Падшие

Максим Безверхний

Падшие

Глава 1

Падшие

Максим Безверхний

I

– Здравствуйте, Мистер..?

– Можете пока просто обращаться ко мне как к «Мистеру».

– Хорошо. Для чего вы пришли ко мне?

Кабинет представлял собой комнату квадратов 12-13 в современном скандинавском стиле. Стены, кресла, шкаф отдавали приглушенным белым в вечерней темноте, так как был уже октябрь, сумерки наступали рано, и лишь одна лампа, предполагавшая создание уютного места. Мистер – мужчина непонятного возраста, между 30-ю и 40-а, был в классическом черном костюме, брюнет с карими глазами, строгим носом и густыми бровями, ничем экстравагантным не выделялся, только закинутая нога на ногу, видимо, привычка юриста или бизнесмена.

– У меня непростые отношения с отцом. Я подумал, что это довольно интересно – узнать у человека… такой нужной профессии, что происходило между нами.

– Вас привел интерес… или что-то еще?

– Мне достаточно и его. (Он совершенно не двигался, будто его тело весило тонну, лишь виднелась ненавязчивая улыбка).

– Расскажете мне про ваши взаимоотношения?

– Только при условии, что вы мне поверите.

– Поверю? – (Доктор ранее никогда не сталкивался с таким своеобразным началом терапевтического процесса, было небольшое волнение и также большая заинтересованность), – Почему я не должен вам верить?

– Потому что вы знаете эту историю, но предполагаю, как и все другие, не считаете это чем-то, что стоит размышления. Вопрос лишь в вере, Она ему очень нужна, как и всем людям внимание, ведь мы все по образу и подобию, так ведь?

– Ему? Вы про кого?

– Отец… мой. – (Он отвел взгляд вбок на окно, будто пытался там что-то разглядеть).

– Вы сказали, что всем нам нужно внимание. Это правда, люди ведь социальные существа, мы нужны друг другу.

Скажите, вы так остановились на этой теме, видимо, для вас внимание – что-то очень значимое? Вы нуждаетесь в нем?

– Я не исключение, хоть все думают иначе. – Его взгляд стал томным и бросился наискось, он перебирал глазами угол комнаты, явно задумываясь о чем-то. Спустя минуту он весьма уверенно произнес:

– Когда я появился на свет, Отец был наполнен любовью, даже более, среди братьев и сестер я был его любимчиком, хоть он не признавал этого. И я всё делал, чтобы затвердить за собой этот негласный статус. Каждый хочет знать и чувствовать, что для него уготовлено особенное место в этом Мире. Мне всегда было интересно узнать, почему именно «Я»? Именно этот вариант проявления, это тело, этот разум, это чувствование, эта самость? Отец всегда отвечал только: «Любовь всему причина», но думаю после нашей с ним истории, он не считает этот ответ применимым по отношению ко всему, по крайней мере, ко мне точно.

Доктор откинулся назад к стенке кресла, сделав глубокий вдох и выдох, он понимал, что в этот раз их диалог будет разворачиваться во что-то уникальное, и регламентированные правила здесь не сработают, точнее, он мог пойти привычным путем, но ему не хотелось. Внутри себя он сам позабавился этому моменту, у него было странное ощущение, что их разговор имеет стоимость в эквиваленте всей истории людских судеб. Ему было ясно одно – в этот раз всё по-другому.

– Поделитесь со мной этой «историей»?

Мистер наклонился вперед, он вложил одну ладонь в другую, направил усердный взгляд на своего слушателя и сжал губы. Для доктора эта поза выглядела как готовность к серьезному откровению.

– Меня всегда интересовала, так называемая, темная сторона жизни. Откуда в сознании рождаются эти мотивы к разрушению? Поначалу Отец относился к моей увлеченности с пониманием и терпением, но когда мой взор обратился к нему, то он разгневался, видимо, страх иногда может отодвинуть даже вселенскую любовь. Буду честен, я не ангел, точно не сейчас и не тогда, во мне в тот раз зародился смертоносный бунт.

