Эксперты паранормальных явлений

Во сне мне было снова девять, а рядом ехали Вовка и Виталик. Ребята были лет на пять постарше меня, в их компании я чувствовал себя крутым. Оставив родителей трудиться на дачах, мы погнали купаться на Погонное озеро. Не думаю, что озеро так и называлось, да если на то пошло, вообще не думаю, что эта лужа могла когда-либо называться озером, но вода в нем была теплой, а это было главное.

Озеро располагалось за военным полигоном, где высокие дядьки в пятнистой форме стреляли по мишеням из автоматов. На обратном пути мы решили спрятать велосипеды в лесу и ползком пробраться на стрельбище. Виталик сказал, что знает место, куда они выкидывают отработанные гильзы, а гильзы для пацанов имели вес дороже золота.

На озере ребята принялись кидать в меня тиной, весело брызгаясь и хохоча. Я боялся мерзких и противных жучков, сидящих на водорослях, и все равно был счастлив, что старшие приняли меня в свою компанию. На обратном пути Вовка рассказал слухи про соседнюю деревню Березовку. Эти слухи, кстати, он услышал от бабки Виталика, которую за неуемную говорливость окрестные дачники прозвали Трескуньей.

Вова слышал, как Трескунья рассказывала соседу про то, что – «в Березовке колдун уже вторую неделю переходит в мир иной, да только перейти-то так и не может, потому, что сила его не пусщает, ему сперва нужно свою силу приемнику передать. Да токма никакого приемника у него-то и нет. Ему над домом и крышу сняли, дабы он перейти мог, да только ничего не помогает.» – смеясь и шепелявя, Вовка изобразил бабку Виталика.

Ребята засмеялись, а вместе с ними и янеосознанно копируя взрослые привычки.

– А че? Давай заедем в твою Березовку, посмотрим на колдуна, заодно там и воды напьемся! – Предложил Виталик.

Мы с Вовкой дружно согласились. Деревня стояла в стороне от дачных поселков, путь до нее занял меньше часа. Доехав, мы первым делом бросились к ничейному колодцу, стоявшему чуть в стороне от въезда в деревню.

Ледяная вода ломила зубы и обдирала горло, но после двух часов езды под палящим солнцем, мы выпили по два черпака. От холодной воды на глаза Виталику навернулись слезы, и Вовка стал подшучивать над ним. Виталик облил его водой из ковша, а заодно и меня – чтоб не смеялся.

– Какого черта вы тут брызгаетесь? – позади нас неожиданно возник деревенский мальчишка.

Я испуганно попятился назад, незнакомец показался взрослым и невероятно высоким, но посмотрев на своих друзей, с гордостью отметил, что Виталик на пол головы выше деревенского, а Вовка чуть ли не в двое шире в плечах.

– Слушай, а правда, что у вас тут колдун есть? – спросил у местного Вова.

– Ну есть, – не задумываясь ответил парень, и добавил, прищурившись, – а вам-то зачем?

– Спрашиваем – значит надо! – грубо отрезал Виталик.

Я снова испугался, что ответ спровоцирует драку между местными ребятами и моими друзьями, но деревенский мальчишка посмотрел на Виталика снизу-вверх, потом с уважением глянул на Вовкины мускулистые руки, и беззлобно ответил, – там, – указывая рукой себе за спину, – по дороге прямо проедете, а как магазин увидите, за ним налево сворачивайте. Слева будет луг, а справа дом колдуна, вы его сразу узнаете – большая хата, с выбитыми окнами и крыши нет.

Мальчишка хотел еще чего-то добавить, но вместо этого развернулся и ушел, неловко сутулясь и пожимая плечами. А я порадовался в очередной раз, что Вовка и Виталик приняли меня в крутую компанию. Мы выпили еще воды из колодца, после чего оседлали велосипеды и помчались вглубь деревни.

Магазин мы обнаружили без труда, к нему вели все сельские дороги. За магазином свернули налево, и за поворотом увидели луг. Стадо коров, жующих траву, нервно мычало и озиралось по сторонам, засмотревшись на животных, я едва не свалился с велосипеда.

– Вон тот, вроде? – Виталик с сомнением показал на заброшенный дом, с выбитыми окнами и отсутствующей крышей, видневшийся впереди.

