Идеальная казнь

– Но ты сказал, что он работал с ФСБ в рамках международного сотрудничества.

Романенко кивнул. Лев отметил про себя, скорее просто по привычке, что полковнику неприятно в чем-то подозревать Серхио.

– Мы не упомянули, но я уверен, что все об этом знают. Есть программа финансовой защиты банковских протоколов оплаты и переводов средств. Точно так же, как есть международные стандарты банковских документов, биржевых порталов и прочее. В этой программе участвуют спецы из разных ведомств. В общем, есть множество способов, чтобы специалисты из разных стран могли поработать друг с другом.

Лев приподнял брови.

Романов вздохнул:

– Это не то чтобы секретная информация. Но никто не должен знать. Ты же понимаешь, что мы нигде не афишируем сотрудничество с иностранными спецслужбами. Совсем недавно был создан Комитет по надзору за международными финансовыми платформами. Одно из условий: на территории стран – участниц этого комитета должен работать специалист из другой страны. В том числе и для соблюдения беспристрастности и наличия другого угла зрения. Мы делаем общее дело, но у всех нас разные школы, разные возможности. Так что я очень удивился, когда в качестве коллеги к нам прибыл Кубинец, который успел поработать на себя и неплохо заработать на криптовалюте и биржах, платформы которых он сам же и защищал теперь.

– Какой приятный сюрприз.

– Не то слово.

Пока они шли на поклон к Мегере Давтяновне, в миру Матильде Давтяновне Штольц, начальнику службы криминалистов, для того, чтобы узнать результаты вскрытия, Иван рассказал, что Кубинец был неординарной личностью. В нем как будто жили два человека. Парень, обаятельный иностранец, коммунист, ярый сторонник политики Ленина, почитатель Маркса и Энгельса. Как только он садился за компьютер, его переставало быть слышно. Казалось, что он даже не дышит в те моменты, когда погружается в работу. Все женщины, работающие с Кубинцем, моментально попадали под его очарование вне зависимости от возраста. Он старался найти к каждому свой ключ. Его работа на ФСБ не особо афишировалась, но те коллеги Романенко, которые были в курсе, через некоторое время уже готовы были называть Кубинца «приятелем». По слухам, в посольстве он также быстро завоевал всеобщее доверие, участвовал во всех нерабочих мероприятиях, и его даже собирались повысить, переведя в другой отдел. Но Серхио отказался, сказав, что ему больше нравится работать с бумагами, а с людьми он начинал нервничать и теряться. Что, правда, совсем не вязалось с его образом в целом.

– Тебе не кажется, что он сам себе противоречил? – спросил Лев, когда они уже подходили к лаборатории.

– Я же говорю, он был слегка странноватый, – ответил Иван.

Дарья встретила гостей, как всегда, немного суматошно. С одной стороны, могло показаться, что эксперт немного заторможена. Она часто замирала, смотрела в одну точку, иногда теряла нить разговора или же перескакивала с темы на тему. Могла прямо на середине фразы сменить направление отчета, например, перейти от сломанной руки трупа к гормональным лекарствам, и оказывалось, что на самом деле все это связанно и рука убитого была сломана, потому что из-за приема гормонов кости стали слишком хрупкими и, как результат, легко ломались.

При этом руки Дарьи никогда не успокаивались. Гуров часто ловил себя на том, что ему хочется дать ей что-либо подержать в руки либо вообще подарить ей кота. Или прижать обе ладони к столу, например. Потому что сложно говорить с человеком, когда его руки постоянно в движении. Она то поправляла волосы, то теребила пуговицы на халате, перекладывала что-то на столе, доставала что-то из карманов халата, поправляла шапочку, в которой она работала на вскрытии. Если она приходила в кабинет доложить что-то по делу, то теребила кольца и браслеты. Было видно, что ей неуютно в украшениях. По правилам им и нельзя было носить ничего, что могло соскользнуть с руки или повредить перчатку во время вскрытия, но для выхода «в свет», то есть из лаборатории, она всегда распускала волосы и надевала кольца и браслеты.

А вот Романенко был не готов к Дарье и ее манере общения, и на несколько минут он «завис», пытаясь понять, все ли в порядке с этой девушкой. Про себя Лев усмехнулся: коллега из соседнего ведомства так же, как и его подопечный Кубинец, отвык от общения с людьми.