Где твоя любовь и справедливость, если ты не позволяешь существовать иному? – он вздохнул и закатил глаза наверх, будто адресует кому-то этот вопрос – Ему всегда были важны контроль и власть, в этом мы схожи, только мной двигала страсть к познанию, а им правильные ход и порядок вещей, установленные им же, – он усмехнулся, – … сколько себя помню, я всегда хотел добраться до самой мелкой крупицы Мира, разузнать и объяснить всё, чтобы было легче, но видимо есть места, куда разуму не пробраться, и это хорошо.

Доктор открыл полностью свои серые глаза, и немного улыбаясь, он чувствовал некую радость и удивление от такого структурного и наполненного потока, исходящего от клиента, с виду мужчины капиталистической закалки.

– Хочу признаться, вы представляетесь весьма открытым и честным мне, для меня это очень ценно. И вижу как ваши чувства, мысли и образы, словно река, протекают гармонично по структуре вашей души и обходят все камни в виде неудобных слов, видимо, вам свойственна рефлексия.

– За столько-то лет и не приобрести такой навык – грех.

– Познание. Почему вам так важно обладать им?

– Эрнест… Вы бы хотели знать, что ждет после смерти?

– Возможно, скорее, думаю, да.

– «Да будет вам по вере вашей», так сказал один неравнодушный мне человек. А мне веры не надо, точнее, в моей ситуации она бессмысленна, если так можно сказать. Я всё свое существование пытался найти место, которое я хочу занимать. Так получилось, что я заложник своего существования. А у вас, людей, есть необходимое следствие, без которого вы бы лишь существовали, а не жили, – прелестная смерть. Хотя даже имея такой дар, вы всё же продолжаете сами на себя накладывать рабские узы.

– Признаюсь, я сметен.

– Это нормально. Я пришел именно к вам, потому что знаю, как сильно вы жаждите познания, и пойдете на всё, отодвигая все рамки этики, нравственности, да и разумности. Этим вы мне и приглянулись.

И, извольте, доктор, можете пока думать, что вам угодно. Насчет таблеток не переживайте, они на меня не действуют.

Меня всегда забавляет человеческая реакция на правду, даже если очень хочется ее отрицать.

То, что происходило внутри Эрнеста, сложно описать словами, сплошной шквал страха, интереса, шока, мании, одним словом, абсурд. Он смотрел на свой рабочий дневник и иногда поглядывал на того, кто вызывал в нем что-то архаически тянущееся аж из глубин коллективного бессознательного по ощущениям, он предпочел бы выразиться в таких терминах. Он не мог никак поверить в происходящее, он всеми усилиями пытался сдвинуть свою мыслительную разумную часть в сторону рассмотрения диагноза, он хотел убедить себя в том, что он просто впал во влияние личности с расстройством, но у него явно не получалось.

– Ладно, допустим всё возможное и невозможное, буду просто следовать. – подумал он в своих мыслях, так как только эта стратегия могла хоть немного ему помочь в его представлениях.

– Согласен. Будь что будет. Это всё условности. Важен лишь наш разговор. – сказал нерасторопно Мистер, и после как-то по-дурацки сжал губы, посмотрел вбок, явно задумываясь.

– Прошу прощения за свою реакцию, Мистер…

– Дэволь. Всё-таки вам будет привычнее так.

– Хорошо, Дэволь, о чем мы рассуждали?

– Предполагаю, о смерти.

Глава 2

II

ноябрь 2018

Было обычное морозное утро, за окном уже были слышны шаги отважных сотрудников «капиталистической перерабатывающей машины» и школьников, которые еще не познали час своей участи, так, по крайней мере, типизировал этих людей наш герой. Михаил сидел на краю кровати, вслушиваясь в цоканье каблуков, и считал в мыслях: «1… 2… 3… 4… 5…», – этот счет помогал ему сконцентрироваться на реальности, не всегда помогало, но другого способа у него не имелось. Он с трудностью поднял свое бледное тело, казавшееся ему якорем какого-то громоздкого североатлантического ледокола, и неспешно пошел умываться, завтракать шоколадными хлопьями с молоком и собираться на учебу. Хоть он и жил в десяти минутах от университета, он регулярно на немного опаздывал. Уже усевшись за парту, Михаил понимал, что этой ночью он не смог выучить строение костей нижней конечности на латыни, да и на русском не пытался, а преподаватель начнет привычным образом опрашивать по списку, но ему этот факт, можно сказать, был безразличен. Данное положение вещей его устраивало, даже буквально, столы в ряд, стулья, голоса, всё было уже знакомо и привычно. Он всматривался в пространство бесцельно, в создании воцарилась пустота, возможно, влияние транквилизатора, но состояние «ничто и нигде» ощущалось им весьма комфортно, точнее, эта внутренняя тишина была тем, что бы он хотел испытывать на постоянной основе.

