
Полная версия:
Волокдарм
Думать о сне ему пока больше не хотелось. Он окончательно решил, что когда проснется Элжен, он сначала поговорит с ней, потом, если понадобиться, позвонит в Норвегию Кроку, который, взяв себе отпуск, отправился туда кататься на горных лыжах. А уж после этого решит, что делать ему дальше. А сейчас…
Сейчас он просто будет пить мелкими глоточками горячий чай, и смотреть в окно, за которым солнце уже слегка выглядывало из-за гладкой, словно полированное дерево, воды, окрашивая водную дорожку, ведущую к нему в желтый цвет. Вокруг не было ни души, было тихо и спокойно…
Наконец-то после изнурительно-долгой зимней ночи в город понемногу начало проникать утро. И хотя на улицах по-прежнему оставалось еще темно, но уже чувствовалось, что еще немного еще чуть-чуть и город зальется солнечным светом.
На улицах уже начали появляться первые люди, которые, неспешно, словно еще не до конца очнувшись после крепкого сна, который бывает только зимой, шли по своим, только им известным делам.
Весной и осенью сны чаще всего бывают какими-то беспокойными. Весной из-за оживания природы, появления на свет новой жизни. Осенью же наоборот нам не дает спать предчувствие скорой смерти, и иногда мы даже просыпаемся ночью в холодном поту – ведь так хочется, урвать еще немного от этой жизни, прожить еще хотя бы один день. А летом мы вечно куда-то торопимся, спешим жить, в наших венах бурлит и играет, словно хорошее шампанское, кровь и нам просто не хватает времени на сон. И лишь тогда когда власть в свои руки берет зима: природа погружается в глубокий сон; время приостанавливает свой бег и наша жизнь замедляется вместе с ним. Вот тогда-то и приходит по-настоящему глубокий и крепкий сон, которому ничто не может помешать.
На головы пешеходам осыпается мелкий снежок, который, стремясь хоть немного взбодрить их, залетает им под одежду, и, тая там, передает им свой холод. А некоторые снежинки медленно, словно танцуя танго с ветром, плавно подчиняясь его движению, медленно ложатся на землю и умирают, образуя при этом прекрасный персидский ковер, в который так и проваливаются ноги.
Мимо по дорогам иногда проезжают машины. Сейчас машин и людей на улицах еще мало, но не пройдет и часу, как на дорогах появятся привычные Московские пробки, а по тротуарам польется, хаотично передвигаясь, людская река. Но это будет еще только через некоторое время, но, а пока… пока на улице темно и практически безлюдно.
Но автобусы начали ходить уже несколько часов назад, перенося людей из области в столицу России. И неважно, что пока в них набирается от силы человек пять, но ведь они тоже куда-то спешат и им нужно куда-то ехать, а следовательно, и автобусы должны ходить.
В большом желтом автобусе ехало несколько человек: двое парней, молча сидящих на передних сиденьях; парень с девушкой, тихо общающиеся между собой; и красивая, молодая женщина, лет тридцати, с огненно-рыжими волосами, с девочкой лет восьми, мать с дочерью.
Девочка, положив голову на плечо мамы, наблюдала, как некоторые снежинки, кружившиеся в темноте за окном, попадали на окно, и, тая, оставляли после себя маленькие капельки воды, которые, стекая по стеклу, образовывали занятные узоры.
Приподняв глаза от книжки, на обложке которой была изображена девушка с клюшкой для гольфа, женщина посмотрела на сидящих впереди нее молодых людей и, вспомнив себя такой же молодой, тогда еще студенточкой, слегка вздохнула. Ведь не все то, о чём она тогда мечтала, сбылось, да и проблем со временем становилось все больше и больше. Муж, которого она очень сильно любила, погиб два года назад, оставив ей после себя маленькую дочку. Она, конечно, пыталась познакомиться с кем-нибудь, ведь ей было только чуть больше тридцати, и как она говорила самой себе, незачем хоронить себя заживо и жизнь должна продолжаться дальше, да и к тому же дочке нужен хоть какой-то мужской присмотр. Но еще не угасшая ее любовь к погибшему мужу не давала ей сделать этого, и после нескольких встреч с мужчиной она всегда уходила от него. Да и работы в последнее время сильно прибавилось, и вот она уже несколько месяцев подряд не может не то что сходить с дочкой куда-нибудь, но и даже пообщаться с ней по нормальному, всё как-то урывками и впопыхах. А девочка между тем все растет и растет, как говорится, не по дням, а по часам и скоро она совсем повзрослеет, и у нее появятся ухажеры… А она из-за своей работы даже не заметит, как это произойдет.