– Наш эксперт Дарья. Дарья, полковник Романенко из ФСБ будет помогать нам в расследовании, – сказал Гуров, намеренно расставив приоритеты. Хотя в целом для Дарьи не имело значения, кто кому помогает. Вне работы эксперт жила в каком-то собственном мире, и Гуров не был уверен в том, что она вообще отличает, какой год сейчас на дворе, если это не касается лежащего у нее на столе тела.

– У него очень странные анализы, – начала девушка, доставая планшет. – Для более полной картины требуется время, но все необходимые биоматериалы мы взяли. Согласно вскрытию, он погиб от разрыва аневризмы, стенки сосудов истончились, и произошло критическое кровоизлияние. Смерть была мгновенной, так что, когда он упал на рельсы, то был уже мертв. Я запросила его медкарту, но пока она еще не пришла…

Романенко кивнул и протянул Даше распечатку:

– Вот данные о его медосмотре при приеме на работу в посольство Кубы. У него была аневризма, Серхио держал ее под контролем. У себя дома в Варадеро он наблюдался у одного семейного доктора.

Даша просветлела при виде бумаг, как ребенок при виде любимого лакомства.

– О, спасибо! Сказать по правде, у него очень странные анализы крови, – повторилась эксперт.

– В чем странность? – Гуров даже не успел отметить, кто задал этот вопрос первым: он или Романенко.

– У него в крови найдены следы барбитуратов, он явно принимал протеин, может быть, ходил в спортзал. Пил очень много разных витаминов. Есть еще следы, если говорить простым языком – много кофеина. Все это ему даже по отдельности нельзя было, а он принимал все вместе. И вел слишком активный образ жизни для его заболевания, есть следы спортивных микротравм. Как будто совсем недавно он начал заниматься силовыми тренировками с не очень хорошим тренером.

– Так. А он точно умер от разрыва аневризмы? – спросил Лев.

Дарья кивнула:

– Пока недостаточно данных, чтобы доказать обратное.

Романенко еще раз просмотрел отчет:

– Ничего не понимаю. Намеренно убивал себя здоровым образом жизни? Это не похоже на Кубинца.

Гуров ничего не сказал. Станислав уже уехал в посольство.

– Я думаю, что нам нужно наведаться в его квартиру. Нужно осмотреться. Ты со мной?

Иван покачал головой:

– Надо бы. Но уже требует под свои светлые очи начальство.

Гуров кивнул, взял ключи и поехал по адресу. По пути он пытался понять, прав ли коллега.

Романенко уверен, что Кубинца убили. Он слышал, что Кубинец не хотел с кем-то встречаться, долго отнекивался по телефону и пытался перенести встречу. По словам фээсбэшника, в последнее время Кубинец был напряженным, иногда начинал нервничать, казалось бы, на пустом месте. Опасался находиться в людных местах. Потом он сказал, что согласился на важную встречу. Именно с тем абонентом Серхио должен был встретиться утром в метро.

Петр Николаевич понимал, что дело, которое поручили в этот раз его сыщикам, мягко говоря, нестандартное. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Но обязательно нужно что-то найти. Прежде чем ехать на Якиманку, где Альвадес снимал жилье, Лев в последний момент все-таки решил заехать еще раз в метро. И оставить машину где-нибудь там, на перехватывающей парковке. Чутье сыщика подсказывало ему, что не нужно светиться и лучше будет, если его машину пока не увидят рядом с домом Кубинца. Сегодня на Тверской улице дежурил старый знакомый Гурова. Когда ты работаешь не только в кабинете, то знаешь, что часто залог быстрого раскрытия дела – это скорость, с которой ты находишь нужных людей и можешь добыть нужную информацию.

Максим Петрович много лет проработал в МУРе в Отделе особо тяжких преступлений. Со временем он устал. Но на пенсии ему было скучно, да и тяжело прожить на пенсионные, имея большое количество бывших учеников и их семей, которым он помогал. Хоть, будучи охранником в метро, он получал немного, но почти всегда был на месте, и, если что-то происходило на центральных станциях, Максим Петрович всегда был в курсе. Он организовал неплохую и почти официальную сеть осведомителей, куда входили уборщики, охрана, дежурные и постоянные жители станций, которых в рутине городских будней горожане привыкли не замечать.

