скачать книгу бесплатно
Тайны дома №9
Максим Туманов
Молодая девушка Лиза попадает в страшную аварию, после которой находится на больничной койке на волоске от смерти, врачи бессильны. Ее родители, Дэвид и Линда, не могут смириться с трагической участью дочери и вынужденно прибегают к необычному способу ее спасения – забрать дочь из больницы домой и обратиться к медиуму, чтобы та вселила в Лизу духа, который должен будет за помощь в упокоении поднять девушку на ноги. Но тучи вокруг семьи сгущаются, в дом приходит тьма, которая окутывает каждого члена семьи, выявляя в них столь же темные желания. А дух, на которого уповают родители девочки, не тот, за кого себя выдает, и пришел не для того, чтобы исполнять волю смертных. Мистический триллер о грехе, смирении, очищении и воздаянии.Книга понравится тем, кто любит истории о таинственном и потустороннем, неожиданные сюжетные повороты, переплетающиеся сюжеты, а также фанатам классиков жанра, таких как Стивен Кинг.
Максим Туманов
Тайны дома №9
«Не будьте такими, как отцы ваши, к которым взывали
прежде бывшие пророки, говоря: «так говорит Господь Саваоф:
обратитесь от злых путей ваших и от злых дел ваших»;
но они не слушались и не внимали Мне, говорит Господь.»
Книга пророка Захарии 1:4
1
Черный автомобиль не остановился, в который раз проехав по участку улицы, еще недавно забрызганному прилипшей кровью и бензином. Проезжая, водитель лишь бросил короткий взгляд на место происшествия, прикусив язык от нахлынувших чувств.
Следствие закончилось и подонок, коим его считали все осведомленные о трагедии, этот водитель грузовика должен был попасть под суд в скором времени. Никаких трудностей по раскрытию дела у офицера Брайана Дугласа не было, произошедшее виделось как на ладони благодаря очевидным доказательствам. Это успешно закрытое дело он пересказывал за последнее время не раз, иногда меняя слова местами, но оставляя каркас уже отчеканенной истории:
«Водитель транспортной компании «Мастерс и Ко» Брюс Фишер был пьян перед выездом на маршрут. Относясь безразлично к возможным последствиям, он сел за руль грузовика. Элизабет Стивенсон, девушка двадцати пяти лет, переходила дорогу у дома по адресу Эвергрин 22, слушая музыку в наушниках. Не ожидая каких-либо столкновений, переходя улицу в положенном месте и на зеленый свет светофора, она не услышала гул приближающегося грузовика, который сбил ее и врезался в стоящие рядом машины. После удара произошла утечка топлива и возгорание. Девушка находится в крайне тяжелом состоянии. Оперативные действия полиции города, медицинской службы и пожарных смогли предотвратить еще большие последствия этого инцидента.»
Черный автомобиль подъехал к городской больнице и остановился на месте для инвалидов. Из него вышел презентабельного вида высокий мужчина, чьи морщины на лице из слабо заметных стали грубыми и наработанными за последние недели. После прохождения регистрации, он поднялся на третий этаж и распахнул дверь одного из кабинетов.
– Мистер Стивенсон. – не поднимая головы отрывисто произнес доктор Джон Хинкли, залитый светом из окна и мирно заполняющий какую-то медицинскую бумагу. – Присаживайтесь.
Отодвинув свой не заполненный до конца документ, он вынул из ящика стола толстую папку, из которой небрежно торчали бумаги разного цвета.
– Я надеюсь вы скажете мне что-то хорошее. Я уже не могу слушать плохих новостей. – возвращая дыхание в норму сказал Стивенсон.
Врач едко улыбнулся из-под своих сероватых от возраста усов и открыл папку, после чего с изрядным профессионализмом долистал до нужной ему страницы.
– Ваша дочь сильная девушка. Мы сделали все, что могли. Вы помните в каком состоянии она была, когда попала к нам. – кивая отштудировал доктор.