Встряхнув головой, женщина отогнала от себя грустные мысли.
– Ничего, через несколько недель, когда будут готовы уже практически все заказы, работы станет намного меньше, и вот тогда-то у меня появится свободное время, которое я полностью посвящу ей, – тихо прошептала она, посмотрев на дочку, и заложив страницу, на которой она читала закладкой, закрыла книгу и положила ее в сумочку.
– Ну, как ты золотце мое? – спросила она, нежно перебирая дочкины короткие золотистые волосы.
– Нормально ма, – ответила Даша и повернулась к маме.
– Спать хочешь? – спросила у нее Таня.
– Немножко, – зевнув, ответила Даша, прикрывая рот ладошкой.
– Не засыпай, держись, мы уже скоро приедем. Хорошо?
– Да ладно тебе ма, что я маленькая что ли, конечно, не засну, – ответила
Даша. – А ты как сама, не хочешь спать, а то вчера опять целую ночь за компьютером просидела и легла спать только лишь под утро?
– А ты откуда знаешь? – удивленно посмотрела на дочку Таня. – Ты что тоже не спала?
– Да нет, что ты. По тебе, просто, это и так видно, у тебя опять бледный и уставший вид, мешки под глазами. Измотаешь ты себя скоро совсем, – она с легкой укоризной посмотрела в мамины карие глаза.
– Да все будет нормально, Дашенька, еще немного и можно будет расслабиться, – вздохнула Таня. – И мы уедем с тобой, только ты и я, на пару недель в Австралию и будем там загорать и купаться, договорились? – спросила она.
– Да, – ответила Даша, и грустно добавила. – Ты все время так говоришь, да и притом я же учусь.
– Но это точно в последний раз. Я, действительно, скоро освобожусь, и мы поедем с тобой отдыхать. А за учебу можешь не беспокоиться, сходим в поликлинику и возьмем для тебя справку, что ты заболела.
– Да знаешь ма, я ведь уже не маленькая, и знаю, что пройдет пару недель, а потом еще пару недель, а потом еще несколько, а ты все также будешь говорить, что скоро, и что теперь уж точно скоро, – махнула рукой Даша. – Да только ты знаешь, я ведь не за себя, я за тебя переживаю. Ты ведь, действительно, скоро полностью измотаешь себя, нельзя же так.
Даша ласково погладила маму по голове и опять отвернулась к окну. Несколько минут они проехали молча. Даша продолжала смотреть на пейзажи за автобусным окном, а Таня, снова достав из сумочки книгу, стала читать ее. Но читала она ее только до тех пор, пока ее взгляд не упал на лицо дочери, которое выражало одновременно и удивление и растерянность и даже где-то немного страх.
– Даша, что с тобой? – удивленно спросила она у дочери.
– Ма, ты можешь, конечно, назвать меня маленькой глупенькой девочкой, – ответила Даша, не прекращая заворожено смотреть за окно, при этом голос ее слегка срывался. – Но я абсолютно не понимаю где мы, я, конечно, знаю, что мы в автобусе, но по какой улице мы сейчас едем?
– Ну что ты, маленькая, конечно, ты не глупенькая просто ты забыла эту улицу. Это улица назыв… – Таня посмотрела в окно и действительно увидела там абсолютно незнакомый ей пейзаж. За окном был заснеженный, темный лес, слегка освещенный луной. – Называет… называется, не знаю, – ошарашено, закончила она.
Просидев несколько минут, молча смотря за окно, Таня снова обратилась к Даше:
– Погоди, сейчас спросим у тех ребят, – она показала рукой на ребят сидевших впереди них.
Потом встала и подошла к девушке, которая увлеченно разговаривала с сидевшим рядом с ней парнем, наклонилась к ней, и что-то спросила у нее, но Даша, внимательно следившая за мамой, не расслышала, что именно. Зато она прекрасно увидела, как девушка и парень практически одновременно посмотрели в окно, и выражение ужаса посетило и их лица. Они стали озираться по сторонам, словно, пытаясь понять что-то или найти.
