Рассказы

Максим Плотник

Рассказы

Две сестры

Когда я учился в третьем или четвертом классе, недалеко от нашего дома началась стройка. В моих глазах эта стройка выглядела весьма грандиозной, в отличие от тех строек домов, которые я видел до сих пор. Прежде всего, на стройку привезли большое количество черных просмоленных шпал, и очень длинных, и покороче. Обычно дома строили или из не очень толстых древен, или из ракушечника, который в то время привозили откуда-то из-под Одессы, и который был сравнительно дешевым строительным материалом. А тут просмоленные шпалы, причем абсолютно новые, а не бывшие в употреблении. Соседи говорили, что такой дом не один век простоит. Вскоре начал появляться и хозяин будущего дома, человек в железнодорожной форме, среднего телосложения, но невысокого роста, из-за чего он казался весьма кругленьким. Железнодорожная форма буквально обтягивала все его тело. Я думал, что он какой-то большой начальник, раз такой дом строит, но оказалось, что он работает проводником на поездах дальнего следования. Видать эти проводники неплохо зарабатывали.

Стройку закончили за одно лето, причем, кроме дома, еще больной сарай и погреб сделали. Это сколько же денег нужно? Никому из знакомых мне мужиков такое было не по карману. Новый сосед на работе явно греб деньги лопатой. К осени семья переехала жить в новый дом. Нового соседа звали Иваном. У него были еще жена и две дочери. Жена была небольшого роста и немного толстовата, по крайней мере, она была намного толще наших соседок. Как я позже узнал, она работала продавцом в магазине канцтоваров. Дочери были весьма симпатичными девушками, старшая – Нина, на пять лет старше меня, среднего роста, красивая, а младшая – Валя, тоже симпатичная, но небольшого роста, года на два старше меня. Не знаю, где они жили и учились раньше, но, после переезда в новый дом, стали ходить в нашу восьмилетнюю школу №2. Нина любила читать книги и училась без троек. Валя читать вообще не любила, училась, в основном, на тройки, но это ее вполне устраивало, двоек нет, и ладно.

Первый год Иван держался как-то особняком от соседей, он ходил к соседям только при необходимости, и к нему практически никто не ходил. Потом Иван начал заходить к нам на посиделки, ближе познакомился с соседями и отношения с ними у него наладились. Жена его считала соседей не ровней себе, никуда не ходила, и с соседями отношения не поддерживала. Они к ней тоже не обращались. В разговорах между собой они называли ее «ну эта, жена Ивана», поэтому, даже имени ее я не знаю.

На посиделках Иван рассказывал смешные и жуткие истории со своего детства, которое, как и у моего отца, пришлось на суровые тридцатые годы, когда в селе был страшный голод. Вот пара его историй, которые мне запомнились.

Когда Иван был еще совсем маленьким и даже не все буквы выговаривал, к ним в хату пришел милиционер с понятыми, искать самогон. Как в то время, так уже и за моей памяти, самогон искали довольно часто. Как только милиционеру хотелось выпить, а выпить было нечего, он брал с собой двух мужиков, и они шли по хатам искать самогон. Если повезет, то найденный самогон конфисковывали, и потом праздновали свою маленькую победу, пока весь конфискованный самогон не выпивали. За моей памяти таким образом с самогоноварением боролся наш колхозный бригадир Богдан, который был не только членом партии, но и пьяницей. Он тоже, когда хотелось выпить, брал с собой двух мужиков, таких же пьяниц, как и он сам, и приходил к нашей соседке Царихе, которая торговала самогоном. Сама она самогон не гнала, она привозила его откуда-то в резиновых грелках и здесь перепродавала. Мужики этот самогон ругали, говорили, что он резиной пахнет, но все равно покупали и пили. А все из-за заботы о семье, как говорили они, ведь бутылка самогона стоила один рубль, а бутылка самой дешевой водки – два рубля и сорок копеек, разница ощутимая. Так вот, этот Богдан с сотоварищи перерывал у Царихи весь дом: в печке, под печкой, в шкафу, под кроватью, везде искали, и иногда находили. Крик тогда стоял на всю улицу. Цариха свое добро просто так не отдавала и бросалась на обидчиков в драку, нередко до крови расцарапывая им лица, но это их не останавливало, главным в этом деле было добыть самогон. Так вот, такая бригада блюстителей порядка, во главе с милиционером, и пришла в хату, где жил маленький Иван. Родители Ивана только успели выгнать самогон, сам аппарат уже спрятали в закутке под печкой, прикрыв его хворостом, в так называемых «сутычках», которые не просматривались снаружи. А вот десяти литровая бутыль свежевыгнанного самогона стояла еще в хате. Когда отец Ивана видел идущую к ним группу во главе с милиционером, решение он нашел быстро – вылил воду из одного из двух ведер, которые всегда стояли на лавке при входе в любую хату, и вылил в него самогон. Пустую бутыль сполоснул и поставил в чулан. Милиционер искал самогон особенно усердно, ведь запах его стоял по всей хате, он явно был где-то рядом, но найти не могли. Спросили у маленького Ивана, где его отец самогонный аппарат прячет, обещая дать конфетку, если расскажет. Ивану конечно же хотелось получить конфетку, и он тут же сообщил, где отец спрятал самогонный аппарат.