Мужчина напротив него почти оскорбился этими словами. Кому как не ему помнить тело дочери, поломанное словно старая кукла и обожженное до красного мяса, будто с такой куклой играло не одно поколение избалованных и глупых детей. Стивенсон учился в плохой школе, дрался со всеми подряд в детстве, служил в армии, сам тяжело болел. Чего только плохого он не вспоминал за свою жизнь. Но ничего хуже этого не было. Все последние недели словно горел он сам, горел непрерывно, днями и ночами. По утрам, выходя из дома и наблюдая за восходом солнца, он чувствовал себя куском мяса, помещенным в духовку, из которой не мог выбраться, как бы сильно он не стучал по стеклу. Солнце сжигало его своей отстраненностью и спокойствием. «Оно тысячу раз поднимется и уйдет, когда она умрет. Когда я умру. И после этого еще миллионы раз. Что ему до таких, как мы.» – думал он, нащупывая ключи от машины в утренних лучах. Не было никаких иллюзий на счет того, что пожар этого горя можно залить алкоголем, но рука сама тянулась к бутылке почти каждый день, так же, как и губы его уже не могли без жара сигареты.
На следующий день после происшествия он долго вращал барабан револьвера, который хранил в своем домашнем столе. Сначала он хотел выпустить все шесть пуль в водителя грузовика, который счел возможным убить солнце его жизни и теперь прохлаждается в изоляторе. В его голове мелькали яркие картинки, обрисовывавшие проникновение в изолятор, расталкивание всех полицейских, которые станут на пути. Следующие картинки показывали ему глаза этого чудовища, которые через секунду нашпиговывались содержимым барабана револьвера. Однако вскоре эти картинки сменялись другими, где для избавления от уничтожающей боли ему нужна была лишь одна пуля. Такой роскоши он не мог себе позволить, ведь в его жизни были еще увесистые жизненные успехи, которые он, как человек гордый, не собирался списывать со счетов, не говоря уже об остальных членах семьи, его жене и сыне. И Лиззи.
Он все еще надеялся, хотя врачи отговаривали его от этого вредного занятия. Много раз он сравнивал свою позолоченную карьеру и позже свою компанию с тем, чего он добился в так называемой личной жизни. Сравнения эти были то в одну пользу, то в другую, то сейчас чаша весов до того накренилась, что с грохотом оторвалась.
– У меня для вас две новости, мистер Стивенсон. Хорошая и плохая. С какой начать? – продолжал Хинкли.
– С хорошей. – сказал Стивенсон и приготовился ко всему, чему угодно, сложив кисти в замок.
– Видите ли, ваша дочь получила сильнейшие повреждения костей, внутренних органов и кожного покрова. Как только она поступила к нам, мы не надеялись на что-либо. Вы помните, что мы вам заявляли. – бегая глазами по столу сказал доктор. – Однако. – остановился он и посмотрел на посетителя. – Однако Элизабет оказалась сильнее наших ожиданий. Сейчас она вышла на плато, ее состояние стабильное. Это была хорошая новость.
Стивенсон невольно поднял уголок губы.
– Что же касается плохой новости… – доктор снова опустил глаза в стол и они забегали, словно изучая его. – … несмотря на то, что сейчас мы уже не бьемся за ее жизнь так, как раньше, она все еще в опасности. Ее организм может отказать в любую минуту, не успев восстановиться, да и однозначного процесса восстановления мы не видим. Может начаться кровотечение в мозг, или не справиться сердце, или отказать легкие, или что-то в этом духе, не буду утомлять вас перечислением всех возможных вариантов, они вам явно ни к чему. Одним словом, гарантий мы дать не можем, здесь уже мы играем на поле господа.
Губы Стивенсона вернулись в обычное положение, он тяжело выдохнул и тоже опустил глаза. Все дальнейшие расспросы доктора ни к чему не привели, вариантов не было. Даже столь лелеемая им возможность материальной помощи лечению дочери оказалась бессмысленной. На вопрос о том, что же ему делать, седоусый врач лишь скупо посоветовал надеяться на лучшее и не терять надежды. Он не мог привести статистики подобных случаев, так как не имел ее ни в своей голове, ни на своем большом белом столе.
После дальнейшего непродолжительного и бессмысленного разговора, Стивенсон вышел из кабинета и, с разрешения врача, направился к палате дочери.
