Время

Максим аккуратно выглянул в открытое окошко туалета, и смотрел на площадку перед входом в травмпункт, где стоял их синий рафик. Неподалёку от машины разговаривали: шофер Володя, начальник лагеря и медсестра Люба. Вернее было бы сказать, что разговаривал один Володя, а Аркадий Матвеевич, лишь поддерживал разговор, вставляя иногда короткие замечания. Медсестра же и вовсе молчала. Казалось, что Люба не совсем понимает, почему она здесь находится. У неё был Максимов чемодан, который она зачем-то держала в руках и несмотря на предложения начальника лагеря, отказывалась положить в машину или хотя бы поставить на землю.

– Да чего ты его в руках-то держишь? – не переставал удивляться Володя. – Кинь в машину.

Он прикурил очередную сигарету и с удовольствием пускал колечки из дыма.

– Действительно, Люба, поставьте его на землю. – поддержал шофера, Аркадий Матвеевич. – Зачем вы его с собой привезли?

– Зачем она вообще приехала, не понимаю. – добавил от себя Володя. – Это же надо, семь километров пешком отшагать. И для чего? – он ещё раз пустил кольцо дыма и с удовольствием наблюдал за ним. А начальник лагеря, напротив, смотрел только на медсестру.

– Вы так волновались за Максима? – поинтересовался он. Глядя на Любу с каким-то особенным вниманием.

"Она же заметит!" – вертелось в голове у Максима, наблюдающего всю эту сцену из окна. – "Она поймет, что мы все знаем!"

Но его учителя, это почему-то не беспокоило. Он пытался вывести медсестру на разговор заходя то с одной, то с другой стороны.

– Нам, наверное, не стоило уезжать без вас? Но вы так сладко спали, что я не решился вас разбудить.

"Спала? Что он такое говорит?" – недоумевал Максим: – "Её же убили! Она не может этого не знать!"

Но Люба не знала. Она терла складку между бровей, растерянно смотрела по сторонам, но никак не могла объяснить самой себе, что же с ней происходит и зачем она тащилась семь километров по пыльной дороге с чемоданом в руках.

– Я не знаю. – сказала она, наконец. – Пионервожатые тоже спросили, зачем. Не хотели отдавать чемодан. Я сказала, что начальник пионерлагеря приказал.

В глазах у неё появилось, какое-то равнодушие. Ей было абсолютно наплевать что о ней думают, и самой не хотелось искать никакого объяснения своим поступкам.

– Пионервожатые? Это Вика с Наташкой что ли? – изумился Володя. – Чегой – то ты их так официально? Вы ж вроде подруги с Викой. Поссорились что ли?

– Конечно, Люба. Вы все сделали правильно. Ну, мало ли, придётся сейчас Максима в больницу в Москву везти, чемодан заодно прихватим, родителям его отдадим. Вы не выспались. Может вам отдохнуть в машине? – предложил Аркадий Матвеевич.

И Люба, не говоря ни слова, развернулась и пошла к рафику.

– Странная она какая-то, Аркадий Матвеевич. Как не в себе – заметил Володя.

Но начальник лагеря уже не слушал его, он рванул ко входу в медпункт, а озадаченный Володя, недоумённо покачал головой и закурил следующую сигарету.

Аркадий Матвеевич же зашёл медпункт и не делая остановки, направился прямо к рентген кабинету и через несколько секунд вышел оттуда, держа в руках ещё мокрый снимок. Потом он взял с подоконника забытую кем-то газету и аккуратно вложил снимок в эту газету. Проделав эти странные манипуляции, начальник лагеря направился в туалет к спрятавшемуся там Максиму.

– Идём, – сказал он ему, и помог слезть с подоконника. – Я отведу тебя на рентген. Когда тебе сделают снимок, возвращайся назад в туалет и жди меня. Можешь спрятаться в кабинке, чтобы вопросов не задавали.

Уже в кабинете, когда Максим забрался на специальную кушетку и приготовился к тому что его ногу будут фотографировать, а врач всё искала потерянный снимок, который в коридоре ждала бабушка с внуком, начальник лагеря тихонечко сунул ему в руки какое-то письмо и тихо сказал.

–Возьми. Прочтёшь после. Отдаю сейчас, потому что потом, могу забыть.

И так же стремительно вышел.

Когда женщина-рентгенолог, сказала, что можно уже двигаться и разрешила Максиму слезть, делать это ему пришлось уже самому. Он докывалял до коридора и пошел в туалет ждать Аркадия Матвеевича. В кабинке сидеть ему было неинтересно и кряхтя, он снова взобрался на подоконник, чтобы наблюдать за тем, что происходило перед входом. Там на небольшой площадке, уже стояла машина скорой помощи, чтобы везти настоящего Кирилла и его бабушку в больницу.