– У сутычки под хвоостом, – сказал он милиционеру, имея в виду, что аппарат находится в сутычках под хворостом.

А милиционер подумал, что пацан над ним издевается, сообщая, чтобы искали аппарат «у сучечки под хвостом», отвесил Ивану оплеуху и вышел из хаты. Один из понятых захотел пить, зачерпнул из ведра кружку воды и обалдел, там был самогон, вот он, под самым носом стоял. Он с удовольствием выпил кружку, потом еще одну. Выйдя из хаты сказал товарищу: «Сходи воды попей, здесь вода очень вкусная». И тихонько добавил: «С левого ведра». Когда группа пришла с обыском в следующую хату, оба понятых уже, как говорится, и лыка не вязали, а милиционер не мог понять, когда же они умудрились напиться, ведь все время перед глазами были. Но мужики отца Ивана не выдали.

Запомнилась мне и еще одна история. Отец Ивана решил зарезать поросенка, но делать это нужно было тайно, чтобы не сдавать государству шкуру этого поросенка. По закону, шкуру с поросенка нужно было снять и сдать в местную кооперацию, иначе грозил большой штраф. А что это будет за сало без шкурки, если забитого поросенка перед разделкой не осмалить? Без того неповторимого запаха дымка, идущего от шкуры осмаленного поросенка, это уже не сало. Кто его будет есть такое? Договорились с одним хорошим соседом, что он будет помогать. Зарезали поросенка и затащили его в погреб. Потом из печки набирали в старое дырявое ведро горящие угли, и, прикладывая ведро с углями к шкуре поросенка, кое-как его осмалили. Это конечно не то, что смалить соломой где-нибудь в огороде, но хотя бы так. Нужный запах все равно появился. Разделали тушу поросенка, и, как стемнело, перенесли мясо и сало в чулан. Дальше заниматься с ним уже было некогда, поэтому сложили все на мешковину, разосланную на полу. Нажарили кровянки с салом, выпили и закусили, и сосед ушел домой спать. Отец Ивана, как и полагалось в таких случаях, выделил соседу по хорошему куску сала и мяса, чтобы и у соседей был праздник. В эту ночь отцу Ивана не спалось, в голове крутились тревожные мысли. А вдруг соседи что-нибудь заподозрили? Ведь есть такие специалисты, что могут залезть в чулан так тихо, что лежа в комнате и не услышишь. Лучше эту ночь переночевать в чулане, зимой там конечно холодно будет, но ничего. Как говориться, «береженного бог бережет». Одел тулуп и валенки, взял с собой топор, и пошел спать в чулан. На всякий случай в чулане еще и закрылся изнутри. Ночью проснулся от какого-то шороха, как будто что-то по полу передвигалось. Разглядеть что-то было невозможно, через единственное в чулане маленькое слуховое окошко, расположенное под самым потолком, свет не проникал, хотя ночь и была лунная. Но вот что-то, находящееся за окошком, отклонилось, и в чулан проник лучик лунного света. Стала видна просунутая в окошко длинная проволока, с крюком на конце. Вот опять, чья-то рука взяла эту проволоку и начала шарить ею по полу, пытаясь подцепить крюком кусок сала или мяса. Первым желанием хозяина было отрубить эту руку, но он быстро передумал, за это и посадить могут, да и поросенка он зарезал не совсем законно, тоже проблемы будут. Он тихонько встал, подошел к окошку, и провел острым лезвием топора по этой руке. За окном вскрикнули от неожиданности, и послышался звук упавшего на землю тела. Выходить наружу отец Ивана не рискнул, ведь неизвестно, сколько их там, этих воров. Утром осмотрел место происшествия. Было видно, что под окошком стояла лестница, на снегу были пятна крови, а следы вели на улицу и там терялись. А в обед он увидел соседа, того, который ему помогал. Сосед был с перевязанной правой рукой. Сосед смущаясь объяснял, что руку случайно порезал разбитой бутылкой. Отец Ивана сделал вид, что ему поверил.

