Любовь длиною в жизнь

* * *

Погода выдалась как в сказке. Солнце разгулялось вовсю. Ребята быстро справились с багажом и уже через час были в воздухе. Летели молча. Грусть расставания давила на них, и оттого настроение было печальным. В глубоких и тяжких размышлениях старались не смотреть друг другу в глаза. Раиса ждала. Она всю дорогу ждала от Саида каких-то слов, каких-то идей, предложений о том, как дальше будут строиться их отношения, если они вообще будут. Неужели настаёт час расставания? Насовсем или всё-таки на время? Она то и дело посматривала на Саида, но боялась трогать его: он весь ушёл в глубокое раздумье. Он не думал о работе, о квартире, которую только что получил от завода, не думал о карьере, всё это совершенно не занимало его мысли; он думал только о том, как сложится судьба двоих сыновей, если он сейчас бросит их в таком нежном, беспомощном возрасте. Полу-сироты. Безотцовщина. Конфликт с отчимом, который, возможно, появится, ненависть ко всем, в том числе к матери, трудная юность, дурная компания, тюрьма, сломанная судьба.

Саиду стало страшно от своих же мыслей, его передёрнуло, и он, испуганно посмотрев вокруг, попытался избавиться от них, уставившись в иллюминатор. Но мысли не отпускали, в последнее время они преследовали его почти всегда, теперь же, когда жизнь могла в корне измениться, он не знал, по какой дороге ему идти: или и дальше терпеть жгучий холод и ненависть жены, её агрессию, постоянные скандалы по любому поводу и даже без повода – терпеть ради сыновей, или же бросить всё к чёртовой матери и начать другую жизнь, с чистого листа – ради собственного счастья, но при этом обречь сыновей на безотцовщину? Тяжело. Трудно.

На автостанции в Минске ребята тоже сидели молча, грустно глядя в пол, будто случилась трагедия. Со стороны можно было подумать, что муж собрался на фронт, на войну, а жена держит его, схватив за правую руку обеими руками, и, уткнувшись в его плечо, прощается, зная точно, что он уезжает навсегда.

Раиса повернула голову, вытерла слёзы и произнесла траурным голосом:

– Как быстро время пролетело! Мне не хочется с тобой расставаться, Саид!

– Мне тоже. Я пока и не понял, что было со мной и что стало со мной. То ли это было во сне, то ли наяву.

– Всё было наяву, Саид! Наяву!

– И теперь я не знаю, что с этим делать.

– Не жалеешь?

– Ничуть! У меня ничего подобного не было в жизни! Это была командировка в рай. В рай к Рае! Я не смогу забыть. Ты ангел, а не женщина!

Пытаясь взять себя в руки, помогая загрузить багаж в автобус, уже перед самой посадкой, прижавшись к Саиду, Раиса спросила:

– Приедешь ко мне?

– Спрашиваешь ещё! И не раз!

– Посмотришь, где я живу, как живу. С родителями познакомишься. Я им обязательно расскажу про тебя. Пусть знают. Может, ты надумаешь насовсем приехать…

– Не знаю. Тяжело. Раиска, я хочу, чтобы ты поняла. Там, на исторической Родине, у меня большая дружная семья. Тут я один. Совсем один. Кроме сыновей, у меня нет никого. Сыновья для меня не просто дети. Я кавказец. Горец. Для горца сыновья – смысл жизни. И я не знаю, смогу ли я их бросить ради личного счастья.

– Хорошо, Саид. Ты хоть на несколько дней приезжай. Я буду ждать. Адрес не теряй.

– А я буду очень скучать. Очень. Дай ещё раз обниму тебя. Спасибо тебе за всё. И долг привезу обязательно. Пока. Пока. Не плачь. Увидимся. Не плачь…

Саид пытался успокоить Раису, давая ей надежду на то, чему даже сам верить боялся. Вытирая слёзы, Раиса вошла в автобус, села у окна и всё продолжала вытирать бесконечные струи слёз, то плача, то улыбаясь Саиду. Автобус зарычал своим мощным мотором и увёз Раису в неизвестность, в туман судьбы.

