно быть просто объективным. Стыдно за литературу, она ведь не служанка. Она – Литература.
