Портрет мафии крупным планом

– Тело художника обнаружила его жена. Согласно ее показаниям Артюхов очень редко оставался ночевать в мастерской – как правило, в тех случаях, когда у него собиралась большая компания коллег, они засиживались допоздна – ну, и мастеру кисти не хотелось идти в таком состоянии домой. Обычно Артюхов предупреждал жену о таких сборищах, так что поводов для беспокойства не было. В этот раз художник не позвонил, и когда он не пришел домой ни в двенадцать часов, ни позже, жена стала беспокоиться. И вот, едва рассвело, она отправилась в мастерскую. Дверь была открыта. На полу мастерской, возле мольберта, Наталья Артюхова обнаружила тело мужа с явными следами насильственной смерти. Художник был убит двумя ударами тупым металлическим предметом по голове. Согласно заключению медиков смерть наступила в результате тяжелой черепно-мозговой травмы. Время смерти – между одиннадцатью часами и часом ночи. Как мы предполагаем, убийца вошел в мастерскую, поскольку дверь не была закрыта. Приблизился к хозяину мастерской, который стоял перед мольбертом, и нанес ему два удара по голове. После чего вырезал из рам три картины – ту, над которой Артюхов работал в тот вечер, и еще две картины из числа стоявших у стены. Полотна он унес с собой.

– Отпечатки вы, я думаю, не нашли? – Это прозвучало не как вопрос, а скорее как утверждение.

– Не нашли, – подтвердил Злобин. – Преступник был в перчатках.

– А «тупой металлический предмет», которым пользовался убийца, – это железный прут?

– Нет, труба, – поправил сыщика Злобин. – Скорее всего – шоферская монтировка.

– Ее не нашли?

– Не нашли. Ищем. Ну что, главное я сказал, может, теперь поедем на место преступления?

– Поехали, чего время терять, – согласился Гуров.

Они сели в машину и спустя четверть часа были уже возле мастерской Артюхова. Выйдя из машины, Лев внимательно оглядел старинный двухэтажный дом и заметил, что первый этаж своими высокими полукруглыми окнами заметно отличался от второго.

– Мастерская здесь? – спросил он, указав на окна первого этажа.

– Так точно. Артюхов выбрал это помещение из-за окон. В мастерской у него было всегда светло…

– Я так понимаю, он мастерскую сам оплачивал?

– Да, сам. Правительство области предлагает художникам оплаченные мастерские, и многие этим предложением пользуются. Однако Артюхов от государственной мастерской отказался. Сказал, что там темно и слишком шумно – много соседей-художников. Снял помещение недалеко от дома.

– Так он жил где-то рядом?

– Да, отсюда до его дома минут двенадцать ходьбы.

– Раз снимал мастерскую, стало быть, не бедствовал?

– Не бедствовал, – подтвердил Злобин. – У него довольно часто покупали работы.

– Мастерская на первом этаже… Вечером, когда горит свет, думаю, с улицы можно увидеть, что там происходит?

– Вот это я не проверял, – признался следователь. – Вы, наверное, правы. Как я понял, Артюхов не был пунктуальным человеком. Вот дверь у него стояла не запертая… Скорее всего и шторы он ночью не задергивал.

– Значит, убийца мог видеть, что художник находится в мастерской, и что он там один… Кстати, а один ли? Вы нашли людей, которые были в тот день у Артюхова? Кто последним видел его в живых?

– Полный перечень мы еще не составили, – ответил Злобин. – Пока что выяснили, что в середине дня к нему заходили двое коллег – художники Шмайлис и Пикляев.

– Вместе?

– Нет, порознь. Шмайлис заходил около часа, Пикляев – в три. Так что пока он последний в списке тех, кто видел Артюхова в тот день.

– Понятно, – кивнул Гуров. – Что ж, теперь пошли внутрь.

Они вошли в дом, прошли под лестницей, которая вела на второй этаж, и остановились перед дверью, заклеенной казенной бумагой с печатью. Следователь снял печать, отпер дверь, и они вошли в мастерскую.

