
Полная версия:
Сундук здоровья, или Как можно дружить с собственным иммунитетом
Если кто-то не знает, когда-то это был цирковой артист, однажды сорвавшийся с трапеции и сломавший себе позвоночник.
И так же лежал, парализованный ниже пояса, очень долгое время.
Но он боролся АКТИВНО, постоянно прислушивался к своему телу и постоянно искал в нем ниточку Ариадны, которая привела бы его обратно к здоровой и полноценной жизни.
Свою больничную койку он превратил в студенческую скамью и проштудировал тонны медицинской литературы!
И он нащупал все-таки эту ниточку!
Вначале шевельнулся, очень слабо, почти фантомно, палец ноги… и вновь надолго остался недвижим…
Но Валентин готов был это искать, искал и страстно жаждал это уловить, и потому уловил это, почти что виртуальное движение!
И дело было не в тех тоннах медицинской литературы, которые он перелопатил, хотя и в них тоже…
Я думаю, дело было в самом настрое поисков того самого конца ниточки, который он столько времени искал в собственном организме!
Иллюстрация №26 – Нить Ариадны. Вы не помните, уважаемый читатель, зачем и для чего нужна была эта пресловутая нить? – https://www.chitalnya.ru/upload3/986/25cb9b24edae5b3a487f8ed16f03de89.jpg
Искал постоянно и настойчиво, день и ночь, день за днем, месяц за месяцем!
И он нащупал его, это подтвердило и окрылило его надежду, и дало мощнейший стимул для его дальнейшей работы над своим телом.
И он победил свою травму!
И теперь, уже на основе своего опыта, помогает другим.
Этот пример я тоже приводил Светлане.
К сожалению, наше знакомство было мимолетным, я был всего лишь проездом…
А у нее, видимо, уже не было тогда такого запаса оптимизма, как у Валентина Дикуля…
Второй пример – садовник.
Этот, видимо, уже тоже махнул рукой на медицину и, уж тем более, никогда не задумывался о внутренних силах своего организма.
И времена были еще невежественные, да и религии учат полному небрежению не только к своему телу, а вообще, ко всей земной жизни.
Судите сами: что может быть глупее, чем родиться во плоти, но потом, по требованию канонов вашей религии, всю свою жизнь заниматься «умерщвлением» этой плоти? Не лучше ли умереть еще во младенчестве, чтобы, еще не успев совершить ни единого греха, тут же превратиться в ангелочков с крылышками и славить господа?
Или, еще лучше, вообще не рождаться!
Но – нет! Если все станут умирать безгрешными, кто же тогда будет приносить свои «пожертвования» в церковь и кормить паразитирующих там на человеческих грехах «святых отцов»?
Именно поэтому религиям позарез надо, чтобы вы жили и чтобы грешили, и чтобы заставлять вас потом «спасаться для жизни вечной», а потому во всем уповать только на «господа» и нести за это взятки его «слугам»!
Вот и садовник уповал только лишь на внешние, «вышние силы» всяко-разных «святых», ожидая ниспослания чуда.
И надежда в нем тоже угасала, с каждым днем и с каждым случаем очередного, бесполезного обращения к очередному «святому».
Постепенно угасал и его внутренний настрой, и росло осознание безнадежности, все больше угнетая его собственные защитные силы, и без того плохо занимавшиеся его болячкой…
Но эта надежда вдруг вспыхнула с новой силой, когда ему пошли навстречу и спонсировали вожделенную поездку!
Можно с полной уверенностью сказать, что когда он, наконец-то, отправился в путь, с каждой милей, остававшейся позади, все больше тускнели и все заботы и тяготы, оставшиеся дома.
Зато с каждым днем, с каждой пройденной милей, приближавшей его к источнику его надежды – мощам той самой разрекламированной, но прежде такой недосягаемой «святой», все ярче разгоралась в нем и надежда на лучшее!
И чем ближе становилась цель, тем выше поднималось настроение его «Министерства внешних сношений», а самое главное: через это, и тем самым, заставляло активизироваться и собственные защитные силы его «Министерства внутренних дел»!