* * *

Кабинет замдиректора Кулакова заметно изменился за каких-то десять дней. Светлее как-то стало в нём, теплее и даже добрее. Секретарши не было на рабочем месте. Саид чуть приоткрыл дверь кабинета и спросил:

– Василий Павлович, отчёт командировочный подпишете?

– Заходи. Давай. Где блуждал? Что так поздно приехал? Вагоны раньше тебя прибыли.

– Погода нелётная была. Три дня в Москве торчал.

– А поездом не мог?

– Так билет был куплен ещё в Тюмени, оставалось прокомпостировать только.

– Ладно. И на том спасибо. Машины отгружаем уже.

– Василий Павлович, а ещё я попал в историю.

– Что такое? Что за история?

– Меня ограбили в Тюмени. В аэропорту. Все деньги вытащили из кармана. Одолжить пришлось.

– Что же ты так? Пьяный, что ли, был?

– Нет, не пьяный. Заснул ночью в аэропорту.

– Знаю, как вы там, в командировках, бываете «не пьяные». Бушуете вдали от жён.

– Я не пью…

– И что? Где нашёл деньги?

– В аэропорту познакомился с девушкой из Лиды, она одолжила.

– Сочинитель ты. Одолжит тебе девушка! Ладно, всё. Иди.

– Василий Павлович, вы мне премию обещали. Долг бы я вернул людям.

– Какую премию? Когда обещал? Ты получил командировочные? Получил. Что тебе ещё надо?!

– Василий Павлович, вы просили один вагон, я выбил два…

– Ну молодец! Спасибо!

– Вы же обещали! Меня ограбили.

– Ничего я не обещал. Всё. Иди. Не мешай работать.

– Я сыну обещал гитару купить.

– И купи! Я при чём? У тебя зарплата.

Саид, конечно, был наслышан о необязательности зама, но таки была надежда, что тот отблагодарит за два вагона, но нет, не отблагодарил, если не считать благодарностью его тусклое «спасибо». Он понял, что разговаривать бесполезно (зам упрям и непорядочен, слово своё не сдержал), и медленно встал, постоял в раздумье и вышел в прихожую. «Ну и чёрт с тобой, старый хрен!» – подумал Саид и в яростной злобе пошёл прочь от этого мерзкого, холодного, как и его хозяин, кабинета.

* * *

Как дома встретили Саида, дорогой мой читатель, не буду описывать: об этом и сами можете догадаться. Чтобы не отнимать у вас времени и поберечь нервы, я коротко пропишу только финал диалога между супругами.

– Сказки он мне рассказывает! Ограбили! Одолжил! Бессовестный! На баб потратил – так и скажи! А где обещанная премия? Да ты и в командировке не был! Шлялся по бабам! Бабник!

– Верить или нет – твоё право, но давай без истерик, без оскорблений. Язык придержи! Не нарывайся.

– Кот помойный! Хватит с меня! Я подаю на развод!

– Не понимаешь. Завелась. Ну что ж, прекрасно! Подавай! Или я подам, если ты не подашь! С меня, пожалуй, тоже хватит!

Саид не расстроился, потому что он уже приехал расстроенный, даже несколько обрадовался такому зигзагу и, хлопнув дверью, вышел на улицу. Переночевав пару ночей у друга Юры Матюхина и одолжив у него денег, Саид сразу после работы умчался на вокзал. На пару дней взял отгул, плюс ещё два выходных обещали Саиду несколько счастливых дней рядом с Раисой.

* * *

Город Лида встретил нашего героя тёплым юго-восточным ветром и зажигающимися на вечернем небе звёздами, как часто бывает в марте.

– Я знала, знала, что приедешь! Ты же обещал. – С такими словами Раиса с дикой радостью прыгнула на Саида, встретив его на крыльце, и повисла на шее, обхватив его обеими руками и крепко прижав к себе.