Старик уже ждал следователя и был рад увидеть старого знакомого.

Они пошли в дежурку, и Петрович привычным жестом надел очки и просмотрел свои записи. Он по старинке писал все в блокноте, который везде носил с собой. На этот блокнот у Гурова была большая надежда, так как у них утром было совсем мало времени на опрос.

– Так. Спустился иностранец с открытием станции, пришел пораньше. Его срисовала Верка, уборщица, у нее глаз острый, раньше в нашем районе она на трех станциях «цыганкой» работала. За ним точно никто не шел. Но видно было, что парень «заграничный».

Гуров кивнул. Достаточно часто он сам работал с цыганами из Центрального района, но они на самом деле таковыми не являлись. Чаще всего это были жители города или приезжие с неплохими актерскими данными, с собственным жильем. Некоторые «цыгане» или профессиональные нищие работали целыми поколениями на одном и том же месте и становились городской достопримечательностью. И даже в наше время это было отдельное сообщество, живущее по своим правилам, со своими законами и табелем о рангах.

– Верка сейчас на станции, можно к ней спуститься поговорить, – предложил Петрович. – Камеры я тебе уже списал.

Он протянул Льву флешку. Полковник улыбнулся. Даже на пенсии, когда он уже много лет не вел следствие, Петрович оставался профессионалом. Его пытливый ум постоянно искал новые задачи.

– Не сомневался в тебе, Петрович. Спасибо, – тепло поблагодарил Лев.

Они спустились в вестибюль, где в комнате отдыха для дежурных из большой старой чашки пила чай уборщица, на столе лежала открытой потрепанная книжка с любовным романом.

– Это чай, Петрович, ну, – тут же заерзала, поймав строгий взгляд охранника Верка. – Я тут просто книжку читаю и расчувствовалась, такие страсти!

– Потом поговорим. Расскажи про утро. – В голосе Петровича было столько металла, что им можно переложить заново рельсы. Было видно, что он держал своих людей в ежовых рукавицах.

Гуров принюхался. Нет, спиртным не пахло. Верка засуетилась, достала пластиковые табуретки, зачем-то вытерла их полотенцем, хотя в дежурке было чисто.

– Расскажите нам, что вы видели утром, – мягко попросил Лев.

Уборщица кивнула и затараторила, блеснув золотым зубом:

– Значит, иностранец утром пришел первым, я его сразу заметила, он стоял у дверей и фотографировал, а потом меня увидел и сказал, что очень свет красивый и светильники. Я еще подумала: то ли блаженный, то ли иностранец, говорил с легким акцентом. Он потом пошел вниз, когда охранник двери открыл, а я смотрю, значит, он идет как-то нетвердо, шатается. Карточку приложить не смог сразу, потом шел, за стены рукой хватался. Я подумала, может быть, пьяный. А смотрю, когда к рельсам подошел, у него кровь из носа начала сильно течь. Прямо рекой по лицу, но на одежду не попала, я это заметила сразу, ткань больно хорошая. Такое не отстираешь. Хотя я могу. Я крови много отмывала.

Верка подмигнула Льву, но он сделал вид, что ничего не заметил.

Гуров сделал заметку в блокноте. Когда они нашли тело Кубинца, следов кровотечения из носа не было. Значит, кто-то к нему подходил.

– Вера, а он упал на рельсы при вас?

Уборщица мелко закивала и перекрестилась левой рукой:

– Страх такой был.

– Вер, – поморщился Петрович. – Хорош.

Верка вздохнула, села, положила руки на колени и посмотрела на Гурова совсем другим взглядом. На долю секунды Лев восхитился актерскими талантами и таким мастерским преображением. Вот актриса. Только что она была больше похожа на Удовиченко в роли знаменитой Маньки Облигации из фильма «Место встречи изменить нельзя». А сейчас она вполне себе могла заменить завуча в школе.

Снова блеснув золотой фиксой, Верка холодно улыбнулась и четко, почти по-военному доложила:

– Дошел до середины платформы, рядом с ним никого не было, я на всякий случай шла за ним. Потом заметила, девушка. Блондинка, длинные прямые волосы, розовый рюкзак.