Неосознанно, безо всякой осмысленной на то команды со стороны самого садовника, но подсознательно и, по всей вероятности, по такому же самому, скрытому каналу связи между этими «министерствами»!
Так что, на деле, никакая «святая» здесь совершенно не при чем.
Можно даже уверенно предположить, что заживляться его рана начала уже тогда, когда он еще ТОЛЬКО НАЧАЛ собираться в свое путешествие, окрыленный положительным решением самой главной, финансовой проблемы!
Судите сами: ведь до этого все его мысли были постоянно обращены к этой ране, но безнадежность ситуации, с отсутствием средств, отравляла безнадежностью и эти его мысли, обращенные к этой ране!
И несомненно, что в своем воображении, обращенном к этой ране, он так и представлял ее себе такой, какой он и видел ее каждый день, т.е. в совершенно плачевном состоянии.
И тем самым невольно, и даже обреченно, и так же неосмысленно, как бы давал ей команду так и оставаться в этом плачевном состоянии.
Возможно, именно потому-то и никаких сдвигов в заживлении…
Но когда этот злополучный финансовый вопрос разрешился так блестяще положительно, то и окрас и настроение его мыслей в отношении этой раны тоже кардинально поменялись.
И возникло предвкушение удачи!
Типа: «Вот, теперь-то все пройдет, вот теперь-то – заживем!»
И теперь в своих мыслях он рисовал себе свою болячку наконец-то затянувшейся и успешно заживающей!
И тем самым, надо полагать, он как бы и давал своей болячке новую «установку», то есть, как бы давал ей команду прекратить кваситься и начать заживляться! Естественно, тоже неосознанно. Но успешно!
Нельзя сбрасывать со счетов и такое прозаическое обстоятельство, что в поездке он уже больше не тревожил и не продолжал травмировать свою болячку, как это постоянно было дома, во время работы.
И вполне вероятно, что она успела затянуться еще до того, как он принялся на четвереньках ползать вокруг объекта своего путешествия!
Времени для этого у него было вполне достаточно, ведь поездка наверняка заняла не только несколько дней, но даже недель!
Иначе рана непременно напомнила бы о себе в результате такого, неподходящего для его состояния физкультурного упражнения!
Кто-то может сказать, что эта «святая» стала ему помогать еще до начала путешествия!
Тогда у нас вопрос: если она такая сердобольная, почему она не помогла ему еще раньше, а дожидалась, пока найдутся деньги на поездку и «пожертвования»?
Что для нее важнее: деньги или страдания человека?
Выходит – деньги!
Выходит, не нашлось бы денег, не стала бы она творить и никакого «чуда» исцеления?
Ах, это и деньги она ему послала?
Ну, да! А других «святых» подговорила, чтобы они всё это время никогда и никак ему не помогали, пока он лично к ней не обратится!
И еще куча других условий, например, поездка именно в то самое место, куда он должен был привезти свое бабло, т.е. «пожертвования».
Выходит, в других местах, вне своей «обители», она либо бессильна, либо ей на всех наплевать?
Или, может быть, приберегала его горе для своего собственного пиара?
А может быть, всего лишь для того, чтобы подольше поистязать человека и насладиться его мучениями? Поистине, такому садистскому и баблолюбивому «милосердию» потусторонних сил нет границ!
Так что, лучше – не надо!
Посмотрите на это фото с «ползунами» еще раз – (https://pbs.twimg.com/media/DsbwToCWoAAD6hh.jpg) – Как вы думаете, хоть один из этих «ползунов» устремлен своими мыслями внутрь себя, думает ли он об активизации своих собственных сил для устранения болячки, которая его беспокоит? Вряд ли!
Пожалуй, все их помыслы устремлены только «к небесам»!
Но еще более вероятно, что их мысли так же далеки и от «бога», как и Луна от Земли! И ползут они автоматически, под влиянием стадного чувства, а думают о чем-то совсем постороннем и даже приземленном…
Приведу один замечательный, свеженький факт, только что из научной лаборатории. В это верится с трудом, но науке верить можно.
