Поздравляю со смертью

Я резко села.

– Как это?!

Но женщина зашлась истерическими воплями вперемешку со стонами, и я не могла вытащить из нее никаких подробностей.

– Я приеду! Я приеду! – кричала я в трубку, но она будто не слышала.

Наконец трубку взяла Алла.

– Инесса, не приезжай сейчас, ложись. Только что труповозка уехала. Маме скорая вколола успокоительное, она скоро все равно заснет. Приедешь завтра.

Так как Алла, судя по интонации, казалась намного более вменяемой сейчас, чем ее мать, то все вопросы я адресовала именно ей.

– Алка, что случилось? Как это так – Изольда умерла? Почему?

– Не знаю. Сказали, сердце остановилось. Она уснула в гостиной на диване. Стали будить ее, чтобы пошла ночевать к себе в спальню, и не добудились. Потом пока то, пока се, участковый, скорая, мама в шоке, мы с отцом тоже… В общем, я еле уговорила ее тебе позвонить сообщить. Наташке уже сама позвони.

– Да, конечно. Если вам что надо, любая помощь, ты меня задействуй. Я могу всех обзвонить, кого необходимо. Но как же так, Алка? Она же молодая и здоровая!

Алла вздохнула в трубку, потом я услышала звук шагов и скрип двери – видимо, приятельница решила удалиться из поля зрения родителей, чтобы сообщить мне какую-то тайну.

– Пила она какие-то таблетки для похудения. Странные. Из Китая заказывала.

– Для похудения? – удивилась я. – Но она же была довольна собой!

– Ну да, это все показуха. Она набрала за последний год лишние килограммы. Но сама себе казалась очень толстой, хоть и продолжала делать вид, что она женщина-вамп.

– Она мне часто говорила, что, мол, собаки на кости не бросаются. Зачем же она?..

– Говорить-то говорила, но понятно же, что так себя успокаивают те, кто далек от идеала. Дома же она постоянно говорила мне про тебя, что хочет быть как ты, что везет же некоторым иметь идеальную фигуру и так далее.

Я была так поражена, что не нашлась с ответом. Моя яркая Изольда, любившая блистать? Сама себя называвшая звездой? И она, оказывается, была закомплексованной и завидовала мне?

– Хорошо, я приеду завтра. Держитесь там.

– Да, спасибо. – Алка вздохнула и, как мне показалось, всхлипнула – впервые за минуты общения – и отключилась.

Я снова легла спать, но заснуть, разумеется, уже не смогла.

* * *

Наташке я позвонила на следующий день, дождавшись приемлемого времени. Я считала, что с такими безрадостными, трагическими точнее новостями можно не торопиться.

Наташка предлагала поехать домой к подруге вместе, ближе к вечеру, когда она доделает свои дела, но я решила ехать одна.

Филипповы жили в новостройке жилого комплекса, огороженного забором с охраной. Хорошо, что я не на машине – пеших пропускали так. Внутри сидел консьерж, но он ограничился вопросом, в какую я квартиру пришла и к кому. Дверь мне открыл Федор Алексеевич, отец Изольды и Аллы. У меня не было сил, чтобы с ним поздороваться. Мы молча смотрели друг другу в глаза и… синхронно заплакали. Тоже беззвучно. Слезы так и текли по нашим щекам, а я так и стояла в дверях, не решаясь переступить порог. Наконец Федор Алексеевич посторонился, сказав:

– Проходи, что ты, как неродная…

– Как вы все? Как тетя Лена?

– Лена поехала с сестрой утрясать дела. Она в ритуальных услугах работает… ну ты знаешь. – Я кивнула, хотя толком не знала, чем занимается тетя Изольды. Помнила только, что ее зовут Альбиной. В этой семье почти у всех имеется страсть к редким именам, странно, что мать Изольды и Аллы назвали просто Еленой. – Алка на занятиях.

– В воскресение? – не поверила я.