– Похоже на то, – подтвердил Володька.

Мы двинулись дальше, оставив позади луг, и мычащее стадо. Остановившись на другой стороне улицы, напротив дома без крыши, слезли с велосипедов и оглянулись по сторонам. Мимо дома изредка проходили люди. Мне показалось, что многие из них нехотя косились на обветшалые стены, после чего прибавляли шаг.

Некоторые крестились, быстро шевеля обветренными губами. Но больше всего меня поразила женщина средних лет в неряшливом платье и ярко-желтом, канареечном платке. Она остановилась возле калитки, ведущей внутрь двора, опустила на землю тяжелые сумки, наскоро перекрестилась, и ни к кому конкретно не обращаясь, слезливо заголосила сбивчивой скороговоркой, – Да что же делается? Он всю жизнь людям помогал! К нему из соседних деревень приезжали. Скотину вылечить, от гадюки заговорить… никому не отказывал! А теперь мается, бедный. Дар принять некому…

Гражданка поправила свой ужасный платок, вытерла руки о подол платья, и зарыдала навзрыд. Потом вздохнула, снова перекрестилась, подняла с земли сумки и бегом умчалась прочь.

От этого зрелища, а в особенности от ее голоса, у меня на загривке волосы встали дыбом, показалось, что мои друзья притихли и затаили дыхание. Виталик вжал голову в плечи и ссутулился, а Вовка вдруг похудел, и стал рассматривать ногти на пальцах.

– Ну что, посмотрели и поехали? – я попытался говорить, не выдавая того страха, который спиралью разжимался внутри меня.

– Ну уж нет! Зря мы, что ли, сюда ехали? – Вовка первым пришел в себя.

– Ага! Пошли, на колдуна глянем! – поддержал друга Виталик.

Мне было страшно до ужаса, но собрав силу воли в кулак, я перешагнул через калитку и направился к дому вслед за ребятами.

За порогом меня встретил пугающий полумрак. Несмотря на частичное отсутствие крыши – вместо нее зияли лишь кое-где сохранившиеся деревянные доски, и выбиты окна, внутри дома сгущалась неестественная темнота.

Я не сразу заметил одинокую койку, стоявшую посередине единственной комнаты – глаза сфокусировались на дюжине черных воронов, застывших на потолочных балках, и многочисленная стая черных котов, дежуривших на полу у железной койки. Над кроватью возвышался деревянный стол с грубо сколоченным деревянным стулом, иная мебель в доме отсутствовала.

Друзья остановились на пороге дома, так и не решившись войти внутрь. Кто-то из них резко выдохнул, после чего они дружно попятились назад, я слышал позади себя быстро удаляющийся топот и хриплое дыхание.

– Заходи, раз пришел! – послышался властный голос, исходящий из затененной глубины. Голос прозвучал мощно и басовито, вне всяких сомнений, он принадлежал сильному, волевому человеку, привыкшему приказывать и повелевать.

И я вошел внутрь. Я не желал туда идти, хотелось развернуться и броситься прочь, догнать друзей, запрыгнуть на Вовкин велосипед, ставший моим на это лето, и убраться отсюда куда подальше. Но вместо этого, мои ноги нехотя перешагнули порог, и я оказался внутри дома.

Изнутри дом выглядел совсем иначе. Стол и стул, казавшиеся с порога маленькими и неприметными, теперь обрели вес и размер. Облезлые стены комнаты -еще минуту назад я готов был в этом поклясться – сияли ровным слоем штукатурки, окрашенной в приятный голубой оттенок. Но самое главное, эти стены упирались в крышу, а последняя снаружи точно отсутствовала.

Самого человека, пригласившего войти, я так и не увидел, хотя изо всех сил пытался его разглядеть. Мои глаза видели черных котов, среди которых спокойно сидела пара огромных псов, с острыми ушами, видели деревянные резные ножки кровати, но саму койку и человека, лежавшего на ней, скрывало плотное одеяло мрака. И вот из мрака протянулась рука, приглашая подойти недвусмысленным жестом, и снова властный голос произнес, – подойди ко мне! Забери мою силу!