Ученые, в экспериментальном порядке, пересадили глаз головастика, ему же, на его же собственный хвост!
Потрясающе, невероятно, но зрительный нерв от этого глаза пророс в нужном направлении и подсоединился к мозгу в нужном месте!
И головастик стал видеть этим глазом!
Ну, и какая-такая лягушечья «святая» помогла справиться этому головастику с его увечьем?
Не исключено, что и случай с Валентином Дикулем как раз именно из такого же разряда потрясающих, но вполне реальных феноменов!
Если даже у неразумного головастика нашлись силы и возможности, чтобы справиться с такой, не просто «нештатной», а совершенно невозможной в природе ситуацией, что же говорить о нас, с нашим разумным интеллектом? Просто надо им пользоваться разумно!
В точном соответствии с тем самым, медицински установленным фактом, т.е.насчет больного, который хочет или не хочет жить!
И все приведенные мною случаи подтверждают это однозначно!
Спустя год после сеанса Кашпировского, я приехал в гости к своей матери. И к ней пришла ее подруга, работавшая учителем физики в школе.
Разговорились об этом сеансе.
И тут выяснилось, что мы смотрели тогда этот сеанс все трое!
Причем, моя мать тоже не «занималась своими делами», как советовал Кашпировский, а сидела и думала о чем-то о своем, о том, что беспокоило ее в тот момент. О чем – она уже не помнила, да я и сам в то время еще не особо задумывался обо всем этом.
Но ей тогда тоже стало лучше.
А вот ее подруга, напротив, пожаловалась, что от этого сеанса ей стало плохо, ни с того, ни с сего! Причем, в общем стало плохо, а не по причине какой-то конкретной болячки.
Разболелась голова, какая-то тяжесть и разбитость во всем теле…
Все эти три наших случая вполне укладываются в мои догадки о механизме действия феномена Кашпировского.
И моя мать, и я были настроены, сконцентрировали свое внимание на объектах своего беспокойства, пусть даже и неосознанно. Но каким-то образом некая часть информации, содержавшаяся в его сеансе, воздействовала на наше сознание, а через него – на подсознание.
Наши подсознания, приняв этот сигнал, обработали его в соответствии с нуждами наших собственных организмов и передали этот сигнал по нужным нам адресам, о которых мы и думали в это время.
В наших с матерью случаях защитные силы «были подняты по тревоге», получили конкретную задачу и точные координаты для ее выполнения, отправились по указанным адресам и сделали свое дело.
И мы оба получили желательный нам результат.
Подруга матери, по ее же собственным словам, Кашпировского слушала, но ни на чем конкретно сосредоточена не была.
Возможно, ничего особенного в тот момент ее не беспокоило, а если и беспокоило, но свое внимание на этом она не концентрировала.
В таком случае, если ее подсознание тоже получало этот сигнал, оно НИКУДА и не могло его перенаправить!
Точный адрес этому сигналу задан НЕ БЫЛ!
Как и характер дела, которое надлежало выполнить.
Защитные силы ее организма тоже были «подняты по тревоге», но, не получив точной информации, вместо нужной работы подняли общую суматоху, неразбериху и панику во всем организме.
Что и вылилось в общее, неконкретное ухудшение общего самочувствия, естественно, лишь на время.
Вскоре после окончания действия сигнала все у нее пришло в норму, но общее впечатление от этого сеанса осталось не из приятных.
По-моему, вполне логично.
Это же объясняет и те непонятные и неожиданные эффекты у зрителей от сеансов Кашпировского, о которых я писал выше.
Люди, которые в момент сеанса принимали этот сигнал, но по каким-то причинам специально не концентрировали свое внимание на чем-то нужном, получали случайный и совершенно не искомый ими результат. Или им так же становилось плохо, как той учительнице.
Большинство зрителей, по-видимому, вообще не получали никакого сигнала: либо не был настроен, либо вообще не был восприимчив к этому их организм. Возможно, эти люди даже были скептиками и «не принимали никакого пророка в своем отечестве»!
И потому все они остались безучастными зрителями.
Глава 21. Возвращаясь к загадке смерти Гоголя
.