– Осторожно! Шею сломаешь, – предупредил Саид шутя, а сам ещё сильнее припал к ней губами, взяв Раису за тонкую талию и раскачивая из стороны в сторону. Потом добавил, немного придя в себя: – Я рад тебя видеть, Раиска. Соскучился.

– Я тоже, – сказала Раиса и опять прилипла к губам Саида.

Так простояли они, обнимаясь и целуясь, целую вечность. Потом, уже успокоившись, Раиса поинтересовалась:

– Пару дней побудешь?

– Три дня.

– Может, насовсем?

– Поговорим потом.

– Ладно. Нашёл легко?

– Попался таксист, который папу твоего хорошо знает. Раньше работал у него. Привёз без вопросов и даже денег не взял. Уважает папу. Привет передавал.

– Да, папа – хороший руководитель. Его любят на работе. Пошли в дом. Будем знакомиться.

– Немного стрёмно. Волнуюсь.

– Не надо волноваться. Родители у меня золотые… Папа! Мама! У нас гости! Познакомьтесь: это Саид. Я вам рассказывала о нём. Саид, это мои родители. Папа, Николай Иванович; мама, Мария Михайловна.

Сидевшие за столом родители Раисы поднялись, вышли навстречу гостю. Саид сам подошёл к ним и первый протянул руку Николаю Ивановичу, поняв его благосклонность по отношению к себе:

– Очень приятно. Раиса мне тоже рассказывала о вас. Так что я немного в курсе.

Мария Михайловна уже сама подала руку Саиду и сразу предложила сесть за стол:

– Очень приятно. Проходите, будьте как дома. А мы с Раиской накроем на стол. Мы только собрались ужинать.

Николай Иванович, на вид строгий, с офицерской выправкой мужчина средних лет с седыми висками, по многолетней привычке руководить сразу взял ситуацию в свои руки:

– Вы тут, Мария, не торопясь… стол, а мы с Саидом выйдем во двор. Покурим. Пошли, Саид.

Он накинул на плечи пальто, первый пошёл к двери и, выйдя во двор, пригласил Саида в беседку, затем закурил и не торопясь начал по-доброму, по-отечески:

– Саид, не вникая в подробности, я тебе вот что скажу. Если у вас с Раиской всё серьёзно, добро пожаловать жить к нам. Дом большой, места много. Ты инженер, а у меня главный собирается на пенсию. А там и самому готовиться надо на заслуженный…

– Николай Иваныч, а Раиса говорила вам, что я женат и что у меня двое детей?

– Говорила. У нас в семье нет секретов. Нам, конечно, это неприятно. И мать плакала. Но бабы же – это народ такой… дурной! Если искра пролетела, хоть ты убей!

– Искра пролетела не только у неё, Николай Иваныч. Но я никак не могу представить, как сыновей брошу.

– Зачем бросать? Будешь встречаться. Помогать. Зарплата у тебя будет хорошая, машина под рукой, чтобы в любое время…

– Боюсь, жена лишит меня возможности встречаться с детьми. Мстить будет. Но и жить с ней больше нет сил. Скандалы, беспочвенная ревность… Не знаю я, что делать.

– С бабой своей сам разберёшься. Это не нашего ума дело. Вижу, парень ты неглупый. Но Раиску не обижай. Она у нас одна. И выросла в тепле и в любви. Я её в обиду не дам, запомни это. Пошли. Пропустим пару рюмок за знакомство.

В просторной кухне большого дома родителей Раисы стол уже был накрыт. На диване возле камина сидела девочка лет восьмидевяти и что-то увлечённо рисовала.

– Алеся! Алеся, иди сюда. Познакомься с дядей.

– Здравствуйте! Меня Алеся зовут. Мне восемь лет.

– Очень приятно. Я Саид. Дядя Саид. Ты очень красивая, Алеся. И косички у тебя красивые. А эта кукла тебе подарочек. Она такая же красивая, как и ты.

Алеся взяла куклу и стала трепать и поправлять ей волосы.

– Алеся, что нужно сказать дяде?

– Спасибо. А ты будешь моим папой?