Дашу стало немного забавлять сложившаяся ситуация. В первый раз она попала в такую занимательную и в тоже время странную историю.
Понаблюдав немного за происходившим в салоне, она снова взглянула за окно и вдруг заметила в лесу какую-то странную тень, мелькнувшую на несколько секунд между деревьев, но не подходившую ни к одному из известных Даше животных. После этого она стала еще пристальней вглядываться в лес, но тень больше так и не появлялась.
– Наверное, померещилось, – подумала она и, отвернувшись от окна, увидела бледную, словно снег за окном, Таню, стоявшую возле нее, руки ее тряслись, коленки подкашивались.
– Что? Что случилось? – встревожено спросила Даша, и, вскочив с сиденья, взяла маму за руку. – Тебе плохо?
– Т…т…ам н… ни… ко… го н…е…т, – выдавила из себя Таня, показывая куда-то рукой.
– Где там? – не поняла Даша, но тут же увидела, куда показывала ее мама. – Как? – только и спросила она, мамина рука выскользнула у нее из руки, ноги её подкосились, и она опустилась в кресло.
Таня показывала на то место, где должен быть водитель.
И тут раздался страшный непонятно откуда исходивший, то ли изнутри автобуса, то ли с наружи, то ли вообще его издавал сам автобус, низкий и мокрый голос.
– Добро пожаловать в Вечность.
В тронном зале не было никого, кроме двух волоков, Короля и его Военного советника. (Волоки были во многом схожи с людьми, только их кожа была очень светлого, практически белого цвета, на голове полностью отсутствовали волосы, и их узкие глаза, были полностью черного цвета и в них отсутствовали зрачки) И хотя волоки ни с кем и никогда не воевали, но у них была огромная армия. Ибо они жили вот уже несколько десятков поколений только ради одной цели… ради войны.
Ради войны, которая уже была не за горами, и должна была начаться в ближайшие годы. И хотя многие из волоков уже не понимали, зачем она им была нужна, но они тщательно готовились к ней.
И уже все чаще и чаще в их глазах можно было прочесть:
Да, Приол незваным гостем пришел на планету наших предков. Да, он создал солнце, которое развеяло тьму на нашей планете, и наши предки начали умирать от этого. Да, он практически уничтожил нашу расу. Да, он заставил нас уйти с нашей же планеты и искать себе новый дом. И без помощи Хоролла, который пришел к нам на помощь и отвел нас, как маленьких слепых детей, в это пространство, мы бы все окончательно погибли. Все это, конечно, правда. Но… но мы же выжили. Мы обустроились здесь. И теперь эта параллель Земли, на которой мы живем уже очень долгое время, и на которой жили наши отцы, деды, прадеды, и есть наш дом. Конечно, мы можем уничтожить людей. Мы, наверное, уже сможем отомстить и самому Приолу, но что это нам даст? Нам что от этого станет легче? Нам станет легче, если в битве с Приолом мы опять поставим под угрозу существование нас, как расы? И уж точно потеряем своих детей, отцов и матерей. Легче?
Но все это волоки могли говорить только лишь шепотом, где-нибудь в укромном уголке, где бы не было посторонних ушей способных донести на них. Ведь за такие слова, жрецы Хоролла могли смело обвинить их в забытье памяти о предках, а, следовательно, и в предательстве. А за такое преступление приговор мог быть только один. Смерть!
Лишь один волок смог открыто, не боясь никого и ничего, заявить свое негативное отношение к предстоящей войне – это был Военный советник. Король отчетливо помнил то, как тот пришел с этими словами.
Это случилось около года назад, накануне большого праздника посвященного чествованию Хоролла. В тот день в совещательном зале собрался очередной совет по поводу проведения праздника, на котором находились все высокопоставленные волоки, начиная от мэра города, в котором по жребию выпала честь проведения праздника (каждый год Король бросал жребий. Он становился перед картой Вечности, брал в руку талисман Хоролла, который представлял собой средних размеров хрустальный шар, внутри которого находилась капля крови Хоролла, закрывал глаза, ставил его по середине карты и раскручивал. На каком городе шар останавливался, там и проводили следующий праздник) и, наверное, заканчивая верховным жрецом Хоролла. (Так, что скрыть тот инцидент, у Короля не было ни какой возможности, хотя желание было огромным, ведь Военный советник был ему близок по духу). Но в зале не было одного волока, хотя и он должен был быть там… Военного советника. Никто не знал где он. За ним посылали, и домой, и в штаб, где обычно происходили обсуждения предстоящей войны. Но его нигде не было. И совет поначалу хотели даже отложить до его прибытия на него или до полного выяснения причин его отсутствия, и если он все-таки не сможет прийти, то тогда уж проводить совет без него.
