Румпельштильцхен

Но вот обратная сторона медали в том, милый мой, что я решила, что все же я смогу настаивать на том – уж если до того дело дойдет – что если на основании все той же 61.08 при подтвержденном факте неверности жены размер выплачиваемых алиментов может быть уменьшен или даже в самой выплате алиментов ей может быть отказано, то тогда по аналогии с вышеизложенным, при доказанном факте супружеской неверности со стороны мужа, сумма выплат должна быть увеличена. Мне доподлинно известно, что старик-Харлоу до сих пор ведет очень интенсивную внебрачную жизнь – кроме шуток, агент установил за ним круглосуточное наблюдение, и в отчете очень подробно изложены все его приходы-уходы, и теперь же его адвокат пытался выяснить, насколько я осведомлена об этом. Она задавал мне вопросы, точные ответы на которые были ему уже известны, вот ведь умник выискался…

– «Зеленый уголок», так, кажется, называется то местечко?

– «Зимний сад».

– Ну и как она там звучала?

– Не слишком-то хорошо…

– …все ходил вокруг да около, подозревая, наверное, что я предприняла частное расследование в отношении его клиента. Задавал мне самые разнообразные вопросы, типа, знаю ли я, где его клиент живет, и он знал, что я это знаю; и известно ли мне о том, что с тех пор, как от него ушла жена, он живет совсем один, а это уже просто наглая ложь, потому что он все это время жил со своей подружкой, той самой, что разделывает устрицы; и пробовала ли я когда-нибудь звонить туда, естественно подобный вопрос выходил за рамки этики, но он все же любой ценой пытался выяснить, звонила ли туда Эбби, а если да, то случалось ли такое, что та шлюха первой снимала трубку и отвечала на звонки, и рассказывала ли Эбби об этом мне, своему адвокату – но слишком уж очевидно он забрасывал свою удочку. Наконец до меня дошло, к чему он клонит, но случилось это почти уже под самый конец нашего разговора. И после этого я уже просто сидела и слушала его, и у меня было такое ощущение, что мне вдруг неожиданное довелось увидеть его без одежды, совершенно голым, и что он вот так стоит передо мной…

– Вы думаете, ее кто-нибудь запугал?

– Я не знаю.

– Ну, а она ничего не упоминала ни о каких угрозах?

– Нет.

– Или может было письмо с угрозами?

– Когда он закончил говорить, я еще несколько минут сидела неподвижно, а затем выдвинула верхний ящик стола – и должна заметить, довольно резко – вынула оттуда отчет частного агента и положила его перед ним, сказав при этом: «Я думаю, что вам все же лучше решить поскорее, какой размер алиментов и расходов на содержание вы собираетесь предложить, потому что, хотя ваш клиент может быть действительно здорово играет в бейсбол, но даже этот ваш факт не произведет должного впечатления на судью, когда мы выложим в суде вот это». Он тут же побледнел, стал белый как мел. Он понял, что мне удалось подловить его, и было уже просто очевидным, что это он оказался у меня на крючке, это он… Мэттью?

– Да, Дейл.

– Да что с тобой сегодня? Что случилось?

У меня неожиданно всплыло в памяти еще одно воспоминание, связанное с днем похорон. Я вспомнил, как Маршалл подвел меня к тому месту на автостоянке, где была припаркована моя «Карманн Гиа».

– Мне нужно позвонить Блуму, – сказал я и ссадил Дейл с коленей.

Блум все еще был в участке, но ответившая на мой звонок женщина сообщила мне, что он все еще беседует с Садовски. Я попросил передать ему, что у меня к нему есть очень срочное дело, и пусть он позвонит мне, как только освободится. Дейл все это время наблюдала за мной.

– Ты хоть слышал, что я тебе говорила? – спросила она.

– Все до единого слова.

– Ты что, думаешь, что я идиотка и не понимаю ничего из того, что происходит…

– Нет. Я думаю, что ты неотразима.

– Ну уж конечно.

Я поцеловал ее. Я притянул ее к себе. Я снова поцеловал ее. А затем мы пошли в спальню, и Дейл стянула покрывало с кровати, а сама, извинившись, ушла в ванную. Оставшись один в темноте, я разделся и лег на постель, прислушиваясь к шуму разбивающихся о берег волн. Я слышал, как из крана в ванной лилась вода. Наконец Дейл закрыла кран, и наступила тишина, нарушаемая только рокотом прибоя. Дверь в ванную приоткрылась. На какой-то момент на пол спальни легла полоска света из дверного проема. Дейл щелкнула выключателем и стала пробираться в темноте ко мне. Мы уже находились в объятиях друг друга, когда снова зазвонил телефон.