– А ты хочешь, чтобы я был твоим папой?

– Хочу. Папа Коля пьяный приходил домой. Ругал меня.

– Я не буду ругать. Я буду любить тебя, договорились?

– Договорились. И я буду любить тебя.

Мария Михайловна, с любопытством наблюдавшая за этой сценой, довольно улыбнулась и поторопилась пригласить за стол:

– Мужчины, давайте за стол. Голубцы стынут!

– Саид, папа, садитесь. Голубцы очень вкусные. А завтра я вам чуду́ приготовлю, – сказала Раиса и, взяв за руку Саида, посадила его рядом с собой…

После ужина Раиса и Саид поднялись на второй этаж в спальню.

– Как тебе мои родители? – был первый вопрос Раисы, как только они уединились на втором этаже.

– Не ожидал такого. Тепло. Слишком тепло.

– У нас не бывает конфликтов. Я не помню, не представляю, чтобы папа приходил домой пьяный. Чтобы кричал на мать, на меня.

– Заметно. Мудрый, уверенный мужик. Хозяин.

– А тебе что папа сказал?

– Так… Поговорили.

– Папа говорил, что может устроить тебя к себе на автобазу.

– Был разговор.

– Согласился? Приедешь?

– Со своей надо сначала разобраться.

– Саид, работа есть, жильё есть… Может, решишься?

– Всё это хорошо, но не главное. Главное – рядом с тобой быть, Раиска! Я никогда раньше не испытывал таких чувств. Очень хочу к тебе. И очень боюсь потерять сыновей. Не простят мне, когда вырастут.

Три дня пролетели как один миг. Разговоров, тёплых и откровенных бесед было много. Алеся, маленький солнечный человечек, запала Саиду в душу и заняла там почти всё пространство, вытеснив даже сыновей Саида. Он каждый раз вздрагивал, когда она звала его папой, и еле сдерживал себя, чтобы не прослезиться, а она хватала его за руку, таскала всюду, показывала свои игрушки и книжки, рассказывала о них, всё чаще обращаясь к нему и крича «папа». Прощаясь, она прилипла к нему и со слезами умоляла не уезжать. Но уехать было надо, и Саид уехал. И уехал он с твёрдым намерением разобраться с делами, с женой и приехать уже навсегда.

* * *

Дома Саида ждал тесть. Простой, добрый, душевный деревенский мужик, он долго не решался начать разговор. Смелость к нему пришла только после двух рюмочек его же домашней самогонки.

– Саид, я понимаю, дочь моя совсем не простой человек. Бабы, они все добрые скотины, але ж треба жити. Детей кому ты кинешь? Родная ж кровь! С дочкой я поговорил. Поругал её. Как травиночка будет. Обещала.

– Не поможет. И мне обещала не раз.

– Ещё поругаю, если надо будет. Ты это… Забери заявление на развод. Завтра же суд…

– Не могу, Иван Петрович! Надоели мне её хамство, грубость. На ровном месте истерика, оскорбления, а потом крики «Дети, меня папа обижает!».

Неожиданный удар Саид получил от младшего сына. Вытирая слёзы, тот подошёл к отцу и сказал обиженным голосом, готовый вот-вот заплакать:

– Папа, мама сказала, что ты нас не любишь, что бросаешь нас…

– Неправда, сынок, я люблю вас. Очень люблю.

– А почему тогда бросаешь?

– Я не бросаю вас. Не брошу. Иди ко мне. Обними папу. Вот так. Я вас очень люблю. И не брошу.

Саид обнял своего маленького сына, и из глаз ребёнка покатились слёзы…

* * *

Дорогой мой читатель, надеюсь, вам понятен мотив, который повлиял на дальнейшее развитие событий. Саид испугался слёз маленького беспомощного сыночка, да и на фронте наступило временное затишье. У Саида даже возникла призрачная, но всё-таки надежда: а вдруг?.. Время же показало, что «вдруг» не наступило, и спустя много лет, когда уже сыновья встали на ноги, поженились, Саид таки подал на развод и освободился от тяжкого гнёта мрачных дней. То ли от стыда, как она сама говорила, то ли от обиды бывшая убежала за кордон, и они с Саидом перестали общаться.