Его всепронизывающий покой вдруг нарушил хриплый голос, будто удар кувалдой по перепонке.

– Молчанов.

В этот момент по ощущениям его низвергнули с Эвереста, и со всей силы он приземлился на этот несчастный стул для пытки. Он направил взгляд на преподавателя, всё вокруг стало каким-то пластмассовым, это вызывало какую-то странную нотку омерзения, – Вот бы сейчас сюда грохнулась ядерная бомба, – с искренним желанием прокрутилась у него эта мысль, он по-настоящему хотел нажать на пульт, чтобы всё остановилось, установить паузу для всей реальности.

– Молчанов, вы будете отвечать?

– Да… нет… простите. Я не буду отвечать, я не готов.

Его реакция, понятное дело, вызвало небольшое удивление у однокурсников и преподавателя. Михаил понимал, что сейчас он в центре внимания, но он не чувствовал ни грамма стыда или чего-то еще, что предполагалось в такой ситуации. Он просто сидел, смотрел на всех и более ничего, был во времени и пространстве, так можно обозвать его состояние.

– Ребята, хочу вам напомнить, что вам не обязательно становиться врачами. Сейчас как раз подходящий период, чтобы внимательно обдумать, готовы ли вы продолжать этот путь, – совершенно спокойно сказал преподаватель.

Эти слова слегка коснулись верхних слоев сознания Миши, он не понимал, было ли это небольшим проявлением эмпатии или некой вставкой, чтоб занять витающую странность в атмосфере.

Вечером после «очередного дня социальной пытки» по-классике студент зашел в ближайшую забегаловку, где всегда берет себе сэндвич с соусом барбекю, который позволял хоть на языке почувствовать некоторые краски жизни, но и каждый раз эта временная физиологическая радость становилась всё более угасающей.

Следующие часы перед сном не представлялись чем-то интересным и наполненным, только пережевывание информационного фастфуда, от которого уже по-настоящему становилось дурно. Когда Миша уже лежал на кровати, он некоторое время бездумно прокручивал свою считалочку, чтоб не дать пространство для других мыслей, в этот раз ему удалось, и этот некий ритуал позволил ему уснуть.

Новый день благоволил чем-то приятным, вечером он должен был встретиться со своими друзьями, всю каждую неделю он с большой надеждой ожидал этого момента, так как прогулка и несложная беседа по-настоящему позволяли ему соприкоснуться с той детской частью внутри, что так сильно жаждала радости, веселья, и это было искренне, насколько возможно.

По привычке они зашли в своё любимое азиатское кафе, где была непринужденная атмосфера и расслабляющая ненавязчивая музыка, то, что надо для спокойных разговоров. Миша большую часть времени молча наблюдал за процессией вокруг, это вызывало в нем необычное ощущение, будто он находится в каком-нибудь сериале с хорошей концовкой, приятно опьяняющее состояние, что для него было как драгоценный ресурс.

– Ты расскажешь нам правду?

– Что? – и вновь по его телу прошелся уже знакомый тревожный трепет, словно скрежет ногтей по доске.

– Ты чего? Я поинтересовалась, расскажешь ли ты нам как у тебя дела с учебой. Что решил, будешь продолжать?

«Как странно. Видимо, моё сознание затуманено, и мне слышится что-то иное», – с удивлением подумал он про себя.

– Сложновато, но думаю, мне надо просто перетерпеть, и будет полегче.

– Хорошо. В любом случае, ты всегда можешь выбрать другой путь в любой момент, это ведь важно чувствовать себя на своем месте.

Они выпили каждый по бутылке пива и пошли гулять по главным улицам города, напевая смешные попсовые строчки.

«Да, вечер был прекрасным». Уже дома Миша, имея небольшой заряженный импульс от встречи, прибрался, пропылесосил и помыл полы, что обычно происходит раз в месяц. Только одно словосочетание довольно стойко застряло в его голове: «на своем месте». В этот раз он просто размышлял, есть ли приготовленное для него место в этом Мире, или это всё выдумка, которая немного успокаивает нутро человека, но эти вопросы его не угнетали, опять-таки, он внимательно наблюдал за этим потоком динамично проскакивающих слов, только без оценок.

