скачать книгу бесплатно
А потом он привлёк меня и поцеловал. Это был наш с ним третий поцелуй. Да и вообще третий в моей жизни. И я отпустила страх, поверила, как верила всегда. Я бросалась в его объятия в поддержках без оглядки с восьми лет, когда нас поставили в пару. Доверяла свою жизнь и свою душу.
– Не знаю, что именно он принял, но доза была слишком большой, и вот когда мы вышли в высокую поддержку, ему стало плохо. Я увидела слепящий свет софитов, успела улыбнуться зрителю, а потом… секундная шаткость, тошнота от ощущения падения и удар. Хлопок. И холод. Мне было так холодно, Максим. Особенно ногам. А софиты продолжали светить.
– Ты сломала спину, – парень сжимает кулаки, лежащие на коленях, и смотрит перед собой.
– К счастью, нет. Но в двух позвонках были трещины, а ещё сотрясение и перелом двух рёбер. Сильное растяжение связок на правой ноге. Я провела три месяца в постели, а потом ещё шесть в корсете. Врачи сказали, через год восстановительной терапии я смогу вернуться к балету, но…
– Но ты не смогла.
Я сжимаю виски и провожу ладонями до затылка, сцепляю пальцы и делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, как меня учили, когда накатывал страх.
– Максим, думаю, я правда не смогу. На сцене снова будет яркий свет, и боюсь, что растеряюсь. И…
– Ты не доверяешь мне.
Он уже в который раз заканчивает за меня предложение, чётко попадая в цель. Прямо в десятку.
– Прости…
Я опускаю глаза. Хорошо, что он понимает, и мне больше не придётся ломать себя.
Максим резко встаёт и уходит из класса, оставив меня в недоумении. Я сижу ещё минуту и со вздохом поднимаюсь с кресла. После вновь прокрученных и озвученных воспоминаний чувствую лёгкую слабость. Так случается всегда.
Но едва я делаю шаг к своим вещам, чтобы переодеться, Ларинцев возвращается и, не говоря ни слова, берёт меня за руку и тащит к зеркалам. Становится сзади очень близко. Спиной я чувствую тепло его тела, а в волосах тёплое дыхание.
– Ты должна научиться мне доверять, Пёрышко.
Я не успеваю ничего возразить, как вижу в его руках чёрную широкую полосу ткани. Она ложится мне на глаза, погружая в темноту. Страх от дезориентации снова распускает свои щупальца внутри, заставляя сжаться, пока руки парня затягивают ленту в узел.
– Больше никакого яркого света, Нина. Попробуем на рефлексах. Я хочу, чтобы ты меня почувствовала.
А дальше внутри всё замирает, потому что Максим прижимается ко мне сзади всем телом. Кожа воспламеняется, покалывая иголками. Одна его рука ложится мне через грудь, охватывая длинными пальцами горло, другая надавливает на низ живота, вынуждая плотно прижаться бёдрами к его. Я вздрагиваю от столь откровенной близости, пытаюсь податься немного вперёд, но Максим не пускает.
– Расслабься, Нина, перестань думать. Ты должна всецело мне доверять, чтобы преодолеть свой страх, – его голос тихий, он вызывает во мне шквал дрожи уже совсем другого характера, и это пугает не меньше. – Танец – это же как секс. Ты должна раскрыться, должна чувствовать и предугадывать все мои движения ещё до того, как я решу их сделать. Разве ты сможешь получить удовольствие в постели, если не можешь расслабиться и довериться мужчине, Нина?
Это слишком остро. Слишком откровенно и чувственно. Как обнажение. Да, потому что именно так я себя сейчас и чувствую – обнажённой. Дыхание сбивается против воли, мне не хватает кислорода и приходится дышать ртом. Я чувствую его каждой клеткой, но не могу игнорировать пульсирующую красным мысль, что это непозволительно. Слишком откровенно, слишком возбуждающе. Я его почти не знаю, чтобы позволить такое. Чтобы позволить себе.
Но он не спрашивает, не даёт отстраниться. А говорить я, почему-то не могу. Во рту пересохло, горло сжалось.
