скачать книгу бесплатно
Лес на карантине
Максим Эверстов
Вы никогда не думали, почему горит лес в Якутии? Или о том, что мы не одни во вселенной? В сборнике изображен фантастический мир, возможно, сосуществующий с реальным… Бессмертный солдат древности, наемник, грезящий о славе, запретный лес с жуткими тайнами, антиутопическая картина будущего мира, закулисье цирка, и, конечно, волшебная любовь – все это ждет читателя на страницах книги. В рассказах описаны глобальные проблемы, которые мир испытывает сегодня: пожары, информационные войны, смертельные вирусы. Только взгляд на них необычный, ракурс – другой. Тонкий юмор, виртуозно вплетенный в рассказы, динамичность и неожиданные повороты сюжетов, прекрасный легкий слог – все это поможет вам, читатель, с головой окунуться в удивительный фантастический мир, раздвинуть границы сознания и воображения.
Эверстов Максим Николаевич
Лес на карантине
Рассказы
Кеб Добряк
Давным-давно… Впрочем, постой… Не так уж и давно. Вот – видишь дерево? Тогда оно только было посажено. Мной. Ага, разрослось. В общем, это было давненько.
Он ушел из дома, прихватив отцовский меч. Мать висела у него на руке, уперев ноги в землю. Рыдала, старуха. На границе деревни упала на землю и лежала некоторое время.
Маленькая сестра осталась дома и смотрела из окна.
Я сидел на этом же месте, в этом кресле. Да.
Меч был старый, весь в царапинах, зазубринах, отметинах и даже, казалось, кривоват. Но кузнец сказал, меч хороший. Старый, но хороший. Про такие говорят, что знают свое дело.
А папаша Кеба этим мечом стольких в свое время… В общем, исходил всю страну вдоль и поперек, служа то в армии, то по ту сторону. И там, и там, если честно, платили паршиво, но по ту сторону хотя бы кормили и одевали сносно. Уж я-то знаю.
Вся деревня смотрела, да. Ллуди, пекарь, закрыл свою лавку и притащился прямо на луг в заляпанном переднике, старый дурак.
Кеб парень-то в общем хороший был. Воспитание, понимаешь. Не то что ваше. Помню, как в твоем возрасте в реку они прыгали, с Большой Косы. Смелые были бесенята. И как воровали репу с соседней деревни, когда еще была… Ага, там, где черные дома и пустые поля, там сильно не гуляй, огонь по ночам, говорят, горит… Однажды они с сыном молочника в драку ввязались с какими-то неместными юнцами. Кеб тогда одному так сильно вдарил… Половину зубов отбил. Да что ты понимаешь? Сам видел. Да, в этом кресле.
А в тот год Кеб мрачный ходил. На границе деревни часто сидел, глядя на пыльную дорогу. Мать говорила, об отце думал. Точнее, о судьбе его. Тот также ушел. И вот меч остался да сундук с имперским добром, который мать тут же продала. Поэтому-то Кеб и думал.
Все уходили. Белли Ступица ушел на Запад, к Ордену. Мартин Три Сосны на юг – всегда, говорит, любил и почитал Синее Королевство. Честь. Слава. И все такое. Мать потом долго рыдала. Офицер с наградным письмом стоял угрюмо и неловко… Даже Рыбак Юка ушел. Взял все деньги родителей и сбежал ночью. Говорят, прибился к Туше, но кто теперь осудит. Бандиты порой не такие плохие ребята…
А Кеб думал. Мать все видела, но не давила. Знаешь, как моя мама говорила, когда я впервые взял в руки чекан? Сын – что отрезанный ломоть… Все мы приходим, чтобы походить по свету, посмотреть на море или горы, нарожать детей, поклониться королю… да все, пожалуй.
И Кеб ушел. С мечом без ножен. С мечтательным взглядом и худой котомкой за плечом. Не так широк в плечах, как батька, но все же. Красавец был первый на деревне.
Слыхал, значит? Тут в самое яблочко. Была у него любовь. Милой звали. Лепота. Честно, просто сказать нечего. Румяна. Глаза так и сверкают. Ладна, что твоя березка. Коса до… В общем, длинная такая. Он всегда оберегал ее, глаз не сводил, для ее дома, где Милка-то с бабкой жила, стал дрова колоть, лед таскать, крышу чинить. Родители Милкины от Пурпурной чумы полегли ведь.
Молодец был Кеб. Скромный. Добряк, слова от него плохого или резкого не услышишь.