Раннее утро. «Что-то не так» – первая мысль после пробуждения, что прозвенела как колокол среди ясного дня. Его голову будто окружило множество рук, активно давящих со всей силы. Он предположил, что это действие смешения алкоголя с таблетками: «Я же знал, что мне будет плохо. Какой же я идиот». В этом сметенном состоянии он всё-таки пошел на учебу, в этот день были лишь лекции, и ничего отвечать не пришлось, это облегчило его участь на этот раз. До некоторого момента он был в режиме автоматизма, пока вдруг вновь, когда он уже пытался уснуть, стремглав не пробилось «на своем месте», но теперь мысли обрушились на него всей своей мощью, будто стая бешеных собак, кусая понемногу и не переставая:

«1… 2… 3… Хватит думать и надеяться, что я способен справиться».

«1… 2… Я так сильно хочу всё закончить, но как я скажу об этом близким? Мама… она такая добрая, она всё делает ради меня, а я кусок дерьма, неспособный даже просто существовать».

У него навернулись слезы, образовался противный огромный ком в горле, еще немного и будет надрыв.

«Я… я так устал.. Боже! Как же я устал от своей ничтожности! Да как так, что мне делать, сколько можно?!»

В ответь лишь тишина пустой комнаты в тусклом свете.

Его, по ощущениям, разорвало от снаряда, пробивший насквозь его сердце. Буря ужаса, разочарования и отвращения полностью захватили его разум, высасывая всё то, что позволяло чувствовать себя человеком. Он открыл заметки в своем смартфоне, и слова полились:

«Я знаю, что у меня не самая худшая жизнь, и что мне не следует даже думать о чём-то плохом, но мне плевать, я устал от этой жизни.

Я пытаюсь забыться в гулянках с друзьями, в клубах, где могу напиться и просто танцевать…хочу чувствовать тишину, покой, и чтобы это было вечно, ощущение умиротворения – пока единственное, что приносит мне по-настоящему радость…да я люблю всех своих близких, все эмоции и чувства к ним, их отдачу, но ощущение, что я специально себе это навязываю, чтобы не съехать с концами, мне надоело быть хорошим мальчишкой, поэтому я пытаюсь строить образ равнодушного, и на самом деле…мне сейчас безразлично всё…реально, я ничего не чувствую, либо не понимаю, все эмоции и чувства превратились в единую смутную кашу, и с одной стороны это классно, с другой не знаю…это странно.

Мне дискомфортно мое тело, моя кожа, мое телосложение, мой вес, мое лицо, форма лица, мне не нравится мой нос, нечеткие черты лица, я ненавижу свою кожу на лице и голове, это ПРОСТО УЖАСНО! Меня тошнит от своей человеческой натуры, от того, что мной управляют вещества в мозге, я не хочу существовать, я не хотел рождаться, хочу в небытие, всё странно… Я разочарован в Мире, особенно в людях, раньше я хотел помогать людям, пытался разглядеть в каждом ядро доброты, даже в тех, кто этого не заслуживал…а сейчас, я разочарован. Я не хочу помогать людям, люди ужасны, да, возможно, не все, но, в целом, сущность человека мне противна, это хуже животной натуры, люди жестоки…и им нравится эта жестокость, им нравится быть жуткими тварями, им нравится боль, и я также осознал это в себе…это ужасно.

Я сильно разочарован в жизни».

Когда Миша дописал, он прислонился спиной к стене, и несколько минут смотрел в пустоту, слезы уже высохли на его щеках.

«Какой же я всё-таки ужасный человек», – вырвалось у него из уст. Он чувствовал тотальную усталость вперемежку со злостью.

***

– Был один человек, думаю вам он знаком, доктор Фройд, если на немецкий манер. Ох, какие дивные мысли у него были касательно, так называемого, «инстинкта смерти», какое же всё-таки мощное и изумительное название, предполагаю, в этом есть доля правды.

– Вы считаете, что человека неустанно влечет в эту вечную тьму?