А дочери Ивана подрастали. Нина по характеру была в отца, спокойная, трудолюбивая и уравновешенная, вежливая с соседями. Валя была вся в мать – высокомерная, ленивая и несдержанная. Свое мнение всегда считала самым правильным, частенько даже старших пыталась поучать. А еще была очень завистливой, особенно завидовала старшим себя девушкам, у которых парни ушли в армию и писали им оттуда письма. Валя тоже придумывала и рассказывала подругам истории, что ей тоже кто-то там пишет из армии. После окончания школы Нина поступила в институт и уехала учиться в Москву, где позже и вышла замуж за Николая, работающего фотографом в фотоателье. Через некоторое время закончила среднюю школу и Валя, учиться больше не хотела, устроилась работать кондуктором на рейсовом автобусе. И началась у Вали веселая жизнь. От поклонников у нее теперь отбоя не было, каждый день к ней домой приезжали какие-то водители на грузовых машинах, забирали Валю и куда-то уезжали. Как-то мать Вали пригласили в больницу и попросили присмотреть за дочерью, которая за этот год уже третий аборт сделала, так недолго и бесплодной остаться. Было ли это для матери новостью, я не знаю, но ее отец был в шоке. После серьезного разговора с отцом, Валя переехала жить в город, где тоже работала кондуктором на городских автобусах.

А на старости лет Иван остался в доме один, его жена умерла лет десять назад, а дочери разъехались. Валя к нему не приезжала, несмотря на то, что до города не так уж и далеко. Нина из Москвы приезжала каждый год, и предлагала отцу переезжать к ней, но отец не соглашался. Тогда она предложила ему хотя бы огород не обрабатывать, тяжело ведь уже, они с мужем ему и картошку купят, и все остальное из овощей провезут. Но Иван и на это не согласился.

– А люди то, что скажут? Что Иван в конец разленился? – говорил он дочери.

И трудился Иван на своем огороде до последнего, пока не перестал ходить. Только тогда он согласился переехать к Нине в Москву. Дом решили продать и деньги разделить между сестрами поровну. На сделку по продаже дома приехала в село и Валя. Дом продали, деньги разделили, и обе сестры остались последнюю ночь переночевать в родительском доме, а уже утром передать ключи новым хозяевам. Валя уснула сразу, и при этом даже громко храпела, а Нине не спалось. Она тихонько оделась и вышла из дома. Постояла во дворе, побродила по саду, прощаясь и с домом, и с садом, с деревьями, которые когда-то помогала сажать отцу. Она думала, что неправильно они деньги поделили. У нее ведь в Москве своя трех комнатная квартира, а у Вали своего угла до сих пор нет, они с мужем в городе снимают квартиру, им ведь деньги нужнее. Решила, что утром половину своей доли она отдаст Вале. После этого принятого решения она вернулась в дом и спокойно уснула. А утром чуть было не проспала Валин отъезд. Валя поднялась ни свет, ни заря, и уже собиралась уходить, чтобы успеть на первый автобус. Нина тоже быстренько поднялась, и полезла в свою сумочку, чтобы отдать Вале половину своих денег. Но денег в сумочке не было.

– Ты деньги взяла? – спросила Нина.

– Ничего я не брала. Сама куда-то их засунула, – огрызнулась Валя, пытаясь выскочить из дома.

Но Нина была покрупнее и посильнее Вали, она отобрала у Вали сумочку и вытряхнула на стол ее содержимое. Все деньги, полученные за дом, были у Вали в сумочке. Нина забрала свою долю себе и вернула сумочку с ее деньгами Вале. От желания поделиться своими деньгами с сестрой у нее не осталось и следа.