За толстым стеклом на больничной койке лежало тело, полностью замотанное в бинты и частично закупоренное гипсом. Единственными участками тела, которые можно было разглядеть, были глаза и область рта с носом, к которой была присоединена дыхательная маска, трубка от которой уходила в громоздкий аппарат. От тела тянулись и различные датчики через красные и синие провода. Мигающие большие дисплеи, окружавшие тело, казались намного более живыми, чем Лиза.
Стивенсон не в первый раз видел ее такой, но каждое его недолгое дежурство у этого стекла навевало боль, с которой, как он понимал, даже в очень далекое сравнение не идет боль той, на которую он смотрит. Глаза Лизы были закрыты, ни разу отец не видел их открытыми с момента аварии. Он помнил какими красивыми они были еще в то утро.
Спросив выходившую из палаты медсестру о состоянии Элизабет и получив ответ, аналогичный ответу доктора, он еще раз взглянул через стекло и направился к выходу.
Идя к машине, он думал о том, что все его возможности ничего не стоят, он беспомощен, как и его дочь. Сев в машину и минуту посидев непрерывно смотря на чистую белую стену больницы, он поехал в свой дом номер девять на улице Сент-Джон.
– Я схожу в воскресение в церковь, Дэвид. И тебе советую наконец поехать со мной. Что нам еще остается? – кусая губу сказала мать Лизы, присаживаясь на стул после изнурительного выдавливания каши в миску их болонки Фрутти, которая стояла в дальнем конце кухни и без аппетита смотрела на происходящее.
Стивенсон молчал. Он рассказал ей все, что знал на сегодняшний момент о состоянии дочери. Сложив руки и опершись спиной на кухонную раковину, он, как и Линда, смотрел в пол.
Будучи религиозным человеком, Линда сразу обращалась к богу с молитвами в своей голове, что делала и сейчас. Дэвид не был большим приверженцем церкви, однако, как человек, выросший в католической семье, принимал бытие бога. Но, скорее искусственно и по инерции. Чем больше усилий он предпринимал в жизни и чем чаще они приносили свои плоды, тем менее он верил в то, что господь ведет его руку или руки окружающих. Он все больше казался ему смотрителем зоопарка, который медленно перетекает в кладбище и обратно.
– Что-то случилось? – аккуратно спросил зашедший на кухню Джимми.
– Сестре лучше. – холодно ответил Дэвид, вытянув губы. – Но еще не настолько, чтобы она вернулась.
Джим не был из глупых сорванцов, которые бегали вокруг школы и кидались в окна камнями. В свои четырнадцать лет он полностью понимал происходящее и чуял, слово гончий пес, аромат недосказанности в голосе отца. При этом, понимая, что расспросы не продуктивны, как было всегда, он повернул назад и поднялся в свою комнату на втором этаже дома, где его настиг усталый вопрос матери о его желании поесть.
Стивенсон вышел на крыльцо дома и закурил последнюю сигарету. Дым разошелся по телу и мягко обволок его голову, смягчая полет мысли. «Видимо смысл поехать на воскресную службу в этот раз действительно есть.» – подумал он и с интересом посмотрел на тление табака.
Служба закончилась, и прихожане тихо стали расходиться по домам, вставая с грубых и крайне неудобных скамеек, своим неудобством отвлекавших от раздумий о высоком. В этот раз Линда, которая слушала службы всегда с большим вниманием, совершенно не упускала ни одного слова пастора Льюиса, который сегодня в начале службы неожиданно сменил тему своих речей с очередной библейской истории на рассказы о сопротивлении тьме. Сегодня его явно что-то взволновало, так как в другие дни он скорее читал лекции в духе академического профессора философии, когда как сегодня он взмывал руками вверх, после чего камнями опускал вниз, раскрывал веером пальцы и вещал о предмете драматично, словно заправский актер провинциального театра. Присутствующие бабушки были под большим впечатлением, как, впрочем, под таким же впечатлением они сидели и через несколько часов перед сериалом о любви.