– Она преподавателю задолжала какую-то курсовую… Не знаю толком. Проходи на кухню, что в прихожей стоим…

Федор поставил чайник. Я долго не решалась говорить, понимая, как ему нелегко, затем все-таки спросила:

– Как ты считаешь, что послужило причиной… ну, остановки сердца. То есть мне Алка сказала по телефону ночью, что…

– Да, – перебил он меня. – Так сказали фельдшеры. Но это по предварительному заключению. Будет, конечно, вскрытие. Я только… Боже, – спрятал он лицо в ладонях, – подумать только, ведь в пятницу отмечали день рождения… Бедная моя девочка, такая молоденькая, за что?! – Он беззвучно разрыдался, и только сотрясающиеся плечи и подрагивающие пальцы, закрывающие собой поток слез, могли это подсказать. Наконец он успокоился и, внимательно посмотрев на меня, задал странный вопрос: – Как ты считаешь, такие вещи… они за грехи, да?

– Нет! – покачала я головой, понимая, к чему он клонит. – Никакие грехи не заслуживают… такого!

– Бедная девочка, – повторил он. – Лучше бы я умер вместо нее!

От ответа меня спас закипевший чайник. Я налила кипятка в кружки, кинула заварочные пакетики, но пить чай мы так и не стали. Сидели и молча думали, каждый о своем. А может, об одном и том же.

Я собиралась уже уходить, когда вернулись тетя Лена и тетя Альбина. Пришлось остаться еще на некоторое время. Почему-то с приходом еще двоих скорбящих в большой пятикомнатной квартире стало невыносимо находиться. Атмосфера сгущалась вокруг меня, я даже в каком-то полубреду начала видеть черный дым, порожденный энергией боли и утраты, который попытался пробиться и в мое сердце. Нет, мне и так тяжело, мне не надо больше…

Когда меня попросили выбрать наряд для похорон, я не могла отказать, но потом заявила, что мне нужно готовиться к завтрашней лекции. Да, трудно сейчас сосредоточиться на учебе, сказала я им, но я надеюсь, что она поможет мне отвлечься. Неожиданно тетя Лена меня горячо поддержала:

– Да, учись, дочка, учись… Аллочка тоже спросила меня, ничего, мол, если я в институт поеду, договорились уже с профессором. Лучше так. Горе-то – оно такое. Захватит так, что не вырвешься! – тетя Лена снова зарыдала, а я, мучаясь адским сочетанием эмпатии и чувства вины, встала с дивана и отправилась в прихожую.

– Похороны послезавтра, – сказала в дверях тетя Альбина – такая же чернявая, как и Алла, как и моя умершая Изольда. Только волосы тетя Альбина стригла под каре. – Ты сможешь? Или учеба?

– Смогу, конечно, – немного обидевшись, ответила я и попрощалась.

Учеба – это предлог, чтобы сбежать из неуютного дома прямо сейчас, но ничто меня не остановит от того, чтобы проститься с любимой подружкой.

* * *

Похороны прошли тяжело. Перед отпеванием родители Изольды показали мне фотокопию справки о смерти. Причина – внезапная сердечная смерть.

Родственники и мы с Наташкой всю дорогу до кладбища обсуждали здоровье Изи. Ее мать заметила, что в последние сутки Изольда плохо себя чувствовала, жаловалась на слабость, отчего и прилегла вздремнуть в гостиной прямо перед телевизором. Фильм давно закончился, а она все лежала. В десять вечера они попытались ее добудиться… в общем, это мне уже рассказывала Алла. Затем все скорбящие переключились на тему грядущего дня рождения младшей сестры. Мама с тетей сошлись на том, что сорок дней нельзя устраивать вечеринки и вообще что-то отмечать. Они отсчитали эти сорок дней и сообщили Алле, когда у нее будет «день рождения».

– На следующий день после поминок устраивать праздник? – возмутилась Алла. – Нет, я в этом году не отмечаю вообще.