Пурга

Галя на «отлично» сдала первую в своей жизни сессию и теперь счастливая ехала домой на новогодние каникулы. Сегодня, тринадцатого января, она сдала последний экзамен, и даже успела на последнюю электричку. Теперь Старый Новый год она будет отмечать дома, вместе с бабушкой Настей, братом и родителями. Это для них сюрприз будет. Сегодня дома ее никто не ждет. Галя смотрела в окно электрички и улыбалась. За окном мелькали знакомые места. Галя часто ездила на выходные домой, и эти места стали для нее вполне узнаваемыми. В этом году она закончила восемь классов и поступила в медицинское училище, теперь учится на медсестру. Она хочет быть врачом, как ее родственница, Роза Аркадьевна, которую в селе очень уважают. Конечно, можно было закончить десять классов, и потом сразу поступать учиться на врача, но она решила не терять зря времени, а сразу начать изучать медицину, навыки медсестры не помешают. Да и легче потом будет поступить в институт, если у нее уже будет опыт работы медсестрой.

Вот уже проехали Змиев, еще несколько остановок, и она практически будет дома. От станции «Спортивная», на которой ей выходить, до ее села, по прямой всего семь километров, по дороге правда все десять будут, главное, чтобы к электричке пришли автобусы. Автобусы на этом маршруте ходили не по расписанию, а приходили на станцию под конкретные электрички. Но бывали случаи, что под какую-то электричку, на которой ездило мало пассажиров, автобусы и не приходили, тогда пассажирам приходилось ждать, когда они приедут под следующую электричку. Местные жители в шутку называли эту станцию «Спортивной», так как на этой станции, все пассажиры пулей выскакивали из вагонов, прыгали с высокой платформы, и, во весь дух, как на стометровке, бежали к автобусам. Здесь бегали даже старушки в весьма преклонном возрасте. А куда им было деваться? Если не успеешь сесть в автобус, то будешь стоять на автобусной остановке часа два, пока автобусы не приедут под следующую электричку. И ждать эти автобусы придется именно стоя, так как присесть здесь абсолютно негде. Можно конечно скоротать это время сидя в зале ожидания железнодорожной станции, но она находится по другую сторону железнодорожных путей, а рисковать никто не хочет, так как движение поездов бывает очень интенсивным, и в нужный момент они просто не смогут вовремя перейти обратно к автобусам, и автобусы опять уйдут без них, тогда время ожидания продлится еще на пару часов.

А за окном электрички начал падать тихий снежок. Глядя на него, Галя залюбовалась, какая прекрасная новогодняя погода. Такая погода на новогодние каникулы в Харькове редко бывает. Но в этом году зима началась рано, уже везде лежит довольно глубокий снег. А снег все усиливался, и ветер поднялся. Но Галю это не пугало, скоро она будет дома.

На своей станции она вышла из электрички и огляделась. Кроме нее, из электрички больше никто на вышел. На платформе не было ни одного человека. Автобусов на стоянке тоже не было. Следовательно, до утра их больше не будет. И что теперь ей делать? Ночью идти пешком домой десять километров? Малоприятная перспектива! Слева от платформы чернело высокое здание элеватора, возле него, на одиноком столбе, возле которого обычно останавливались автобусы, горела такая же одинокая электрическая лампочка, а вокруг – сплошная темнота. Туда даже идти было страшно. А еще и этот пронизывающий насквозь ветер со снегом. В зале ожидания станции тоже никого не было, и оставаться здесь одной на ночь Гале тоже было страшно. Даже билетная касса ночью не работала. Она была одна на этой абсолютно пустой станции. Наверно зря она поехала домой последней электричкой, теперь она это отчетливо понимала, но было уже поздно. Как теперь из этой ситуации выкручиваться? На элеваторе скорее всего есть какой-то сторож, но там такие громадные ворота, что она до него вряд ли достучится. Что делать? Она уже конечно взрослая девушка, ей пятнадцать лет, но ей было очень страшно.