Дэвид, в отличие от жены, если и приходил когда-то на службы по большой просьбе жены, то никогда особо не вникал в происходящее, лишь рассматривая строение церкви и особенно витражное окно из разноцветных стекол, возвышавшееся за святым отцом. Джим же давно отказался от этой скучной затеи и всегда был или казался очень занятым школьными делами, чтобы пойти с родителями.
Стивенсон сел в машину и принялся ждать жену, которая ворковала со своей подругой, как это обычно делают дамы в возрасте, со вздохами, поддакиваниями и постоянным киванием головой. Гипнотически не сводя глаз с церкви, он размышлял о смысле того, зачем он, его жена, вообще все эти люди ходят сюда. Как его семье помогли походы Линды за этими библейскими сказками? Что дала Линде ее набожность? Этот крест на стене в гостинной спас ее дочь? «Нет.»-отвечал себе Дэвид. К чему тогда все эти высокие башни, зажженные свечи и ролевые игры с вином? «Да-да. Они всегда найдут объяснение, смысл для всего этого.»
Впереди пробежала уличная собака и скрылась в кустах на другом стороне улицы. «А ведь она спокойно обходится без всех этих побрякушек и посмотрите на нее.» Дэвид помассировал себе глаза и полез рукой за пачкой сигарет. Ничего не изменилось, пачка все также была пуста. «И опять чуда не случилось.» – подумал Дэвид.
Линда села в машину с улыбкой на лице. Муж косо посмотрел на такое развитие событий. Он не видел ее улыбающейся с момента трагедии, но теперь мышцы ее лица совершили неожиданные манипуляции словно гром среди ясного неба.
– Что там такое?
– Я не знаю, может не все еще потеряно. Давай домой. – энергично оглядываясь по сторонам ответила Линда, не поворачивая голову на мужа.
Дэвид не стал ее расспрашивать подробнее, потому что ясно понимал, что Линда снова взяла себе в голову очередную глупость и только зальет его ее потоками. Внешне Дэвид был примерным семьянином, но на его браке уже давно выросли сосульки, которые иногда падали ему и супруге на головы.
Следующие несколько дней прошли также, как и все предыдущие. Дэвид вынашивал планы по расширению своего бизнеса и занимался оперативными вопросами. Его среднего размера сеть городских закусочных была беременна новыми возможностями, которые ей давала хорошая прибыль. Нужно было лишь нащупать точку в окружающем пространстве, которую можно расширить до портала в будущее.
Так думал Стивенсон, занимаясь мозговым штурмом в своем кабинете на втором этаже самого большого ресторана компании «Бифферс», каким он старался его величать. Он отвлекался лишь на базовые потребности и на мысли о Лиззи, которые часто сбивали его с продуктивного настроя. Он понимал, что жизнь идет, но балласт, состоящий из мыслей о дочери, сильно замедляет ее ход и делает краски блеклыми. Последние новости из больницы не давали покоя. «Где же тут хорошая новость? Они обе скверные. Ваша дочь можешь умереть в любую минуту. Вот так новость, чем он вообще мог ее перебить?» – думал Дэвид по несколько раз на дню. Его раздраженный мозг использовал сочетание хорошей и плохой новости доктора как мученика, которого нужно пытать, не давая ему погибнуть.
Линда занималась домашними делами, большую часть из которых составляла кулинария и мысли о детях. Так как их у нее было двое, а с Джимом все было в порядке, то все раздумья, когда она переворачивала котлеты и резала помидоры, были заняты одной лишь Лиззи. Она так гордилась ей, возможно больше, чем отец.
Элизабет закончила школу с лучшими отметками, после чего поступила в лучший университет города и штата, где шла по своим же стопам и добивалась таких же успехов, как и в школе. Линда считала, что сделала для дочери все, что могла сделать мать за тот промежуток времени. Теперь же она не может ничего. Это угнетало настолько, что даже добавить закручивающих вкус приправ в блюда она не могла. «Зачем?» – говорило ей подсознание.
Когда же Линда заканчивала с домашними делами, то молилась. Она делала это с погружением в себя, закрытыми глазами и перед большим окрашенным под золото крестом на стене в гостиной, когда никто не видел. Когда же она переставала молиться, то садилась за компьютер Джима, где все с большим интересом изо дня в день изучала что-то. Это что-то давало ей силы и если не возвращало улыбку, то не позволяло депрессии добиться своего.