Затем она взяла нас с Наташкой под локоток и отвела в сторонку. Родня и знакомые недовольно оборачивались на нас, шушукаясь, ведь гроб еще только опускали в яму, и мы таким образом были лишены возможности бросить гость земли. Но я не была сторонником всех этих догм и похоронных правил, я всегда считала, что место умерших – в твоем сердце, а не на кладбище, Наташка, видимо, тоже, поэтому мы легко дали Алке себя увести.

– У меня завтра день рождения, – заявила она так, словно мы отсутствовали и во время обсуждения этого десятью минутами ранее, и во время обсуждения этого в кафе в субботу.

– Мы поняли, – кивая, сообщила Наташа.

– А сегодня с утра в нашем почтовом ящике я нашла вот это! – Она полезла в рюкзак и достала из него… открытку. Такую же, какую нам показывала Изольда, с красными цветами.

– А внутри… – начала я.

– Да! – подтвердила Алла. – Открой!

Я уже знала, что меня ждет, так что крупная надпись «Поздравляю со смертью» не произвела должного впечатления.

– Ну и ну, – только и смогла выдавить из себя я, отдавая ей открытку.

– Внизу опять эти символы… Ты видела?

– Угу.

А еще я видела кровавое пятнышко. Но не успела ничего спросить, потому что Алла продолжила:

– У тебя сохранилась Изина открытка? Я нигде не могла ее найти, потом вспомнила, что вроде ты последняя в руках держала. Я хочу сверить их.

– Зачем? – удивилась Наташка.

Алла сдула длинную косую челку со лба и посмотрела на мою подружку как на умалишенную.

– Чтобы убедиться, что писал один и тот же человек! И чтобы убедиться, что символы такие же!

– Они такие же, – с сожалением констатировала я, – я в тот раз хорошо изучила. Но если тебе надо, я поищу открытку у себя.

– Да, поищи, – заявила она строго, будто подозревала меня в обмане или считала, что она лучше справится с задачей провести сравнительный анализ двух открыток, присланных полоумным психопатом. Потом взгляд ее смягчился, и она вдруг почти детским голоском пропищала: – Я умру, да? Как Изя?

– Что ты! – кинулась Наташка успокаивать девицу. – Это просто совпадение, что Изя умерла. Может, у нее врожденная болезнь была, она же никогда к врачам не ходила, хоть я ей всю плешь проела! Ну как так можно относиться к своему здоровью? Я каждый год прохожу диспансеризацию! И тут не важно, хорошо ты себя чувствуешь или нет! Некоторые болезни протекают бессимптомно до поры до времени… Инька, ну что ты молчишь! – толкнула она меня в бок. Этот жест был напрасным, ведь от имени «Инька» я и так дернулась, как от удара током. – Скажи Алке, что все в порядке и она не умрет!

Помолчав немного, я все же послушно изрекла:

– Да, конечно, не бойся, это все ужасное совпадение, – но сама отчего-то в это не очень верила.

* * *

– Мы должны ему рассказать.

Наташка вздохнула. Я ее не видела, мы общались по телефону, но я была уверена, что она хмурит лоб и вертит в руках какой-нибудь предмет: ручку, как во время лекции, или другую вещь, удачно подвернувшуюся ей под руку (в любое другое время она крутит в ладонях телефон, но сейчас, по понятным причинам, не могла).

– Это дело Алки, а не наше…

– Она не намерена этого делать.

– Ну представь, что мы рассказали их отцу про открытки. И что? Это какой-то дурачок прислал. Смерть Изи – совпадение. С Алкой ничего не произойдет плохого. И какое добро мы, выходит, сделали? Ее только накажут, что промолчала. Я думаю, я не открою секрет, если скажу, что в семье любимицей явно была Изя.

Я тоже это замечала, так что спорить не стала. Вместо этого, перестав беспокойно ходить по комнате, села на кровать, готовясь к долгому убеждению.