В это время к платформе подошел какой-то поезд. Это был очень маленький поезд, состоящий всего из трех вагонов, которые тащил маневровый тепловозик. Галя решила посмотреть, может из этого поезда кто вышел. Но платформа по-прежнему была пустой. На всякий случай, Галя поинтересовалась у машиниста, куда идет поезд. Оказалось, что этот поезд идет в сторону Чугуева. То есть, он шел не по той ветке, по которой ходили электрички, а сразу за станцией сворачивал влево, на боковую ветку, которая проходила по полю, недалеко от ее села. Галя поинтересовалась, останавливается ли он на платформе Скрипали, находящейся в пяти километрах от ее села. Машинист подтвердил, что останавливается. И Галя приняла решение ехать на этом поезде. В любом случае, идти пешком пять километров, это лучше, чем десять. Она слышала про этот поезд от отца, но никогда на нем не ездила. А вот ее отец, раньше часто ездил. В то время автобусы на станцию не ходили, а ему нужно было раз в три дня ездить в Харьков на работу. Выбор был небольшой: или идти пешком десять километров по дороге до станции, или пять километров через колхозные коровники и поле до платформы Скрипалей, а оттуда, на этом поезде, до Харькова. Этот поезд рано утром шел в сторону Харькова, а поздно вечером, возвращался обратно. Вот на этот поезд и попала Галя. Надеялась, конечно, что на этой платформе, вместе с ней еще кто-то выйдет. Но ей опять не повезло, на платформе вышла она одна. Она опять была одна одинешенька, но на этот раз не на станции, а среди поля. На платформе горело несколько фонарей, но даже будки для продажи билетов не было. Вокруг несколько деревьев, а дальше – чистое поле, глазу не за что зацепиться, сплошная белая пелена. Но дело было не в поле, это пурга так разыгралась, что через ее снежную пелену ничего не было видно. Стоя на высокой платформе, Галя попыталась сориентироваться, в какую сторону ей идти. На ферме, к которой она собиралась выйти, должны были гореть фонари, но никаких фонарей она не видела. Было только понятно, что платформа находится в поле, где-то между ее селом и Скрипалями, ближе к Скрипалям, и идти ей нужно влево. В любом случае, рано или поздно, она выйдет или к своему селу, или на дорогу между селами. Спустилась с платформы, и пошла влево, примерно под углом сорок пять градусов к железной дороге. Сначала ей немножко повезло, и она шла по стерне, где снега было не очень много, поэтому идти было сравнительно легко. Вот только снег и ветер доставали. Ветер дул спереди справа, и задувал снег за маленький воротник ее легкого пальтишка. Чтобы как-то от него спрятаться, проходилось отворачивать голову влево, так меньше снега прилетало к горлу. Через некоторое время Галя остановилась и оглянулась назад, чтобы посмотреть, как далеко она уже отошла от платформы. Фонарей платформы уже не было видно, и сориентироваться она не смогла. Развернулась обратно и потерялась, она не могла теперь понять, в какую сторону ей нужно идти. Везде белая пелена и ничего не видно. Галю охватила паника, ей было очень страшно. Ведь так она может кружить по этому полю пока не замерзнет, и найдут ее тело только весной, когда начнутся полевые работы. Никому и в голову не придет искать ее здесь, на этом, богом и людьми забытом поле, ведь на эту платформу люди уже давным-давно не ходят, это только она, сдуру, сюда поперлась. Ей стало очень жаль себя, и слезы потекли из ее глаз. Ей было не столько жаль, что она здесь замерзнет, а то, что ее тело до весны не найдут, и оно так и будет все это время лежать на этом поле. Это страшило ее больше всего. Потом она немного успокоилась, вытерла слезы и еще раз огляделась. Ее следы пурга уже почти замела, но они еще были видны. И Галя нашла очень простое решение: дальше двигаться нужно так, чтобы с прежними ее следами образовывалась прямая линия. Так она дальше и пошла. Теперь она уже была уверена, что не заблудится, и петлять по полю не будет. Она периодически оглядывалась назад, чтобы убедиться, что идет по прямой линии.

Но вскоре хороший участок поля закончился, дальше пошло бывшее кукурузное поле. Здесь комбайн срезал стебли кукурузы довольно высоко, возможно специально, чтобы улучшить снегозадержание, снега здесь было по колено, и идти стало очень тяжело. Очень быстро Галя устала так, что никуда идти ей уже совсем не хотелось, да и сил больше не было. Галя села на пустую сумку, которую везла с собой, чтобы набрать в нее из дому продуктов, и опять горько заплакала. Ну зачем она поехала домой этой последней электричкой? Лучше бы она на нее опоздала. Переночевала бы эту ночь вместе с подругами на квартире у Степановны, где она снимала койку, все же лучше бы было, чем теперь торчать теперь здесь одной и в чистом поле. Зря она не послушалась подруг, которые отговаривали ее от этой поездки. Поехала бы спокойно завтра, спокойно села бы на автобус, и, без проблем, доехала бы до села. Пока она так сидела и думала, усталость немного прошла, и она смогла идти дальше. В молодом теле силы восстановились быстро. Теперь она уже шла не торопясь, экономя силы. Пару раз еще садилась отдыхать, но уже без слез и страха. Набиралась сил, и шла дальше. Часов у нее не было, и сколько времени уже была в пути, она не знала. Когда она в очередной раз хотела сесть отдохнуть, ей показалось, что впереди что-то темнеет. Она прошла еще немного, и увидела, что это чей-то сарай, стоящий на краю села, который уже наполовину был заметен снегом. Ура! Она дошла! Такой радости как сейчас, она еще никогда в жизни не испытывала. Откуда и силы взялись, пошла дальше, и вышла на улицу. Она узнала эту улицу. Оказывается, она вышла к селу немного левее колхозной фермы. Правее, буквально на соседней улице, живет ее бабушка Харитина, мать ее мамы. Когда-то, у этой ее бабушки было одиннадцать детей, и ее мать была самой младшей среди них. Сейчас в живых осталось только пятеро, три сына и две дочери, всех остальных, в том числе и мужа, забрала война. Все оставшиеся в живых дети живут отдельно, у них свои семьи, а бабушка живет одна, в той самой маленькой халупке на краю села, в которую ее переселили вместе со всеми детьми после раскулачивания. А раскулачили их потому, что у них в хозяйстве были две коровы и две лошади, не посмотрели, что эти коровы и лошади тринадцать человек кормят.