Но против этого выступил сам Верховный жрец. Итак как с ним не хотел сориться даже Король, то совет начался вовремя.
Заседание шло своим обычным чередом: обсуждали поставки нужного на празднике продовольствия, проводимые на нем представления и тому подобное. Но это продолжалось только до тех пор, пока в зал гордой походкой не вошел в полном обмундировании Военный советник. Он прошел через весь зал и остановился рядом с Королем. Сняв с плеча свою отличительную ленту, и, отстегнув от пояса меч, он положил их на стол рядом с ним.
– Я больше не ваш военный советник. Я с удовольствием и гордостью приму любое наказание, которое вы ко мне примените. Свою смерть я приму с улыбкой.
Король тогда не понял, что это означало. Почему, волок, которому он всегда доверял, иногда даже больше чем самому себе, так поступал.
Это сейчас он знал об этом. Но тогда… Тогда он был слеп.
– Где ты был, и что с тобой случилось? – твердым и решительным голосом спросил у Военного советника Верховный жрец. – И не лги своему Королю.
– Где я был… Я был у людей на Земле, – спокойно ответил Военный советник.
– Предатель – прошелся шепот по залу, – он предал Хоролла.
– Как? – выдохнул Король.
– Так, мой король, – Военный советник продолжал стоять около Короля, он даже не подумал сесть на свой пустой стул, который стоял рядом. – Знаете я не жалею об этом. Я видел, как живут эти наши якобы главные враги. Ради предстоящей борьбы с которыми мы и жили все эти века. Я прожил среди них всего лишь несколько недель, но успел многое понять.
– Но как? Как тебе удалось там жить? – отовсюду были слышны недоверчивые возгласы. – Как их яркое светило не убило тебя?
– Да я действительно знаю, что мы не можем жить на свету, – начал объяснять Военный советник. – Я и не говорю об обратном. Я ходил по улицам, когда на небе было их не яркое светило, которое по свету похоже на наше Лунатари. А когда на его место восходило яркое, я прятался в подвалах их домов.
– Но зачем тебе это было нужно, зачем? – удивился Король.
– Я должен был узнать своего врага в лицо. Но то, что я увидел, поразило меня. Знаете, – он обвел присутствующих взглядом. – Я увидел, что нашими главными врагами являются отнюдь не люди и не Приол. Главными врагами для нас являемся, прежде всего, мы сами. Мы живем ради войны. Люди же да, конечно, они в отличие от нас воют друг с другом, но они живут ради мира. Они не проходят мимо, когда кто-нибудь нуждается в их помощи. Они не смотрят на себя и на других с одной лишь мыслью, что они могут сделать для предстоящей войны. Они называют друг друга по именам, а не породу своей деятельности, – он ненадолго замолчал. – И еще. И это самое главное… они любят.
– Любят? – удивился Король. – А что это значит?
– Я не могу это объяснить вам словами, – ответил Военный советник. – Но я узнал, что есть несколько видов любви. Любовь матери к ребенку, любовь мужчины и женщины самые распространенные из них. Хотя есть и другие. И я понял, что нам нужно отказаться от мести, она не к чему хорошему нас не приведет. Мы должны научиться жить в мире, и думать, прежде всего, не о войне, а о жизни.
– Интересно говоришь, твои слова занятны, – Верховный жрец встал со своего стула и, подойдя вплотную к Военному советнику, заглянул в его глаза. – Но, правдивы ли они? Не встал ли ты на сторону людей и просто обманываешь нас здесь?
– Нет, клянусь Приолом.
– Приолом, да? – Верховный жрец хлестко ударил Военного советника по лицу, от чего у того из губы потекла кровь. Военный советник вытер текущую из губы кровь, и гордо глядя в глаза Верховному жрецу, ответил:
– Да, Приолу.
– Отрубить ему голову, – презрительно сказал Верховный жрец и отошел от Военного советника.