– Черт, – ругнулась Дейл, включила ночник и сняла трубку с аппарата. – Алло? – сказала она, а затем, немного послушав, ответила, – Да, подождите немного, – и протянула мне трубку. – Это Блум.

– Алло? – сказал я.

– Что у тебя, Мэттью?

– Я тут кое-что вспомнил.

– Что такое?

– Во время похорон в прошлую среду, когда ты ушел, мы с Маршаллом остались вдвоем и еще немного поговорили. Морри, я думаю, что он тогда старался прозондировать почву. Мне кажется, что он пытался разузнать, что именно мне известно о тех телефонных звонках. Тех…

– Да? И что?

– Он проводил меня до машины.

– Мэттью…

– Морри, он знал мою машину. Он остановился у нее раньше меня. На заднем номере была надпись «ХОУП-1», но ведь он никак не мог ее видеть, потому что мы подошли к ней спереди. Если он знал мою машину, которая была припаркована у дома Викки той ночью, когда ее…

– Я тебя понял, – сказал Блум. – Давай быстро приезжай сюда, я хочу, чтобы ты подробно пересказал мне, о том вашем с ним разговоре. А я тем временем попридержу Садовски. Он здесь абсолютно не причем, но я думаю, что все же кое в чем он сможет оказаться нам весьма полезен.

Глава 11

Большинство людей даже и не предполагают, что профессия полицейского – это круглосуточное занятие, и что жизнь в полицейских участках не останавливается ни на минуту в любое время суток. Удивительно еще, что здания всех полицейских участков не изнашиваются до основания уже где-нибудь на третий год после их ввода в эксплуатацию; но даже это относительно новое сооружение, возведенное у нас в Калусе, стало подавать признаки того, что здание это мало-помалу начинает приходить в упадок. В то время, когда часовая стрелка стенных часов подобралась к цифре «12», а затем к ней присоединилась и минутная стрелка, и обе они замерли в строго вертикальном положении на весьма непродолжительное время, здесь, в полицейском участке даже в полночь царило полуденное оживление. Наверное целый дивизион детективов и облаченных в форму полицейских сидела за стоявшими в комнате столами и названивали по телефонам, один из них сидел и выискивал нужные буквы на пишущей машинке, разглядывая ее клавиатуру с таким недоверием, как будто буквы на ней были написаны на санскрите. За соседним с ним столом шел допрос какого-то порядком подвыпившего мужика, которым занимался детектив в рубашке с закатанными рукавами и пистолетом.38 калибра в наплечной кобуре. В другом конце комнаты женщина в забрызганной кровью кофточке рассказывала что-то полицейскому в форме. Садовски сидел за одним из столов рядом с Блумом; я к тому времени уже пересказал Блуму тот разговор, который произошел между мной и Маршаллом в день похорон – и теперь Блум принимался за работу.

– Конечно, прошло уже очень много времени с тех пор, как вам довелось слышать его имя, – сказал Блум Садовски, – но ведь вы все же совсем недавно говорили мне, что это было нечто похожее на Марчиано, или Мариани, или Мастрояни, или Мариэлли, что-то типа этого, но точно вы так и могли припомнить.

– А я и сейчас не могу его вспомнить, – отозвался Садовски.

– Правильно, и вот что я собираюсь сейчас сделать. Я хочу попытаться помочь вашей памяти вспомнить, о'кей?

– Конечно, если вам так угодно, – со вздохом проговорил Садовски.

Я вдруг понял, чем были заняты полицейские на телефонах. Они обзванивали все, даже самые захолустные отели и мотели, расположенные в городе Калуса, и возможно также в граничащей с нами Манакаве, а также Хезтервилле.

– Полиция Калусы, – сказал один из полицейских, – не можете ли вы сказать мне, мэм, не останавливался ли у вас постоялец по имени Эдвард Маршалл?

– Да, Маршалл, – говорил в трубку другой полицейский, – М-А-Р-Ш-А-Л, два «л» на конце, да, сэр.

– У вас там значится Эдди Маршалл?

– Или вообще хоть какой-нибудь Маршалл? А у вас проживают постояльцы по имени Эдвард?

– Да, мэм, я подожду.