Сил у Гали прибавилось, и, несмотря на то, что на улице снега было по пояс, гораздо больше чем в поле, она сравнительно быстро добралась до хатки бабушки. Света в окнах не было, бабушка уже спала. Галя постучала в окошко, и бабушка открыла дверь, даже не спрашивая, кто пришел.

– А Вы почему не спрашиваете, кто пришел? – удивилась Галя.

– А зачем спрашивать? – успокоила ее бабушка, – брать у меня нечего, так что, чужой не придет. Ты то откуда так поздно?

– Я с Чугуевского поезда, – сообщила Галя.

– Через поле пешком шла? – удивилась бабушка. – Туда уже лет десять никто не ходит, чего тебя туда занесло? А если бы заблудилась? Замерзла небось? Вон какая метель на улице.

– Да, – призналась Галя, – замерзла.

– Залезай на печку, и грейся, – сказала бабушка, – а я тебе сейчас чая с малиной настрою, чтобы не простудилась. Родители небось волнуются, что ты не приехала?

– Нет, не волнуются. Они не знают, что я приеду.

– Это, наверно, даже хорошо. Тогда оставайся ночевать у меня.

Сидя на печке, Галя быстро согрелась, а после выпитого чая ей стало совсем хорошо. И ночное путешествие в пургу через поле, где она чуть не погибла, ей уже не казалось таким страшным, как тогда, когда она там находилась.

– Может ты что-то покушать хочешь? – спросила бабушка.

Но Галя не ответила, она уже спала на печке мертвым сном, теперь ее и из пушек нельзя было разбудить.

Курортный роман

Женщины бывают умными, бывают – не очень, а иногда встречаются и откровенные дурочки, которые смотрят на тебя невинными глазами и верят каждому твоему слову. Именно с такой и хотел познакомиться Николай, когда ехал отдыхать в санаторий. У него была путевка во Фрунзенское, где он отдыхал уже не один раз, но на этот раз ему удалось вырваться сюда без жены, у которой приболела мать и ей пришлось остаться в Москве. Путевка была на двоих, поэтому Николай рассчитывал сохранить за собой весь двуместный номер, заплатив и за вторую койку. Дороговато конечно будет, но тогда он ни от кого не будет зависеть, и сможет приводить сюда женщин, когда ему вздумается, никого не нужно будет упрашивать пару часов где-нибудь погулять, пока у него будут гости.

Николаю тридцать шесть лет, он красивый, в самом расцвете сил. Уже майор, заместитель командира батальона связи авиационного полка. Есть перспективы и командиром батальона стать. Жена у него москвичка, и два прекрасных сына растут. Теща, правда, считает, что женился он на её Томе из-за московской прописки, и относится к нему соответственно, но Тома так не считает, и они абсолютно счастливы. Вот уже пятый год он служит в Германии, где они всей семьей и живут. Жить подальше от тещи как-то легче. Теперь у него отпуск. Заехали на пару дней к теще, чтобы оставить у нее пацанов, и дальше уже вдвоем ехать в санаторий. Но оказалось, что теща болеет, и жене, вместе с пацанами, пришлось остаться у нее. Короче говоря, Николаю несказанно повезло, и теперь он едет на курорт один. О таком счастье он даже не мечтал. Теперь он своего не упустит.