Джим с облегчением принимал в свою жизнь пришедшие летние каникулы. Его день делился на прогулки с друзьями, посиделки за компьютером и просмотр старых дисков на не менее старом проигрывателе. Коробку с коллекцией кино извлек из подвала отец, наводивший порядок. Джим не был из тех детей, которые при увеличении своего возраста становятся все более горячими и впиваются в жизнь клыками как в кусок жареного стейка. Он становился все тише и смиреннее перед надвигающейся взрослой жизнью и считал это полезной тенденцией, понимая, что чем раньше включить мозг, тем дольше и успешнее он проработает. Его постепенное отдаление от широкого круга ровесников и замыкание в очень узком постепенно давало свои плоды. Все больше он заглядывал в себя и все меньше видел глубины в других, осознавая, что должен сохранить это чувство на будущее. Он любил Лиззи стандартной суховатой любовью младшего брата, но трагедия взбаламутила его, особенно, когда он увидел сестру в палате. Мысли самого различного толка стали посещать его голову на волне испытанных эмоций. «А если она умрет? А если бы я так умер как она? Почему все так?» Как шарики ртути эти мысли оседали на его мире и издавали неприятный или скорее непонятный для юного ума запах. Фильмы ужасов, стопка которых шла дальше в коробке с дисками, лишь подливали масла в огонь.
Фрутти валялась на полу или многозначительно смотрела в окно, запрыгнув на подоконник через приставленную специально для этого табуретку. Так и проходили ее дни, наполненные вынужденным поеданием каши, избыточным сном и регулярным справлением нужды на лужайке. Кроме ощущения любви домочадцев, которое вызывалось ее маленькими размерами и почти всегда ангельским поведением, не свойственным собачкам такого рода, ей ничего не нужно было от жизни.
Элизабет же лежала в больнице и не приходила в сознание. Доктор Хинкли с каждым днем реже останавливался перед ее медсестрой, чтобы узнать о состоянии девушки, а вскоре и поставил клеймо на пациентке, идентифицировав ее как зря занимающую больничное место. Он давно приспособился к смыванию эмоциональных мыслей стопроцентным раствором холодных административных соображений. Будь это его первый пациент в таком состоянии, он бы и после работы перерывал интернет в поисках врачебной практики и хитрых советов работникам сферы здоровья. Сейчас же, благополучно пережив долгие годы однообразных сменяющих друг друга картин, он наливал себе после работы и отключался от происходящего без грамма обременяющих мыслей.
Все бы так и продолжалось и закончилось бы сменой жизни на смерть, как листья меняют форму бытия в разгар осени, и все бы приняли случившееся. Но Линда уже нашла выход.
2
– Не понимаю смысла все этого. Думаешь мне делать нечего? – сокрушался Дэвид, идя под руку с женой, которая сегодня особо его раздражала.
– Хватит ворчать! Ну как старик, честное слово. – отвечала Линда, которая тоже давно не испытывала особо теплых чувств к мужу.
Дорога полная недовольных вопросов, на которые не были получены ответы, наконец закончилась, и пара остановилась у дома на окраине одной из улиц, залитых светом вечерних фонарей. Линда постучала в дверь, после чего замок захрустел, и напротив них оказалась худая бледная женщина еще не солидного, но уже и не игривого возраста. Она поправила свои длинные прямые черные волосы и осмотрела посетителей.
– Миссис Стивенсон?
– Да, здравствуйте.
– Проходите.