– Это довольно длительный процесс, вы должны это понять, – говорил Блум, – и мне очень жаль, что нам приходится утруждать вас подобным образом, но велика вероятность того, что он мог воспользоваться именем, которое было ему уже хорошо знакомо, то имя, с которым, по существу, он был рожден. Тогда ему не понадобилось бы выдумывать себе что-нибудь новое. Большинство из тех, кто регистрируется в отелях под вымышленными именами, тем не менее некоторым образом зачастую используют при этом свои собственные инициалы. Я надеюсь, вы знаете об этом. Здесь нет ничего загадочного, просто очень многие мужчины и женщины имеют при себе вещи с монограммами, ну там, рубашки, носовые платки, чемоданы, и поэтому было бы по крайней мере очень странно, если бы парень по имени Эдди Маршалл, одетый к тому же в рубашку с вышитыми на ней инициалами, вдруг взял да и записался в книге для гостей отеля как какой-нибудь Джон Смит, понимаете, о чем я?

– Да, – ответил Садовски и снова вздохнул.

– Хорошо, – сказал Блум, – очень хорошо, – и неожиданно он усмехнулся. В тот вечер его отличала необычайная веселость, которой никогда раньше я за ним не замечал. Казалось, что даже лишь один повод для подозрений – в дополнение к тому, что все сотрудники были уже просто-напросто захвачены этим – послужил для Блума тем самым толчком, в котором он так нуждался.

– Если вы не возражаете, мистер Садовски, то мне хотелось бы сейчас вместе с вами просмотреть телефонный справочник Калусы, весь его раздел на букву «М», строка за строкой, и это совсем не потому, что Маршалл здесь жил, конечно же нет, даже если это и было бы так, то он все равно значился бы в нем под своим теперешним именем, а вовсе не под тем, которое он сменил уже много лет назад, еще когда жил в Калифорнии – Пит, – неожиданно окликнул он, – ты уже дозвонился до Департамента полиции Лос-Анджелеса?

– Ага, – ответил Кенион, – они перезвонят утром, когда начнется рабочий день в судах.

– А что там слышно о Сан-Диего и Фриско?

– Над этим работают Рейнолдс и Ди Лука.

– Он уже вернулся из отпуска? – спросил я.

– Кто вернулся из отпуска? – повернулся ко мне Блум.

– Ди Лука.

– Во как. А я даже не заметил, что его не было, – проговорил Блум и рассмеялся.

– Он вернулся уже, – сказал Кенион. – Приехал вчера. А вы что, знакомы с ним?

– С Сакраменто ты тоже свяжись, – посоветовал Блум. – Пусть они утром как раз и начнут свой рабочий день с этого. Если парень меняет свое имя, то должна же запись об этом где-то сохраниться.

– Точно, – согласился Кенион и вышел из комнаты.

– Вот телефонная книга, – сказал Блум, обращаясь к Садовски, – и вот что мы сейчас сделаем: я буду опускать все фамилии, которые вовсе не похожи на итальянские, такие как, Мейсон, Мур или Мориарти, ну вообще, таких. Но вот например здесь дальше встречается фамилия с множеством гласных – на, например, вот, здесь, Макалерро, это похоже на то, как его звали?

– Нет. Я не знаю, не уверен.

– А вы подумайте немного. Макалерро. Это вам о чем-нибудь говорит?

– Нет, ничего.

– А вот еще одно, сразу за ним. Макарро.

– Нет. Его звали длиннее.

– Ладно, еще ниже на той же странице Макиниста, похоже?

– Нет, – сказал Садовски.

– Маэгли?

– Нет.

– Маэстро?

– Нет.

– Маффето?

– Нет.

– Мфрисиано?

– Нет.

– Магалетто?

– Нет.

– Если тот парень изменял себе имя, – сказал один из детективов, которого все звали Грегорио, – то он мог просто-напросто перевести его.

– Как это? – заинтересовался Блум.

– С итальянского. Один мой друг тоже изменил имя, и теперь его зовут Фрэнк Лэмб.[9] А хочешь узнать, как его имя звучало по-итальянски?

– Как же?

– Франческо Аньелло. Тот же «ягненок», только по-итальянски.

Блум уставился на него. Мы все теперь смотрели на Григорио.

– А как будет по-итальянски «Маршал»? – спросил наконец Блум.

– А я откуда знаю? – ответил Григорио. – Возьми словарь, да и посмотри.

