скачать книгу бесплатно
Чаепитие освещает широкая люстра ручной работы. Старинная, двенадцатигранная, на бронзовом каркасе. С грифонами. Мастер обшил матерчатый голубой абажур азиатским орнаментом. Школьные друзья иногда заходили к Роме в гости, сидели за столом и делали уроки. Но как только наступал вечер, они собирались домой. Тусклый свет от люстры угнетал.
– Мам, давай повесим современный светильник, яркий, прозрачный, с четырьмя рожками, – умолял он чуть ли не каждый месяц.
– Нет, пусть висит. Ты помнишь, ее еще папа купил? До войны! Сам повесил, – упорствовала Клавдия Петровна. – От нее тепло дому.
– Ох, какое тепло? Одни сумерки! На какой барахолке отец отрыл это старье?
– Когда тебе было три годика, ты отца папой звал.
– Не помню такого.
Три года Роме было до войны. Когда отец вернулся с фронта, сын его сразу не признал – какой-то незнакомый инвалид с костылем. И отвернулся вместо объятий. Одно неудачное мгновение, и разрыв на всю жизнь. Отца возмутила холодность сына, он вспылил и ударил по лицу. После такой встречи родственные отношения так и не сложились – оба упрямые, со взрывным характером.
После окончания института Рома женился, уехал из родительской квартиры, спор про новый светильник исчерпался. Но каждый раз, заходя к матери в гости, раздражался, увидев люстру.
– Сынок, зачем тебе эта экспедиция? – Клавдия Петровна берет сына за руку. – У тебя молодая жена, маленький ребенок. Есть где жить. Все грезишь наполеоновскими замыслами? Чем тебе инженерная работа не мила? У тебя высшее образование. Как люди…
– Мама, это моя мечта! Север! Льды! Медведи! – Рома уже жалеет, что пришел проститься с матерью.
Но он и не договаривает. Северная экспедиция – это только первая часть, а потом в планах археологическая экспедиция в Туркмению.
– Какие еще медведи… – Клавдия Петровна ставит чайник на подставку, опускается на стул.
– Белые, мама! Ну, хватит уже, это тоже работа! Мы не отдыхать едем. Это научная экспедиция. На-уч-на-я!
– Ты не умеешь нырять с аквалангом. Юра, скажи ему. Это опасно! Холодный океан!
– Мама! Уже собаки из космоса вернулись, а ты все боишься океана. Нас научат. Не дураки же там.
– Рома, не надо, отмени поездку! У меня плохое предчувствие, – Клавдия Петровна поднимает голову, смотрит на люстру. – Помнишь, я просила тебя не ездить играть в футбол в Павловск, а ты меня не послушался?
– Так ничего тогда и не случилось!
– Это у тебя не случилось. А у меня был удар!
– Причем тут Павловск? Удар был не из-за футбола, а потому что лампочка взорвалась.
Рома тогда слукавил – у него тоже случилось: в тот день на футболе он неудачно упал, ударился головой и потерял сознание. Друзья отнесли за ворота, там он отлежался. Через неделю тошнота продолжалась, боль в голове не давала уснуть: пришлось госпитализироваться. Диагноз – сотрясение мозга. Но про потерю сознания в Павловске он и от матери, и от докторов утаил – раз соврал, значит, надо придерживаться той же легенды.
За столом наступает тишина. По улице проезжает трамвай. Люстра качается, тени от грифонов вытягиваются. Клавдию Петровну передергивает.
– Юра, ты же его лучший школьный друг. Почему ему хочешь зла? – это была последняя материнская попытка, – зачем уговариваешь поехать с собой? Это твоя профессия, не его. Ему бы работать по специальности.
– Клавдия Петровна, там романтика, красота. Белое безмолвие, как говорится. Полярное сияние, морские звезды. Заработаем денег, вам какой-нибудь подарок купим! Вы у нас будете красавица! – Юра любит льстить.
– О-о-й! Какое еще безмолвие… Не нужны нам такие деньги.
Но все уговоры были бесполезны: она знает заранее, что родовое упрямство не перешибить ничем. Чаепитие заканчивается.
Выходя из парадной, Юра замечает: «Ты, старик, что-то резок с мамой». Рома поднимает голову. Клавдия Петровна глядит из окна, совершает крестные знамения. Он в ответ ей машет рукой.