Наступили другие времена, появились другие возможности. Саид открыл свой бизнес, успешно развил его, построил дом, купил и себе, и младшему сыну Артуру машины и пригласил его вместе с семьёй к себе жить. Жена Артура была на седьмом небе от счастья: есть кого попросить отвезти, куда ей надо, на кого бросить детей на целый день, пока она по салонам да по магазинам проводила «экскурсии». Саид души не чаял во внуках, играл с ними, читал им сказки, что-то лепил, что-то мастерил. Возможно, так всё и продолжалось бы, если бы не бывшая.

Прошло много лет, как она уехала, и Саид о ней узнавал только через третьих лиц и особо не интересовался её судьбой, как вдруг она явилась, как привидение, на пороге дома Саида.

– Привет! – выдавила она из себя кривую улыбку. – Можно к тебе?

– Попробуй. Проходи.

Сидя за большим столом в кухне, бывшая то хвалила Саида, то задавала банальные вопросы про его жизнь и планы на будущее. Саид слушал молча и коротко отвечал, показывая безразличие ко всему, в том числе и к ней.

– Ты что, не рад меня видеть?

– Не очень.

– Я думала, что ты, может, соскучился по мне.

– Нет, не соскучился.

Бывшая не сдавалась. Она напустила на себя серьёзную мину и пошла в атаку:

– Саид, я хочу вернуться.

– А я что? Совет должен дать? При чём тут я? Ты свободная женщина, поступай как хочешь.

– Ты не понял. Я хочу вернуться сюда, в наш дом, к тебе, к внукам нашим.

– К внукам, конечно, ты можешь вернуться, но не ко мне. И дом этот не наш, а мой. Ты получила своё по разделу, а дом строил я. Палец о палец ты не ударила здесь.

– Саид, ну пожалуйста, не гони меня, я к тебе хочу, мы начнём новую жизнь с чистого листа, мне скоро на пенсию, будем жить на две страны. Если хочешь, поехали со мной в Швецию, там у меня квартира, работа…

– В Швецию, говоришь? И что я там буду делать?

– Пойдёшь работать, и будем жить.

– Ты и работу мне подыскала уже? Что за работа, если не секрет? Куда меня засватала?

– В метро. Уборщиком, – сказала бывшая и сама же чуть не лопнула от смеха.

– Даже самой смешно? С двумя высшими образованиями – и в уборщики?

– Ну да! А какая разница, лишь бы платили.

– Спасибо, конечно, за заботу о моём трудоустройстве, но как-то мне и тут хорошо одному. И пенсии моей вполне хватает мне одному.

– Дурак ты, Алиев! Люди мечтают попасть за границу, а ты ведёшь себя как дурак.

– Возможно, но тебе лучше уйти.

– Ты что, выгоняешь меня? Я что тебе, идиотка какая? Я тебе дура какая?

– У-хо-ди!

Бывшая резко поднялась, схватив свою сумочку, отошла к двери кухни и, повернувшись к Саиду, запустила давно знакомый монолог в спектакле, который Саид уже успел и подзабыть:

– Я тебе покажу «уходи», придурок! Идиот! Козёл! Сволочь! Свинья!

Кровь ударила в голову Саиду, и он в исступлении сжал кулаки и бросился к ней:

– Во-о-он! Вон отсюда, проститутка! Подстилка шведская!

– Сам дурак! Идиот! Козёл! Свинья!

В эту секунду на первый этаж ворвался Артур, набросился на отца и неожиданным ударом свалил его на пол…

* * *

Очнулся Саид уже в больничной палате. Лечащий врач Юра, давний знакомый Саида, огорошил его в первую же минуту:

– Что же ты, Саид, на старости лет по крышам бегаешь, как белка по веткам? Ты же чуть дуба не дал! Крови столько потерял.