Хозяйка дома расположила пару на креслах в большой гостиной с очень классического постаревшего вида зелеными обоями и не менее постаревшего вида деревянным или сделанным под дерево полом и села напротив них. Рядом ярко горел камин, озвучивая дом потрескиванием дров. Полки, шкафчики и прочие места для безделушек в комнате были использованы по назначению. На комоде в ряд были выстроены какие-то коричневые, словно из глины, статуэтки воинов-индейцев. Одни из них замахивались копьями, другие натягивали тетиву лука, третьи просто стояли в горделивой позе. В шкафчике со стеклянными дверцами выстроились на полках маски, сразу привлекшие к себе внимание посетителей дома. Одни из них напоминали маски бразильских карнавалов, другие венецианских щеголей, третьи вызывали ассоциации с чем-то из массовой культуры. Камин держал на себе два блюдца по бокам и большую расписную тарелку посередине на специальных подставках. Было очевидно, что обеденные тарелки никто бы так не выставлял, из-за чего сразу следовал вывод о том, что посуда эта была необычного толка, каковой и являлась на самом деле. Картины, висевшие на стенах по всей комнате, тоже явно выполняли функцию внушения чего-то неординарного, как например картина, изображавшая черный заснеженный лес с горящими из его тьмы глазами или другая, иллюстрировавшая квартет старых девчачьих кукол, одетых в викторианском стиле.
– Мистер Стивенсон, меня зовут Бриджит. Бриджит Майлз. – сказала женщина, манерно кивнув головой Дэвиду.
Он представился в ответ и продолжил бегать глазами по интерьеру, пестрящему разными деталями.
– Ваша жена рассказала вам о чем мы собираемся говорить?
Линда ответила отрицательно и бросила на мужа взгляд человека, имеющего отношение к чему-то замечательному. Дэвид вернул глаза в направлении Бриджит и нахмурился.
– Мистер Стивенсон, я знаю о вашей трагедии. – начала женщина. – И я знаю о том, что говорят врачи. Мне очень жаль.
– Спасибо. Мы за этим пришли? – все также недовольно отреагировал Дэвид.
– Нет. Вы пришли за тем, чтобы решить вашу проблему, когда решения нет. И я могу вам в этом помочь. – начала Бриджит бархатным голосом, словно психолог.
– Как? Вы какой-то целитель-отшельник? Если да, то давайте не будем тратить времени на рассказы о травах.
Бриджит ухмыльнулась снисходительной улыбкой. Ее бесцветное лицо затемнялось, так как она сидела спиной к огню, что делало ее вид немного жутким.
– Отшельники ведь не встречаются с людьми, мистер Стивенсон. Дело в другом. Ваша дочь в опасности. Как сказала Линда… Могу же я вас так называть? – обратилась Бриджит к супруге недовольного гостя, на что сразу получила одобрительный кивок. – Как сказала Линда, организм вашей дочери может отказать в любую минуту, не справившись с ситуацией. Однако, выход для вас есть. Что вы слышали о духах, мистер Стивенсон?
– Я смотрел “Охотников за привидениями”. – с грубым налетом ответил Дэвид.
– Это правда, но кинематограф нового света груб. Он достает из вещей нужное ему, закрывая глаза на остальное. Духи действительно могут доставлять людям проблемы, когда у них самих есть нерешенные проблемы. Но при этом, – она взмахнула в воздухе пальцем. – они могут помогать. Особенно, когда у них нет другого выхода. Дело в том, мистер Стивенсон, что духи обладают способностью вселяться в людей, а вселившись, им не выгодно терять своего носителя. Понимаете к чему я?
Пафосная манера речи хозяйки дома подкупала Линду и раздражала Дэвида.
– Нет. Пока что это очень интересно, но не очень интересно.
– Мы можем вселить в вашу дочь духа. – твердо сказала она, сжав ладонь в кулак. – Он не даст ее организму ослабнуть. Даже более того. Он сможет восстановить ее своей силой, которой нет у врачей. Я лично видела, как человек, сердце которому прострелили из пистолета, не упал, а пошел дальше без малейшего крика, когда внутри него сидел дух. Они могут делать такие вещи, о которых обычные люди даже не могут помыслить. – Выпалила она, словно ведя военную пропаганду через мегафон.
Дэвид приоткрыл рот и свел брови. Его подсознание уже прикинуло сколько ему сейчас потребуется времени на то, чтобы огорченно доехать домой, успеть принять душ и почитать новости перед сном. Происходящее казалось ему очередной глупостью жены, которая сидит дома и извлекает из домашней тишины бредовые идеи типа той, которая привела их сюда.