И снова ноги зашагали вперед, несмотря на то, что я панически боялся диких животных. Но вместо того, чтобы наброситься со всех сторон, терзая мое тело клыками и когтями, стая расступилась, образовывая проход. Я сделал несколько неуверенных шагов по импровизированному живому коридору, и наконец увидел саму кровать и человека, лежавшего на этой кровати.

На металлической койке, опершись на правый бок, возлежал высокий, широкоплечий старец. Войдя в дом, я ожидал увидеть его совсем иначе, но с двух шагов он не выглядел древним и больным, только черные и уставшие глаза выдавали в нем груз прожитых лет.

– Максим, – протянул могучий голос, безошибочно угадавший мое имя, – ты готов стать приемником?

Я почувствовал, что неведомая сила, заставившая меня перешагнуть порог дома, больше не властна над моим телом, мне представляли честный выбор. Я мог остаться, или уйти – вернуться к прежней жизни, или выйти отсюда другим человеком.

Я был полностью уверен, что мой уход не будет наказан бедами и прочие проклятьем. Наверное, именно свобода выбора и подтолкнула меня к тому, что я остался без сомнений и колебаний. Подойдя к кровати, я протянул детскую ладонь навстречу взрослой и могучей руке. Старик посмотрел мне в глаза и улыбнулся, накрывая мою руку широкой ладонью.

Он держал меня за руку и улыбаясь смотрел в глаза, никакого страха я не чувствовал. В тот момент я вообще ничего не почувствовал, лишь легкость и свободу, свободу и легкость. Наконец, колдун отпустил мою руку, – это все? – услышал я свой разочарованный детский голос.

– Все, – ответил старик, – езжай домой!

– А сила? Вы же обещали передать силу! – сконфуженно и обиженно произнес я.

– И ты ожидал ее сразу почувствовать? – старик рассмеялся громко и весело, – я понимаю, ты хочешь почувствовать Силу, узнать на что она способна, но все происходит совсем наоборот. Сначала Сила должна почувствовать тебя, узнать на что Ты способен.

Я вышел из дома колдуна, чувствуя себя маленьким, пустым и обманутым. Мой велосипед стоял на прежнем месте, а Вовка и Виталик уехали, не дождавшись меня. Это добавило последнюю каплю в переполненную чашу горести и обид, стараясь не пустить слезу, я сел на велосипед и поехал обратно по грунтовой дороге.

Оказалось, что друзья меня не бросали. Вовка и Виталик дожидались меня возле колодца. Я не ожидал увидеть их, и на полной скорости едва не проскочил мимо.

– Живой? – с испугом в голосе спросил Вовка.

– Уже хотели на помощь звать! – подтвердил Виталик.

– Живой, – уныло подтвердил я, – поехали домой?

И мы тронулись в долгий путь, возвращаясь обратно на дачи. По дороге ребята пытались меня разговорить, узнать о том, что было в доме, но я чувствовал себя уставшим и злым, отвечал на их вопросы, но подробности не рассказывал.

Наконец друзьям надоело выпытывать детали, и они занялись любимым делом. Пристроившись позади моего велосипеда, Вовка весело горланил нараспев, – по кривой, извилистой дорожке ехал Ваня, Ваня казачок!

– Гоп-Гоп! – Весело выкрикивал Виталик каждый раз, когда мой велосипед подскакивал на ямах.

Этим летом я первый раз сел за руль, не считая детских лет на меленьком и четырехколесном велосипеде и водил его, если честно, так себе. А потому, постоянно выезжал на обочину, ловил колесами ямы и ухабы, и смешные куплеты, звучавшие всю дорогу, лишь изредка переключались на популярную песню ансамбля Земляне.

Проезжая очередной поворот, я попытался объехать лужу, непонятно откуда появившуюся на дороге в это жаркое и засушливое лето. Это был не сложный маневр, но я не учел скорость, и вместо того, чтобы плавно объехать лужу, круто вывернул руль вправо.

Велосипед на полной скорости полетел в сторону автомобильной дороги, по которой под горку катились зеленые жигули. Навряд ли водитель мог видеть велосипед и неуклюжие попытки выровнять руль и вернуться на обочину, но у жигулей завизжали тормоза и внезапно автомобильчик пошел юзом. Последнее дало мне время на беспрепятственное пересечение проезжей части.

Водитель жигулей – седобородый кавказец – лишь мельком глянул в сторону моих друзей, и испуганно забегал вокруг машины. Потом и вовсе встал на колени и принялся что-то высматривать под днищем жигуля.

Я остановился на другой стороне дороги, под корявыми ветвями дикой яблони. Вслед за мной, но уже более аккуратно, дорогу пересекли мои друзья. На бледном Вовкином лице, как два маленьких чайных блюдца, горели глаза, у Виталика отвисла челюсть.

– Ты что творишь, Макс? Он же тебя не видел! – с упреком обратился ко мне Вовка.

– Ага, не видел, но вовремя затормозил! – добавил Виталик, глядя в сторону водителя, стучавшего по колесам.

Вовка тоже оглянулся на водителя жигуленка, затем перевел взгляд на меня. Сперва у Володьки, а затем и у Виталика начала зарождаться пугающая мысль. Эта мысль отчетливо читалась в глазах друзей, ребята переглянулись и не сказав мне ни слова, молча сели на свои велосипеды. Посмотрев еще раз на озадаченного автолюбителя, я сел за на ободранный салют, автомобилист бормотал себе под нос, почесывая густую бороду.

Вместо слов до меня донеслось тихое мяуканье и что-то щекотно почесало нос. Я проснулся на своей постели, часы показывали половину четвертого утра. Батон терся мне о лицо и тихо мурлыкал. Следующий сон я не запомнил, но провалился в него еще до того, как успел перевернуться на другой бок.

Глава 4. Профессор

По мнению Семенихина, одним из самых подлых и коварных проявлений человеческой натуры было одиночество. Вопреки расхожему мнению, плотно укоренившемуся среди студентов и многочисленных знакомых, Михаил Александрович не ставил себя в ряды религиозных фанатиков. Будучи теоретиком по убеждению и историком по призванию, профессор обладал обширными знаниями, позволяющими ему с грациозной пунктуальностью принять или опровергнуть большинство фактов или домыслов той, или иной религии.

И несмотря на то, что большинство домыслов, по твердому мнению Михаила Александровича подтверждалось, религиозным человеком он не являлся. Впрочем, и к атеистам он себя не числил. Семенихин был сложным и многогранным человеком, одно слово – профессор. Но, даже люди науки не редко мучают себя религиозными вопросами.

У Михаила Александровича был свой вопрос, часто не дававший ему покоя – является ли одиночество грехом? Одиночество толкает людей на темные мысли и дурные поступки, заставляет прикладываться к бутылке и впадать в уныние. Выходит, что одиночество – это страшнейший грех человеческой натуры.

И вот, проводив гостей, профессор Семенихин неотвратимо погружался в грех. Нет, он не прикладывался к бутылке и не вынашивал коварных планов, но плавное течение его мыслей темнело до неприличия.

При выезде на задание – профессор избегал называть работой вторую часть своей жизни, хотя и понимал, что в последнее время именно она брала верх над всей его многолетней преподавательской деятельностью – все становилось простым и понятным, а именно – что их команда в силах изменить, а что находится за гранью решаемого, во время работы все это приобретало очертание приемлемых факторов. Но только не на стадии планирования.

Во время планирование расследований Михаил Александрович пытался предусмотреть и продумать каждую мелочь, каждый шаг при проведении расследования, хотя и понимал, что в области паранормального планировать наперед – просто абсурд.

Но как главный и единственный организатор команды, он должен был хотя бы попытаться взвесить все риски и последствия заранее. А риски были, не говоря о последствиях.

При предыдущем расследовании команда охотников за призраками допустила серьезный просчет, нарушив целостность дома и эта ошибка едва не стоила жизни хозяину дома. Михаил Александрович содрогнулся, вспомнив при каких обстоятельствах и в каком состоянии врачи забрали последнего клиента, который обратился к нему за помощью.

– «Не последний, а крайний», – тут же мысленно поправил себя профессор. И в данном случае все было понятно – для команды охотников за призраками суеверие шагало в ногу с реальностью.

– Интересно, кто из ребят выдумал эту традицию? – улыбнувшись задал себе вопрос профессор.

Он часто разговаривал сам с собой и мысленно, и вслух, не стесняясь и не замечая в этой привычке старого холостяка ничего предосудительного. – Да-да, я всегда люблю поговорить с умным человеком! – отшучивался Семенихи, когда кто-то из студентов интересовался, – с кем это беседует профессор в пустом кабинете?