Это была большая светлая комната с тремя окнами на улицу. Справа, у торцевой стены, в несколько рядов стояли картины. Слева – несколько шкафов, кровать, а ближе к середине комнаты – обеденный стол. Возле окна стоял мольберт; на полу возле него виднелся нанесенный мелом контур лежащего человеческого тела.

Гуров, не задавая никаких вопросов, не произнося ни слова, прошелся по мастерской. Открыл один за другим шкафы. В одном оказались чистые холсты, краски, кисти, в другом – посуда, в третьем – книги по искусству. На полу возле шкафов стояло несколько пустых бутылок, а в посудном шкафу, в глубине, сыщик обнаружил початую бутылку коньяка и нетронутую бутылку водки.

Затем он внимательно осмотрел два пустых подрамника, из которых были вырезаны холсты, и перешел к мольберту. Его он осматривал минут двадцать, так что следователь Злобин, потеряв терпение, не выдержал и спросил:

– Что вы ищете, Лев Иванович? Мы там все осмотрели самым внимательным образом.

– И подрамник тоже? – спросил Гуров, не оборачиваясь.

– Да, и его, конечно, – кивнул Злобин.

– Тогда вы сможете объяснить мне, что это за следы, – сказал сыщик.

Злобин нахмурился и подошел ближе. Наклонился, посмотрел на место, на которое указывал Гуров, и, пожав плечами, ответил:

– Ну, это, я думаю, краска. Не помню, я говорил или нет: в момент убийства Артюхов стоял перед мольбертом. Он работал, и в руке у него была кисть. Его так и нашли – с кистью в руке…

– А вот мне кажется, что это не краска, а кровь, – заявил Лев. – Пригласите ваших экспертов, пусть возьмут образец на исследование.

– Что ж, может, и кровь, – согласился Злобин. – Но картину преступления это не меняет. Артюхову нанесли удар по голове, брызнула кровь. Она попала ему на халат, могла попасть и на кисть. И он, падая, задел кистью подрамник.

– Да, похоже, так и было, – кивнул Гуров, разглядывая меловой контур на полу. – Только одна деталь: чтобы человек, падая, дотянулся кистью до мольберта, он должен специально протянуть к нему руку. Обычно так не делают. Падая, человек инстинктивно подбирает руки под себя, чтобы смягчить удар. А он не думал о себе, он старался дотянуться до холста, словно хотел оставить на нем свою кровь. Скажите, а вы узнали, что за картина здесь была? – показал он на пустой подрамник, из которого было вырезано полотно.

– Та, которую он рисовал в день смерти? – уточнил следователь. – Нет, этого мы не знаем.

– Но ведь вы беседовали с его коллегами – с теми, кто заходил к Артюхову в день убийства. Они же должны были видеть картину, над которой он работал?

– Я спрашивал – нет, они не видели. Оба говорят одно: мольберт стоял лицом к стене, Артюхов свою новую картину не показывал.

– Очень интересно… – пробормотал Гуров. – Необычное поведение… Что же, и жене не показывал?

– Нет, и Наталья Артюхова говорит то же самое: последнюю работу мужа она не видела.

– А друзья? Какие-нибудь… меценаты?

– Как я понимаю, вы имеете в виду господина Козлова. Я думаю, генерал Тарасов вам уже сказал, что Козлов исчез. Мы его второй день ищем, но пока не можем найти.

– Я имел в виду не только человека, который скупал картины Артюхова. Насколько я знаю, художники – люди очень общительные. Они всегда окружены всякого рода поклонниками, людьми искусства. Не может быть, чтобы у Артюхова не было каких-то друзей. Вы с ними беседовали?

– Беседовал, но еще не со всеми, – признался следователь.

– Ладно, что за картина была у него на мольберте, мы не знаем. Но вот те, – повернувшись, показал Лев на две пустующие рамы, из которых были вырезаны холсты, – они вам известны?