– Погоди. Не суетись, – вставая, попросил у него Король, после чего перевел сочувствующий взгляд на Военного советника. – У тебя есть год. Если ровно через год, на таком же совете, ты не докажешь нам, что люди на самом деле лучше нас, тебе во время праздника посвященного Хороллу на площади отрубят голову. Ты согласен Верховный жрец, с таким моим решением? – Король повернулся обратно к Верховному жрецу.
– Да. Мой король, – сквозь зубы ответил тот.
До назначенного в тот день срока оставалось шесть дней. Совет был уже не за горами и скоро должна будет решиться судьба уважаемого им волока. И самое главное для Короля, было то, что смерть этого волока означала бы продолжение подготовки к войне, которую он уже и сам не хотел.
За прошедший год они не встречались ни разу. Хотя Король поначалу и хотел увидеться с Советником и еще раз уже без свидетелей объясниться с ним, но это желание у Короля постепенно угасало, и он даже не заметил, как оно потухло совсем и на его место пришло другое. Он перестал хотеть, нет, он ни не хотел, а боялся встречаться с Советником. Он боялся взглянуть в его глаза и не найти слов, которые он смог бы сказать ему, и самое главное не услышать, те ответы которые хотел.
Советника в этот год не видел никто, сразу же после того как он ушел с совета он как будто исчез. Его искали по всей Вечности, (так волоки называли пространство, в котором они жили) но его нигде не было.
И вот сегодня, когда до того как Лунатари покинет свое небесное место, оставив его пустым, оставалось около часа, он сам пришел к Королю и захотел встретиться с ним.
Король сначала решил отказаться от этой встречи, но потом все-таки, с трудом переборов себя, решил послушать то, что может сказать ему Советник и в случае чего помочь ему всем тем, чем сможет, и согласился. И вот сейчас они находятся здесь, в тронном зале.
– Зачем ты позвал меня? – Король собирался держаться с Советником сдержанно.
– Я хотел сказать вам, что я сделал, так как вы и просили, – ответил Советник. Он выглядел также как и год назад, та же осанка, тот же уверенный взгляд и тот же безупречно чистый костюм, не хватало только одного элемента его одежды… перекинутой по диагонали от левого плеча ленты, отличительного знака Военного советника, которую он оставил на том совете. – Не спрашивайте меня как, но мне удалось переместить в наше пространство несколько людей. Их шестеро. И на совете, я смогу показать вам то, о чем вы меня просили.
– Я рад за тебя, – не сумев сдержаться, Король обнял Советника. – Я знал. Я верил в тебя.
– Так вот, – продолжил Советник, отстранившись от Короля. – Я могу сказать вам, что я приведу на совет маленькую девочку. Но все, что будет происходить на совете дальше, будет для вас сюрпризом. От вас мне нужно будет только одно. Вы не должны ничему, абсолютно ничему, – уточнил Советник, – мешать. Вы даете мне слово, мой король?
– Да, – согласился Король, прижимая левую руку, сжатую в кулак, к сердцу. – Я клянусь тебе в этом. Я сделаю все, что будет в моих силах и даже больше.
– Спасибо, мой король, – поклонился Советник. И выпрямившись, пошел к двери.
– Погоди, Советник, разве ты не расскажешь мне ничего? – глядя в спину удаляющемуся волоку, удивленно спросил Король. – Не расскажешь своему Королю, как ты прожил весь этот год?
– Нет, мой сир, – повернувшись к Королю, ответил Советник. – Не сейчас. До встречи на совете, – и он вышел из тронного зала, оставив Короля в одиночестве.
Храм Хоролла находился в самом сердце Волокдарма, в непосредственном соседстве с королевским дворцом. И по красоте и по размерам он нисколько не уступал ему, а может, даже и превосходил его.
Обычно в храме было очень много волоков. Кто, стоя на коленях, молился святому Хороллу; кто в отдельных кабинках исповедовался жрецам (все волоки должны были исповедоваться не меньше чем раз в месяц, нарушителя этого установления сажали в тюрьму); а кто и просто заходил в храм для духовного соприкосновения с Хороллом. Но не в эту ночь…
Эта ночь была особенной.
Как только Лунатари поднялась на небо, все кто еще оставался в храме, были выгнаны на улицу, после чего храм начали покидать и сами жрецы. Все… все кроме одного.