– А что в ней было странного? – заинтересовался Гуров, снова делая пометки в блокноте. Если уборщица обратила внимание на эту девушку, значит, точно было что-то не так.

– На платформе были еще люди. Немного, трое или четверо. Но они все смотрели на иностранца, а она как специально от него отворачивалась. И еще она знала, где у нас камеры.

– Почему ты так решила? – спросил Петрович.

– Когда люди на платформе стоят, они либо в тоннель смотрят, либо в телефон. А она себе под ноги смотрела, так, чтобы волосы падали на лицо. Головой не крутила, поезд не высматривала. Что я, в первый раз что ли? – развела руками Верка.

– Как он упал, видела? Она подходила к иностранцу?

Верка покачала головой:

– Нет, она к нему не приближалась, во всяком случае, пока он живой был.

– Когда он упал, вы, случайно, не заметили, мужчина был еще жив? – спросил Лев.

– Нет. Он падал уже мертвым. Видно было, как кулек без воздуха. И к нему сразу спрыгнул мужчина какой-то. Дежурный Селиванов засвистел и передал, чтобы поезд остановили, в первую минуту суета была. Двое или трое мужчин думали, что он живой, спрыгнули – помочь хотели.

Гуров кивнул, принимая ответ.

Многие недооценивают обитателей подземки. Да, конечно, среди них есть и опустившиеся, и медленно теряющие человеческий облик люди. Но такие, как та же Верка, – самые лучшие свидетели. Бывшая цыганка, карманница, наверняка была уже ходка, и хорошо, если одна. Скорее всего, больше старалась не попадаться. Умная, цепкая, внимательная, опытная, хорошая артистка. Таких много, а главное, они всегда заметят то, что не видят другие.

Гуров знал немало случаев, когда в моменты опасности именно обитатели подземки приходили на помощь пострадавшим.

Верка описала девушку достаточно подробно. Одежду, прическу. Несмотря на то что она всеми силами старалась скрыть свое лицо, уборщице удалось разглядеть, что у нее темные, почти черные глаза, тонкие губы и черные брови. Может быть, она была в парике и цветных линзах. Все остальные свидетели, которых успели опросить еще утром, ничего не рассказали про девушку. Скорее всего, они либо не увидели ее, либо не сочли важной деталью.

И все же: кто вытер кровь на лице убитого? Притом настолько хорошо, что ее не было видно вообще?

Поставив себе еще одну галочку в голове, Гуров попрощался с Петровичем и поднялся наружу. Весна в этом году была ранняя, и он решил прогуляться до дома убитого. Если за домом Кубинца следили, то они должны были поддерживать версию естественной смерти. Поэтому было решено, что вместе с Гуровым дом осмотрит еще один криминалист, который уже приехал на место и ждал Льва у подъезда.

Кубинец снимал квартиру в старом доме на третьем этаже. Снизу было хорошо видно балкон квартиры с кованой оградой и без остекления.

«Интересно, сколько он платил за аренду квартиры?» – поинтересовался про себя полковник. Пора было познакомиться с Кубинцем поближе.

Глава вторая

Квартира Серхио была совсем не такой, как ее представлял Гуров. Почему-то он думал, что это будет модная студия. Что там будут раскиданы вещи, что в ней будет больше личности Альвадеса. Может быть, немного Кубы. А как оказалось, Серхио поддерживал жилье в почти стерильном порядке: покрывало на кровати было вытянуто по линейке, подушки лежали симметрично, нигде не стояло ни одной оставленной чашки со следами утреннего кофе. Посуда – в стойке. Костюмы, каждый в отдельном чехле, – в шкафу. В вещах – почти армейский порядок. В холодильнике…

Гуров внимательно посмотрел на содержимое холодильника.

– Слишком чисто, – сказала эксперт, – в ванной та же картина. Только вся химия пересыпана или перелита в одинаковые белые флаконы с подписями в одно слово.

Гуров кивнул. В холодильнике было то же самое. Еда разложена по контейнерам с одинаковыми крышками. Нет ничего упакованного. Лев вспомнил, что уже читал про это. И Мария ему рассказывала, что в какой-то момент стало модным или снимать этикетки, или перекладывать все в простые контейнеры – защита от информационного шума. Пока эксперт собирала следы, Гуров начал планомерно искать тайник. Лев был уверен, что Серхио было что скрывать и тайник есть. И скорее всего, не один.