Любил помечтать этот Кеб. Волосы у него светлые были, пшеничные, в мать. Но глаза – чернее ночи в самую лютую зиму. В отца.
Пока его не было, Милка ушла в город. Оно и понятно. Ничего ее больше тут не держало.
М-да… Я и думать про парня перестал. В тот день, ясно помню, листья уже опали. Многие ушли по грибы, пора пришла. Поэтому не сразу поняли, что по центру деревни идет незнакомец, чужак, миновав Большие ворота и Яблочную площадь… Три года ведь прошло. Драть меня на конюшне! Я увидел и испугался. Сначала за свою жизнь – есть такие люди, которым лучше не попадаться в тесном переулке. Схватился за мотыгу. Затем присмотрелся, испугался за Кеба. Потрепало его.
Молча. Молча он ел. Молча обнимал мать одной рукой, когда она рыдала у него на плече. Сестренка улыбалась застенчиво, выросла, почти на выданье. Соседи подходили, кивали, но никто ничего не говорил Кебу.
Взгляд… Взгляд у Кеба стал пустой. Черный. Как у волка в лесу. Меч он закопал под домом. В тот же вечер. Я только стоял рядом, кивал и вздыхал.
Никто не спросил его про руку. Захочет, сам расскажет, решили.
Денег он принес много. Тут я ничего не говорю. Мать могла до конца жизни не работать.
«Много повидал-то интересного и настоящего за бугром?» – спросил один сорванец, который потом в город подался, на вольные хлеба. «Повидал много: и интересного, и нелепого, много ужасного, – отвечал Кеб. – Настоящего же ничего».
Через неделю приходили охотники за головами – эти впереди всех с голой попой наперевес. Оружием бренчали, девок лапали. Кричали, что ищут преступников. Беглых каторжников. И трусливых солдат. Называли странные имена, звания… В конце списка был Кеб.
«Мясник Кеб», – сказали они. Серебром платили. Никто из наших ухом не повел. Бледную мать спрятали за спины, от греха подальше. Те покрутились, поплевали на землю и ускакали. «Куры курей не выдают, а потом их лисы грызут», – пробормотал на прощанье главный, беззубый такой мужичонка.
Дня через два пришли хмурые офицеры регулярной армии. Эти шутить не стали. Собрали всех на Яблочной площади. Перерыли деревню. Поговорили со старостой. Мать испугали, но она уже научилась к тому времени молчать. Пустыми ушли.
Кеб в это время в лесу капканы проверял. Шутка ли – судьба.
Зиму как-то пережил. Спал, говорят соседи, плохо. Кричал во сне. Страшными словами бредил.
Сильно той весной все переполошились, когда сестру его потеряли. Потому что Трама, бондарь, рассказал, что видел троих беглых рабов в лесу. Вроде, недалеко. Кеб без слов раскопал меч и в одиночку ушел в лес. Хотели с ним пойти наши мужики, но как-то… побоялись. Кеба многие боялись. Не ругали, слова лишнего не сказали, но боялись.
Вернулся он под лай собак ночью. С сестрой. Та будто приросла к его плечу и все время поправляла изодранную юбку. Лицо у нее было белое, отрешенное. У Кеба рубаха вся в крови была. И юбка у сестры тоже… чтоб их рабов этих… в крови заляпана.
Меч снова закопал, в тот же день. Дождь шел, помню. Мать как-то успокоила дочку, залечила душевную рану, по-женски заболтала, зашептала, но тревога отражалась в старческих глазах, когда она смотрела на сына. Тень лежала на его лице. Черная тень без просвету.
Нет, Милку он не искал. Либо я не знаю чего.
И в мародеры не подался, хотя лично Палач приходил со своей Дюжиной. Накрыл стол, одарил мать Кеба всякими вещами. Предлагал разное. Сильный, помню, у него голос был. Как будто гром. Так же и ушел, не получив ответа. Один из наших молодых прибился к нему, ножи, говорит, метко бросает.
«Почему Мясник Кеб?» – однажды спросил я.
Он беззлобно глянул на меня. Лицо серое, как скала. Глаза как яма волчья… Я однажды такое лицо видел у Ловкача Орму, который Хлебный бунт устроил. Я тогда в столице по делам был и видел, как на эшафот повели. Он с таким как раз лицом был, когда понял, что умрет, и не спасет его никто. Крестьяне-то все по домам попрятались, а верных самых перебила армия-то.
«Свиней в армии резал ловко», – ответил Кеб.
Больше мы с ним и словом не перекинулись.