Где-то около полутора часов ушло на то, чтобы раздобыть наконец итало-английский/англо-итальянский словарь. Все книжные магазины в городе были закрыты, а в телефонном справочнике не было ни одного телефона, по которому можно было бы разыскать кого-нибудь из их владельцев. В конце концов Блум нашел в здании полицейского участка кого-то, кто смог наконец назвать имя человека, ведающего системой публичных библиотек Калусы. Блум быстро разыскал его координаты в телефонной книге, а затем, позвонив ему домой без четверти час ночи, попросил его прислать кого-нибудь с ключами в центр города к «Библиотеке Хенли», с тем чтобы ее срочно открыли, потому что ему, Блуму, прямо сейчас нужен итальянский словарь. Человек тот, кстати, звали его Роджер Малер, из-за того, что сама работа его была сопряжена с разными видами неудобств и оскорблений, которые ему приходилось зачастую претерпевать по роду службы, но вот подобное, видимо, встречалось в его практике впервые, терпеливо поинтересовался у Блума, а не мог ли тот потерпеть до утра. Блум же ответил на это, что утро практически уже наступило, и что он сам сейчас непосредственно занимается расследованием двойного убийства, и что все же он был бы весьма признателен лично ему, мистеру Роджеру Малеру, если бы сюда прямо сейчас приехал бы кто-нибудь со связкой ключей от библиотеки. В конце концов Малер согласился подъехать сам туда, где его ожидал детектив Кеион, вернувшийся затем около двух часов ночи обратно в участок. Он положил словарь Блуму на стол.

– А я уже успел заглянуть в него, – проговорил он.

Блум перелистывал страницы англо-итальянского раздела словаря. Наконец он нашел нужную страницу и принялся водить пальцем по строчкам.

– Маршал… хм, вот он, маршал, – произнес он и посмотрел на Садовски. – «Maresciallo» – прочитал он. – Грегорио, это как произносится?

– Так какое сочетание? C-H-I?

– Нет, просто C–I.

– Тогда это надо читать как «ш».

– Маршьялло, – сказал Блум. – Ну как, это похоже на его имя, как вам кажется, мистер Садовски?

– По-моему, это оно и есть, – ответил Садовски.

Полицейский, которому удалось разыскать тот мотель, сидел за столом рядом с Блумом.

– Маршьялло, – говорил он в телефон и затем повторил фамилию еще раз по буквам. Внезапно его глаза округлились, и он отчаянно зажестикулировал свободной рукой, стараясь обратить на себя внимание Блума. – Да, именно так, а имя у вас какое значится? Потрясающе! – произнес он вслух. – Так когда он у вас остановился? Когда-когда? – Все это время он записывал что-то на клочке бумаги, лежавшим перед ним на столе: левым локтем он прижимал бумагу к столу, в то время как ручка, зажатая в правой руке, быстро двигалась по листку. – Подождите немного, – сказал он и прикрыл трубку рукой. – Мотель «Марджо» на Саут Трейл. Остановился у них одиннадцатого числа, это пятница, за два дня до того, как ее убили.

– Он все еще у них? – спросил Блум.

– Он все еще у вас? – спросил полицейский по телефону, потом немного послушав, он снова прикрыл трубку ладонью. – Сегодня уехал.

– Ладно, тогда спроси у этого парня…

– Это женщина.

– Спроси у нее, во сколько он рассчитался с нею за номер.

– В котором часу он уехал от вас? – снова спросил полицейский на телефоне, затем он кивнул и проговорил вслух. – В половине одиннадцатого.

– А ты спроси-ка еще у нее… хотя, ладно, дай я сам поговорю, – сказал Блум и взял у него трубку. – Мэм, – заговорил он, – когда этот человек снимал у вас комнату, вы отметили, на какой машине он приехал, я имею в виду год и модель, как этого требует закон? Хорошо, тогда назовите мне их, – Блум начал записывать. – А номерной знак? Хорошо, очень хорошо. Джорджия, так, да, я записал уже, а сам номер? Благодарю вас, мэм. А в каком месте на Трейл находится ваше заведение, мэм? Ага… Когда он уезжал от вас, вы не заметили случайно, в какую сторону он повернул: на север или на юг? Так, спасибо, мэм, все равно большое спасибо вам. Спокойной ночи, – положив трубку, он обратился к нам. – Вот, синий «Олдсмобиль», зарегистрирован в Джорджии, вот под этим номером. Она не видела, в какую сторону он отправился, потому что смотрела в это время в офисе телевизор. Итак, у него четыре часа форы. Если он отправился в Джорджию, то где он может находиться сейчас? До Тампы, считай, часа два езды отсюда, и еще тогда у него остается в запасе два часа, посчитаем по пятьдесят пять в час – ведь следует все же принимать во внимание еще и то, что он скорее всего не станет превышать скорость, так? Итак, до куда в таком случае он уже мог добраться? Что это может быть – Тампа и плюс еще сто десять от нее?