Не разрывая тесного контакта, Максим делает небольшой шаг вперёд правой ногой, подталкивая и меня. Потом в сторону, потом назад. Сперва я не могу поймать ритм и понять схему, спотыкаюсь, но потом у меня начинает получаться. Спустя пару минут я уже понимаю, куда он сделает следующий шаг ещё до того, как мы закончим предыдущий. Кажется, я просто знаю это, предчувствую по каким-то едва заметным импульсам, исходящим от его тела. По незначительному напряжению той или иной мышцы, по задержанному в определённый момент дыханию.
Всё ещё сильно смущаясь такой тесной близости и его слов о сексе, я всё же немного расслабляюсь. Мышечный зажим с плеч уходит, и я даже не сразу замечаю, что Максим уже не так крепко прижимает меня к себе. Наши тела по прежнему тесно соприкасаются, но парень больше не удерживает меня руками, соприкасаются только наши пальцы.
Я совершенно не удивляюсь, когда мы плавно переходим на связки и шаги постановки, а потом входим в первую поддержку. Глаза завязаны плотно – я ничего не вижу, опираюсь лишь на ощущения и импульсы, исходящие от его тела, позволяю вести. Максим двигается молча, направляя меня, выравнивая в шагах и крепко фиксируя в поддержках. И я вдруг замечаю, что позволяю ему подхватывать меня без внутренней дрожи.
– Хорошо, девочка, ты умница, – слышу негромкое, когда музыка заканчивается. – На сегодня всё.
Он отстраняется, и я ощущаю внезапно накатившую пустоту. Становится холодно. Стаскиваю повязку, обнаруживая, что нахожусь в классе одна. В первые секунды даже теряюсь от нереальности всего вокруг, но потом краснею до корней волос, глядя на себя в зеркало и вспоминая руки Максима на себе.
– Поехали?
Ларинцев входит в зал уже в джинсах и в куртке, а я так и стою, разглядывая себя в зеркало. Смущаюсь ещё сильнее, когда вижу его. За полосой непрозрачной ткани мне удалось скрыть смущение, но теперь, увидев его глаза и руки, я задохнулась от накатившего стыда.
– Сейчас, я быстро.
Натягиваю джинсы поверх лосин, пытаясь скрыть дрожь в пальцах, и прячу балетки в сумку, быстро набрасываю пальто.
– Готова, – на парня не смотрю.
– Отлично, пошли.
Глава 10
Дела в университете идут хорошо, но заданий столько, что в пору переходить на трёхчасовый сон. В субботу въехать в общежитие не получится, потому что во всём крыле будут ремонтировать проводку на выходных, поэтому придётся ждать следующей недели.
Я захожу в коридор и едва не решаю прилечь на коврике прямо тут, не разуваясь. Мышцы после репетиции ноют, голова забита программами статистических соцопросов и конструкциями предложений на английском языке. Хочется пить, есть, в душ и спать. Или только последнее.
Но всё же я нахожу в себе силы переодеться, разогреть суп, который мы с Юлькой вчера сварили, понежиться под душем и, натянув пижаму, залезть под одеяло. Ну и что, что сейчас только три часа дня. Богатырёва должна вернуться не ранее шести, у них сегодня практика в детском доме, так что я ещё успею вздремнуть. А вечером сможем позволить себе немного отдохнуть от учёбы, фильм посмотрим. Я так и не посмотрела ещё «Красавица и чудовище» с Эммой Уотсон. Мультфильм уже до дыр затёрла, мечтала всегда и в спектакле Белль станцевать, но так и не дождалась постановки.
Несмотря на усталость и твёрдое желание отгородиться на несколько часов от остального мира одеялом, сон не идёт. Не получается полностью расслабиться. Я стараюсь ни о чём не думать, раствориться в расслаблении, но едва только у меня начинает получаться, вдруг вспоминаю вчерашнюю репетицию. Шёпот у шеи, руки Макса на животе… И странное ощущение в груди, будто её наполнили мыльными пузырями.
Мне становится жарко под одеялом, и я сбрасываю его ногами, отталкивая в сторону. И вообще, стоило бы окно открыть на форточку.
Не знаю, когда, но я всё-таки уплыла в сон. Потому что когда Богатырёва шумно вваливается в гостиную, сбросив пакеты и какие-то свёртки ватмана на пол, я выныриваю из вязкой дрёмы.
– Дрыхнешь, Рудик? Давай просыпайся! – она нагло трясёт меня за плечи.