Добряк был Кеб. Ушел молча до начала лета. Ранним утром, до петухов. Без денег и меча. Босиком. В одной рубахе. Искали мы. Только потом лесник нашел тело. Матери не показали…
И знаешь, что я вдруг вспомнил, как он отзывался о людях незадолго до ухода в армию:
«Знаешь, старик Мол, в людях есть зло. Есть. В ком-то больше, в ком-то меньше. И есть в людях свет, иногда этот свет лучится у них из глаз, исходит из слов и дел. Как тот темный лес. Чем глубже в него входишь, тем темнее, сам знаешь. Но есть же проблески, есть места, где солнце пробивается сквозь листву и ветки и застывает в воздухе. Я думаю, что есть момент – можно увидеть даже в самом страшном человеке… свет. Нужно только постараться».
Мы сами по себе
Корабль приблизился к голубой планете.
– Начинаем, Уно. Соблюдаем все директивы. Режим незаметности на максимум по шкале Закр. Запуск протокола проверки аномалий, – произнесло меланхолично двуногое существо. – Активировать пульт управления.
Парящий над полом фиолетовый шар приоткрыл один желтоватый глаз, вытянул и опустил щупальце на гладкую черную поверхность перед собой.
– Мастер Закр-17-6, выявлена одна аномалия народа Закр на планете «Земля», – энергично ответил Уно. – Аномалия охватывает всю цивилизацию.
– Принял. – Закр-17-6 нахмурился, быстро подошел к единственному иллюминатору и коснулся его. – Фильтр аномалий. Вижу цифровую подпись… Довольно небрежно. Долгосрочная работа мастера Закр-16-99. Не одобряю пассивность коллеги. Запись в журнал: «Аномалия вызвала ряд сложностей, раса людей временно приспособилась, работа не завершена».
Уно сделал движение, все его многочисленные глаза открылись.
– Выполнено, мастер. Новая задача?
Закр-17-6 неотрывно смотрел на объект своего исследования – маленькую и относительно молодую планету с кислородом и белковой жизнью.
– Цель: очередная проверка готовности расы людей ко вхождению в Совет Разумных Рас. Кто проверяет: раса Закр, мастер 17-6. Условие: цикл активного тепла, настоящий по земному времени период обращения планеты вокруг звезды. Задача: выбрать случайную плохо заселенную поверхность выше уровня моря… лучше всего подойдет лесополоса.
Черная плоскость перед Уно зарябила, появилась голубоватая трехмерная карта. Закр-17-6 отошел от иллюминатора и приблизился к ней. Несколько раз карта сдвинулась, уходя все больше вправо и вверх.
– Приближаю, – произнес шар. – Еще раз. Вот… Государство, где некогда работал Закр-6-4.
Мастер вытянул трехпалую тонкую руку и коснулся нескольких точек на карте. Они запульсировали и окрасились оранжевым и красным.
– Аномалия активирована. Промотать хронометр. Вывести Закр-концентрат земных источников информации на мою сетчатку. Период: одна глобоновость в земной час.
Одним щупальцем Уно покрутил матовый круглый черный регулятор на стене, другое запустил в поверхность рядом с картой. Хронометр защелкал, новости – текст, видео, графики, карты – замелькали перед глазами гуманоида.
– Стоп. – Закр-17-6 удивленно заморгал. – Сколько ты промотал, Уно?
– 13 местных суток и три часа, мастер. Два дня на Закр.
– И они почти не борются с аномалией… – Гуманоид вновь присмотрелся к новостному концентрату, его зрачки забегали. – Меня подводят глаза, Уно. Или Закр-концентрат сломан. Что делают правители данного государства? Почему пожары не прекращаются? Вижу новости о жертвах.
– Тушат пожары в других странах, мастер. Призывают носить защитные маски и заполняют инфополе другими поводами. Чтобы отвлечь народ.
Закр-17-6 задумчиво поднес одну из четырех рук к подбородку.
– Принял к сведению. На карте есть выходящие за нашу директиву имитации аномалии. Сбой программы? Вмешались вне очереди другие расы?
Уно быстро покрутился на месте, что обычно выражало его веселость.
– Они срубают свой лес и создают видимость пожара, мастер. Мертвый лес идет на продажу. Кто-то становится богаче, экосистема страдает.
Закр-17-6 устало прикрыл глаза.
– Промотать хронометр до конца сезона активного тепла, постепенно усиливая аномалию. По возможности предотвращать жертвы.