– Послушай, Изя ничего не сказала, потому что была уверена… предполагала, – поправилась я, – что это прислал ее бывший. Но Алке он бы не стал присылать открытку, верно? Значит…

– Чтобы отвести от себя подозрения, – перебила меня подружка, не дослушав. – Он узнал, что произошло с Изей, побоялся, что история с открыткой всплывет, и отправил еще одну.

– Тогда он просто идиот.

– Ну, не все же умные, – философски сказала Наталья Сергеевна. – Понимаешь, если бы шло следствие, если бы дело возбудили, конечно, мы бы рассказали. И с нами бы беседовали оперативники, как с лучшими подругами жертвы. Но судебные медики не выявили никакого криминала в ее смерти. Ну и куда ты приткнешь эти открытки? Даже папа их спросит нас, мол, ну и что?

– Он так не скажет.

– Откуда такая уверенность?

– А как же символы? Ты ведь не будешь говорить как Изя, что я все выдумала и открытки сама посылаю?

– Нет, конечно. Но символы… Ты вот смотришь всякие тик-токи, короткие ролики на Ютубе, Инста-сториз? Читаешь всякие «Пикабу» и «Я. плакал»?

– Нет, конечно. К чему ты ведешь?

– К тому, что мы с тобой не в курсе современных трендов. Мы – другие. Мы философы. Возможно, эти символы сейчас в трендах, вот и все. Вот и пишут все, кому не лень. А мы какую-то мистику ищем или масонский заговор.

– Наверно, ты права, – наконец согласилась я. Просто хотелось верить, что ничего дурного, странного или ужасного больше не произойдет.

Как же я ошибалась…

* * *

Перед сном я два часа потратила на поиски трендов в современных соцсетях, которые хоть мало-мальски походили бы на эти символы. Эх, если бы я тогда догадалась сфотографировать стену… Можно было бы выложить фото на каком-нибудь сайте и спросить, что это. Или сделать поиск по картинке. Но…

И тут меня как громом поразило. Алка не нашла открытку, посланную Изольде. Значит, она у меня. Я тоже помню, что брала ее в руки последняя. Но забирала ли я ее, или забыла, как и шарик? Мы все были взволнованны в тот момент, и моими мыслями управляла стена заброшки в самом сердце усадебного парка. Я не поленилась встать и найти сумку, с которой ходила в тот день. Но нет, в ней пусто. Может, я машинально переложила кусок картона в другую, вместе с кошельком, паспортом и косметичкой? Я полезла во вторую сумку, но не нашла открытку и в ней. Завтра сразу с лекций поеду в усадьбу. Вряд ли открытку отдадут в бюро находок, не такая уж ценная вещица, но все зацепки пока ведут туда.

Я легла спать. Честно говоря, откладывая сотовый на прикроватную тумбочку, я была уверена, что опять долго не смогу заснуть. Кошмары продолжали мучить меня каждую ночь с момента смерти Изольды, и каждую ночь я просыпалась строго в 3:33 – время, когда узнала об этой трагедии. Однако неожиданно быстро уснула. Возможно, сказалась усталость: стресс знатно потрепал нервы и истощил организм. Тем более у меня напрочь отсутствовал аппетит, и подкреплять свое тело хотя бы посредством еды я тоже не могла. В общем, я отключилась, а проснулась посреди ночи оттого, что кто-то сел на мою кровать. Матрас ощутимо прогнулся, и я это почувствовала. Сперва просыпающийся мозг зафиксировал мысль как факт, мол, кто-то сел. И только потом до меня дошло: я живу одна!!! Некому садиться! Нет даже кота! Кто это?!

Я открыла глаза. Но я спала, отвернувшись к стене, и не могла видеть того, кто сидел с краю. А я знала, что он все еще там сидит. Я слышала его тяжелое, хищное дыхание.