– Где-нибудь между Окалой и Гайнесвиллем, – предположил Кенион.

– Это в округе Мерион, да?

– Или Алачуа. Но это в случае, если он только не подался на юг. Если бы, например, я убил бы сразу двоих, то я бы наверняка ни за что не поперся бы прямиком домой.

– Как ты думаешь, мы сможем получить ордер на арест? – спросил Блум.

– У нас нет обоснования для этого, – ответил Кенион. – То, что он наврал тебе о том, когда все-таки он в самом деле приехал сюда, еще вовсе не означает, что оба убийства – его рук дело.

– Но ведь он узнал машину Мэттью, – возразил Блум. – Я знаю, что этот сукин сын и убил их обеих, я это чувствую.

– Тогда пойди к судье и скажи ему, что тебе нужен ордер на арест, на основании того, что ты это чувствуешь, – рассудительно сказал Кенион. – И к тому же ты даже не знаешь еще, где он вообще сейчас есть. И даже если случится чудо и тебе удастся заполучить ордер на его арест, который тебе, естественно, никто не даст без обоснования…

– Или хотя бы при отсутствии хотя бы разумных подозрений, – вставил Грегорио.

– Да уж, – вздохнул Блум.

– И даже если предположить, что ордер этот уже у тебя, то скажи мне на милость, где ты собираешься искать этого парня? А что если он направился через весь штат, а затем на юг, к Рифам, там, где он по идее и должен был проводить прошлый уикэнд. И очень возможно, что он мог пересесть где-нибудь там на яхту, и может статься, что сейчас он уже вышел в море и направляется куда-нибудь на Багамы или еще куда.

– Все чего я хочу и чего буду добиваться, так это заполучить его сюда, – снова заговорил Блум, – и задать ему несколько вопросов. Никто не станет лгать о том, где он был и что делал, если только у него не будет на то веских причин.

– Ты лучше судье об этом расскажи, – заметил Кенион.

– Нам известно его имя, теперь нам известно на чем он едет, мы думаем, что возможно это именно он убил двоих, но мы не можем арестовать этого ублюдка, – сказал один из находящихся в комнате детективов.

Я не был знаком с ним. Он был больше Блума, широкоплечий, с огромными и сильными руками. В тот момент он стоял и попивал кофе из бумажного стаканчика.

– Может быть он все-таки проедет где-нибудь на красный свет, – выдвинул предположение Кенион. – Полиция задержит его за это, и уж тогда мы привезем его сюда и…

– Нарушение чертовых правил дорожного движения, – сказал большой детектив, пожав плечами.

– Хотя я бы все же остановился на чем-нибудь из области судебно-наказуемых проступков, – заметил Блум.

– А какое количество «травки» считается уже составом преступления? – спросил я.

Большой детектив, который знал, кто я такой, но никак не мог взять в толк, по какому праву и что вообще я здесь делаю, взглянул на меня так, как будто я только что задал самый глупый вопрос из тех, что ему когда-либо приходилось слышать за все то время, что ему пришлось работать в полиции. Блум тоже посмотрел на меня, провел устало рукой по лицу, а затем переспросил у Кениона:

– А, Пит? Сколько это сейчас? Двадцать грамм?

– Двадцать грамм, – утвердительно кивнул Кенион.

– Раньше было только шесть, – сказал большой детектив. – Идиотский закон в наше время всегда стоит на стороне плохих ребят.

– А сколько это в «косячках»? – снова спросил я. – В двадцати граммах-то?

Блум снова посмотрел на меня и вздохнул. На часах было начала четвертого утра, все мы здесь присутствующие за эти полночи так и не сомкнули глаз, и теперь Блум наверное подумал, что вот, я тут болтаю разную чепуху, в то время как он сам пытается найти способ, как побыстрее арестовать и упрятать Маршалла за решетку.

– Пить? – устало сказал он. – Сколько «косяков» можно наделать из двадцати граммов?