От Юльки пахнет осенью и прохладой, и мне так хочется заползти в кокон из одеяла и продолжить пребывать в дремотной неге.
– Ты на фига окно раззяпила? Холодина теперь, бррр!
Звук захлопнувшегося окна отдаёт барабаном в ушах, выбивая из меня остатки сна.
– Нинок, смотри, что мне твой ухажёр сегодня подкинул.
– Мой ухажёр?
– Ой, да ладно тебе, – отмахивается Богатырёва. – Ты же прекрасно всё поняла.
Юлька меня уже, откровенно говоря, достала. Никакой Ларинцев мне не ухажёр, но говорить об этом Богатырёвой абсолютно бесполезно.
Я подтягиваюсь на диване, сминая одеяло, и пытаюсь сконцентрироваться на каких-то ярких бумажках. Хлопаю сонными глазами, рассматривая два больших флаера. На гладких глянцевых билетах изображены несколько танцоров, одетых в чёрное. Их тела замысловато переплетены, а сбоку у высокого микрофона – солист какой-то группы. Его лицо раскрашено, чёрная одежда местами разорвана, волосы взлохмачены и прикрывают один глаз. Кислотно-салатовый фон листовки резко контрастирует с изображёнными на нём фигурами, а яркие буквы гласят: «Crazy Friday» в «Ампер».
– Классно, – говорю безэмоционально. – Это что?
– Как что?! – Юлька ошалело уставляется на меня как на сумасшедшую. – Это билеты на бесплатный вход в клуб! Рудик, просыпайся давай, говорю. Твой Макс мне сегодня их передал в универе, когда мы пересеклись в столовке.
– Он не мой.
– Короче, я пойду перекушу, а ты поднимай свой тощий танцевальный зад с дивана и тащись в ванную. И выбирай шмот.
– Никуда я не пойду, – снова забираюсь с головой под одеяло, надёжно ухватившись за край изнутри.
Продолжаю крепко держать одеяло, зная Богатырёву, но в гостиной становится подозрительно тихо. Проходит минута, две. И когда я уже из-за нехватки воздуха собираюсь выбраться, под одеяло ко мне прямо к мягкому месту залетает что-то очень холодное. Взвившись в секунду от неожиданного вторжения, я путаюсь в одеяле и валюсь кулем на пол под взрывной хохот Богатырёвой.
– Ах ты ж! – слов не хватает на эту гадину. – Я тебе сейчас все космы белобрысые повыдёргиваю!
Но для того, чтобы привести в исполнение свою угрозу, мне для начала необходимо выбраться из предательски сковавшего моё тело одеяла. Или оттолкнуть для начала эту ледяную штуку, которая оказывается пачкой замороженного горошка. И всё это под непрекращающийся Юлькин хохот.
Когда я всё же выбираюсь из-под одеяла, отшвырнув ногой злополучный горошек и ощущая, как от злости горят щёки, «подруга» (да-да, именно так – в кавычках) хватает подушку и визжа прикрывается ею как щитом.
– Рудик, ну не зли-и-ись, – хохочет зараза. – Просто ты такая серьёзная всё время!
И тут, несмотря на кипевшую на Юльку злость, я тоже начинаю смеяться. Хохочу, вторя заразному смеху моей давней подруги, а сама держусь за ушибленную, а до этого примороженную горошком задницу.
От автора: пояснение для тех, кто читал весь цикл. Действия книги происходят через три года после событий "Сахар со стеклом" и за три до "Сахар на дне" и "Я тебя не хотела".
Глава 11
Не знаю, как я позволила Богатырёвой уговорить и притащить себя в ночной клуб, но вот я стою возле входа, ожидая, пока Юля расплатиться с таксистом. Осматриваюсь вокруг, подмечая много машин на парковке, толпящихся у входа девушек и парней. Они смеются, громко болтают, некоторые курят. Из двухэтажного здания, выкрашенного в яркий зелёный цвет и подсвеченного неоновыми огнями, доносится ритмичными басами музыка.
– Готова к подвигам? – пищит мне на ухо воодушевлённая подруга, хватая под локоть. – Оторвёмся, Рудик! Давно хотела в «Ампер» на шоу попасть!
– Давай без крайностей, Богатырёва.