Шар коснулся регулятора. Красные точки не исчезали с карты, только уменьшались или увеличивались. Появились новые.
– Изменения? – глухо спросил мастер, не открывая глаз.
– Эвакуация. Самолеты. Добровольцы. Задымленность превышает норму в несколько десятков раз. Обгоревшие животные. Отложены рейсы летательных аппаратов, больше четырехсот населенных пунктов пострадало. Правители других государств не вмешиваются. Ущерб оценивается в денежных средствах.
Закр-17-6 помрачнел и опустил руки, глаза распахнулись.
– Разумеется… Анализ социума. Уровень недовольства масс по шкале Закр?
– Два и шесть, мастер. И падает. Пожар больше не в центре инфополя.
– Я так и думал. Сворачиваемся, Уно. – Он коснулся пульсирующих точек. – Запись в журнал: «Аномалия мастера Закр-17-6 не возымела эффекта. Земляне не способны оперативно и самостоятельно решать свои локальные проблемы. Ко вступлению в Совет не готовы». Аномалию отключаем, Уно.
Щупальца двигались по панели. Раздался повторяющийся мелодичный звук, корабль слегка завибрировал.
– Нас заметили, мастер. Сенсоры показали одну научную надобщественную организацию с опережающими общий уровень развития технологиями и одно…существо. Возможно, не человек. Оно пытается контактировать.
Закр-17-6 резко оказался возле иллюминатора, его глаза сузились.
– Любопытно. Ты проверил реестр? Может быть, агент Совета или пилот из Альтер-мира?
– Пусто. В этом секторе никого не должно быть из Совета. А Альтер-мир отключил бы наши сенсоры, мастер.
– Тогда это землянин, не важно, человек или нет. Стереть память, навязать мысль о секретных разработках самой богатой страны. Ему и ученым в той организации. Кроме того…навяжи идею о высоких ценностях их расы, какие найдешь в инфополе. Занести в протокол как внебазовое отклонение… Готовься к возвращению, Уно.
Звук исчез.
– Сделано, мастер. Позвольте сказать?
Закр-17-6 разрешил.
– Из последних трудов мне нравилась аномалия мастера Закр-6-4. Очень продуманная, хотя и опережающая время. Земляне ее называли «социализм». С тех пор, как аномалию отозвали, население этой страны потеряло Закр- ориентир. Может, попробовать что-то в таком духе?..
Мастер сложил все четыре руки на груди.
– Ценю твое мнение. Отклоняю, аномалия политического характера выходит из-под контроля спустя одно-два поколения, а наши суррогатные агенты забывают директивы и становятся неуправляемы… Далее. Выведи на карту работу Закр-16-99. – Он задумчиво замолчал, всмотрелся в карту. – Новая запись: «Рекомендовать предыдущую аномалию завершить. Необходимо вмешательство расы Закр. Эпидемия себя не оправдала. Количество жертв необоснованно велико». Улетаем… Земляне сами по себе.
Шар погрузил оба щупальца в панель перед собой.
– Когда вы возьметесь за ум? – тихо спросил Закр-17-6, глядя в иллюминатор на удаляющуюся голубую планету.
* * *
С утра Антон пил черный кофе без сахара и старался не думать о любимой и далекой Родине. Стоял у окна, прищурив глаза, и смотрел на чужое небо. Кофе горчил, а небо было слишком ярким, но он уже привык и смирился. Иногда мужчина делал короткие заметки в дневнике – после завтрака, пока ехал на работу и перед сном.
Днем Антон усердно работал и старался не думать о далекой Родине. Занимался задачами, обедал в кафе через дорогу и сводил общение с коллегами к минимуму. Днем было сложнее всего, поэтому он быстро выполнял то, что от него требовалось, и уходил домой.
С наступлением сумерек Антон гулял и пытался не думать о далекой Родине. Медленно переставлял ноги и блуждал, не глядя по сторонам, хмурый и молчаливый. Со стороны могло показаться, что он в депрессии.
Дело в том, что Антон – на самом деле Андиуон-II – был пришельцем. Его корабль потерпел крушение, и члены экипажа погибли. Все, кроме него.
Он выпил свою обычную чашку кофе, сел за кухонный стол и открыл дневник.
«Люди спят в среднем по 8–9 часов.
. На выходных (у них есть нерабочие дни, как у нас – семейные) – больше.
. Это одна из причин, почему их раса до сих пор не установила контакт с другими членами Совета Разумных Рас. Вторая, возможно, в том, что среди них нет единства. Все семьи, роды сами по себе.