– Володя, – услышал Максим голос Аркадия Матвеевича. – У тебя сигареты не найдется? Что-то курить захотелось.

– Вы же не курите. – весело отозвался водитель.

– Ну иногда -то. Смотрю на тебя и завидую – вкусно ты так это делаешь. Я бросил давно, но порой тянет.

– Вот, Аркадий Матвеевич, а я говорил, что бывших курильщиков не бывает.

Володя похлопал себя по карманам и протянул пачку начальнику лагеря.

– Нет, Володь, не возьму – последняя у тебя.

– Я вас умоляю. Сейчас ещё купим, по дороге. Там магазин перед поворотом, приторможу и куплю себе пару пачек.

– А мы не в лагерь едем.

– Как? – удивился шофер.

– Сейчас Максима в больницу на скорой повезут. Перелом у него. Надо будет за ним ехать с чемоданом. Я матери позвонил, там её будем дожидаться. Так что лучше сейчас иди за сигаретами, а то это надолго.

– Ох елки! Как же он со сломанной ногой ходил-то? Бедный парень. А нам зачем? Из-за чемодана, что ли? Значит правильно его Люба притащила. – он обернулся к машине – Ты знала что у него перелом? – он покачал головой глядя на медсестру – Надо тебе на врача идти учиться. У тебя глаза, как рентген. – и он заулыбался, довольный собственной шуткой.

Но медсестра не улыбнулась в ответ. Она, казалось, совсем разучилась это делать. Максиму было её плохо видно через небольшую щелку открытого окна, но он пытался себе представить, что должен чувствовать человек у которого украли прошлое.

– Володя, – прервал шофера Аркадий Матвеевич. – Ты поторопись. Дело не в чемодане. Кто-то должен из работников пионер лагеря в больнице быть, потому что он пока под нашей ответственностью. Я в скорой поеду, а вы на рафике за нами.

– Так пусть Люба едет в скорой, она же медицинский работник.

– Она не выспалась, по-моему. – Аркадий Матвеевич заговорил тише. – Сам же видишь, какая она. – водитель согласно закивал головой. – И потом, там своя медсестра будет, а они не любят, когда в их епархию со стороны человек влезает. Так ты пойдёшь сейчас за сигаретами?

– Да, Аркадий Матвеевич, сейчас сбегаю. Вы берите тогда последнюю, а я всё равно куплю.

– Володя. – начальник лагеря позвал уже уходящего шофера. – Как вернёшься, сразу заводи машину и за скорой.

Спина ушедшего водителя скрылась за углом здания и начальник лагеря подошел к открытому окну рафика. В окне видна была голова медсестры Любы.

– Ты как? – спросил её Аркадий Матвеевич?

Та, имела вид растерянный и встревоженный. Максиму с его наблюдательного пункта, казалось, что она как будто борется с собой: хочет что-то сказать но не знает что, готова махнуть на все рукой и уйти, но некая сила заставляет оставаться на месте. Нечто похожее Максим видел, когда старшего пионервожатого уговорили принять участие в самодеятельном спектакле. Уже немолодого человека вытащили на сцену, не объяснив ни смысла происходящего, ни кого он должен играть. Текст ему подсказывали из-за сцены, а он растеряно сидел на стуле и беспомощно вертел головой повторяя реплики, не понимая, остаться ли ему сидеть или танцевать вместе с остальными.

Но тогда это было смешно и дети в зале от души хохотали над старшим пионервожатым. А то что он видел сейчас, пугало до дрожи.

– А что происходит? – спросила Люба начальника лагеря. – Где Максим? Я должна ему отдать чемодан. Мне надо быть рядом с ним. – сказала она неуверенно.

– Он сейчас в кабинете врача. Но мы поедем за ним в больницу. – Аркадий Матвеевич достал снимок, который он украл из рентген кабинета, и просунул его в открытое окно машины. – Глянь-ка. Это вот – его перелом.

Из дверей травмпункта вышла бригада скорой помощи а за ними выкатили на кресле-каталке Кирилла, но Люба этого не видела, она пыталась рассмотреть перелом на рентгеновском снимке.

– Аркадий Матвеевич, – сказала она. – Я же не врач, но, по-моему, перелом – есть. Правда это перелом берцовой кости, а я была уверена, что Максим повредил колено.

– Любочка, я тоже не врач, но я подумал, лучше чтобы ты увидела. Мне местный доктор не нравится и я боюсь не напутали ли они чего, вот и решил с тобой посоветоваться.