Тайник нашелся на балконе. Лев не заметил бы его, если бы не решил присесть на кресло. Сыщик сел, устроился поудобнее и внимательно посмотрел по сторонам. И понял, что столешница у журнального столика чуть толще, чем должна быть. Либо это такая дизайнерская находка, либо… Лев начал аккуратно прощупывать и простукивать стол. В конце концов он нашел скобу, которая держала толстое непрозрачное стекло-столешницу. Когда Гуров ее раскрутил и снял, оказалось, что столешница изначально была обычной, а потом Серхио сделал в ней углубление, а сверху закрыл куском картона в цвет дерева и матовым стеклом.

Там лежали флешка и потрепанный блокнот с серией цифр, написанных на одной странице карандашом. Все остальные страницы пустые. О своей находке сыщик сразу написал Романенко. Тот обрадовался и сказал, что будет ждать в Главке.

Для Гурова дело осложнялось тем, что Кубинец в самом деле погиб от аневризмы мозга. Во всяком случае, пока не доказано обратное. Поэтому, пока Станислав в посольстве доказывал всем, что смерть была ненасильственной, Льву предстояло доказать обратное. Убрав в пакет для улик найденное в тайнике, сыщик еще раз прошелся по квартире, пытаясь представить, как можно жить так, что вокруг остается совершенно стерильное пространство? Даже книги в шкафу лежали корешками в стену, так, чтобы глаз ни за что не цеплялся.

Хотя…

Гуров подошел к креслу и вытянул из-под него контейнер. Там плотными аккуратными рядами были уложены клубки с пряжей для вязания. Само вязание тоже лежало в контейнере: это был недовязанный свитер с замысловатым узором по рукавам и воротнику. У Гурова был похожий – жена привезла его из Исландии. Лопапейса. Неожиданная находка. Или это вязала подружка Кубинца? Слишком уж сложный узор для новичка. На коробке с вязаньем лежал ноутбук. Немного странное место для хранения компьютера и крайне странный ноутбук. Дорогой и модный, блестящий. И именно поэтому Льву показалось, что компьютер нерабочий, а скорее для вида. Сыщик взял его с собой.

Слушая свое чутье, сыщик закрыл крышку и решил взять контейнер вместе с другими уликами в отдел. Мало ли что там будет в этой шерсти?

– Что там на кухне?

Эксперт развела руками:

– Все чисто. Образцы продуктов я взяла проверить на предмет яда.

Внезапно Гуров заметил, что среди продуктов, которые брали для анализов, стояла банка с синими лепестками. На всякий случай Лев решил забрать и ее. Благо баночка была небольшой, и он сунул ее в коробку с вязаньем.

Теперь оставалось все это вынести, не вызывая подозрений у соседей.

А в это время Станислав боролся с желанием вставить в уши беруши. Потому что все те служащие посольства, с которыми он сейчас пытался поговорить, отвечали только хором. И одновременно. И несмотря на то, что практически все они говорили на неплохом русском языке, понять, что ему хотят сказать, было сложно из-за непривычных интонаций. Кубинцы не говорили, а скорее пропевали то, что они хотели донести, и голова у сыщика болела все сильнее и сильнее. С консулом переговорил Орлов, и теперь Крячко была оказана максимальная помощь. Ему показали рабочее место Серхио, рассказали всю историю семьи Кубинца и то, каким замечательным сотрудником он был. Правда, полковнику показалось, что Серхио практически ничего в посольстве не делал. Его основная работа была просто считать количество листов поданного на визу дела, чтобы проверить, все ли документы на месте. После этого он упаковывал их в конверт, ставил на него номер и подписывал, сколько там листов.

Притом сами документы проверял другой служащий. Серхио просто считал и передавал бумаги либо на отказ, либо на дальнейшую проверку. Станислав вздыхал, делал максимально трагическое лицо, сочувствовал, обещал помочь с оформлением бумаг, но при этом очень внимательно смотрел по сторонам. В шутку этот процесс Крячко всегда называл «принюхиванием»: сыщик и окружающие делают вид, что один никого не подозревает, а другие – что не пытаются уйти от наказания.