– Конечно, жизнь этому доказательство. Человек рождается, чтобы когда-то умереть. Космическая черная дыра – удивительное явление, и самое чудесное, человек безмерно хочет окунуться всем своим познанием в эту бездну, которая всем своим существованием норовит разорвать на атомы всё живое. Я по-своему разделяю этот интерес.

– А как же радость, вдохновение, счастье… любовь?

– Знаете, Эрнест, а это самое поражающее меня – человек спокойно сочетает всё это множество, походит на изнуряющий челночный бег. И видимость выбора в определенный момент какого-то чувства – лишь видимость. Эта постоянная разрывающая динамика, и правда, изнуряет.

***

Его глаза уже слипались, так как он потратил кучу сил во время своей истерии, но он всё-таки смог встать с кровати, дойти до тумбы и взять упаковку с таблетками. Миша держал упаковку и пытался хотя бы слегка что-то почувствовать.

«Ничего… ладно».

Он выдавил где-то горсть таблеток, налил в стакан воду, и начал пить до одной.

«1… 2… 3… 4… 5…».

Сел на край дивана и ждал. Чего ждал? Он сам до конца не понимал, но точно что-то, что было бы похоже на конец.

Через несколько минут к нему резко пришло осознание, что он натворил. У него покатились слезы, но при этом лицо его оставалось ровным. Едва зудящая боль тоненьким голоском ему нашептывала: «Надеюсь, они меня простят. Мама, папа, друзья, простите. Я пытался».

Вокруг всё поникло во тьму.

Он услышал, как из коридора кто-то направляется в его сторону.

– Здравствуй, Михаил, прости, что без предупреждения, но думаю, ты не против.

Он, и вправду, был не против, точнее, его это немного удивило, но не более. Он поднял глаза и увидел высокую мужскую фигуру в пальто и шляпе.

– Вы кто?

– У меня много имён, но это неважно. Я тот, кто может тебе предложить услугу.

– Какую?

– Боюсь, ты в безвыходной ситуации, ох, как это неприятно, понимаю. Я предлагаю тебе жизнь.

– Вы издеваетесь?

– Ни в коем случае. Я такое не предпочитаю. Я предлагаю жизнь без боли. Что скажешь?

– Я вам не верю.

– А мне веры не надо. Наоборот, лишь твоё желание, и всё.

– Как это возможно? Жить без боли?

– Хороший вопрос, но по-другому жить у тебя больше не получится, ты сам избавился от этого варианта. Буду честен, если ты согласишься, ты будешь жить, скорее всего даже успешно, и не будет боли, но более ничего.

– Мне страшно. Я не хочу больше ничего выбирать.

– Я тебе это и предлагаю. Никакого больше выбора в дальнейшем, что так бы тебя тяготил.

– Мне нечего уже сейчас терять, по сути. Я согласен.

***

– Доктор, вы помогаете душе человека найти свой правильный путь, у меня похожая задача. Я прихожу тогда, когда человек утрачивает что-то по-настоящему важное.

– И что же теряет человек при согласии на ваше предложение?

– Ничего. Вера? Надежда? Любовь? Люди сами могут избавиться от них. Мне лишь интересно, насколько далеко они могут зайти дальше. Познание, не более.

Глава 3

III

– Лили, ты не видела мою розовую рубашку?

– Милый, она еще в стирке. Возьми другую.

Утром в уютной квартирке Доктора и его супруги как обычно наступил час, что в семье среднего класса называют «завтраком», муж чуть спеша собирается на работу и жена, только приготовившая пышные панкейки и накрывающая стол. Это классическое утро предполагало минут двадцать нерасторопной трапезы вкусными изделиями и наслаждения ненавязчивой тишиной, что разбавлялась одинокими вопросами и односложными ответами, но эту «магию утра» нарушил дверной звонок.

– Кто это может быть так рано?

– Не знаю. Может ошиблись.

Эрнест открыл входную дверь и увидел уже знакомую ему высокую мужскую фигуру, на лице которой виднелась доброжелательная улыбка.

– Дэволь? Вы как здесь оказались? Точнее, простите, у нас встреча через час, но вы здесь… – он немного покачал головой – Откуда вы узнали мой адрес?

– Доктор, прошу прощения, что так некрасиво вторгаюсь. Я бы хотел с вами прогуляться. А касательно адреса, не переживайте, это несложно узнать, вы же всё-таки авторитетный человек.