– Чего? – сказал он в раздраженным недоумении в сторону Бриджит. – Что за бред, куда мы пришли?! – недовольным тоном рявкнул Дэвид в сторону жены.
– Дорогой, это правда, я все изучила, мы поговорили с мисс Майлз, все так, Шерил мне об этом рассказала, ее знакомый сталкивался с подобным, я…
Шерил была закадычной подругой Линды и, по мнению мужа, негативно действовала на нее. Проще говоря, отупляла.
– То есть вы утверждаете, – перебил ее Дэвид и снова повернулся к Бриджит. – что вы вселите какого-то призрака в тело моей умирающей дочери, и он ее спасет от смерти? Вылечит ее? Вы вообще слышите, что вы говорите? Что за бред?! Вы наверно еще хотите за это чемодан долларов?!
– Мистер Стивенсон. – томным серьезным голосом продолжила Бриджит. – Подумайте, есть ли другой шанс? Я не проходимка с улицы, я знаю о чем говорю. Мы предложим духу условия, от которых ему как минимум глупо будет отказываться. Это будет сделка. Он ставит на ноги вашу дочь и не дает ей умереть. Сам же получает упокоение, которое я обеспечу. Плюс мы поставим ему все условия по безопасности. И не нужен мне ваш чемодан.
– Может вы еще марсиан привлечете? Моя дочь поправится, мне не нужны какие-то фокусы с какими-то духами. Я знаю вашего брата, это просто хитроумный способ содрать денег с такого человека, как я.
Дэвид встал и поднял за руку жену, скомандовав отбытие домой. Безрезультативные уговоры и объяснения покрасневшей перед чужим человеком Линды не действовали, а странное и явно намекавшее на мошенничество предложение Бриджит спуститься в подвал и на что-то посмотреть, не заинтересовало его. Грубо и упорно он вытащил за руку жену из дома, натужно попрощался с мисс Майлз и затолкал супругу в машину.
– Боже, Дэвид, что ты предлагаешь еще делать? – смакуя выступающие слезы глазами кричала Линда. – Ты купишь ей таблеток или скажешь докторам работать лучше, потому что ты большой дядька? Что, Дэвид?!
Но Дэвид уже заводил машину и после приветственного рева мотора поехал в сторону дома, испустив глубокий выдох. Бриджит смотрела на происходящее через окно подняв бровь. Она ожидала нечто подобного. Так иногда бывало. Подойдя к лестнице в подвал, она посмотрела на дверь, находившуюся внизу. «Можешь пока спать.» – сказала она.
Дэвид ехал по ночным улицам и вспоминал сюжеты из телевизора и видео из интернета, где всевозможных гадалок, медиумов, некромантов и прочую бандитскую сволочь выводили на чистую воду. Он никогда не верил во все эти дела и как человек бизнеса понимал, что его коллеги могут принимать разные формы, в том числе и такие. Нет ничего ужасного, что эта женщина пытается зарабатывать на таких глупых дамочках, как его жена, которые от постоянного сидения дома начинают гнать дурь. У них хватало денег на то, чтобы Линда могла не работать, но за последний год уже несколько ее выходок на почве высосанных из пальца проблем и неимоверно глупых решений начинали его накалять. Мужской долг обеспечения семьи добросовестно исполнялся, пока его дело работало и приносило свои деньги. Если бы Линда пошла работать, то она бы не делала ему мозги подобной чепухой и не тратила его время, но это был бы удар по самомнению, ведь их уровень жизни, получается, скатился, а этого допустить нельзя. Эти размышления не сбивались сейчас ни огоньком недостаточности бензина в баке, ни криками и уговорами Линды, чей шум стал фоном.
«Она поправится.» – думал он, смотря на фонари. – «За ней смотрит один из лучших врачей больницы, да и больница то главная в городе. Короче, пора бы уже и спать, глупый день.»
Они доехали до дома и Дэвид, приложив психологические и физические усилия, смог заставить жену успокоиться и лечь спать, вскоре присоединившись к ней.