Что делать?! Громко прорычать на него, чтобы уходил, пока не вызвала полицию? Глупо. Я лежу, забившись в угол, закутавшись в одеяло, совершенно голая – просто потому, что мне так удобнее спать. Я точно не смогу напугать его, мои угрозы на него не подействуют. Тогда что? Резко развернуться и ударить его кулаком по голове. И броситься бежать. Но как он вошел? Дверь я точно запирала.

Мне нужно знать, кто это. Я просто спрошу. И попрошу уйти. Или не знаю… Буду действовать по обстоятельствам. Лишь бы закончить эту пытку. Просто узнать, кто он и что ему надо. И как он вошел.

Мысленно перекрестившись, я резко развернулась. Никого не было. Звуки чужого дыхания исчезли. Я схожу с ума? Да нет, просто сон.

Я легла на спину и начала глубоко дышать, изучая белый потолок, который в сумраке казался темно-серым. Я забыла занавесить окна, и свет фонаря на пару с ярким полумесяцем неплохо освещали комнату. Надо, наверно, купить черные гардины из какого-нибудь очень плотного материала, чтобы не глазеть в потолок ночами, а вовсе его не видеть. Возможно, проще будет научиться раньше засыпать. В то же время сейчас я точно вижу, что в комнате, кроме меня, никого нет. В полнейшей мгле я бы не сумела это определить. Мгла опасна и кровожадна. Лучше видеть все, что тебя окружает. Тогда затаившийся враг не сможет к тебе подкрасться и всадить в тебя жало смерти.

Я закрыла глаза, пытаясь заснуть, но не тут-то было. Я отчетливо услышала шаги по коридору. Дверь в спальню была закрыта, и я не могла видеть, кто там ходит. Что же, мне не показалось? Кто-то реально присел ко мне на кровать, разбудив меня, но до того, как я повернулась к нему лицом, успел бесшумно покинуть помещение и теперь гуляет по квартире? Кто же это? Что ему нужно?

Чтобы скинуть с себя остатки вязкого кошмара и убедиться, что все это наяву, я села, свесив ноги на пол. Вот, я точно не сплю. Шаги прекратились. Не мудрено. Я реально спятила. Уже путаю ночной кошмар и явь.

Набравшись храбрости, я встала и прошлась по квартире, включая везде свет. Никого нет. Только я и мои страхи.

Или…

– Изольда, – сказала я в никуда. – Не пугай меня, пожалуйста. Если я и сделала что-то неправильно, то… – Я покачала головой, почувствовав себя полной идиоткой, и не стала заканчивать фразу.

* * *

– Видела Алку с каким-то парнем, – первое, что сказала мне Наташка, присаживаясь рядом за парту и шмякая толстой тетрадкой о стол. – Была в коричневой гипюровой кофте с вырезом и кожаных штанах! Смерть сестры ей явно пошла на пользу. Как ты думаешь, это странно, что в двадцать первом веке мы все еще пишем лекции от руки? – резко поменяла она тему. Впрочем, она в этот момент пристально разглядывала собственную тетрадь, лежащую перед ней. – Все давно перешли на видеозапись. Мне знакомая из другого вуза сказала. Они записывают все лекции и рассылают студентам. Им даже необязательно приходить, смотрят лекции дома.

– Ты же знаешь, что наш препод по философии двадцатого века ненавидит прогресс. Он уверен, что, пока мы записываем лекции за ним от руки, мы их лучше усваиваем. Кстати сказать, что-то в этом есть.

– М-да? А ты в курсе, что все задние ряды давно уже пользуются диктофоном? Тетради лежат для проформы. А мы тут спереди маячим, конечно, ему видно, пишем мы или нет.

– Поэтому придется писать. Так что там с Аллой?

– Ах, это… – Наташка поправила кардиган. Припоминаю, что сразу после лекций они с мамой собирались на вернисаж. Вот и разоделась. – Видела, как она села в машину к какому-то парню. Конец истории.

– Поздоровалась с тобой?