Всё, только что сказанное в предыдущей главе, на мой взгляд, напрямую относится и к загадке болезни и смерти Гоголя, что и побудило меня заняться и этой темой, и включить ее в описание своего опыта.
В первой части темы смерти Гоголя, т.е. в конце предисловия, я написал, что осмелюсь предположить, что Гоголь погубил себя сам.
Теперь, прочтя весь материал, читатель может понять, почему.
Давайте разбираться, отчего, почему и откуда это «есть-пошло»…
А пошло это не вдруг и не с бухты-барахты, к этому привела целая цепь жизненных обстоятельств Гоголя, когда одно звено следовало за другим, нанизываясь одно на другое, и, в конце концов, эта цепь опутала его всего так, что лишила его возможности вырваться из этого капкана.
А началось все с самого его рождения. Как мы помним, он родился едва дышавшим на ладан, но ему и нам повезло, он выжил и подарил нам свой талант, свои бессмертные произведения!
Однако его мать, подарив ему жизнь, одарила его еще и очень слабым иммунитетом!
Бесконечная детская хвороба, нескончаемая череда болезней во взрослой жизни, плюс первобытное состояние тогдашней медицины…
Но это еще полбеды, вернее, еще не вся беда!
Второй половиной беды тоже наградила его собственная мать, да и все его окружение в детстве и юности: набожность и жуткое суеверие.
Яркий светоч литературного таланта, унаследованного им от отца, всю жизнь боролся с мракобесием, унаследованным от матери.
Именно эта внутренняя война с самим собой и обусловила все эти проявления тех странностей, которые так ставили в тупик окружающих, но причины которых так и не были видны никому.
И если бы не жиденький иммунитет, унаследованный от нее же!
Неустроенность личной жизни – ни кола, ни двора, ни денег… Однажды он даже подавал прошение царю о денежной помощи, в связи со своим бедственным положением!
Отсутствие рядом близкого человека, с которым можно было бы разделить и радости и печали, да еще такой унизительный отказ в этом, в примере с его неудачным сватовством к графине Вильегорской…
Наконец, оглушающе несправедливая, невосполнимая потеря единственной близкой ему по духу женщины, быть может, которая служила ему отдушиной, форточкой для так и не растраченной любви, пусть даже платонической – вне всякого сомнения! – ведь это была жена его друга, и у нее было уже семеро детей!
И вот, эта отдушина, эта форточка захлопнулась со смертью Екатерины Хомяковой, и все, ради чего еще стоило жить, стало стремительно терять смысл, и он стал задыхаться…
Оставалась еще одна, тоненькая ниточка, связывающая его с теперь уже бесцельным для него бытием – его неоконченная последняя работа, второй том «Мертвых душ».
Но грубый окрик невежественного попа, того самого протоирея Матфея Константиновского – а эти невежды, в те, невежественные времена, имели решающий вес – оборвал и эту, последнюю ниточку.
Все окончательно потеряло всякий смысл…
И Гоголь сжег второй том, как сжигают за собой последние мосты, отрезая себе путь к былому. Дописывать его уже не было ни сил, ни желания, а оставить так, как есть, не позволило чувство совершенства: вспомните, как дотошно он работал над «Ревизором»!
Так что и в этом акте сожжения собственного труда не только не было никакого сумасшествия, нет, это было нечто, прямо противоположное, это был вполне осознанный акт уважения к своим читателям.
И к самому себе…
А что же длинный список противоречащих друг другу симптомов целого вороха диагнозов, поставленных ему перед смертью?
Да еще не меньшей кучи ставящихся ему до сих пор, спустя даже много лет после смерти?
Да, он перенес много болезней. Да, какие-то недуги преследовали его и до самой кончины.
Но не они вызвали смерть писателя, именно поэтому правильная причина и правильный диагноз так и не были установлены – ни тогда, не могут установить их и сейчас.
Поскольку в институтах этому не учат, к сожалению, а в церквях, и вовсе, учат презирать земную жизнь и ожидать смерти как избавления от этой жизни!