– А я откуда знаю? – вопросом на вопрос ответил Кенион. – Пятнадцать-шестнадцать? А что?

– Маршалл говорил мне, что в машине у него есть целая дюжина, – пояснял я.

Блум снова посмотрел на меня. На этот раз он не вздыхал.

– На похоронах он предложил мне покурить, и сказал, что у него в машине есть еще дюжина.

– Так вот оно что, – Блум повернулся к Кениону. – Пит, слушай. Разве это не может послужить обоснованием для выдачи ордера на арест?

– А когда это было? – спросил Кенион.

– В прошлую среду.

– Слишком давно, – он покачал головой.

– Но ведь попытаться все же можно, – настаивал Блум.

– Но судье все равно обязательно захочется узнать, отчего это вдруг мы гоняемся по всему штату за какими-то дурацкими двенадцатью набитыми марихуаной сигаретами, речь о которых, к тому же шла в среду на прошлой неделе. ТЫ об этом-то хоть подумал?! – возразил ему большой детектив.

– А я и скажу ему, – настаивал Блум на своем. – Я скажу ему, что арест за хранение наркотиков это всего лишь для отвода глаз, что на самом деле все намного серьезнее.

– А может быть он и дат добро, – сказал Кенион, пожав плечами.

– Ага, все может быть, – согласился большой детектив.

Синий «Олдсмобиль» был задержан по эту сторону заставы, где с водителей машин взымался подорожный сбор, совсем недалеко от объездной дороги, ведущей к рифам. Данные о машине были заложены в компьютер в половине десятого утра, сразу же после того, как Блум представил судье свои доводы и просил о выдаче ордера на арест на основании имеющегося нарушения статьи 893.13 законодательства Флориды, в которой речь шла о незаконном сбыте, изготовлении, транспортировке или хранении с целью последующего сбыта веществ, определенный в статье 893. Блум дал под присягой письменные показания, что он располагает достоверными сведениями о том, что примерно двадцать грамм конопли и сейчас находятся в отделении для перчаток синего «Олдсмобиля», в настоящее время принадлежащего и управляемого неким Эдвардом Ричардом Маршаллом, чье транспортное средство скорее всего еще находится на территории штата Флорида. Как и предполагалось, судье захотелось знать, почему это из-за нескольких грамм «травки» поднялся такой переполох. Блум посвятил его в свои истинные предположения. Судья обдумывал решение примерно пол-минуты и подписал ордер.

Когда полицейские вынудили Маршалла выехать на обочину, после чего у него потребовали водительские права и документы на машину, он в свою очередь поинтересовался, в чем, собственно говоря, дело. Полицейский прочел имя, указанное в обоих документах и задал очередной вопрос: «Это вы Эдвард Ричард Маршалл?» и когда Маршалл признал, что да, это он, то в ответ ему было объявлено, что в настоящее время он разыскивается Департаментом полиции Калусы, после чего машина его была очень быстро обыскана, а из «бардачка» были извлечены сигареты с марихуаной, но только уже не двенадцать, а только восемь.

В компьютерную систему была также заложена информация о том, что Маршалл разыскивается полицией города Калусы для дачи показаний по делу о двух убийствах, и судья из округа Дейд, который должен был установить размер залога, был уже осведомлен об этом. Он также знал и о том, что задержавшие Маршалла полицейские уже позвонили в полицию Калусы, и что те просили их назначить непомерно высокий размер залога за то, несомненно являлось преступлением. Судья понял, что полицейские Калусы хотели таким образом потянуть время, чтобы затем успеть допросить этого задержанного еще и по делу о двух убийствах. И хотя при аналогичных задержаниях обычно назначался залог в пятьсот долларов и оплата поручителем всего пятидесяти долларов позволила бы Маршаллу снова оказаться на какое-то время на свободе, судья все же пошел полицейскому департаменту Калусы навстречу, и за преступление, за которое полагалось не более года тюрьмы, им был назначен залог в двадцать тысяч долларов. Кенион и большой детектив, имени которого я так и не узнал, срочно вылетели в Майами, а оттуда на машине добрались до здания суда. И там они дожидались, когда судья объявит о размерах залога, выплатить который сразу же Маршалл все равно не сможет, и уж тогда они смогут надеть на него наручники. Блум дожидался в Калусе, и вот в третьем часу дня детективы ввели Эдди Маршалла к нему в кабинет.