– Ты что, даже не заметила!

– Ну и хорошо. А то Изя все переживала, что у сестры нет личной жизни.

– Давай называть вещи своими именами! Не переживала, а жестко третировала. Однажды какой-то мальчик пытался за Алкой ухаживать, так наша царевна высмеяла его так, что он и на пушечный выстрел боялся к ним обеим подходить.

– Какой ужас, – прокомментировала я новую для себя информацию. – Я не знала об этом. Давно это было?

Наташка отмахнулась.

– Да, уже былью поросло.

Тут зашел преподаватель, и нам пришлось заткнуться.

После лекций я сдала подружку с рук на руки ее матери и поехала домой. Моя машина еще была в ремонте, я воспользовалась автобусом. Можно было, конечно, и на метро, но до него идти дольше, а автобус в нужном мне направлении как раз подошел к остановке, что рядом с вузом. Мне все равно ехать до станции и пересаживаться на электричку. Если не будет пробок, до Царицына я доберусь довольно быстро, а там уже до своего Бутова – а может, загляну в усадьбу, как планировала вчера.

В автобусе удалось сесть, и почему-то я решила воспользоваться данным преимуществом, чтобы позвонить Алле. Даже не знаю почему. Все эта дурацкая открытка и странные звуки ночью… Наташка видела ее сегодня утром, с ней все хорошо, и все-таки… Я же могу просто пообщаться с сестрой умершей подруги, по идее, в этом нет ничего зазорного. Вот только мы с ней почти не общались, и как начать разговор, я понятия не имела. Потом я вспомнила – у нее же сегодня день рождения. В то же время поздравлять человека в такое время, когда у них в семье горе… «Надо придумать более весомый повод», – подумала я, листая список контактов в поисках нужного и нажимая на кнопку вызова. Но придумывать ничего не пришлось – Алла не ответила.

Тревожность моя только нарастала. Кто же присылает семье злополучные открытки? И кто следующий? Неужели он всю семью хочет извести?

«Извести». Глупости какие лезут в голову. Неужели я верю в то, что открытки убивают? Но в любом случае это явная угроза, а если шутка – то очень злая и странная. Я бы была начеку. А Алла, испугавшись не на шутку при виде этого ужасного послания в почтовом ящике, на следующий день уже, похоже, забывает обо всем…

Я настолько увлеклась мыслями о младшей Филипповой (она реально решила отметить день рождения сегодня со своим парнем, невзирая на то, что только вчера похоронила любимую сестру? А если нет у нее парня, то кто это был?), что, увидев грохочущую электричку, забыла заскочить в усадьбу и поехала прямиком домой. Я же хотела провести расследование и поискать открытку… Ладно, будем считать, что Наталья меня переубедила, и ничего странного у нас не происходит. А открытки шлет либо бывший Изин, либо какой-то безобидный, но глупый недруг семьи. Правда, когда Алла и вечером не перезвонила, я вновь вернулась к своим нехорошим мыслям, поэтому на следующий день прямо с утра набрала ее снова. Абонент вне зоны действия сети… Интересно. Не мудрствуя лукаво, я позвонила ее отцу.

– Привет, – тихо ответил он.

– Я только хотела спросить: все ли хорошо с Аллой? Я пыталась ей вчера дозвониться, чтобы поздравить, но она не ответила и не перезвонила. А сейчас ее телефон отключен.

– Инесса, она предупредила, что задержится, а телефон отключен еще с ночи. Я пытался звонить после полуночи. Но, видишь ли, молодежь – она такая. О родителях никто не думает, когда дело касается личной жизни. Ты зря волнуешься.

Я немного помолчала, обдумывая, сказать, что просится на язык, или нет. Все же решилась:

– Я так не думаю. Вы с тетей Леной кое-чего не знаете.

– Что? – Он помолчал. Я тоже. – Хорошо, я сейчас приеду. Лене ничего не говори, не надо ее тревожить, ей и без того плохо.