Так, чего же стоили все усилия этих эскулапов, по насильственному принуждению Гоголя нормально есть или лечиться?
То есть, все эти «погружения в ванну, обливания водой и пиявки»?
Ровным счетом – ничего. Они и привели ни к чему.
Хуже того, представьте себя на месте Гоголя!
Вы ничего не хотите, вы отрешились от мира, вам никто не нужен, вы хотите только покоя и остаться наедине со своими мыслями.
И вдруг, в ваше личное пространство, где вы ищете покоя, врывается целая банда чуждых вам мужиков и начинает над вами издеваться!
Окунают вас в ванну, хотя вам нисколько не хочется купаться, поливают вашу голову холодной водой, да еще и навешивают вам на нос жирных, скользких и омерзительных тварей, которые впиваются в вас и сосут вашу кровь!
Даже если вы вполне здоровый и вполне уравновешенный человек, даже вас такое грубое и такое нахальное вторжение явно оскорбит!
«Снимите пиявки, поднимите ото рта пиявки!» – тщетно молил Гоголь, всю жизнь не переносивший даже вида всего ползучего и отвратительно скользкого: червей, слизней и даже безобидных улиток.
Но все эти мольбы были бесполезны.
Истинная причина и правильный диагноз им самим, этим эскулапам, это то, что они забыли главный принцип умного лекаря: лечить надо больного, а не болезнь!
И тот самый, давно и твердо установленный и многократно подтвержденный жизнью афоризм: «Если больной не хочет жить, то ни один врач не сможет ему в этом помешать»!!
Так несчастливо сложилась судьба Гоголя, что он как человек, как личность, оказался лично никому не нужен в этом мире, со всеми его талантами, достоинствами и недостатками.
А ведь это одна из главнейших причин, иногда побуждающих людей по своей собственной воле расставаться с жизнью!
Дружба с Екатериной Хомяковой, которая, по всей видимости, была единственной женщиной, которая его понимала, и его литературный труд – это все, что держало его здесь, в этом жестоком и грешном мире.
Внезапная смерть Екатерины и мерзкий тип в рясе, тот самый бездарный протоиерей Матфей, злобно «обличавший» и Пушкина и Гоголя – скорее всего, из смертельной зависти к ним за их блестящие таланты! – и потребовавший сжечь его последний труд, окончательно оборвали все.
Именно по всему по этому, все эти попытки насильственного лечения Гоголя были тщетны, он больше не хотел возвращаться к той жизни, с которой его больше ничего не связывало.
Вполне возможно, что врачи могли помочь.
Для этого надо было только вспомнить другую часть того афоризма: «Если больной хочет жить, то ни один врач не может ему в этом помешать»! Но может помочь, даже просто – словом.
Надо было только найти слова, которые вернули бы ему желание жить, убедить его, что еще не все кончено, что все хорошее еще впереди, оно уже вот оно, стоит за дверью и только ждет приглашения, чтобы войти!
Но нужные, такие простые, но такие волшебные слова так и не были сказаны, об этом просто никто из этих «спецов по пиявкам» даже не задумывался.
Вместо этого:
– Надобно посадить его в ванну и крикнуть: ешь!
Именно этим самым, вместо того, чтобы помочь Гоголю жить, врачи помогли ему в том, что он задумал сам: помогли ему умереть.
Как же это так, почему это – так? А помните, в главе 19, я написал:
«…вы представляете, какая была бы каша, если бы наше внутреннее хозяйство непременно и всякий раз реагировало на все катаклизмы и перипетии нашей внешней жизни?
И на любое изменение настроения нашего сознания!
Вот потому-то мы и не можем, не имеем права СОЗНАТЕЛЬНО влиять на работу нашего внутреннего хозяйства».
И еще, чуть далее:
«…делать то, что ему НЕ ПОЛОЖЕНО …, ЗАСТАВИТЬ его делать это, тем паче – во вред собственному организму, вы вряд ли сможете. Я в этом больше чем уверен!»
