скачать книгу бесплатно
Изумрудных, рубинных глазков.
Прилежной рукой подливает
Неугасимый елей,
Всех усопших по имени знает,
Крестит их на ночь, как малых детей.
«Здесь упокоилась мать Неонила».
– Многоболезненная была.
С ангельским терпением недуг сносила,
Отболелась и к Богу ушла. —
Тут приютилась сиротка Малаша,
Детский мор ее скосил.
Тут – Божья свечечка, радость наша,
Юродивенькой Луши прах опочил.
Вот – слепая старица Леонада,
Зрячая в Боге давно.
Ярче всех полыхает ее лампада,
Больше всех ей видеть дано.
Спите, могилки, белые, пушистые,
Отгоняет лампадный свет
Далеко от вас сны нечистые,
Суету сует.
ЭПИЛОГ
Вокруг пустыня снежная,
Сугробная волна.
Бездумная, безбрежная
Забвенья пелена.
Во благостном успении
Почиет жизни даль —
Земное устремление,
Греховная печаль.
Проснулись звезды млечные,
Сияют и горят.
За аркой их – Предвечного
Воздвигся Новый Град.
1915
Воронеж, Киев, Москва
[ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ 1928 г., ОТНЕСЕННЫЕ К КНИГЕ «МОНАСТЫРСКОЕ»][66 - [Два стихотворения 1928 г., отнесенные к книге «Монастырское»]. Кроме них, к «Монастырскому» примыкают: «Снилось мне, иду на богомолье…» (1928) из цикла «Сны» и «Говорит мне тетка Пелагея…» (1929).]
«Матушка Сепфора стоит у плиты…»
Матушка Сепфора стоит у плиты.
Щи со снетком кипят, раскипаются.
Батюшка намедни: «Знаешь ли ты,
Как Моисея жена прозывается?»
– Где уж нам, – краской лицо залилось, —
Батюшка, простите, я ведь не начетчица.
Батюшка премудрый: Библию насквозь
Всю оттрубит и назад воротится.
«Ты, – говорит он, – Сепфора, и есть
Жена Моисея, ты, несуразная».
Сел и велел мне страничку прочесть,
Где про меня с Моисеем рассказано.
Надвое море он палкой рассек.
Воды как стены стоят нерушимые.
Господи, был же такой человек,
И жена у него, Сепфора. Любимая.
– …Ой, покатилась волна по плите…
Снеток за снетком разбегаются.
…Чуть позабудешься в грешной мечте,
На кухне беда приключается.
1 октября 1928
«Рассыпала четки черница…»
Рассыпала четки черница.
Смутилась, не знает, как быть.
«Начни-ка без четок молиться,
Вражонок того натворит…
Пока перенижешь все бусы,
Чего не нашепчет тут бес.
О, Господи мой, Иисусе,
Надену из Киева крест,
Почаевским ладаном буду
Анчутке курить на беду.
Успел, бедокур, напрокудить,
Трех бусин никак не найду».
10 октября 1928
СТИХИ 1916–1930
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Молнии с неба слетают[67 - Колыбельная («Молнии с неба слетают…»). Под списком стихотворения зачеркнуто: «Даниил Андреев (7 лет)» (что надо понимать как обозначение адресата стихотворения). Даниил Леонидович Андреев (1906–1959) – писатель, выросший в доме друзей М.-М. Добровых, духовно очень близкий ей человек, она называла его «зам. сын».].
Молнии землю пронзают
Синим, лиловым огнем.
В пламени сад твой и дом.
Не спасти колыбельку твою.
Баю-баюшки, баю-баю.
Тихая встала могила,
Крест над сыпучим холмом.
В мире почило, что было
Бурей, мечом и огнем,
Что сожгло колыбельку твою,
Баю-баюшки, баю-баю.
1916
Москва
«Зачем душа боится муки…»
Л. Шестову
Если мы дети Бога, значит, можно ничего не бояться и ни о чем не жалеть.
Л. Шестов
Зачем душа боится муки[68 - «Зачем душа боится муки…». Шестов Лев Исаакович (1866–1938) – философ, литератор. О его отношениях с М.-М. см. послесловие. Эпиграф-неточная цитата из его книги «Апофеоз беспочвенности». Правильный текст: «Но если есть Бог, если все люди – дети Бога, то, значит, можно ничего не бояться и ничего не жалеть». Без второго четверостишия стихотворение записано в дневнике 31 августа 1948 г. с переменой глагола в начале третьей строфы: «Бояться».],
К столбу костра пригвождена?
Вся жизнь минувшая порукой,
Что пытку вынесет она.
В былых мистериях страданья
Уже открылось ей давно,
Что нету врат иных познанья,
Чем те, где сердце сожжено.
Страшиться ль призраков утраты
Того, что звали мы своим,
Когда огнем костра объята
Сама душа – огонь и дым.
А если вечное в ней было,
Она, отвеяв прах земной,
Из почерневшего горнила
Блеснет, как слиток золотой.
1916
«То нездешнее меж нами…»
То нездешнее меж нами[69 - «То нездешнее меж нами…». Это стихотворение дважды записано в дневнике 1950 г. с изменением в 4-й строке («Озаряя жизнь и сны») и пояснениями: «И чувству моему, в котором главное было – жажда для моего женского существа (как смысла его существования) слиться с этим лоэнгринским “ты” – дала краски, какие у бедного Миши Ш<ика> были только отражением того, что было “корридой” чувств, каких я хотела для нас обоих» (7 января); «Такой любви и такой дружбы алкала душа моя, и был период, когда поверила, что, наконец, это желание сокровенное обретено, что оказалось иллюзией» (23 августа).],
Что лазурными крылами
Рвется ввысь из глубины,
Овевая жизни сны,
Что звучит нам издалека,
Что поет у нас в груди
И горит звездой востока
Впереди.
Вечно то же, вечно внове,
Многолико и одно,
Не от плоти, не от крови —
Духом в духе нам дано.
1916
Оптина Пустынь
«Он поляной шел в часы заката…»
Он поляной шел в часы заката,
И за Ним нетленные снега
Расцветали жемчугом и златом,
Где ступала Господа нога.
Он прошел долиной бирюзовой
За черту смарагдовых небес —
Приклоняясь на Пути Христовом,
Засинел кадильным дымом лес.
И когда разверзлись невидимо
Перед Ним небесные врата —
Там запела арфа серафима
И взошла вечерняя звезда.
«Я бреду уединенно…»
Я бреду уединенно
В час предутренний, ночной
По тропинке, затененной
Монастырскою стеной.
Нет веленья затвориться
Мне в стенах монастыря.
Но к тебе мой дух стремится,