И сама понимаю, что бурчу как дуэнья. Может, Юля и права, может, мне давно пора как следует оторваться? Только не умею я. И страшно, мало ли что произойти может.
– Не занудствуй, подруга.
Юля резко разворачивается и, склонившись ко мне и шире распахнув глаза, наставляет камеру.
– А теперь давай сторис забубеним.
– Только не «бумеранг»! Терпеть его не могу.
– Зануда, говорю же.
Фотки и сторис выходят прикольными, особенно те, где я пытаюсь ткнуть Юльке в бок за обзывательства.
Внутри мы сдаём куртки в гардероб, получаем на запястье печати, видные лишь в свете ультрафиолетовой лампы, и проходим в основной зал. Музыка оглушает басами, заставляя внутри всё вибрировать. Яркие всполохи осветительных приборов раскрашивают мрак в помещении в разноцветные пятна, ползут жёлтыми и красными мушками по стенам, столам и даже фигурам людей. Когда глаза немного привыкают, я уже начинаю различать лица и цвет одежды. На танцполе людей немного – мы с Юлькой приехали довольно рано.
Богатырёва утаскивает меня к барной стойке, наваливается на неё грудью, взобравшись на высокий стул.
– Ты что пить будешь, Рудик? – спрашивает громко, перекрикивая музыку.
– Колу, – отвечаю также, напрягая связки, а в ответ вижу недоумённый взгляд и приподнятую бровь. – Я не пью, Юль.
Мне кажется, я снова слышу «зануда». Ну ничего, Богатырёва, я тебе ещё отплачу тем же.
Мы сидим уже минут двадцать, пытаемся болтать, когда к нам на соседний стул плюхается парень. Симпатичный, светловолосый, слегка развязный и с улыбкой до ушей.
– Привет, зайки, отдыхаем? – откидывается на невысокую спинку и смотрит на нас с Юлей оценивающе, уперев локоть в поверхность барной стойки. – Я Рома, кстати.
– Юля! – искрясь прекрасным настроением и жаждой знакомств, Богатырёва протягивает руку.
– Нина, – киваю куда более сдержано.
– Может по коктейлю? – я оказываюсь между Юлькой и этим Романом, который мне кажется немного нахрапистым. Он придвигается ближе и жестом подзывает официанта. – Что будете, феечки?
Фу как пошло. Тупой подкат. Неужели, это работает? Но, судя по расплывшейся Юльке, вполне. Или я и правда зануда? Он ведь просто предложил угостить нас.
– Колу, – решаю я всё же быть смелой и не отказываться, и в ответ получаю недоумённый взгляд от парня, но он ничего не говорит, Юльке заказывает какой-то коктейль с жутко отвратительным названием «Ржавый гвоздь», а передо мной официант ставит ещё один стакан колы со льдом.
– Вы одни, девчонки? – интересуется Рома, отпив своего коктейля.
– Угу, – Юлька хлопает ресничками.
– Мы пришли посмотреть шоу, – тоже решаю не оставаться молчаливой.
– Кстати, мой друг в нём участвует.
Блондин ещё не успевает договорить, как в зале стихает фоновая клубная музыка и возле сцены с шипением начинает клубиться дым. Сначала окрашивается в зелёный, потом в красный, а потом звуки и шумы стихают и во всём зале выключается свет. Народ в клубе замирает, затем взрывается визгом и аплодисментами. Я тоже с интересом жду, что же произойдёт дальше.
А дальше вспыхивает яркий луч, освещая на сцене, построенной в виде носа корабля, танцоров. Они замерли в статичных позах, одеты в стилизованные классические брючные костюмы. По округлым бёдрам я могу отличить девушек от парней, но в мерцающем луче стробоскопа это сложно. Потом снова становится темно, и уже далее вспыхивают осветительные приборы, являя всем присутствующим по центру сцены танцоров, а сзади музыкантов с аппаратурой. Слышатся единичные басовые удары с большими паузами, что здорово нагнетает обстановку и вводит народ в напряжение. И вдруг музыканты вступают, от них отделяется парень и выходит на самый нос сцены-корабля, яркий луч света выхватывает его, оттеняя всех остальных. Кажется, этот тот самый музыкант, что был изображён на флаере. На нём чёрная футболка с матерными английскими словами и рваные чёрные джинсы, светлые кеды, а ещё куча татуировок по лоснящимся мышцам рук. Удлинённые на макушке волосы тщательно всколочены, а лицо разрисовано чёрным гримом. На обеих руках запястья сжимают широкие кожаные браслеты, как будто кто-то до этого держал его в кандалах, и вот он вырвался на свободу. И сказать честно, я бы была не против, если бы такого и после выступления заковали снова, потому что впечатление он оказывал пугающее. И что-то мне подсказывает, что это не только сценический образ.