– Поэтому я ей и не звонила… – резонно заметила я. – Я буду дома.

– Сегодня нет лекций?

– Нет. – Лекции должны вот-вот начаться, но ему необязательно об этом знать. А мне необязательно на них ездить. Наташка потом даст списать.

Федор Алексеевич, отец Аллы и Изольды, выглядел постаревшим. Я знала его всего пару лет, как и Изю, но он всегда на моей памяти был поджарым, энергичным, молодым (выглядел далеко не на свои сорок восемь, а лет на десять моложе). Конечно, веселеньким оптимистом никто не сможет остаться, когда внезапно умирает твоя двадцатилетняя дочь. Но перемены были настолько разительными, что я испугалась за его здоровье.

– Тебе стоит показаться врачу, – посоветовала я от души.

– Паршиво выгляжу? – он смотрел на меня укоризненно. Ну да, сама виновата. Как будто в данный момент кто-то обеспокоится походом в местную поликлинику.

– Да, но не это сейчас важно. – Я пригласила его в гостиную и рассказала про открытки. – Я, к сожалению, не нашла ее, но вторая должна быть у Аллы. Если она ее не выбросила.

– «Поздравляю со смертью»? – переспросил он. Я кивнула, заверив, что текст был именно таким. – Почему они ничего не рассказали нам?

– Молодежь, – с грустью повторила я за ним. – Они не думали, что это важно, не хотели вас с матерью расстраивать. Но я еще тогда посоветовала к тебе обратиться. Вдруг это кто-то из пойманных и сбежавших преступников?

– Инесса, – вздохнул Федор, потерев лицо. – Не путай жизнь с кино. Нет у меня таких пойманных Ганнибалов Лектеров, которые были бы признаны невменяемыми и сбежали бы по пути в психушку, одержимые страшной местью.

– Это из другого фильма. «Хэллоуин», если не ошибаюсь.

– Да бог с ним, – он отмахнулся. – Но я не могу контролировать каждый шаг своей второй дочери только потому, что потерял первую. Во-первых, это эгоистично. Это я хочу знать, что с ней все в порядке, а ей, думаешь, хочется этого? Она впервые начала гулять с мальчиком, в девятнадцать это нормально, конечно, она разозлится, если я начну названивать каждые полчаса. Во-вторых, Изольдочка умерла у нас на глазах, и Алла, будучи умненькой девочкой, обязательно использует этот аргумент.

– Она считает, что вы виноваты?! – неправильно растолковала я его слова.

– Да нет, но какая логика в том, чтобы контролировать каждый шаг своего ребенка, когда они могут тихо умереть во сне прямо у тебя на глазах?

– Я никак не пойму, что произошло, – вернулась я к теме смерти Изольды и начала нервно расхаживать по комнате перед ним, сидящим на краю дивана. – Что это значит – внезапная сердечная смерть? Я влезла в интернет и закриншотила. Сейчас я тебе прочитаю: «внезапное прекращение сердечной деятельности, предположительно обусловленное возникновением фибрилляции желудочков или асистолии сердца, при отсутствии признаков, позволяющих поставить другой диагноз». – Я вернула телефон в карман. – Ты слышал? «Предположительно»! Они просто не смогли установить причину смерти, вот и все! Но не напишут же они так – «мы не знаем»!

– Не поверишь, как мне тяжело это осознать и принять… – Он снова потер лицо и посмотрел куда-то в потолок. – А она очень разволновалась или сильно испугалась, когда получила эту открытку? Может, этот чертов шутник…

Он повысил тон, и я поспешила успокоить:

– Нет, она вообще отнеслась к этому несерьезно. Она думала, что это ее бывший парень прислал. Это Алла забеспокоилась, активно включалась в обсуждение… Так что, если ты намекаешь на инфаркт от… – Я заметила, что Федор воззрился на меня с недоумением. – Что? – не поняла я его взгляд.