– Да, – кивнул Злобин. – Названия пропавших картин мы установили. Сейчас… – Он достал блокнот, пролистал его и прочитал: – Одна называется «Очередь», другая «Патруль».

– Интересно, интересно… – произнес Гуров. – Стало быть, «Очередь» и «Патруль». И никаких тебе закатов, восходов, речек, храмов… У него что же, все картины такого рода?

– Да, все такое, – скривился Злобин. – Везде у него бомжи, пьяницы, работяги… Направление такое, «соц-арт» называется. Меня, если честно, от его картин прямо тошнит. Зачем все это уродство на полотно тащить – разве его в натуре мало? И кто захочет эту гадость себе на стену вешать?

– Но ведь находятся ценители, и довольно много. Я слышал, его картины охотно покупали. Да и этот ваш меценат, Козлов, много приобретал. А скажите, вот эти две похищенные картины – они, наверное, были особо ценными? Известные работы?

– Этого я не знаю, – ответил следователь. – Это надо специалистов спрашивать, а я, как уже говорил, в этой мазне не разбираюсь. Мне что одна его картина, что другая – все едино.

– А что же вы не спросили специалистов? – удивился Лев. – Ведь мы должны знать ценность пропавших работ. Где у вас обретаются такие специалисты?

– Ну, видимо, в Художественном музее, – пожал плечами Злобин. – Да, вы правы: надо сделать туда запрос, чтобы прислали эксперта для оценки пропавших работ. Спасибо за подсказку.

– Ну, подсказка не особенно ценная, – заметил Гуров. – Теперь скажите, как обстоит дело со свидетелями. Убийство произошло, как вы говорите, между одиннадцатью и часом ночи. Время не особо позднее, кто-то мог не спать…

– Мы опросили всех, кто живет по соседству. Но никто не слышал никакого шума в мастерской, и никто не заметил человека, входящего или выходящего из этого дома.

– А почему вы говорите только о соседних домах? А на втором этаже разве никто не живет?

– Никто. Помещения на втором этаже сдаются под офисы, и после шести часов там, как правило, никого нет.

– Как правило… – повторил Гуров слова следователя. Он продолжал расхаживать по мастерской, иногда останавливаясь и оглядывая предметы обстановки. – Значит, убийца отпечатков не оставил, орудие преступления не выбросил. Свидетелей у нас нет, убийцу никто не видел. И камер наблюдения здесь скорее всего не имеется…

– Какие тут камеры? – усмехнулся Злобин. – На этой улице нет ни одного большого магазина. Так, одни мелкие лавочки. И солидных домов тоже нет. Так что камеру вы не найдете ни в этом квартале, ни в соседних.

– Да, положение аховое, – заключил сыщик. – Выходит, что это дело – типичный «висяк», как принято у нас и у вас выражаться. Вряд ли его удастся раскрыть в короткое время.

– Да какое там короткое! – махнул рукой Злобин. – Давайте честно признаемся: вряд ли это дело вообще удастся раскрыть. Правильно вы говорите: «висяк» и есть «висяк». Это тот случай, когда мы, в общем, понимаем, как произошло преступление, но раскрыть его не получается.

– И как же, по-вашему, оно выглядело?

– Ну, выглядело все это следующим образом. Артюхов работал в своей мастерской, не задернув шторы. Его хорошо было видно с улицы. По улице в это время проходил некий субъект криминального типа. Возможно, наркоман или бывший сиделец. Предположительно молодой и физически сильный. Он увидел через окно Артюхова, и у него возник преступный умысел – похитить картины художника, а заодно разжиться у него деньгами на дозу. Он вошел, ударил художника монтировкой, вырезал из рам три картины и ушел. Все.

– Я вижу, у вас уже не только картина преступления сложилась, но и личность убийцы обрисована, – усмехнулся Лев. – Выходит, нам нужно искать молодого и физически крепкого парня из числа наркоманов или лиц, недавно освобожденных из мест заключения. Верно я вас понял?