– Ну, а я-то, что могу сделать?

– Ты посмотри внимательно. У тебя всё-таки образование и опыт: вдруг упустили чего. Я, знаешь, волнуюсь – ответственность ведь на мне. В больницу Максимова мама приедет, станет спрашивать, а я ни сном не духом: сам в жизни ничего никогда не ломал.

Аркадий Матвеевич переместился так, чтобы Люба не могла увидеть, как в скорую залезает бабушка Кирилла и руководит погрузкой внука.

– Ты там в больнице, всё разузнай, спроси что надо. Они со мной разговаривать не станут. А ты всё же медицинский работник, разбираешься в этом.

– А вы, с нами не поедете, Аркадий Матвеевич?

Медсестра сделалась ещё встревоженней и попыталась выйти из машины.

– Люба, – начальник лагеря закрыл собой двери рафика, не давая ей этого сделать. – Не могу я. Его мать сначала в травмпункт заедет. Она же не знает, что его в больницу везут. Я ей звонил ещё до того, как снимок сделали и она переполошилась, сказала, что отпросится с работы и сразу сюда. Мне её тут придётся дожидаться, а уж потом мы вместе с ней в больницу. Ты уж выручай: должен же кто-то с ним в больнице побыть, а то мало ли что. С меня голову снимут.

– Так давайте я с ним в скорой поеду.

Люба сделала ещё одну попытку выйти из машины, но в этот момент скорая помощь тронулась и стала разворачиваться, чтобы выехать с площадки перед травмпунктом.

– Всё Люба – нет времени, они уже уезжают. Вон и Володька бежит.

Водитель действительно уже подошел к машине и недоуменно смотрел на скорую, начальника лагеря и медсестру.

– Володь, чего стоишь? Заводи. Дуйте за скорой, а я мать Максима дождусь и к вам.

И синий рафик заурчав мотором устремился за машиной скорой помощи. Аркадий Матвеевич посмотрел на часы.

Глава десятая

Тех двоих, что вышли на маленькую площадку перед травмпунктом, Максим увидел не сразу. Он сначала почувствовал, какую-то тревогу, но был уверен, что это всё из-за слов начальника лагеря о его матери. Он не вспоминал о ней всё это время но после того. Как Аркадий Матвеевич упомянул о том что она приедет подумал, что встретиться ней ему действительно придётся, а значит надо будет объяснить своё появление и побег из пионерского лагеря. Вот в эти-то секунды, пока Максим прикидывал, что и как он будет объяснять дома, когда заявиться туда хромой и с чемоданом, появились два человека одетые в синие, как у грузчиков, халаты. Один из них был повыше, со светлыми почти белыми волосами, а второй невысокий, черненький с блестящим дипломатом в руках. Под халатами у них виднелись спортивные костюмы. Почувствовал их и начальник лагеря: он медленно поднял голову к небу и как будто бы усмехнулся чему-то.

– Что вам надо? – спросил он не глядя на тех двоих.

– Тот, кого увезли на скорой не пересекал границу: мы проверили. – ответил тот что повыше.

– Какие вы быстрые. – притворно удивился Аркадий Матвеевич.

– Значит это сделал кто-то другой. И там, – продолжил светлый, кивая наверх. – Думают, что это, всё-таки, -ты. Или нет? Скажи нам, кто там был ещё?

Какие же страшные у них были глаза. Максим не сразу понял в чем дело, но потом заметил, что эти двое совсем не моргают. То есть, ни одного раза они не закрыли глаз, ни на одну секунду. Их лица были похожи на маски. Нет, они открывали рот, когда разговаривали, на лбу у одного были морщины, но они стояли так, что солнце светило им в глаза, а они даже не щурились. Светленький смотрел только на начальника лагеря, а второй водил глазами осматривая все вокруг. Видеть Максима он не мог, потому что стёкла в туалете были закрашены, а щёлочка в которую он подсматривал была совсем маленькая и прикрыта ветками дерева. Но всё равно, максим перепугавшись, отпрянул от окна и присел на пол, прижавшись к батарее.

– Что ты хочешь увидеть, Генрих – послышался голос его учителя. – Ты ведь слеп.

– Ошибаешься, – ответил ему второй голос, который, наверное, принадлежал тому, кого Аркадий Матвеевич назвал Генрихом. – Я прекрасно тебя вижу. Вижу тебя, людей, которые тебя окружают, и ещё я вижу результат своей работы. Мне будет интересно посмотреть в твои глаза, когда в них будет гаснуть свет.

Максим, как бы ему не было страшно, не смог усидеть на кафельном полу и опять прильнул к щёлочке, чтобы видеть, что происходило на улице.