Никто из кубинцев и в самом деле пока еще не вызывал подозрений. Когда коллеги Серхио, напоив Станислава таким невероятно крепким кофе, что у него начала кружиться голова, продолжили рассказывать, каким замечательным парнем был их коллега, сыщик понял, что на самом деле Серхио особо близко никто в посольстве не знал. Все повторяли примерно одно и то же, словно заученную роль, просто разными словами. Помня свою роль, Крячко постоянно извинялся, говоря, что его нахождение в посольстве – просто формальность. Но если у коллег Альвадеса есть хоть какая-то тень, намек на подозрение, то все московское отделение Главка будет очень благодарно, если они поделятся своими мыслями, и сразу же возьмется за расследование.

Буквально через десять минут после второго поданного в общем зале кофе у Станислава в блокноте было столько имен, что ему показалось, будто Кубинец жил если не тройной, то по крайней мере двойной жизнью точно. Слишком много имен и знакомых для одного человека, но никто не смог дать ни контактов, ни фамилий, ни какой-либо более точной наводки на этих людей.

Лев вернулся в Главк и сразу зашел к Дарье, оставив у нее вязанье, чтобы она проверила нитки. Был у него в практике такой случай, когда жену губернатора одного сибирского округа отравили именно так. Пропитав нитки ядом.

– Как ты думаешь, что это? – спросил он, протягивая ей банку с листьями.

Эксперт взяла банку, понюхала и улыбнулась:

– Это чай из лепестков мальвы. Нет, я не такой хороший специалист, что сразу могу на взгляд определить любое вещество. На самом деле я просто тоже люблю этот чай. Он при заваривании дает насыщенный синий цвет и очень хорошо утоляет жажду. У нас сложно найти именно настоящий мальвовый чай, за него часто выдают настои других трав, даже цветы обычного василька.

– Я нашел его в квартире нашего убитого.

– Странно, – поморщилась Дарья, – надо проверить.

Она подошла к ноутбуку, открыла одну из своих медицинских баз и пропала минут на пять. За это время Гуров внимательно изучил один из листиков, набрал теплой воды в стаканчик в кулере, стоящем в лаборатории, кинул туда лепесток и зачарованно наблюдал, как синеет жидкость.

– Это очень полезный чай и достаточно дорогой, но к тому же он очень сильно повышает давление.

Лев присел на столешницу и устало потер переносицу.

– Можешь мне грубо и на пальцах объяснить, что такое аневризма, от нее ли точно умер Кубинец и что еще мне нужно про нее знать во время расследования этого дела? Романенко сказал, что в детстве у Альвадеса уже был разрыв аневризмы и спасли его чудом.

– Если коротко и быстро: это очаговое расширение сосудов головного мозга.

Дарья взяла медицинскую перчатку, налила в нее воды, немного, так, чтобы разбух один из пальцев.

– В сосуде скапливается кровь. Вот так. Стенки истончаются, и человек живет вот с такой штукой в голове.

Она показала надутую область. А потом перевязала перчатку так, чтобы область, заполненная водой, максимально надулась, и резко ткнула в нее скальпелем.

Перчатка лопнула, и вода брызнула в раковину.

– То же самое происходит в голове при сильном повышении давления. Это опасно, потому что сосуд может разорваться, что приведет к инсульту. При таких заболеваниях ведется контроль за давлением, обязательны наблюдение у врача, МРТ, проверка сосудов, анализы крови, анализ давления глазного дна. С одной стороны, физические нагрузки нужно ограничить, но, с другой стороны, обязательно легкое и постоянное кардио. Чтобы, допустим, быстрый подъем по лестнице не вызвал скачка давления. И полностью исключаются кофе и любые продукты, которые повышают давление.

Дарья расхаживала по кабинету и продолжала рассуждать. Казалось, что она уже не замечает Гурова, а просто разговаривает сама с собой.

– Если у него была аневризма, а документы, пришедшие из Кубы, в том числе и медицинская карта, подтверждают, что она была, значит, он должен был принимать соответствующие лекарства.

Лев вспомнил квартиру Серхио и, достав телефон, еще раз просмотрел все фотографии. А ведь правда. В квартире убитого совсем не было лекарств.

«В его рабочем столе тоже», – отозвался Станислав сообщением, когда Гуров решил уточнить, не было ли необходимых лекарств в кабинете, в аптечке или где-нибудь еще.