Джим слышал крики и недовольство матери, но, привыкнув к изоляции от семейных дел, в которую его посадили с первого разумного возраста, он не придал происходящему большое значение. Они снова ссорились. Она, сидящая дома и постоянно придумывающая что-то, особенно то, чего нет. Он, грубый и занятый зарабатыванием денег, а не происходящим в головах членов своей семьи, при этом считающий, что его любви хватает всем. Для Джима было очевидно, что и ситуация с Лизой была в голове отца не такой, какой он представлял ее окружающим. По версии мальчика, в голове Дэвида сеста – выбывший из строя член отряда, за которым этот генерал должен был следить. Генерал проморгал. Генерал допустил просчет. Генерал пытается решить проблему муштрой и оптимизмом. Для Джима было все понятно.
Сейчас он смотрел очередной фильм из своей коллекции. Рядом лежала Фрутти и в полудреме слушала крики мамы и папы. Сначала она побежала к двери, когда услышала от своего братика, каким считала Джима, о том, что приехали родители. Но прочитав по лицу Джима о том, что они явно в скверном настроении, ее огонек радости поугас. Громкая перепалка за дверью, пока Дэвид искал ключи, дала понять болонке, что дело дрянь, и она сама сейчас может получить от горячей руки. Фрутти неспешно и опустив голову поплелась к креслу Джима, в которое он уже сел назад, полностью разделив мысли с собакой.
Фильм на экране телевизора повествовал об убийцах, которые охотились за мирно прогуливающимися в парке людьми. Связанные какой-то мистической связью, они нападали из ниоткуда и уходили после своей кровавой жатвы в никуда. Фильм был страшный из-за обилия напряженных сцен и резко прорывавшихся громких звуков после долгой тишины, не говоря уже о жутком виде самих маньяков. Джим то и дело выключал звук телевизора, когда понимал, что сейчас будет пугалка. Ему было не по себе ходить за соком на кухню в доме, где был только он и Фрутти, которая явно не могла дать отпор маньяку, разве что до смерти его рассмешить своей маленькостью и милостью. Джим любил такое кино и эффект, которое оно давало, несмотря на явный дискомфорт от страха в собственном доме. Он был доволен собой, что пока его друзья Эдди, Клайв и Рик, бегают по заброшенным зданиям и каким-нибудь помойкам, раздирая себе ноги и очевидно глупеют, пока он приобщается к искусству и очевидно умнеет.
Сразу после начала титров, он полез в коробку с дисками и стал перебирать их один за одним в надежде найти вторую часть. Но ее не было. «Видимо, прошлый владелец дисков не сильно впечатлился и решил не досматривать историю.» – подумал он. Джиму же очень понравилось. Пугаться для него было редким актом, да и ужасов он не особо много в своей жизни посмотрел. Кино так его напугало, что ему захотелось еще. Он объяснял себе это высокой художественной планкой режиссера, которая была соблюдена и принесла наслаждение в его тонкую душу. Но на самом деле, его серая жизнь просто раскрашивалась происходящим на экране, пусть и в черный цвет. Эмоция страха была пока единственной гостьей в его жизни за последнее время. Пусть она кололась, но она кололась обжигающе приятно. Фрутти же не оценила фильм по причине сна.
3
Прошло две недели. Две недели обычной и ничем не примечательной жизни. Но это время должно было закончиться. И оно закончилось.
Джим проводил время за своей коллекцией дисков, приобщаясь к фильмам мастеров розлива Нолана и Спилберга, а также всевозможных мелких режиссеров, снимавших второсортные и третьесортные, но вполне смотрибельные картины. Мелодрама «Два сердца», которую он поставил в неведении, была выключена после тридцати минут просмотра. Джим не мог досматривать эту тошнотворную по своей сладости и глупости историю. Взгляд его невольно падал с экрана толстого телевизора на коробку с фильмами. В какой-то момент он поддался искушению и полез в нее в поисках очередного ужастика, коих в коробке было меньшинство. Но ничего очевидно интересного он не нашел. Игла желания чего-то интересного ввела свое содержимое в его кровь. Было скучно. В какой-то момент Джим пошел в подвал для того, чтобы попытать счастья в поисках новых залежавшихся дисков или просто чего-либо столь же занятного.