Мимика Эрнеста не скрывала своё удивление. У него возник небольшой ступор на несколько секунд, в момент которого пронеслись стрелой сразу множество вопросов адекватных для такой ситуации.

– Да, я вас понял. Простите, проходите, пожалуйста. Только в следующий раз, если что, давайте заранее будем договариваться, хотя бы позвоните.

– Конечно, благодарю.

– О, дорогой, какого красивого мужчину ты пригласил к нам.

– Да, это мой… пациент, Мистер Дэволь, – он указал рукой на гостя и после также указал на Лили, которая выглядела весьма очаровательно – Дэволь, это моя жена Лили.

– Здравствуйте, Лили. Еще раз простите, я не хотел показаться грубым перед такой обворожительной дамой.

– Что вы… благодарю, – на ее лице появилось немного смущения – Прошу, позавтракайте с нами, я как раз всё приготовила. Надеюсь, вы любите панкейки?

– Самое то для прекрасного утра. И хочу сказать, я не заканчиваюсь статусом пациента, мы с вашим мужем имеем увлекательные беседы.

– Ого, как интересно. Со мной муж почти ничем не делится из своей работы, а мне так не хватает увлекательного разговора, поэтому, может, вы хотя бы что-то расскажите.

У них, и правда, случился яркий приятный разговор, Дэволь и Лили даже периодически культурно шутили и смеялись, Эрнест наблюдал и лишь иногда высказывал какие-то умные мысли.

– Простите меня за излишний интерес, я полагаю, эти белые лилии и надкусанное яблоко на натюрморте ваше творение?

– Да, вы угадали. (Она немного засмущалась).

– Изумительно, чистота и порочность.

– Мне так видится человеческая душа, изначальная противоречивость.

На ней был шелковый бордовый халат-платье до пола, из которого выглядывала одна слегка загорелая нога, ее шатеновые волосы были собраны и держались крабиком. Она была наполнена чарующей энергией, которой так увлекла когда-то своего мужа, и продолжает ей завораживать всех.

– Благодарю вас за прием. Чудесный завтрак получился, давно такого у меня не было, – радушно сказал Дэволь, завершая беседу.

– Что вы… Я всегда буду рада послушать умного человека, одно удовольствие!

– Если позволите, я хотел бы пригласить Эрнеста на прогулку.

– Да, конечно, моему мужу будет полезно пройтись.

Доктор и Мистер спустились в близлежащий парк, где нерасторопно шли вдоль центральной реки города.

– Можно поинтересоваться? Раз наши отношения вышли в другую плоскость, то мне было бы очень интересно узнать, почему вы решили зайти ко мне домой, простите за прямоту.

– Доктор, ваша милейшая супруга подобрала очень правильное слово – удовольствие. Ничто так его не приносит, как способность узреть радости обыденной жизни.

Эрнест слегла зажмурил глаза, будто пытался уловить подтекст, стоящего за этим красивым высказыванием.

– Видите эту девушку с коляской? Молодая мама, столько любви и заботы внутри, но что-то еще здесь есть, явно несоответствующее. Ну точно, добрый и помогающий муж, который каждый раз с такой теплотой смотрит на своих любимых, но… почему-то почти всегда «задерживается на работе». И у этой прекрасной мамы возникает вполне логичный диссонанс, но стоит ли это «счастливой семейной жизни»? Думаю, как бы это было нечестно, эта прекрасная девушка заслуживает довольствоваться своей жизнью, отодвигая все разумные домыслы, сулящие разрушением красивой картинки.

– Она ведь не сможет так прожить всю жизнь.

– Предполагаю, что вы правы, – обнадеживающе сказал Дэволь, после, сжав губы и смотря своим естественно хитрым взглядом наискось, продолжил, – но жизнь такая странная, и тянуться к красоте – очень понятное стремление. Жизнь весьма выходит уродливой, если не приложить к ней усилия, даже если для этого потребуется самообман.

– Да, я понимаю о чем вы, но красотой же можно делиться, это ведь справедливо и разумно, все получат желаемое, и никто не пострадает, – с некоторой грустью вздохнул Доктор.

– Этот момент также забавляет меня в человеке. Жадность и ревность вполне естественны для существования, но откуда-то можно достать некие душевные силы, что помогут поделиться прекрасным с другим, и это будет абсолютно искренне.