Но как только он открывает рот и начинает петь, я, как почти все в этом зале, чувствую поднимающуюся по телу дрожь, потому что тембр у него такой, что проникает куда-то глубоко внутрь и вызывает там непонятные физиологические изменения, настраивая тебя на восприятие. И неважно, грубым речитативом читает он вступление или поёт мягко припев.
Но вот за его спиной что-то происходит. Танцевальная группа начинает двигаться рвано и ритмично. Все как один, идеально синхронно, словно слаженный организм, будто они связаны единым разумом. Я поражённо подаюсь вперёд, наблюдая такую непривычную мне феерию танца.
Я любила балет, всегда получала несравнимое ни с чем удовольствие от репетиций и выступлений, и считала, что только классика чего-то стоит, что на то она и классика, чтобы быть на ступень выше всех остальных стилей. Но, Господи, как же я ошибалась! Потому как то, что я вижу сейчас – прекрасно и невероятно.
Сцена словно дышит – так слаженно они движутся. И вот вперёд выходят парень и девушка – солисты. И я тут же узнаю Максима Ларинцева. Он двигается безупречно. Выверено, идеально музыкально, пластично. А то, что начинает вытворять с девушкой – срывает не меньше криков и оваций в зале, чем поющий в это время солист группы.
И я понимаю: я так не смогу никогда. Ну какая из меня для него партнёрша? И почему нельзя взять на конкурс эту девушку? Что за дурацкие правила о том, что оба участника должны учиться именно в КубГУ?
Вперёд выходят ещё две пары. Девушки под крики из зала срывают с парней пиджаки, оставив лишь в брюках, галстуках и шляпах. Это выглядит невероятно смелым и откровенным, и я чувствую, как мои щёки начинают гореть, а кожа словно снова ощущает прикосновение тёплых сильных ладоней. Девушки уходят, а парни втроём спрыгивают со сцены и подходят к стоящим возле «кормы» трём шестам. Боже, мне в этот момент хочется просто зажмуриться, но одновременно с этим страшно упустить хотя бы секунду.
И нет, они танцуют не стриптиз. Но то, что исполняет Максим с парнями, ещё более круто. Они взбираются под самые верх и начинают проворачивать вертикальные трюки. В какой-то момент я здорово пугаюсь, потому что мне кажется, что он, то есть все они, сейчас сорвутся. Но парни спрыгивают с шестов прямо на сцену, становятся в центр к солисту и всё резко заканчивается. Музыка обрывается, свет гаснет. А когда вновь вспыхивает, на сцене остаются только инструменты. Зал в очередной раз взрывается аплодисментами и криками, а я прикладываю ледяные ладони к пылающим щекам. Это было нереально великолепно.
– Выдохни, куколка, – слышу, как чужой шёпот вторгается в моё сознание.
Роман улыбается и протягивает мне мой стакан с колой, а Юлька хихикает, стреляя в меня красноречивыми взглядами. Она, кстати, уже сидит с другой стороны от Романа.
Снова начинает играть фоновая клубная музыка, народ заполняет танцпол. Ещё бы, вон как выступление всех разогрело.
– А ты что здесь забыла, балерина? – слышу негромкий насмешливый девичий голос рядом. – Никак на нашего мажорчика запала? Ты такая не одна тут, и тебе среди нас не место, поняла? Осторожнее, смотри свои ножки не переломай, когда домой идти будешь, а то Максу придётся другую партнёршу на конкурс искать.
Я изумлённо поворачиваюсь и вижу рядом высокую светловолосую девицу. Одета она в короткое платье, но видно, что мейк у неё сценический. Это точно одна из группы Макса. Становится неприятно и обидно, но я даже рот открыть не успеваю, как слышу рядом:
