Скажи, что будешь помнить

скачать книгу бесплатно

– Потому что они прокляты? – Шутка не удалась – вопрос прозвучал серьезно.

– Потому что они твои. – Эксл держит паузу, как будто ждет, что эти слова дойдут до меня, будут усвоены, и все разом поправится, но они отскакивают от меня и повисают в воздухе.

Он отталкивается от косяка и входит в гараж.

– Остальные знают, как играть, но никто из нас не умеет держать ритм, как ты. Когда ты играл, то играл душой и сердцем. Ты играл так, что я чувствовал твой ритм в крови.

Да, я и сам чувствовал этот ритм в крови. Музыка поглощала меня, и это был мой грех.

– Я становился таким, как наш отец.

Молчание. Тяжелое. Пугающее. И ощущение пустоты в животе, ведь я сказал это отчасти и для того, чтобы брат не согласился. Но он молчит, не возражает. И оттого мне тревожно и больно.

– То преступление совершил не ты, – говорит Эксл, – но когда тебя арестовали, у меня камень с плеч упал.

Бетонный кулак мне в голову, и я слышу, как ломаются кости.

– Тебе требовалась передышка. И та программа тоже. Она дала тебе то, чего я дать не мог. Ты мчался к пропасти на всех парах, и мне не удавалось тебя остановить.

Потому что я не желал слушать.

– Знаю, возвратиться домой дело нелегкое. Ты не понимаешь, где твое место, куда тебе встроиться. Все в порядке. Вовсе не обязательно возвращаться к прежнему.

Поворачиваю голову:

– Так и есть. И в этом все дело. Я не знаю, кто я такой и кем хочу быть.

– Но знаешь, кем не хочешь быть. Это большой шаг.

Я беру гитару, которую Эксл когда-то давно купил мне на день рождения, опускаюсь на табурет, и пальцы сами, не ожидая команды, начинают перебирать струны. Прислушиваюсь к звучанию, ловлю, закрыв глаза, вибрации, регулирую колки, добиваюсь идеальной высоты.

Через несколько секунд Эксл берет акустическую гитару, садится напротив меня и тоже настраивает инструмент на слух. Об этом мгновении я мечтал целый год. О том, как снова буду играть, творить музыку. Бесподобное чувство.

– Подумываю подать заявку на участие в программе для молодых исполнителей, – небрежно говорю я. Маркус – хороший парень, но порой болтает лишнего. Не скажу я – проговорится он. – Срок подачи заявок истекает через месяц.

Пальцы Эксла замирают, но лишь на мгновение, а в следующее они уже продолжают работу.

– На каком инструменте будешь прослушиваться?

– Сначала они должны принять мое заявление.

– На каком инструменте?

Когда это, черт возьми, он успел стать таким оптимистом?

– На гитаре.

– Ты зверь на барабанах. Это твой дар. Подобным не разбрасываются.

Я и не хочу, да только себе не доверяю.

– Все переключаются время от времени с одного инструмента на другой. Вот и мне пришло время отказаться от барабанов.

– Барабаны – это ты, твоя сущность. Но ты позволил отцу завладеть тобой, ты пошел за ним. Отец в отъезде, и я сказал, что если он закатится в город, его здесь не ждут. Дом – мой. Вы оба под моей опекой. Отец уехал. Сев на место ударника, ты не станешь таким, как он. Добьешься успеха, прославишься, и вот тогда своим поведением докажешь, что ты не такой.

Играть на барабанах меня научил отец. Он же свел меня с одной уже успешной группой. Он же показал, как празднует, по его мнению, успех настоящий мужчина.

– Я больше не могу рисковать. И возвращаться к тому, чем был, не хочу.

– Не вернешься.

Прижимаю струны ладонью.

– Ты же не думаешь, что я виню барабаны? Сам знаю, дело было во мне самом. Знаю, что ошибался, выбирал не то. Возвращение к музыке меня пугает, но она – единственное, в чем я хорош. Она – мой единственный шанс сделать что-то стоящее. Я мог бы сказать, что музыка сгубила меня, но не скажу. За барабанами я чувствовал себя богом и теперь не доверяю этому чувству. Попробую с гитарой. И ты попробуй со мной.

– Я с тобой попробую. – Маркус входит в гараж с половиной сэндвича в руке. – Не знаю, о чем речь и что мы попробуем, но я в деле. Лишь бы только закон не нарушать.

Маркус расстегивает молнию на футляре и достает электрогитару и провода. За дверью гаража, в темноте, какое-то движение. Сначала Доминик перепрыгивает забор и поворачивает к дому, а потом Келлен, последовав за ним, прислоняется к ограде между нашими домами и смотрит на меня. Играть без Доминика – кощунство, и меня гложет чувство вины, но я оправдываюсь тем, что ведь и Доминик наплевал на нашу дружбу и не объяснил, почему бросил меня в ночь ограбления, когда я отрубился на улице. Я свой долг отдал, отсидел год, и теперь пришло его время сказать мне правду. Только после этого мы сможем играть вместе.

Эллисон

Ладно мама и Шон, но теперь уже и папа намерен засадить меня дома и никуда не выпускать. И вот они втроем и по очереди кричат, разносят меня в пух и прах и вообще выставляют полным ничтожеством только лишь потому, что мне захотелось сыграть в «Прибей Крота». А еще потому, что, как заявила мама, я солгала, поскольку никому об этом не сказала.

Сейчас эта троица да еще несколько избранных из папиного штаба собрались в его офисе внизу. Решают, как со мной быть и куда упрятать. Вчера я крупно прокололась, и теперь уже понятно, что папа с мамой костьми лягут, но ни до какой стажировки не допустят.

Я в своей комнате, сижу на полу с ноутбуком на коленях и пытаюсь с головой уйти в работу. Занимаюсь программированием; не все идет, как нужно, но это не страшно. На меня такие ситуации всегда действуют успокаивающе: разобрать то, что не работает, отбраковать сломанное, найти работающее и сложить все вместе, чтобы получилось нечто функциональное, сделать что-то новое.

Вибрирует сотовый, но я решаю не обращать на него внимания, как уже поступила с новостями и сообщениями в соцсетях. Снова вибрация – уже четвертый раз. Друзья завалили сообщениями – все хотят знать закулисные подробности того, что показывают в новостях, но я молчу и не отвечаю. Очередной звонок. Вообще-то, мне это все уже начинает надоедать. Тем не менее, вопреки желанию швырнуть что-нибудь тяжеленькое, я бережно ставлю ноутбук на пол и беру сотовый.

Генри: Ты в порядке?

Генри: Ответь.

Генри: Ответь немедленно.

Генри: Отвечай, или я снова позвоню твоему отцу и скажу, что ты четыре месяца назад тайком ходила на свидание.

Генри: Звоню.

Быстренько набираю сообщение, потому что еще одна драма нужна мне сейчас, как дырка в голове.

Я: Все в порядке. Никакого свидания не было. Просто несколько парней и несколько девчонок. Вот и все.

Генри: Парни все-таки были, да?

Я: Да.

Генри: Значит, свидание.

Хотела ли я, чтобы это было свидание? Да. Было это свиданием? Надеюсь, что нет. Какой-то парень едва ли не весь вечер таращился на мою грудь и, вместо того чтобы поговорить, пытался до меня дотронуться. В моем представлении свидание – это что-то другое.

Я: Ненавижу тебя.

Генри: Как-нибудь переживу. Видел новости. Что за придурок был с тобой?

Я: Какие-то двое пристали. Я их не знаю.

Генри: Это я понял. Я спрашиваю про парня, на которого ты пялилась. Тебе еще рано так пялиться на парней.

Хочется выть и стонать. Откидываюсь назад и бьюсь затылком о кровать. У прессы и телевидения сегодня большой день: повсюду фотография со мной и Дриксом. Вот почему всем друзьям и знакомым хочется знать подробности. Учусь я в школе для девочек и на свидания не хожу, если не считать вылазок с подругами на вечеринки, где бывают и парни. Уверена, никто бы мне никаких свиданий не разрешил. То есть прямых запретов не было, существовало лишь негласное соглашение. Мальчики – это осложнение.

Я: Хотя бы в чем-то ты с ними согласен.

Смотрю на сотовый, жду ответа и улыбаюсь – заткнула. Но тут же хмурюсь – приходит еще одно сообщение.

Генри: Так ты встречалась с этим парнем, Пирсом?

Я: Впервые его увидела. И вовсе на него не пялилась.