Кроме Верховного жреца, который как только закрылась дверь за последним волоком, прошел в большой молельный зал, стены которого были раскрашены картинами, восхваляющими величие Хоролла. Подошел к стоящему в центре зала белому алтарю, на котором Волоки преподносили Хороллу свои дары. И встав перед ним на колени, накинул на голову капюшон белого балахона, соединил ладони в форме лодочки, и, наклонившись немного вперед, стал произносить молитву.
– Жрец, ты звал меня, вот я и пришел, – через некоторое время, раздался величественный голос за его спиной.
Жрец мгновенно повернул голову на голос. И увидев там того, кого ждал, он поднялся с колен, поправил образовавшиеся складки балахона, негоже было появляться в помятой одежде перед ним самим, и повернулся к фантому Хороллу. (Хоролл не мог материализоваться в этом измерении, он приходил сюда только как фантом, бесплотный призрак).
– Я знал, что ты придешь, – сказал Жрец, смотря в лицо Хоролла, правда, для этого ему пришлось слегка приподнять голову. Ведь хотя Хоролл и выглядел сейчас также как и обычный волок, но ростом он был раза в полтора выше самого высокого из них. Хотя точно сказать, так ли на самом деле выглядел Хоролл или он просто всегда появлялся перед ним в этом обличие, Жрец не мог. – Знаешь, наступают смутные времена.
– Да? – смотря сверху вниз на Жреца, удивился Хоролл. – Что же произошло такого, о чем я не знаю?
– Ты знаешь, что произошло на последнем совете, посвященном твоему предстоящему празднику? – спросил Жрец, снимая с головы капюшон. Он мог смотреть Хороллу прямо в глаза, пускай даже и призрачные, и не содрогаться при этом перед его величием. Хотя это давалось ему очень тяжело, и он поначалу трепетал перед Хороллом, но это медленно и постепенно, с каждым новым разом все больше и больше проходило, и вот теперь он мог говорить с Хороллом практически на равных (пусть это равенство было только лишь призрачным).
– Нет. Ты, конечно, не знаешь, но я был занят. Я заканчивал свое обучение, готовясь к предстоящей войне.
– Вчера на совете появился Военный советник. Я же знал, что он нас подведет, – с голосом волока познавшего всю глубину окружающего его мира, добил Жрец и топнул ногой.
– Не горячись, не горячись, – приободрил его Хоролл. – Если я точно не знал этого, то что тогда говорить о тебе, – и с жалостью в голосе добавил. – Он был бы хорошим командиром в предстоящей войне.
– Вот именно был бы! – возбужденно перебил Хоролла Жрец. – А теперь что?! – он со всей силой ударил по алтарю ладонью так, что на ней появился небольшой синяк, но, кипя от гнева, он не заметил этого.
– Не знаю пока ты, наконец-то, мне не расскажешь, что же все-таки произошло на этом совете, – Хоролл сгорал от желания узнать, зачем Жрец его все-таки позвал.
– Так вот, вчера он с опозданием явился на совет. Гордой походкой прошел через весь зал, положил на стол перед Королем свою ленту и свой меч, и заявил: я отказываюсь воевать против людей, – Жрец с призрением передразнил голос Военного советника.
– Почему?
– Он якобы побывал на Земле и увидел там то, что в отличие от нас люди не посвящают свою жизнь войне. Он понял, что они намного лучше нас, – продолжил Жрец. – У них есть любовь, – Жрец сделал иллюзию плевка, – Бездонный ашал. Я, конечно же, хотел сразу же казнить его и предотвратить, таким образом, всякое отступничество от тебя. Но мне помешал это сделать этот глупый Король. Он дал ему ровно год. Год на то, чтобы он доказал свои слова и показал ему и всему совету, что люди на самом деле не являются грубыми завоевателями, что они на самом деле намного лучше нас. И самое главное, – добавил Жрец с гневом. – Этот наглец посмел клясться Приолом.
– Вот как, – задумчиво произнес Хоролл и стал своими призрачными ногами расхаживать по залу, в котором кроме алтаря сделанного из самой редко-встречающейся, а, следовательно, и самой дорогой, породы белого камня ничего не было. Он ходил от одной нарисованной на стене картины, до другой. Создавалось впечатление, что он пристально рассматривал их.