Двое человек стремительно бросились к начальнику лагеря, стараясь зайти с разных сторон. Он двигался гораздо медленнее них, но все равно успевал прикрываться руками, если его пытались ударить, или выставлял кулак именно туда, где окажется лицо противника. Наверное, эти двое были каратистами. Об этом загадочном и эффективном виде борьбы Максим ничего не знал, но слышал от ребят, что каратисты умеют ломать кирпичи рукой и здорово дерутся ногами. Их ноги и руки, мелькали с невероятной скоростью, но они ничего не могли поделать с Аркадием Матвеевичем. Наконец, они остановились.

– Это не может продолжаться вечно, правда ведь? – спросил высокий и белый. – Ничего не может продолжаться вечно, и ты это знаешь лучше других.

Охотники разошлись, окружая свою жертву. Они шли по кругу, а начальник лагеря стоял, почти не двигаясь и глядя куда-то вверх. Наконец Генрих, проходя мимо своего дипломата, поднял его на ходу одной рукой и ею же открыл его. Той же рукой он поднял раскрытый чемоданчик на уровень плеча перед собой и разжал руку, а когда тот коснулся земли, в руках у него был маленький автомат.

Кажется Максим хотел закричать, а может это он придумал, но когда Аркадий Матвеевич упал на асфальт, он не издал ни звука. Всё случилось очень обыденно: вот его учитель стоит, а вот он уже падает на землю. И когда из травмпункта, на шум выстрелов, выглянули люди, перед входом стояла белая волга с красным крестом на стекле, рядом курили двое мужчин в белых халатах, а из выхлопной трубы с громкими хлопками вырывалось пламя.

– Да заглуши ты машину. – громко ругался медик с белыми волосами, водителю.

– Он её потом не заведёт. – отвечал ему его коллега с чёрным дипломатом. И обернувшись на выглянувшего из дверей врача и стоящую сзади медсестру спросил. – Я извиняюсь, коллеги, а где 27 больница?

И так же спокойно, эти двое сели в машину, и так же спокойно уехали. А на асфальте осталось только масляное пятно, присыпанное песком. А может это и не масло, но кто будет разбираться?

"Охотники и в самом деле очень быстрые" – отстранённо думал Максим, наблюдая. Как быстро они подняли тело и погрузили его в подъехавшую машину: "Но не всесильные. И их хозяева тоже"

Нога очень болела. Сильнее чем вчера. Находясь в травмпункте, он даже и не подумал пойти и пожаловаться врачу, или хотя бы поинтересоваться, что видно на его рентгеновском снимке. Он вышел на улицу и присел на скамейку, глядя на место смерти своего учителя.

– Максим! – услышал он голос Вики. – Где все? Почему ты один?

– Вика, – сказал Максим еле слышно. – Отвези меня домой.

Уже сидя в электричке, он вспомнил про письмо. Вика всё говорила, говорила… Про Любу, про Аркадия Матвеевича, про его больную ногу, а Максим все сжимал в руках листок вырванный из тетрадки и никак не хотел его прочесть. Наконец он развернул листок и с трудом разбирая мелкий убористый почерк начальника лагеря начал читать.

"Дорогой Максим, я пишу это письмо, зная, что не успею с тобой попрощаться, поэтому делаю это сейчас: До свидания! Я верю, что всё заканчивается не так, как мы себе представляем и ты должен знать об этом. Мне жаль, что тебе пришлось столько пережить, и, если бы я мог я бы подарил тебе другую, красивую и весёлую историю, но эта история родилась раньше меня и я не могу переписать её. Помнишь часовой механизм, который ты когда-то взял в руки? Скажи Вике, чтобы она отдала его тебе. Это не просто игрушка: пока он оживает от твоих прикосновений, значит, что время твоё не кончилось. Помни об этом и не вешай носа.

Твой друг, Аркадий Матвеевич.

P.S. Да, вот что забыл, а это самое главное. Я очень виноват перед тобой. Перед тобой, Викой и особенно Любой. Я не успел, значит тебе придётся помогать им. Прости."

– Представляешь, – Вика всё еще продолжала говорить. – Сегодня приезжает новый начальник лагеря, собирает нас и говорит, что Аркадий Матвеевич, ещё несколько дней назад написал заявление по собственному желанию.

– Вика, – Максим поднял на неё глаза. – Он мне ничего не оставлял?

– Да, конечно… – пионервожатая запнулась на полуслове и растерянно полезла в сумку. – Вот, десять раз напомнил, чтобы я не забыла. А я… – она отвернула лицо и наверное заплакала.

– Не плачь. – Максим погладил Вику по руке. – Я … Постараюсь.

,