И снова волнение в ожидании предстоящего выезда выбило профессора из светлой колеи. Что может пойти не так? – вопрос повис в воздухе, словно Дамоклов меч. Михаил Александрович вынул из ящика стола три фотографии на которых были запечатлены члены его команды.

Узнав о том, что их фотокарточки хранятся у профессора в столе, ребята бы сильно удивились и наверняка списали это на старческую сентиментальность профессора. И сильно бы ошиблись, ибо к области чувств эти фотографии не имели никакого отношения, скорее наоборот – это действие было исключительно для разумного восприятия действительности.

Несмотря на то, что Семенихин отлично знал свою команду, каждый раз при планировании нового выезда, глядя на фотографии своих ребят, он мог с большой точностью спрогнозировать как далеко может зайти каждый из членов его команды. Михаил Александрович не сомневался в своих ребятах, все они были смелыми и проверенными специалистами в своем деле, но, даже у проверенных спецов есть свой предел.

А предвидеть – как далеко может зайти каждый из членов команды при определенных обстоятельствах и было наиглавнейшей задачей профессора, тем, что он понимал под определением «планировать выезд на задание». Откинувшись в кресле, Михаил Александрович прикрыл глаза и снова углубился в воспоминания…

Перед мысленным взором профессор снова увидел большое трёхэтажное здание с высокими потолками, некогда принадлежащее особе царских кровей, а теперь используемое под нужды одного из образовательных учреждений города. Свежевыкрашенный фасад здания хвастал замысловатой лепниной и несколькими огромными колоннами, подчеркивавшими былое величие и значимость.

И все это в лучах яркого солнечного света вызывало вдохновение и восторг в глазах у любого прохожего. Но войдя в это здание, у всей команды охотников за призраками восторг быстро сменился тоской и угнетением. Обреченность – вот, пожалуй, первое, что почувствовал профессор, когда за его спиной захлопнулись наружные двери, отделивших его команду от яркого полуденного солнца.

И это чувство глубокой и безнадежной обреченности не смогли развеять ни пестрые репродукции известных художников, украшающие в золотистых рамках все внутренние стены здания, ни яркий электрический свет, льющийся из многочисленных всевозможных светильников.

– Франкенштейн в костюме от Гуччи! – так, кажется, пошутил Антон, глядя на внутреннее убранство интерьера.

И хотя Антон шутил редко и неумело, даже Константин с уважением посмотрел на него. Разукрашенный Франкенштейн – лучшего определения не смог подобрать, даже сам профессор.

Уже после нескольких шагов от входной двери в глубину здания, сделанных в любом направлении, чувствовались тревога и усталость, а дальше в коридорах начиналась откровенная чертовщина. На верхние этажи вели две широкие лестничные площадки, расположенные, соответственно, в левой и правой частях здания.

– Если идти по первому этажу к правой лестнице… многие ученики жаловались на головные боли и мысли о суициде. Я не верю во всякие предрассудки, но должен признать, что что-то определенно-неправильное там есть. Возможно, это связано с тусклым освещением в данной конкретной части коридора, возможно, это вызвано неправильным ступенчатым углом, под которым коридор заворачивает к лестнице, но даже мне неуютно в этой части здания, особенно в вечерние часы, – нехотя пояснил высокий директор учебного заведения, представившийся им, как Сергей Теймуразович.

Выразительное лицо директора подтверждало его неверие в сверхъестественные силы, а также выражало сильные сомнения в необходимости присутствия здесь профессора Семенихина с его командой по расследованию паранормальных явлений. А мимика и жесты, присущие человеку, измученному мигренью, очень красноречиво говорило, что была б на то его воля, ни о каком расследовании сверхъестественной активности здания и речи бы не шло.

Но Михаил Александрович прекрасно понимал, что воли Сергея Теймуразовича на то нет, а есть команда очень высокопоставленного лица в администрации города, и директор института, вне зависимости от своих принципов и убеждений, был обязан подчиниться ей.

Проигнорировав все колкости и намеки в адрес своей команды, профессор Семенихин получил для себя все необходимые материалы для расследования и чертежи здания. Наконец, полностью смирившись с неизбежностью проведения расследования паранормальной активности, в стенах вверенного ему учебного учреждения, Сергей Теймуразович сухо и сжато дополнил от себя полноту картины.