– По каким крышам? Я не в курсе.

– Как это? Дети твои – сын, невестка – сказали, что ты с крыши грохнулся.

– Вот как! Ну, раз сказали, значит, так тому и быть.

– Я понял. Я всё понял. Это не могло так долго продолжаться, развязка должна была быть. Я в курсе, что приехала бывшая. Ну и невестка постаралась.

– Шесть раз вызывала милицию. Будто я оскорблял её, угрожал ей. А я и знать не знал.

– Выживают. И что? Заявлять будешь?

– Нет. Что мне от того, что её посадят? Ты только скажи им, что я того… неизлечимый. Инвалид типа. Посмотрим, что будет.

– Я понял. Сделаю.

Навестить отца, узнав о случившемся, из-за границы прилетели сын Саида Камал и его жена Маша. В палату их не пустили и, согласно полученной инструкции, вызвали лечащего врача Саида.

– Доктор, как он?

– Стабильно. Стабильно тяжело. Мы провели все анализы, сделали рентген – боюсь, он уже не будет прежним. Так что готовьтесь к худшему.

– В смысле «к худшему»? Он умрёт?

– Умереть уже не умрёт, но ходить не сможет. Позвоночник повреждён. И голова сильно пострадала. Мутизм у него.

– Это что значит?

– Это когда человек не понимает вас. Он ничего не понимает, не реагирует ни на что. В общем, он уже не человек – овощ.

– И что, ничего не можете сделать?

– Мы не можем, а вот вы можете.

– Что, например?

– Уход нужен за ним. Как за ребёнком. Кормить, на горшок водить, памперсы менять. Если вы не можете или не хотите за ним ухаживать, то придётся вам сиделку нанять. Или в дом инвалидов…

– Мы не можем взять его к себе, мы за границей живём. Я поговорю с младшим братом.

– Решайте вопрос. Мы его не будем тут долго держать. Это бесполезно.

– Доктор, можно сейчас к нему?

– Какой смысл? Он ничего не понимает, никого не узнаёт.

– Что посоветуете нам делать?

– Думайте. Если не захотите забрать домой, мы тогда будем оформлять его в дом инвалидов. Придёте подписать бумаги и забудете, что у вас был отец.

– Пошли поговорим с Юлей и Артуром, – сказал Камал жене.

Проводив ребят, врач вошёл в палату к Саиду:

– Ну привет, аксакал!

– Привет, Юра.

– Твои приходили. Уж очень хотели узнать, как ты. Не пустил в палату.

– Торопятся хоронить. Что ты им сказал?

– Как договаривались.

– Правильно. Спасибо тебе, Юра.

– Ох, Саид, толкаешь ты меня на преступление.

– Не трясись. Спасение больного не есть преступление. Прорвёмся.

* * *

Вечером того же дня в доме Саида на семейный совет собрались члены его семьи: бывшая во всей красе, сыновья Артур и Камал, невестки.

С первым горячим приветственным словом выступила, разумеется, бывшая:

– Я не буду за ним ухаживать. Он выгнал меня из дома, как собаку. Вот Юля пусть возьмёт, если хочет.

– Я? Я что, памперсы ему буду менять? Делать мне нечего! Памперсы я ему буду менять!

Затем слово взял старший сын:

– Ребята, я не за вас и не против вас. Я за справедливость. Вас сюда жить отец пригласил, вы жили вместе, отец вам помогал обустраиваться, но вдруг сгорела баня… Почему отец один занимался ремонтом? Почему он упал и разбился? Кто виноват? Вы виноваты. Вот и ухаживайте за ним.

Невестку Юлю аж передёрнуло.

– Как мы будем за ним ухаживать? У меня дети. Они постоянно болеют.

– Юля, ты не работаешь, сидишь дома, вот и ухаживай.

– Я что, памперсы ему буду менять?

– Не хочешь, так нанимайте сиделку.

– А почему я? Пусть Маша ухаживает. Забирайте его к себе!