* * *
Рома быстро влез в штатный водолазный костюм «трехболтовик», проверил герметичность и подошел к борту. За неделю появился некоторый опыт. Поступила команда погружаться. Он спрыгнул с предпоследней ступени трапа, не держась за спусковой конец. Неаккуратно, вопреки инструкции, но Роме нравился этот молодцеватый прыжок.
Его сильно дернуло. Что-то пошло не так. Он повернул голову и через стекло шлема увидел, что течение подхватило его и стремительно относит. Судно на глазах сжималось в игрушку. Значит, оборвался сигнальный конец. Что делать? «Гвардия умирает, но не сдается!» Чему учили? Отстегнуть грузы. Рома достал нож, резанул и освободился от обеих пудовых чугунных отливок. Поднял голову – вокруг только волны. Судно не просматривалось даже на горизонте. Что еще? Не паниковать. Закрыл глаза, лег на спину. По инструкции надо экономить силы. Через какое-то время он замерзнет. Сколько есть на воспоминания? Час, два?
Почему-то вспомнилась история, когда он маленьким жил с мамой в эвакуации в Рыбинске. В начале лета 1941 года поехали к деду отдыхать, а вернуться не смогли. Клавдия Петровна устроилась на завод, сына отводила в детский сад на неделю. В выходные забирали домой.
Корпус детсада находился на горе. Воспитательница велела сходить «по-большому» перед сном. Дети побежали на веранду и расселись на металлические горшочки. Рома достал письмо отца с фронта и стал читать вслух. Хотелось похвастать перед другими. Резко завыла сирена воздушной тревоги. Оглушил громкий удар металла по металлу. Горшок из-под Ромки вылетел, содержимое расплескалось, он упал на спину прямо в мочу и дерьмо. Дети заорали, заголосила воспитательница. Шальной осколок снаряда перелетел через Волгу и попал аккурат в горшок. Ромка не испугался, но сконфузился. И не понимал, про какую рубашку, в которой он родился, говорила воспитательница, когда его отмывала.
Обидно, что мечта так и останется мечтой. Полгода назад они с Юркой встретили молодого археолога, который бредил идеей раскопать секретный город рядом со Старым Ургенчем. Денег ему на экспедицию не дали. Он искал энтузиастов, чтобы начать раскопки на общественных началах. «По размерам и научной ценности не меньше, чем Луксор в Египте, – исступленно размахивал руками археолог. – Я знаю, что говорю, я написал диссертацию! Это скрытая песком древняя столица зороастрийцев!» Рому и Юру эта идея захватила. Они готовы были работать бесплатно.
Вспомнился концерт Окуджавы в Доме офицеров. Небывалый ажиотаж. Одноклассник мог провести в зал только одного. Пошел Юрка. А Рома остался в фойе, слушал через открытую дверь. «Надежды маленький оркестрик».
Тамара. Извини, Тамара! Сына воспитаешь сама – родители тебе помогут…
Рома открыл глаза. Волны заливали иллюминатор шлема. Было видно, что сильный ветер гонит низкие облака, а небо ровно-ровно затянуто серой пеленой.
* * *
Юрина смена закончилась. Перед тем как пойти в каюту отоспаться, Юра решил посмотреть, как друга спускают в воду на очередное задание. Вдруг трос, на котором спускали Рому, оборвался.
– Человек за бортом! – закричал кто-то.
– Спускайте шлюпку! Что встали как тюлени?! Где капитан?! – заорал Юра.
– Так у нас за шлюпку отвечает Савелич, – как-то нерешительно ответил страхующий водолаз.
– Так позовите его сюда! Чего стоите?! – Юра побледнел, усталость слетела.
– Так Савелич… в запое.
– А-а-а! Кто-нибудь еще умеет спускать шлюпку?
– Как-то мне один раз объясняли, – начал нерешительно молодой матрос, – но там есть болт, который постоянно ржавеет. Чтобы открутить – нужна «приспособа».
– Так, где она?
– Может, в каюте Савелича?
– Мать вашу, беги, ищи! Человек может погибнуть! – Юра клокотал, но чувствовал тщетность своих усилий. Он посмотрел на небо. Темные тучи придавили море.
Пришли из каюты Савелича. Хотя он и плохо соображал, но где спрятана «приспособа», помнил.
– Быстрее! – визжал Юрка.
– Не ори! Не начальник! – ответил матрос. – Посмотри лучше, есть ли бензин в моторе?
– Что?! В моторе спасательной шлюпки может не быть бензина?!