– Три месяца назад это случилось, на уроке физики, – акцент, появившийся в голосе рассказчика свидетельствовал о том, что говорить это ему до крайности неприятно, – причем случилось с тем человеком, которого я знаю лично уже много лет, и более того, считаю своим другом. Человек это очень спокойный и уравновешенный, у такого можно буддистам уроки примирения с бытием брать. Обычный урок физики, учитель…

Пауза, взятая Сергеем Теймуразовичем не ускользнула от профессора, директор умышленно не назвал фамилию учителя, ставшего виновником неприятного инцидента.

– Обычный урок физики, – продолжил рассказывать директор, – ученик отвечает у доски домашнее задание. Учитель понимает, что ответ заучен наизусть, но данную тему студент не усвоил, и пытается построить дальнейшее общение в форме диалога, как и подобает хорошему преподавателю. Но дальше произошло нечто такое, чего никто не ожидал. Не найдя нужных слов для пояснения предмета домашнего задания, опытный и уравновешенный преподаватель со словами: «ах ты тупая скотина» наотмашь ударил ученика кулаком в лицо, сбив парня с ног и сильно разбив губу. И все это произошло на глазах у всего класса, – сокрушался Сергей Теймуразович, как будто наличие или отсутствие свидетелей, могло как-то повлиять на картину в целом.

С этим инцидентом Михаил Александрович ранее уже познакомился, планируя выезд на задание, и изучая сопутствующие материалы для расследования. По данному факту против учителя было возбуждено уголовное дело, которое позже, по обоюдному согласию пострадавшей и виновной сторон, было прекращено, видимо, не без вмешательства директора института – отметил для себя профессор.

Как было отмечено в протоколе позднее, со слов виновника, коим оказался Балиев Сергей Михайлович, – «Я никак не могу прокомментировать свой поступок, ума не приложу что на меня нашло». Поскольку, этот случай остался единственным случаем применения насилия учителя по отношению к учащемуся, уголовное расследование не стало копать глубже и ограничилось обследование психического здоровья С.М. Балиева, но Михаил Александрович потрудился собрать воедино все звенья мозаики.

Подобные случаи нередко проходили и среди учеников, которые также, как и несчастный Балиев, в последствии не могли объяснить свою агрессию по отношению к окружающим. И самым главным аргументом, заставившим профессора Семенихина незамедлительно приступить к расследованию паранормальной активности здания, был тот факт, что большинство посетителей учебного заведения жаловались на внезапные головные боли, слабость и навязчивую мелодию, звучащую в голове.

Несмотря на все протесты и скептицизм Сергея Теймуразовича, учебное заведение временно прекратило свое функционирование, учащихся частично разбросали по другим колледжам с сопутствующей программой обучения, и команда профессора приступила к исполнению своих обязанностей.

Михаил Александрович, тщательно изучив схему здания, а также приняв во внимание рассказы учащихся и учителей о неблагоприятных проявлениях в тех или иных местах здания, выбрал особенно опасные участки и отметил их в схематическом варианте. Руководствуясь схемой, составленной профессором, Игорь установил цифровые термометры и датчики магнитных полей, а Константин расставил аппаратуру для видео и аудио записи, работа началась.

Просматривая утром видеоматериалы, отснятые за ночь камерами слежения, команда не нашла ничего стоящего, за исключением одного из компасов, установленного на первом этаже в правом крыле здания, стрелка которого несколько раз незначительно отклонялась от положенной отметки, ночь прошла без происшествий.

Правда на аудиозаписях, при наложении определенных программных фильтров, удалось расслышать слабое шептание, но слов разобрать было невозможно, а потому профессор решил не брать этого в расчет. И тем не менее, его не покидала уверенность в том, что здание просто затаилось в ожидании своего часа.

Вторая ночь, так же не принесшая никаких результатов, только укрепила уверенность профессора в том, что здание выжидает. Побродив днем по широким и пустым коридорам учебного заведения, Михаил Александрович рассматривал многочисленные картины и лепнину, украшающие стены здания, пытаясь понять, что из этого может служить катализатором, вызывающим паранормальную активность.