Генри: Нам обязательно говорить сейчас о сексе? Если да, то вот: ты становишься монахиней.

Дикарь.

Я: Я не католичка.

Генри: Как посмотреть.

Меньше всего мне сейчас хочется говорить с Генри о парнях, поэтому, когда по дому разносится громкая и звонкая трель, я мысленно возношу благодарность богам дверных звонков.

Генри: Сможешь заглянуть вечером к бабуле?

Скорее всего, меня никогда больше не выпустят из дома.

Я: Постараюсь завтра. Кто-то пришел – звонят. Надо идти.

Выхожу в коридор, шлепаю босиком по мягкому ковру, спускаюсь по изогнутой лестнице и пересекаю холл.

Открываю дверь, и весеннее тепло просачивается мимо меня в дом. Поднимаю голову и привычно улыбаюсь, полагая, что встречаю кого-то из папиного предвыборного штаба, но глаза лезут на лоб, а в вены поступает изрядная доза адреналина. Того самого, от которого щекотка под кожей и такое ощущение, как будто плывешь.

Нет, это не из папиной команды. Сексуальные светло-русые пряди, накачанные руки, широкие плечи и красивые темные глаза. Я открываю рот, но слов нет. Этого просто не может быть. Я хочу, чтобы это было по-настоящему, но мозг не находит логической причины, почему это может быть. На ступеньках нашего дома стоит тот, кто снился мне всю ночь. Дрикс.

Хендрикс

Вчера Элль была прекрасна – как журнальное совершенство, – и сегодня она прекрасна тоже, но уже по-другому, и такой идеал мне ближе. Обрезанные джинсовые шорты, облегающая изгибы тела майка, светлые волосы собраны в свободный, немного растрепанный пучок, очки в черной роговой оправе. Должен признать, ничего более сексуального я уже год как не наблюдал.

Голубые глаза сначала округляются от удивления, потом устрашающе сужаются.

– Что ты здесь делаешь?

Я небрежно засовываю пальцы в шлевки джинсов и задаю себе тот же вопрос.

– Моему брату час назад позвонил какой-то парень, Шон Джонсон. Сказал, что мне надо прибыть сюда.

Рот у нее съезжает куда-то вбок, и я отслеживаю это движение с почти непристойным интересом. Ее губы созданы для греха. Такого рода магией я сам пользовался раньше, когда хотел обеспечить себя на вечер поцелуями. Теперь грех и я – не друзья больше, и мне полагается избегать соблазна.

– Похоже, ему звонил Шон. Любит изображать из себя босса и всеми командовать. – Она открывает дверь пошире и отступает в сторону, чтобы я мог пройти. – Входи, а я его поищу. Хотя ты и сам можешь это сделать. Надо просто закрыть глаза и ощутить темную энергию Силы.

После подписания соглашения чаще всего Эксл общался именно с ним, этим самым Шоном Джонсоном, и насчет энергии темной Силы он бы с Элль, наверное, согласился. Брат отзывался о нем как о человеке деловом, но бесцеремонном.

– Один мой хороший друг – фанат «Звездных войн».

– Я смотрела несколько раз. Хороший фильм, но, знаешь, не мое. Моему кузену очень нравится. Мне в десять лет миндалины удалили, и мы все фильмы пересмотрели.

Я прохожу в дом.

– Вот, наверное, пытка была, да?

Лицо ее светлеет, как будто в голове звучит невидимый хор. Такой хор, слушая который ты понимаешь, что уже никогда не будешь прежним, так сильно он бередит твою душу.

– Нет. С Генри такого не бывает. С ним что ни делай, все интересно.

Это я понимаю. У меня такое с Экслом бывает.

Элль закрывает дверь, и я замираю. Когда стоял перед домом снаружи, он представлялся грозной крепостью из красного кирпича. Теперь же, попав внутрь, я чувствую себя комочком грязи на подошве чьей-то туфли.

– Послала Шону сообщение. – Элль опускает сотовый в карман. – Обещал быть через несколько минут.

– Ладно. – За спиной у нее массивная лестница, ведущая на второй этаж, и открытый, просторный холл. Под ногами темное дерево, на стенах – белый молдинг. Справа – огромная и тяжелая дубовая дверь; слева – столовая с длинным столом и люстрой.