– В отличие от тебя, Маша работает. И живём мы в квартире, а не в доме. Между прочим, дом этот строил отец! И баню хотел вам отстроить после пожара. И вы виноваты, что он упал с крыши.

– Он сам виноват. Мы его просили переселиться в баню, так он спалил её, чтоб не переселяться.

– Артур, ты дурак? Как отец мог спалить баню? Он же строил её собственными руками!

– Собственными и спалил. Не хотел переселяться.

– Ты точно дурак! Отец никогда бы этого не сделал.

– Юля, а почему вы хотели его в баню переселить? – спросила Маша, решив немного вмешаться в разговор.

– Нам мало места. У нас дети. А он один занимает целый этаж.

– Но это же его дом! Он строил этот дом, а вы пришли и прогоняете его?

– Никто его не прогонял. Просто попросили, а он вообще перестал с нами разговаривать. Я в магазин не могу выйти: не хочет с внуками посидеть.

– А милицию чего вызывала? Столько раз?

– Он оскорблял меня.

Камал не выдержал, выпалил сгоряча и встал, давая понять, что собирается уходить:

– Ты тоже дура, Юля!

– Это почему я дура?

– Потому что! Вы его выгоняете из собственного дома, без конца сдаёте его в милицию и хотите, чтобы он с детьми вашими сидел!

– Он сам виноват.

– В общем, так. Забираете его сюда, домой, и ухаживаете. Хотя бы из благодарности, что пригласил, пустил вас сюда, в свой дом. Если сами не можете, нанимайте сиделку.

– У нас нет денег на сиделку.

– У отца пенсия! Всё, разговор окончен. И не дай бог, я узнаю, что вы его обижаете, – пеняйте на себя! Пошли отсюда, Маша…

* * *

Возвращаю вас, мой читатель, в наши дни и продолжаю рассказ оттуда, где мне пришлось прервать его, чтобы у вас сложилась полная картинка.

Войтовка. Услышав от Ирины новость, Саид не сразу сообразил, что перед ним стоит его дочь, что вот оно, счастье, о котором он всю жизнь мечтал, что судьба дарит ему новую, чудесную возможность ещё немного продлить жизнь в счастливом пребывании. Он медленно сел на стул и начал вспоминать, соображать, что это значит и не во сне ли он.

– Что? Как? Откуда? Кто? – спросил он растерянно не столько её, сколько себя.

– С моей мамой вы в Тюмени познакомились. Потом приезжали к нам. Раису помните?

– Ну как же! Как не помнить-то! Конечно, помню. Не обидел Бог памятью. Всю жизнь помнил! Никогда не забывал!

– Так вот, я её дочь. И ваша.

– Бог мой! Как так? Какое счастье-то! Какая находка!

– Меня Ириной назвала мать. Ирина Саидовна. Вот мой паспорт.

– Да на что мне твой паспорт, доченька?! А глаза мне на что?! Ты же как две капли!.. То-то я думаю, похожа на сестру мою. Радость-то какая! Солнышко ты моё, дай я тебя обниму! На старости лет мне Бог такой подарок! Такую находку! – Саид обнял дочь и поцеловал её несколько раз в лоб, в щёки, в руки.

– И я рада видеть вас. Наконец-то случилось это.

– Как ты меня нашла? Жил-то я по другому адресу.

– Можно, я назову тебя папой?

– Что ты спрашиваешь, доченька?! Как это – не можно? Можно! Нужно! А как мне приятно слышать! Мечтал я всю жизнь о дочери, и вот она!

– И я всегда хотела иметь папу. Так мечтала! Мне с детства так не хватало папы. Тебя мне не хватало, папа. – Ирина заплакала, даже не пытаясь сдерживать себя.

– Ты плачь, плачь, доченька. Не стесняйся. Горе, оно со слезами уходит. Накопилось оно у тебя. Плачь. А я вытру твои слёзы.

– Я с детства знаю про тебя. Мама всё рассказывала.

– С детства? Почему не объявилась? Мать почему не позвонила, не написала? Знал бы я, что дочь у меня, я бы… Я бы…