Юра перемахнул через борт и с усилием стал отворачивать крышку бензобака. Руки не слушались, крышка примерзла. Через облака пробились лучи солнца: крышка провернулась. Бак оказался полон. Тросы выдержали, мотор завелся, спускающие ржавые ролики прокрутились. На палубу вышел капитан, быстро оценил обстановку.
– В какую сторону идем? – спросил страхующий водолаз у капитана, когда шлюпка была на воде.
– А куда его унесло?
– Не знаю. Куда-то туда, – Юра неубедительно махнул рукой.
– Сколько прошло времени?
– Где-то полчаса.
– Судно за это время двигалось. Ты уверен, что туда?
– Нет. А куда направление течения?
– Их несколько…
Наступила пауза. Урчал дизель. Подходило время обеда. Волны не по-доброму бились о судно. Борт, как граница между жизнью и смертью, уютом и жестокой работой. Лучи прорвались через просветы в облаках.
– Идите на солнце, – ровным голосом скомандовал капитан. – Случайно, может, угадаете… А ты оставайся на палубе!
– Нет, я с ними, – Юра прыгнул в шлюпку.
* * *
Что-то ударило в бок, потом потащили за шлем.
– Ты везучий, щенок, – матрос втащил Рому в шлюпку и снял шлем. – Шансов у тебя было один из ста. Как мы угадали?! Удивительно!
Юра переодел Ромку в свою одежду и держал в объятиях до возвращения на судно.
* * *
Соседка зовет Клавдию Петровну к телефону.
– Алло!
– Мама, это я, – в трубке трещит, как будто говорят со стрельбища, – я на вокзале в Мурманске.
– Рома-а, – кричит Клавдия Петровна. – С тобой все в порядке?! Неделю назад мне причудилось, что с тобой что-то случилось!
– Что опять?
– Люстра у нас в комнате упала… Я позвала твоего папу и попросила, чтобы он тебе помог.
– Как позвала? Откуда? Отца похоронили давно.
– А что в том мире люди без ушей?!
– Ладно, мам, перестань. Чушь суеверная. Все в порядке, еду домой. Через два дня буду.
– Почему раньше времени возвращаешься? Точно с тобой все в порядке? Денег заработал?
– Деньги выдадут позже, их Юра получит.
– Рома, Юра жадный. Он не вернет тебе деньги. Останься, дождись получки.
– Мама, не говори ерунды. Юра – мой друг.
Рома нажимает отбой.
* * *
Юра получил Ромины деньги, тянул с возвратом, да так их и не вернул. Потом оказалось, что он сделал взнос в кооперативную квартиру. Археологическая экспедиция в Ургенч отменилась.
* * *
В конце 1980-х в профкоме Роману предложили две путевки в Туркмению. В Куня-Ургенче после экскурсии дали час свободного времени.
– Куда сходи? – спросила Тамара.
– Давай вернемся к мавзолею Фахраддина Рази, – ответил Роман и прибавил шаг.
– Довольно скучная архитектура. Зачем? Куда ты помчался?!
– Уточнить кое-что. Помнишь, экскурсовод сказала, что Рази – тот философ, кто признавал другие миры?
– Ну и…
– Здание мавзолея как куб, а сверху двенадцатигранный шатер с орнаментом. Помнишь в квартире у мамы стол в центре комнаты и люстра над ним? – Роман бежал вперед.
– Помню, старомодная такая. Чего несемся-то? Что уточнить? – Тамара еле успевала за мужем.
– Так это один в один по форме мавзолей Рази. Ты веришь в случайные совпадения, в знаки?
Тамара не могла ответить, дыхание сбилось. Песок под ногами тормозил бег. Роман пристально вглядывался в мавзолей.
– Какой знак? О чем? Почему надо нестись по пустыне, нельзя спокойно дойти?
– Ту люстру папа купил и повесил. У люстры было двенадцать граней. А стол – кубический. Мавзолей – один в один как обстановка в комнате. Мама верила в потусторонние миры и верила, что люстра ей дает знаки. Мы с Юркой хотели приехать сюда, в Ургенч, работать на раскопках. Так и не получилось. И вот я, наконец, здесь. А?
– Ничего не поняла. Что из всего этого?
– Я простил папу, а он меня. Из того мира. Вот что следует.
– Это ты серьезно? Бред какой-то! – Тамара с подозрением глянула на мужа. – Как в молодости страдал завиральными идеями, так с ними и прожил.