Так – вот, если предположить, что за столь продолжительное время его бесконечных болезней у него тоже, как и у меня, образовался какой-то канал связи с его «Министерством внутренних дел» или же, может быть, он был у него изначально, то есть, врожденный…
Тогда все его непонятные и необъяснимые болезни и «странности» становятся вполне понятными и объяснимыми!
И вполне может статься, что неспроста он так подробно живописал свои болячки в письмах своим друзьям!
Потому что наверняка он и сам заметил какую-то связь между всеми этими болезнями и… своим настроением и своими переживаниями?
Ведь, когда болеешь, то настроение всегда падает – это естественно и потому всем понятно.
Но когда настроение на нуле, и почему-то вдруг обостряются старые болячки или наваливаются какие-то, никак не понятные новые?
Как он сам писал:
«Тело мое дошло до страшных охлаждеваний, ни днем, ни ночью я ничем не мог согреться, лицо мое страшно пожелтело, а руки распухли и почернели и были ничем не согреваемый лед, так что прикосновение ко мне пугало меня самого».
С чего бы это? И безо всякой на то причины!
Или, ни с того, ни с сего, вдруг падает пульс, холодеют руки и ноги, меркнет сознание, и ты проваливаешься в пустоту…
Это – что?
Даже в самом завещании, видимо, в отчаянии доискаться до этой проклятой причины, он напишет: «Уже в самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться».
Писатели обладают повышенной наблюдательностью, склонны к анализу и к самоанализу, поскольку, зачастую, анализ взаимоотношений между людьми является продолжением именно самоанализа.
Как и натуралистам, им свойственно искать связь между явлениями, выявлять и объяснять причины и закономерности этой связи…
Вот и Гоголь, вполне возможно, пытался самому себе объяснить эту необъяснимость, которую не могли объяснить тогдашние доктора, и потому, скрывая саму суть вопроса, искал ответа на него у друзей?
Но искал он этот ответ не там и не в том, ведь естествознание тогда практически не было, а на дворе и в умах правили бал религия и мистика!
Ровно то, что массировано насаждают нам сейчас: наука в загоне, зомбоящик забит развлекухой и мистикой, а на каждом углу – церковь.
И потому он искал этот ответ не в самом себе, а в том, в чем всегда было принято искать в обществе всеобщего невежества.
То есть, в том, что всем правят «высшие силы», следят и карают своих адептов ниспосланием земных тягостей и горестей! За каждый чих и за каждый «грех».
В том числе, о чем ему так злобно в своих «обличениях» напомнил тот самый поп, «блюститель церковной нравственности», иерей Матфей!
Все наводит на мысль, что у Николая Васильевича был какой-то канал связи с его «Министерством внутренних дел», но, понятное дело, об этом он даже не догадывался, что естественно, и тем более, никак не мог пользоваться им сознательно, что тоже естественно и понятно.
И это самый худший из всех вариантов обладания таким каналом!
Потому что именно по этому каналу в его «Министерство внутренних дел» спонтанно шли ничем не управляемые, неверные и потому дезорганизующие команды от его же собственного «Министерства внешних сношений», находящегося в этот момент в каком-нибудь сумбурном или угнетенном состоянии…
И эти сумбурные команды вызывали сумбур и угнетение работы уже в его «внутренних делах», то есть, во внутренних органах, что и приводило организм Гоголя в такое бедственное состояние!
То есть, те самые обострения старых болячек, или те самые «охлаждевания», потери пульса и сознания…
Почти так же, как и садовник сам не давал заживляться своей ране.
Ровно так же, как и в случае с той подругой моей матери или в случаях со зрителями на сеансах Кашпировского, которым ни с того, ни с сего вдруг становилось плохо!
Вот оно, откуда исходит выражение, что все болезни – от нервов!
Но самое трагическое отличие всех этих случаев от случая с Гоголем в том, что для тех-то это было явлением временным, и после расставания с источником воздействия – с сеансами Кашпировского, у них у всех всё приходило в норму…
А у Гоголя источником этого дисбаланса и дисгармонии в собственном организме был постоянным.
Потому что это был он сам!
А куда убежишь от себя самого, даже если знаешь причину?
А если не знаешь? То-то и оно…